К вопросу о специфике науки

В предыдущей главе рассматривались различные варианты философии науки. Строгое мышление требует очень чуткого отношения к своеобразию концепций философии науки. Недопустимо некритически объединять высказывания, несоизмеримые в силу их принадлежности к различным философиям науки. Несмотря на это вполне целесообразное требование, мы вынуждены отказаться от затеи детального развертывания около десятка вариантов философии науки, что позволит избежать слишком громоздкого анализа. Приходится также учитывать, что среди разнообразных концепций философии науки есть свои лидеры и аутсайдеры. Так, аналитическая философия науки состоялась в большей степени, чем, например, постмодернистская. Исходя из этого в дальнейшем изложении основное внимание будет уделено лидерам философии науки, ее парадигмальным, образцовым составляющим. Однако сказанное ни в коей мере не означает отказ от плюрализма в понимании философии науки. Там, где это целесообразно и эффективно, будут использоваться данные не только лидеров, но и аутсайдеров философии науки.

Переход к новому уровню философского анализа науки требует введения целого ряда основополагающих представлений. Наша ближайшая задача – создание терминологического и смыслового плацдармов для дальнейших рассуждений.

Самые первые размышления о науке вызывают к жизни основополагающий вопрос: с чего она начинается? Согласно постпозитивисту Попперу, "... наука начинается с проблем и затем продолжает развиваться от них к конкурирующим теориям, которые оцениваются критически" [1,с.485]. Такого рода воззрения вызвали резкие возражения герменевтика Гадамера. Последний полагал, что проблемы сводятся к альтернативам мнения, к слишком общим вопросам, которые не разрешимы с помощью доводов. Поэтому он подверг критике понятие проблемы "посредством логики вопроса и ответа" [2.с.443]. Для герменевтика любой жизненный опыт, в том числе и наука, начинается с вопросов, «...которые действительно "витают" и смысл которых определяется их мотивацией» [2.с.443]. В качестве развития этой точки зрения можно расценивать увязывание воедино франкфуртцем Хабермасом научного познания с социальными интересами [3].

Обобщая вышеизложенное, можно констатировать: наука начинается с разрешения определенной ситуации, когда ощущается острая потребность в новой информации. Эту ситуацию можно называть как проблемной, так и вопрос-ответной. Словари иностранных слов определяют проблему как трудный вопрос, неразрешенную задачу. Любители языковых игр имеют возможность при поиске основания термина "наука" заняться сопоставлением терминов "вопрос", "задача", "проблема", с которых она начинается и за которыми находится отнюдь не пустота, а громада актуальнейших жизненных затруднений.

Каким образом стремятся ученые разрешить проблемные научные ситуации? Прежде всего обнаружением правил, законов, теорий, использование которых позволяет объяснить и понять изучаемую ситуацию, предсказать новые и ретросказать уже случившиеся события. Поппер не случайно намечает путь от проблем (проблемных ситуаций) к теориям. Этот путь – главная магистраль науки. Ее освоение требует использования целого ряда терминов, к рассмотрению которых мы и переходим.

Схема научного рассуждения, согласно изложению неопозитивиста Карнапа [4,с.40-45], в символическом виде представляется следующим образом:

1) ;

2) Pa;

3) Qa.

Первое утверждение читается так: для всякогох, если х есть Р, оно, х, есть также Q. Согласно второму утверждению, единичный объект Р обладает свойством а. Из первых двух утверждений логически следует третье: объект а имеет свойство Q. Первое утверждение является универсальным в том смысле, что оно справедливо для всех х, которые подпадают под это утверждение. Универсальные утверждения называются законами. Второе и третье утверждения являются единичными. Единичные утверждения относятся к фактам. Взаимосвязь законов образует теорию. Научное объяснение имеет место там, где между универсальными и единичными (сингулярными) высказываниями существует вполне определенное единство.

Кстати, приведенная выше символическая запись закона не содержит прямого указания на количественные параметры. Приведем иллюстрирующий пример из числа так называемых спорных наук. Любой стоматолог знает, что если зубная боль прерывистая и возникает только при приеме пищи, то она свидетельствует о наличии в зубе кариесной полости. Здесь Р – прерывистая зубная боль, возникающая при приеме пищи; Q – наличие кариесной полости в зубе.

