Персонализм, иррационализм Льва Шестова

Лев Шестов (1866–1938), настоящая фамилия которого Шварцман, эмигрировал из Киева после большевистской революции и поселился в Париже. кончил юридический факультет Киевского университета (1889). В 1895—1914 жил преимущественно в Швейцарии, с 1914 ¾ в Москве, с 1918 — в Киеве, с 1920 — в Париже.

Основные работы Шестова: «Достоевский и Ницше», 1903; «Апофеоз беспочвенности», 1905; «Добро в учении Толстого и Ницше», 1907; «Potestas clavium», 1923 («Ключи власти»); «La nuit de Gethsemanie», 1925 («Ночь в Гефсиманском саду»); «На весах Иова»1, 1929; «Афины и Иерусалим», 1938; см. также Н. Лосский, Философия Шестова («Русские записки», 1939). Для Шестова характерен крайний скептицизм, источником которого явился идеал нереализуемого сверхлогического абсолютного познания. В своей книге «Апофеоз беспочвенности» Шестов опровергает взаимно противоречивые научные и философские теории, оставляя читателя в неведении. В своей книге «Афины и Иерусалим» Шестов противопоставляет рациональное мышление, восходящее еще к греческой философии, сверхъестественному библейскому представлению о вселенной, которое отрицает закон противоречия. Идея всемогущества Бога приводит Шестова, как и средневекового философа Петра Дамиани, к утверждению, что Бог мог сделать так, чтобы никогда не было прошлого; например, в его власти предопределить, чтобы Сократ не выпил чашу с ядом в 399г. до новой эры.

Уже на рубеже веков, как бы в предчувствии будущих мировых катастроф, Ш. говорит о трагической абсурдности человеческого существования и выдвигает образ обречённого, но взыскующего своих суверенных прав "героя", бросающего вызов всей Вселенной. Ш. предпринимает пересмотр традиционной философии, требуя переместить точку зрения с мироздания на субъект. Провозглашая "философию трагедии", Ш. полемически противопоставляет её академическому стилю мышления как "философии обыденности" ("Достоевский и Ницше. Философия трагедии", 1903). Он восстаёт против диктата разума над сферой жизненных переживаний и против гнёта безлично-всеобщего над личностно-единичным. Однако утверждение независимости индивида от любых детерминаций, включая общезначимые истины и общеобязательные нравственные нормы, приводит Ш. к гносеологическому релятивизму и имморализму. Хотя в начале 1910-х гг. безрелигиозный "апофеоз беспочвенности" (1905) сменяется пафосом веры в лютеровской формулировке "sola fide" ("только верою"), миросозерцание Ш. не избавляется ни от абсурда, ни от произвола. Вера Ш. не имеет содержательных определений, и бог, не связанный с идеей логоса, выступает как идеал всемогущего своеволия "по ту сторону добра и зла". Правда, атмосфера безнадёжности вытесняется теперь духом доверия к основам жизни, имеющим, согласно ветхозаветному религиозному самочувствию, божественный источник; философскому умозрению Ш. противопоставляет откровение ("Афины и Иерусалим", 1951; "Умозрение и откровение", 1964). Борьба Ш. с разумом приобретает гиперболический характер: познавательная устремлённость отождествляется с грехопадением человеческого рода, подпавшего под власть "бездушных и необходимых истин". Публицистический темперамент Ш. — мастера философского парадокса и афоризма, его едкая критика академического мышления создали ему известность на Западе (отклики у Г. Марселя, А. Камю, Д. Г. Лоренса и др.).

Протестуя против "тирании подчинения разумной истине", он говорит: "Ум ведет к необходимости, вера ведет к свободе". "В границах чистого разума можно построить науку, высокую мораль, даже религию - но нельзя найти Бога". Рационализм веры, писал он ранее, фактически вылился в отвержение веры и в замену ее богословием. "Рационализм не может заглушить чувство."Основная аргументация Шестова очень проста: Разум познает Необходимость - стремится все случайное подвести к Необходимости. Стремясь познать таким образом наш мир --все равно, с материалистических или идеалистических позиций, - разум этим самым оправдывает разумной необходимостью все совершающееся. Но мир наш во зле лежит. Тогда между смертью отравленного неправедными судьями Сократа и смертью бешенной собаки разум не желает видеть принципиального логического различия. В обоих случаях, это - разумная необходимость.Шестов прилагает максимальные усилия, чтобы предотвратить власть познания как власть необходимости, выйти на такой уровень бытия, чтобы стать свободным от разума, быть со случаем, с неожиданным, с неповторимым и уникальным. В этом пафос критики им рационализма.В своей последней книге "Афины и Иерусалим" Шестов с новой силой противопоставляет эллинскую мудрость подчинения законам разума - иерусалимской жажде живого Бога.По Шестову нужно выбрать не путь Афин (Сократа), а путь Иерусалима, путь Авраама, готового принести своего сыны в жертву. («и все вероятии за то, что человечество так и сделает»)"Страшный суд, - пишет он в другом месте, - совсем не есть выдумка корыстных и невежественных монахов; Страшный Суд есть величайшая реальность".Вера, не боящаяся невозможного, а жаждущая его, находится, по характеристике философа, "по ту сторону разума и познания". Вообще, его философия имеет некий мистический оттенок.Всемство (общепринятые истины) есть обман, есть страшное наваждение, что от всемства, к которому нас призывает наш разум, пришли на землю все ужасы бытия. Проблема смерти. Почему так много говорят о смерти (рай/ад/реинкарнация) Решение: люди, их души различны, их ждут различные метафизические судьбы. Дух первичен. После смерти с человеком произойдет то, к чему дух его готовил при жизни (верил в реинкарнацию ->Реинкарнация, рай-> рай и т.д.)