Гипотетико-дедуктивный метод в естествознании

Выдвижение гипотезы позволяет объяснить экспериментальные факты. Из гипотезы выводят единичные высказывания, которые сопоставляются с эмпирией. Такой метод называется гипотетико-дедуктивным. Его центральным звеном является гипотептико-дедуктивное рассуждение. Гемпель изображает его следующим образом [21,с.93]:

C₁, С₂, ..., C_m

(1)

L₁, L₂, ..., L_r

Логическая дедукция

Е

Здесь C₁, С₂, ..., C_m. – утверждения об определенных фактах (их часто называют начальными, или пограничными, условиями); L₁, L₂, ..., L_r – законы (гипотезы); Е – предложение о том, что объясняется, предсказывается или ретросказывается. Факт Е выводится (демонстрируется) из фактов C_i с помощью законов L_j. Используемые законы могут быть различной степени общности, в таком случае они образуют слоистую структуру. Схема (1) приобретает вид:

C_m

L_k

(2)

L_j

Логическая дедукция

Е

Здесь Lk – законы (гипотезы) большей степени общности, чем L_j; Cm, Е – то же самое, что на схеме (1). Законы максимальной степени общности обычно называют принципами (от лат. principium – основа, начало, главное).

Дедуктивное рассуждение может быть многозвенным, т.е. состоять из нескольких шагов, например таким [22,с.133]:

Здесь черта означает слово "следовательно", а буквы – определенные мысли, сформулированные на основе знания законов (гипотез). Гемпель, как мы установим в дальнейшем при анализе прагматического метода, не без излишней категоричности утверждал, что гипотетико-дедуктивное рассуждение характерно для всех наук, обладающих фактуальным содержанием. "Решающим требованием для любого объяснения остается то, что его экспланандум (то, что требуется объяснить.– В.К.) должен подводиться под общие законы" [21,с.105]. Это обстоятельство наиболее четко осознается в естествознании. В так называемых популярных, обыденных рассуждениях гипотетико-дедуктивные рассуждения также присутствуют, но в размытом, вырожденном виде, гипотетико-понятийная сторона дела часто оставляет желать лучшего.

Все это показывает, насколько существенно иметь метод (совокупность правил) для установления границ (демаркации) между научным и ненаучным, более и менее научным знанием. Проблема демаркации занимала видное место в творчестве Канта, в XX веке она наиболее содержательно анализировалась в работах постпозитивиста Поппера.

Поппер весьма решительно выступил против тех неопозитивистов (Шлика, Вейсмана и др.), которые считали возможной окончательную проверку на истинность гипотез (законов) и теорий [1,с.62]. Неопозитивисты широко использовали понятие верификации (от лат. verus – истинный и facere – делать). Теория истинна, если она прошла проверку фактами. Однако не все так просто, как кажется на первый взгляд. Рост знания, сменяемость теорий свидетельствуют о том, что нет абсолютной истинности теорий – еще вчера казавшееся истинным уже сегодня называют едва ли не ложным. Считавшееся абсолютной проверкой на истинность, соответствие действительности таковым не является. Имея в виду этот и другие аргументы, Поппер довольно резко заключает: "не верифицируемостъ, а фальсифицируемостъ системы (эмпирического знания.– В.К.) следует рассматривать в качестве критерия демаркации" [1,с.63].

Смысл введения Поппером в методологию науки понятия фальсификации (от лат. falsificare – подделывать) состоит в разграничении эмпирического научного знания от всякого другого. Допустим, предлагается верить в существование кварков и леших. Попперианец спрашивает: "Есть ли такая эмпирия, от которой можно в принципе ожидать как подтверждения, так и опровержения тезиса о существовании кварков и леших?". Надо полагать, что физик ответит на этот вопрос положительно, а любитель леших – отрицательно (надо верить и этого достаточно). В таком случае в соответствии с критерием фальсифицируемости попперианец исключает вопрос о леших из области научного знания. Что касается методологического знания, то оно способствует успеху эмпирических наук [1,с.80], в этом как раз и состоит его достоинство. Философия в лице методологии, учения о принципах обеспечения роста научного знания, не чужда науке.