В стремлении выявить существо науки полезно обратиться к законам, представленным в виде математических уравнений. Считается, и не без оснований, что именно указанный тип законов знаменует собой высший уровень научного знания. Развитое – ключ к неразвитому. В развитом научном знании суть науки, надо полагать, представлена в наиболее отчетливом виде. Рассмотрим в этой связи два уравнения:

MV = PQиPV = mRT/m.

Первое уравнение относится к так называемой количественной теории денег. Здесь: М – среднее количество денег в обращении за определенный период; V – скорость обращения денег в кругообороте доходов; Р – индекс цен на товары и услуги; Q – показатель физического объема валового или чистого национального продукта. Второе уравнение – это уравнение Менделеева-Клайперона для газов. Здесь: Р – давление газа; V – его объем; т – масса; Т – температура; R – газовая постоянная; m – молярная масса газа.

Уже внешний вид обоих уравнений наводит на мысль, что в науке крайне важно находить регулярные связи. Мало знать количественные параметры товарно-денежного механизма, необходимо выявить, каким образом они связаны друг с другом. Так, в первом уравнении существенно, что все четыре параметра находятся в одной и той же степени и что именно MV = PQ. Нахождение регулярных количественно-функциональных связей – наиважнейшая программа научных исследований.

Дальнейший анализ наших законов выявляет их особенности. Обратим внимание на уравнение Менделеева-Клайперона применительно к вполне определенному газу, например водороду. Речь идет о параметрах изучаемого газа: давлении (Р₁), объеме (V₁), температуре (T₁), массе (т₁), молярной массе (m₁). Описываемый газ выступает как единство пяти параметров (Д определяется единицами измерения, т.е. это не свойство газа). На философском языке единство многообразного называется конкретным. В нашем примере описывается конкретный газ, каждое из пяти свойств которого есть его абстрактное свойство (абстрактное есть отвлеченное). Итак, мы вынуждены различать собственное имя: конкретное (данный газ) и абстрактное (давление данного газа и т.п.). Выражение "собственное" означает, что речь идет о единичных объектах: данный газ и каждое его свойство присутствуют в единичном экземпляре. Чтобы выразить эту самость и используется предикат "собственный".

В отличие от собственного общее имя обозначает класс объектов. "Данный газ" – собственное имя, "газ" – общее имя. Общими именами являются также "давление", "объем", "температура", "масса", "молярная масса". Уравнение Менделеева-Клайперона справедливо не только для одного, выделенного раз и навсегда состояния конкретного газа, но и для многих газов и многих состояний. Общее имя обозначает класс предметов той или иной природы. Предметы составляют именно класс (множество) в силу того, что каждый из этих предметов обладает общим признаком (свойством или отношением). Любой газ в отсутствие внешних полей заполняет равномерно весь предоставленный ему объем. Так как это свойство присуще всем газам, то правомерно говорить о них как о классе предметов. По определению, у всех элементов класса должен быть хотя бы один общий признак, остальные могут различаться в самых широких пределах. В указанном контексте общее может быть альтернативным по отношению к особенному и единичному.

Обратимся вновь к уравнению Менделеева-Клайперона и запишем его для п газов:

P₁V₁ = m₁RT₁/m

..........................

..........................

P_nV_n = m_nRT_n/m

Сравним теперь между собой все Р, все V и т.д. Качественно все Р нисколько не отличаются друг от друга, они абсолютно тождественны. То же самое справедливо относительно V, т, m, Т. Наконец, и газы качественно не отличаются друг от друга, ибо все они описываются одним и тем же уравнением. Давления P₁, Р₂, …, Р_п отличаются друг от друга только количественно, но не качественно.

Воспользуемся уже известным различием общего и собственного имени. Символ Р – общее имя, символы P₁, Р₂, ... , Р_п – собственные имена. Поскольку P₁, Р₂, ... , Р_п имеют нечто общее, они образуют класс, обозначаемый именем Р. Но выше, при введении представления о классе предметов, мы допускали альтернативность, противостояние общего и единичного. Новый поразительный результат состоит в том, что в теории (представлена она в нашем случае уравнением Менделеева-Клайперона) от этой предполагаемой альтернативности, противостояния единичного и общего ничего не осталось. Отличие одного единичного (P₁) от другого (Р₂) имеет смысл исключительно постольку, поскольку они качественно тождественны друг другу.

Итак, один из нетривиальных результатов научного исследования состоит в выделении качественно тождественного там, где оно ранее не было известно. Все газы подчиняются одному и тому же уравнению – это отнюдь нетривиально.

