Категория бытия. Бытие мира и бытие человека

Экзистенциализм отказывается от традиционного понимания философии – метафизики. По мысли Хайдеггера, философия не является и не может быть наукой, как полагала метафизика от Платона и Аристотеля до Ницше. Не является она и мировоззрением. Философия сравнима с искусством и религией, они ей ближе всего, но все же ее нельзя определить через искусство и религию. Ее можно определить только через саму себя, она есть самостоятельное и последнее. «Философия есть философствование» [4, с. 331]. Философия имеет дело с предельными понятиями, которые не могут быть определены научно. Философия стремится к абсолютно всеобщему, постичь мир в целом, хотя что такое «мир в целом», остается под вопросом. Философствует каждый человек, поскольку в ней человек ставит себя под вопрос и только через нее он может получить какой-то ответ на проблему бытия. Но философствует человек не всегда, а только тогда, когда бывает в «фундаментальном настроении», которое Хайдеггер определяет как ностальгия. При ностальгии человек погружается в мир, сливается с ним, здесь к нему приходит сознание своей конечности.

Подобное понимание философии высказывает и Камю. «Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема – проблема самоубийства, – пишет он. – Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное – имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями – второстепенно» [2, с. 24]. Что же толкает нас к этому вопросу, что заставляет нас философствовать? Скука, тоска – отвечает Камю. – Она сталкивает нас с абсурдностью нашего существования. Как протекает жизнь: подъем, завтрак, дорога, четыре часа на работе, обед, четыре часа работы, ужин, сон; и так день за днем. В один прекрасный момент перед человеком встает вопрос «зачем?». Нас одолевает скука, тоска. «Зачем?», если, все равно жизнь устремлена к смерти. Камю, правда, замечает, что «родословная абсурдного мира восходит к нищенскому рождению» [2, с. 29]. Но в его дальнейших рассуждениях социальное положение не играет особой роли. Конечно, богатство дает возможность разнообразить жизнь, но и оно не избавляет от скуки и тоски, не устраняет абсурдность мира.

Вот это настроение и ставит человека перед проблемой бытия. Категория бытия является центральной категорией философии, по мысли экзистенциализма. Парменид, введя категорию бытия, хотя его высказывание «есть, собственно, бытие» до сих пор не продумано, по мнению Хайдеггера, определил развитие европейской мысли до настоящего времени и обеспечил планетарное превосходство европейского типа мышления. Хайдеггер имеет ввиду то обстоятельство, что древнегреческое представление как поиск потаенного сущего обусловило появление науки, вообще, и новоевропейской науки, в частности, хотя между древнегреческой наукой и новоевропейской наукой имеется очень большое различие. Можно даже сказать, что они противоположны, ибо греческую науку-философию интересует единое и не интересуют частности, а новоевропейскую науку, наоборот, интересуют, прежде всего, частное, опыт. Но, по мнению экзистенциализма, древнегреческое понимание бытия, как и его понимание всей последующей метафизикой[4], неверно. Они исходили из понимания бытия как сущего, находящегося за пределами чувственного восприятия, трансцендентного по своей сущности. И атомы Демокрита, и идеи Платона, и Бог Средневековья, и монады Лейбница, и ощущения Беркли – все это сущее, называемое бытием. И даже когда Ницше на место этого рационально абстрактного, трансцендентного ставит волю к власти, как проявление чувственно конкретного, он, заявляет Хайдеггер, не выходит за рамки метафизики, так как и он понимает бытие как сущее, как волю к власти. Но бытия как сущего нет. «Бытие» – это не Бог и не основа мира. Бытие шире, чем все сущее, и все равно оно ближе человеку, чем любое сущее, будь то скала, зверь, художественное произведение, машина, будь то ангел или Бог» [4, с. 202]. Всякое сущее уже предполагает конкретное бытие, поэтому от сущего нельзя прийти к бытию, а можно прийти только к другому сущему, которое тоже всегда конкретно, определенно. Поэтому в рамках классической философии не может быть решена проблема бытия, хотя классическая философия ее поставила.