Эмпирия как фактуальный аспект науки способна: а) подтвердить или, как выражался Поппер, подкрепить теорию; б) фальсифицировать ее. По сути, демаркация содержит оба критерия: как подтверждение, так и фальсификацию. На наш взгляд, в пылу научной полемики о демаркации Поппер на фоне возвышения фальсификации несколько принизил значимость подтверждения. Так как ненаучное знание в отличие от научного не подтверждается, то подтверждение также является критерием демаркации.

В современной философии науки понятие подтверждения (подкрепления) пришло на смену понятию верификации. Термин "верификация" способен ввести в заблуждение – по своей этимологии он, вроде бы, указывает на возможность окончательной проверки теорий на абсолютную истинность, однако, по сути, такая возможность отсутствует.

К терминам, которые дошли до нас из глубины веков, следует относиться с известной осторожностью. С одной стороны, учет их этимологии существенно проясняет смысл знания, с другой – значение терминов подвержено изменениям. Поппер, часто избегавший использования термина "истина", вполне справедливо подчеркивал согласие своих воззрений с концепцией Тарского [l.c.336-343], который, говоря об истине, подчеркивал соответствие мета- и объектного языков. Об этом как раз и идет речь в гипотетико-дедуктивном рассуждении. Здесь метаязык – лингвистический уровень гипотез, объектный язык – сингулярные высказывания о событиях. А интерпретация как связь мета- и объектного языков есть не что иное, как дедукция. Поппер вместо истины говорит о подкреплении (подтверждении), вместо ложности – о фальсификации. За терминологическими различиями скрыто новое понимание специфики науки.

Поппером двигало стремление как можно более четко провести демаркационную линию между наукой и ненаукой. В отличие от него П. Фейерабенд считал несостоятельной саму идею демаркации. Единственный принцип, который он призывает защищать, "это принцип – все дозволено" (anything goes.– В.К.) [23,с.158]. Анализ воззрений Фейерабенда показывает его желание обеспечить свободу творчества, в том числе научного (как бы оно не понималось). Чем меньше универсальных правил и чем больше альтернативных теорий, а также мифов, тем лучше. Фейерабенд обнаруживает в науке проблемы, противоречия, непривычные ходы [23,с.418].

Вопреки утверждениям Фейерабенда, после его исследований нет необходимости пересматривать решающим образом методологический статус науки, совсем не обязательно сводить методологические нормы к нулю. Стоит только обратиться к практике науки, как тотчас же обнаруживается действенность регулятивов демаркации Поппера. Они составляют содержание гипотетико-дедуктивного метода. Не чужд этот метод и самому Фейерабенду. Свои новации он подводит под принцип "все дозволено": налицо и гипотеза, и факты. Другое дело, что гипотетико-дедуктивное рассуждение Фейербаха не выдерживает критики фактов науки, они-то как раз и фальсифицируют ее.

Кто-то заметил, что анархизм может быть уместен в политике, но никак не в науке. Разумеется, наука не соткана из одних разграничительных линий, она не отменяет присущие ей моменты неопределенности. Из того, что науке присуща неопределенность, не следует ее ненаучность. Допустим, речь заходит об опытном практике (исцелителе, ремесленнике, крестьянине). Его знание может быть весьма неустойчивым, то соответствуя, то не соответствуя требованиям научности. Знания же ученых в области их компетентности не обладают упомянутой неустойчивостью. Научное знание есть научное знание (а не какое-либо другое), в естествознании его сердцевину составляет гипотетико-дедуктивное объяснение.

В литературе по философии науки довольно часто гипотетико-дедуктивному объяснению противопоставляют ту или иную разновидность индуктивного объяснения. На наш взгляд, такое противопоставление способно ввести в заблуждение. В предыдущем параграфе было показано, что индуктивные методы выступают как перенос знания, а значит, и характера научного объяснения, с изученных на неизученные предметы. Допустим, физики обнаружили ранее незнакомую им частицу. Надо полагать, они будут пытаться объяснить знание о ней на основе известных законов. Объяснение, проводимое ими, будет гипотетико-дедуктивным, но оно переносится (только здесь задействуется индукция) на вновь открытую частицу. Индукция расширяет ареал гипотетико-индуктивного объяснения, только и всего.