Выше, характеризуя общее имя "газ", мы выделяли общее свойство всех газов – заполнение ими определенных объемов. Из уравнения Менделеева-Клайперона следует, что, действительно, газ будет равномерно заполнять предоставленный ему объем: согласно уравнению последний может варьироваться в широчайших пределах (уравнение теряет смысл, если V = О или ∞). Теоретически достигнутое общее оказывается намного более содержательным, чем дотеоретическое. В этой связи есть возможность уточнить представление об общем имени.

Общее имя не всегда доводится до теоретически зрелой формы. Если эта стадия достигается, то оно обозначает (именует) качественно тождественное, мыслительным коррелятом которого выступает понятие. Е.К. Войшвилло, много занимавшийся проблемой понятия, считает его формой мысли, результатом "обобщения предметов некоторого класса и мысленного выделения самого этого класса по определенной совокупности общих для предметов этого класса – и в совокупности отличительных для них – признаков" [5,с.91]. Понятие в качестве мысли, равно как и общее на стороне предметов, приходится как-то именовать. Для этой цели вполне подходит общее имя, разумеется, не любое, а лишь то, которое соотносится конкретно с понятием. На наш взгляд, есть резон в подчеркивании различной научной зрелости общих имен. Термин "понятийное имя" призывается нами для нужд научного познания.

Итак, специфику науки мы видим прежде всего в преодолении альтернативы качественно тождественного (общего) и единичного, а также в установлении соответствующих регулятивных связей. Качество и количество – соотносительные характеристики предмета, из которых лишь изменение второго, и то лишь в неких пределах, согласуется с сохранением определенности предмета, изменение качества преобразует предмет.

Если теперь на мгновение вернуться к символьной записи закона (х) (Рх Qx), то в нем нетрудно разглядеть общее. Все х тождественны, ибо для них всех характерно Рх Qx. Все Р с одной стороны и все Q с другой также тождественны друг другу по определению. В символьной записи научного закона не представлена непосредственно количественная характеристика дела, но и она в том или ином виде присутствует в законах. В одних случаях используются привычные математические функции, в других – лингвистические переменные (жалующийся стоматологу на зубную боль пациент характеризует ее словами: острая, тупая, невыносимая, слегка беспокоящая). Видимо, для всех наук, независимо от их специфики, свойственна в той или иной степени одна и та же особенность – объединение общего и единичного посредством научного рассуждения.

Против развитого понимания специфики науки могут быть выдвинуты возражения, заслуживающие внимания.

Возражение 1. В науке всегда есть единичное, чуждое общему. Возражающего таким образом следует попросить проиллюстрировать сказанное хотя бы одним примером. Конкретный анализ покажет, что во всех науках единичное не противостоит общему, ему всегда присуща понятийная форма.

Возражение 2. Существует единичное, неподвластное науке. Вполне возможно, что научный метод не везде применим. Это обстоятельство неспособно поставить под сомнение ни актуальность науки, ни ее обсуждаемую специфику. Справедливости ради отметим, что, как правило, неподвластность того или иного единичного научному дискурсу на деле оказывается иллюзией. Допустим, некто утверждает, что вчера на дискотеке ему было так хорошо, как никогда ранее, т.е. речь идет о состоянии, которое уникально, неповторимо и вроде бы не имеет отношения к общему. Можно возразить: говорящий фактически сравнивает свои эмоциональные состояния, случавшиеся в различное время, и здесь не обходится без выделения общего и его градации ("как никогда ранее"),

Возражение 3. Пристрастие науки к идентичному умаляет достоинства единичного, "убивает" его. Данное возражение является лейтмотивом критики науки, столь популярной в новейшей западной философии. Показательны в этом отношении воззрения Хайдеггера, Адорно, Дерриды, Лиотара. Научные работники вряд ли когда-нибудь откажутся от своего призвания и дела, несмотря на окрики со стороны. Осуждения заслуживает сциентизм, стремление сузить жизненный мир человека до мира науки. Что касается метода науки, то он безупречен. Он не может быть введен насильно, в порядке издевательства над единичным, ибо, по определению, должен соответствовать его подлинной природе. Наука отнюдь не редуцирует единичное к общему, а лишь настаивает, причем не голословно, а после тщательных изысканий, на определенном единстве общего и единичного. Достойно сожаления произвольное выдумывание этого единства, но если оно актуально, то было бы непростительной ошибкой игнорировать его реальность.