Проблема бытия может быть понята и решена только через призму человеческого существования. Человек является тем существом, которое только и может поставить проблему бытия. Человеку присуще сознание. А это не одно из свойств, качеств, присущих человеку наряду с другими качествами. Сознание является принципиально особым свойством по сравнению со всеми другими свойствами, присущими человеку и другим вещам мира, что и ставит человека в особое положение. «Сознание есть бытие, для которого в его бытии стоит вопрос о его бытии, – пишет Сартр, – поскольку это бытие предполагает иное, чем оно бытие» [3, с. 350]. Благодаря сознанию человек является тем существом, которое ставит вопрос о бытии, знает о своем бытии. Сартр характеризует бытие сознания как «для-себя-бытие», а бытие вещей мира как «бытие-в-себе». «В-себе-бытие» характеризуется абсолютным тождеством, плотностью, пассивностью. В то время как «для-себя-бытию» присуще уничтожение, оно есть отрицание, непостоянство. В бытии вещей сущность предшествует существованию, а в бытии человека существование предшествует сущности. Все в мире есть то, что оно есть с момента своего появления, лишь человек в своем существовании никогда не закончен. Мысль в философии не новая. Уже в эпоху Возрождения Пико делла Мирандола, отстаивая свободу воли человека, утверждал, что, сотворив человека, бог не установил для него жестко обозначенного места, предоставив ему возможность самому творить свою судьбу, подняться до ангела или опуститься до твари. Но ни Мирандола, ни даже Декарт, своим «Ergо cogito» поставивший человека в центр своей философии, не вышли в рассмотрении человека за рамки метафизики.

Метафизика, по мысли Хайдеггера, в своем понимании природы человека рассматривает его как сущее среди других сущих не выделяет его из других видов бытия, рассматривает его как особую вещь, наделенную своими способностями. Даже Сартр в своем «Бытии и ничто» остается еще в рамках метафизики, поскольку и сущность и существование он рассматривает в традиционном плане. Экзистенция (от позднелат. Ex(s)istentsa – существование) – это не просто существование, как его понимает средневековая философия в противоположность essential – сущности, а человеческое существование, способ бытия человека. «Эк-зистенция может быть присуща только человеческому существу – пишет Хайдеггер, – т.е. только человеческому способу «бытия»; ибо только человеку … доступна судьба эк-зистенции. Поэтому в эк-зистенции никогда и нельзя мыслить некий специфический род среди других родов живых существ…» [3, с. 198]. Непонимание метафизикой этой особенности бытия человека ведет к тому, что, поставив проблему бытия, метафизика вообще не знает бытия. Она знает только сущее и под бытием понимает сущее как таковое в целом, в его наиболее общих чертах, в его высшем проявлении. Этот принцип подхода к бытию наследует и наука, как греческая, так и современная, хотя в принципе современная наука и не ставит вопрос о бытии, в лучшем случае ее интересует сущее в виде последнего основания, будь то атом, элементарная частица, энергия и тому подобное.

Человек знает о бытии, поскольку он экзистирует и в этом состоянии он сталкивается с Ничто. В своей речи «Что такое метафизика?» Хайдеггер раскрывает процесс приоткрытия бытия как процесс открытия Ничто. Сталкиваясь с Ничто, мы приходим к пониманию бытия как единства сущего, сущего как такового, ибо только перед лицом Ничто единство сущего перед нами предстает как бытие, как противоположность Ничто. Но это проявление Ничто, проявления бытия не есть результат анализа. «Бытие – вовсе не определение мысли» [4, с. 39]. Приоткрытие Ничто, а значит и бытия, есть результат экстатического состояния, результат ностальгического состояния, глубокой тоски, результат «фундаментального настроения ужаса». Экзистенциализм потому и считают одним из главных иррационалистических течений западной философии ХХ века, что он считает бытие, сущее как таковое недоступным разуму. Оно под силу только непосредственному видению, интуиции. Только в состоянии или настроении тоски, ужаса, ностальгии, человек воспринимает сущее в целом так, что он сам включен в сущее и осознает он это потому, что в этом состоянии он оказывается перед лицом Ничто, осознает свою конечность, устремленность своего бытия к смерти. Но нужно иметь в виду, что скука и ужас, в которых нам приоткрывается Ничто, а значит и бытие – это не скука от плохой, неинтересной книги или представления, не ужас труса перед воображаемой или реальной опасностью, а матафизическая скука и метафизический ужас, охватывающие нас целиком, ставящие наше бытие под вопрос перед лицом Ничто, приоткрывающее нам истину бытия и Ничто.