Что касается предсказания и ретросказания, то это разновидности гипотетико-дедуктивных объяснений, в первом случае по поводу будущего,во втором – по поводу прошлого. Разумеется, может объясняться и настоящее. В зависимости от того, идет ли речь о прошедшем, настоящем или будущем, приходится иметь дело соответственно с претеритными, презентивными или футуристскими объяснениями. Претеритное объяснение является ретросказанием, если речь идет о неизвестном, но возможно случившемся в прошлом событии. Футуристское объяснение – всегда предсказание, ведь речь идет о пока не случившихся событиях.

Не выходят за пределы гипотетико-дедуктивных объяснений и используемые в естествознании так называемые структурные и генетические объяснения. При структурных объяснениях учитывается внутренняя структура предметов. Допустим, валентность химического атома объясняется числом электронов на внешней электронной орбите. Это – структурное объяснение, строится же оно опять-таки гипотетико-дедуктивно, с опорой на закон (гипотезу) о связи валентности с числом электронов на внешних электронных орбитах атомов. Чтобы объяснить содержимое электронных орбит, исследователю придется обратиться к квантовой химии, где также используется гипотетико-дедуктивный метод.

При генетических объяснениях учитывается историческая последовательность событий. Чтобы это сделать, нужна теория. Как вполне справедливо отмечал Н.Г. Чернышевский, "без истории предмета нет теории предмета; но и без теории предмета нет даже мысли о его истории, потому что нет понятия о предмете, его значении и границах" [24,с.303]. Но там, где задействуется теория, не обходится без гипотетико-дедуктивного рассуждения.

Заслуживает упоминания так называемое модельное (от лат. modulus – образец), образцовое объяснение. Человек мыслит образцами, тем, что он осознанно или неосознанно принимаетза образец. Часто модельно-образцовое объяснение является гипотетико-дедуктивным. Существенно также другое – ни один ученый, равно как и любой другой человек, не является всезнайкой. Представители различных школ отличаются друг от друга, они мыслят разными образцами. Знаток классической физики даже квантовые явления объясняет классически (точнее, квазиклассически). Каждый ученый видит в первую очередь хорошо ему знакомое. Если этого нет, то он уподобляет непривычное известному. В этом состоит метод аналогии, который также определяют как поиск сходного. Модельный характер гипотетико-дедуктивного метода ставит перед научным обоснованием определенные задачи. Чем больше научных моделей освоено ученым, тем он разностороннее.

Наименее отчетливо гипотетико-дедуктивное рассуждение представлено в так называемых описательных методах. Описание изучаемых явлений может быть словесным (вербальным), графическим, схематическим, формально-символическим. Внимание исследователя концентрируется на данных эксперимента, ему вроде бы не удается обнаружить закономерные связи. Создается даже впечатление, что идеалы теоретического исследования оказываются настолько размытыми, что впору ставить под вопрос научность описательных методов. При более детальном анализе выясняется, что и описательные методы отнюдь не чужды гипотетико-дедуктивному методу. Как тонко подметил Е.П. Никитин, описание в качестве фиксации научных результатов предполагает использование обозначений, а вместе с ними и научных понятий [25,с.199]. От понятий и гипотез никуда не уйти. Стоит только начать научное описание, тотчас же появляются понятия и мерцают гипотезы. Превратит ли исследователь мерцающий огонек удачливых догадок в яркий свет теории, зависит от упорства, таланта и силы воли исследователя.

В заключение следует отметить необоснованность часто выдвигаемых против гипотетико-дедуктивного метода критических замечаний. Ему приписывают требование широчайшей универсальности, нео- и постпозитивистскую нагруженность (в этой связи обычно вспоминают неопозитивиста Гемпеля и постпозитивиста Поппера), его стремятся заменить чем-то в научном плане более действенным. Все эти аргументы несостоятельны.

Во-первых, гипотетико-дедуктивный метод не требует какой-то особой, чрезмерной универсальности. Его минимальное требование гласит: используйте понятия (как известно, без этого не обходится ни одна естественно-научная концепция, имей она дело хоть с одним событием). Во-вторых, гипотетико-дедуктивный метод получил плодотворную разработку в трудах нео- и постпозитивистов, но отсюда не следует его ущербность. В-третьих, никому пока не удалось при осмыслении естествознания противопоставить гипотетико-дедуктивному методу что-либо столь же значимое.