Особого обсуждения заслуживает тезис от номинализма: наука имеет дело не с общим, а со схожим. Номиналист считает, что общее не существует, а понятийные имена есть знаки схожего в конкретных предметах. Г.Д. Левин не грешит против истины, утверждая, что «отечественные логика и методология науки в последние десятилетия развивались преимущественно в лоне номиналистских традиций. Понятие "общий предмет" не в качестве объекта критики, а в роли инструмента исследования в них отсутствовало. Это приводило и приводит к серьезным деформациям в описании реальных познавательных процессов» [6,с.116]. Впрочем, предпочтение номиналистских традиций характерно не только для отечественной, но и для западной философии науки.

Следует, пожалуй, с пониманием относиться к осторожности номиналиста: зачем говорить об общем и брать в связи с этим на себя дополнительные обязательства? Конкретные предметы обладают единичными и схожими признаками. Вряд ли у кого-либо возникнет сомнение относительно истинности данного утверждения. Сомневающемуся номиналист укажет на конкретные предметы – вот один предмет, вот второй, сравните их и вы тотчас же обнаружите схожее. Номиналист укажет также на особенности экспериментальных ситуаций – в эксперименте имеют дело с конкретными предметами, их признаками. Общее, по его смыслу, распределено между конкретными предметами, оно не дано в форме признаков конкретного предмета, которые изучаются экспериментально. Для номиналиста общее есть выдумка потерявшего осторожность ученого. Она плодотворна, но вместе с этим следует четко представлять себе, каким образом ученый приходит к понятиям (мысленно общему).

Понятие является результатом абстракции отождествления. Так, реальные газы схожи, аналогичны друг другу. Подметив это обстоятельство, ученый, реализуя себя в качестве активной, творческой личности, считает газы не просто схожими, но полностью тождественными. Собственные имена (газ А, газ В, газ С и т.д.) "склеиваются" в одно общее имя. Причем речь идет об особом общем имени, обозначающем не просто вполне конкретные реальные газы, то также и мыслительную операцию по их идеализации. Выражение "газ" как общее имя относится ко всем реальным газам. Выражение "идеальный газ" – это также общее имя, но обозначает оно не реальные газы как таковые, а газы, отождествленные за счет усилия мысли. В действительности нет идеальных газов, но в некотором приближении конкретный газ допустимо приравнять к идеальному. Такое приравнивание сулит большие выгоды, ибо одной схемой охватывается множество аналогичных, схожих феноменов (в нашем примере различные газы).

Согласно мнению номиналиста, в основе постулирования реальности общего лежит непонимание операции абстракции отождествления. В защиту своей позиции номиналист может сослаться на расхождение теоретических расчетов и экспериментальных данных. Это рассуждение считается следствием операции мысленного идеализирования, искажающей реальное положение дел.

В средние века номиналистам оппонировали реалисты, настаивавшие на реальности общего. В наши дни реалистами называют, как правило, сторонников материализма. Сторонников реальности общего можно именовать генералистами (от лат. generalis – общий, главный). Для обозначения противников генералистов лучше использовать термин "партикуляризм"(от лат. particularis – частный, специальный). Партикуляристы признают реальность только особенного и схожего, но не общего. Генералисты признают реальность общего, равно как и реальность единичного и особенного. Центром дискуссии между партикуляристами и генералистами является вопрос о соотношении схожего и общего.

Рассмотрим возможные возражения партикуляристам со стороны генералистов. Генералист видит в приоритете схожего над общим рецидив преднаучного мышления. Да, в глаза бросается схожее, общее же до научного исследования не разглядеть. Одна из функций науки как раз и есть обнаружение общего. Последнее выделяется мышлением не за счет огрубления, идеализации, неправомерного отождествления, а в силу все более точного постижения реального. Ученый, разумеется, не застрахован от ошибок, в том числе и тогда, когда он описывает общее определенным образом. Но важно понимать следующее: новые успехи науки всегда связаны с выделением общего, ранее бывшего неизвестным. Не выдерживает критики тезис партикуляристов об экспериментальной недоступности общего. Действительно, всякий раз, когда производят измерения, имеют дело с общим. Если, например, два предмета согласно измерениям обладают массой соответственно 2 и 3 кг, то эти килограммы качественно не отличаются друг от друга. То же самое имеет место в случае секунд, метров, амперов, битов, баллов, рублей и т.п. Партикулярист интерпретирует экспериментальные данные исходя из очевидного, из того, что ясно и без теории (конкретные предметы обладают особенными, в чем-то схожими свойствами). Ему следовало бы больше доверять теории, тогда труднее было бы игнорировать реальность общего.

Спор партикуляристов и генералистов далек от завершения. Читатель имеет возможность сопоставить их позиции и сделать для себя соответствующие выводы. Отметим ситуацию, когда позиции спорящих сторон сближаются более всего. Это происходит в случае, если теория "работает" хорошо, расхождения между экспериментальными данными и теоретическими расчетами оказываются минимальными, допустим, в миллионную долю процента. Тогда различие между схожим и общим нивелируется. Не означает ли это, что точная теория свидетельствует скорее в пользу генералиста, чем партикуляриста?

Сравнение воззрений партикуляристов и генералистов позволяет дать характеристику так называемым научным идеализациям (также предмет больших споров). Идеализациями являются, например, понятия точки, абсолютно твердого тела, идеального газа, коммунизма. В реальной действительности нет точечных объектов, абсолютно твердых тел, идеального коммунизма. Но поскольку научные идеализации продуктивно используются, возникают "проклятые" сложные вопросы. Трудноразрешимым вопросом оказалось понимание существа идеализированного воспроизведения изучаемых явлений. Почему оно столь эффективно? На первый взгляд, это совершенно непонятно. На самом деле, вроде бы идеализацию получают, огрубляя действительность. Но почему в таком случае идеализирование в науке способствует выработке точного теоретического знания?

Согласно партикуляристу, идеализация "огрубляет" действительность настолько, что она не имеет действительного референта в самой действительности. Такая позиция широко представлена в научной литературе. Она восходит к традиционной эмпирической теории абстракций Локка [7, с. 97].

Рассматриваемая позиция была подвергнута аргументированной критике Б.С. Грязновым. Он, на наш взгляд, вполне справедливо отметил, что она оставляет непостижимой тайной возможность эффективного использования идеализации [8,с.62-64]. Согласно логике Грязнова, теоретическая интерпретация явлений объективного мира выявляет подлинную природу идеализации; выясняется, что им в действительности соответствует отнюдь не пустой объем. Так, "мы можем рассматривать сложные объекты (если хотите – Эйфелеву башню. Марс и т.д.) как точки, если только они будут выступать в отношениях, подобных тем, в которых выступает точка в геометрической теории" [8,с.62-63]. В развитие воззрений Грязнова В.В.Кудрявцев предложил понимание идеализации как сильных абстракций. «Если абстрактный объект обладает по крайней мере теми свойствами, что отражены в понятии о нем, то идеализированный – только этими свойствами. Свойства идеализированного объекта даны в "чистом", "отмытом" от всех других свойств виде» [9,с.108].

На наш взгляд, научная идеализация есть форма выделения общего, причем, что также существенно, в некотором интервале абстракций [7,с.103]. До известных пределов что-то можно считать, например, точкой, а дальше – нет. При некоторых условиях планеты считают точками, при других условиях недопустимо считать точками даже элементарные частицы, которые в своих размерах заведомо уступают планетам. При неудачном падении с большой высоты человеческого тела на водную поверхность последняя поведет себя – в пределах приемлемого интервала абстракций – точно так же, как асфальтовое покрытие. Воду и асфальтовое покрытие можно уподобить абсолютно твердому телу. Идеализация не огрубляет и даже не "отмывает" действительность, а позволяет выделить ее, выразимся так, интимные общие стороны. Так, понятие идеального газа фиксирует одинаковость некоторых газов. Эту одинаковость невозможно выразить иначе, чем вводя понятие газа, в нашем случае идеального.

По своей природе идеализации отнюдь не более загадочны, чем научные понятия, каковыми они и являются. Всякое понятие есть мысль об общем, именно таковы и научные идеализации, которые, кстати, недопустимо приравнивать к приукрашиванию явлений в соответствии с идеалами субъекта. Слово "идеализация" вводит в заблуждение, создается впечатление о подгонке действительности под идеал. Научное идеализирование – это выработка идеи, того, что в наши дни называют научным понятием. Следует отметить также, что некоторая часть научных идеализации – промежуточные этапы на пути к выработке более развитых понятий. Современная физика не может обойтись без понятия газа, но ей не обязательно прибегать к понятию идеального газа (имеется в виду отсутствие сил притяжения и отталкивания между частицами газа). Разумеется, в науке достаточно часто строится упрощенная модель явлений. Такое упрощение также часто называют идеализацией. Идеализация как упрощение научной картины и как выработка строгих научных понятий – не одно и то же.