А. Шопенгауэр. Ф. Ницше
Философия Артура Шопенгауэра исходит из первичности слепой мировой воли. Воля всеобща для живого и неживого. Воля универсальна и бессмертна. Это единственная реальность, не нуждающаяся в более глубоком фундаменте, поскольку она сама – первооснова. Волею все движется; она - ключ к объяснению всего происходящего. Согласно Шопенгауэру, “воля - сама по себе бессознательна и представляет собой лишь слепой, неудержимый порыв, - такой она проявляется еще в неорганической и растительной природе и ее законах, как и в растительной части нашей собственной жизни”. Мировая воля самодостаточна. У ней нет носителя, субъекта. С ее помощью можно все объяснить, но ее саму нельзя понять. Невозможно найти и объяснить ее причины, поскольку воля, согласно принятой Шопенгауэром терминологии Канта – вещь в себе, а в мире вещей в себе причинности, как и времени и пространства, вообще не существует.
В чем состоит истинное призвание человека? В отрицании воли, считает Шопенгауэр. Человек – единственное существо, которое может пойти наперекор естественному ходу событий, перестать быть марионеткой мировой воли и направить эту волю против нее самой. Возможность человека взбунтоваться против воли не есть какая‑то случайность. Хотя проявления воли законосообразны, сама воля безосновна, а значит, свободна и в принципе может отрицать себя. Но, прежде чем отшатнуться от себя, она должна увидеть свою темную сущность. Человек выступает своего рода зеркалом мировой воли, и именно через человека происходит самоотрицание последней. Как высшая объективация свободной воли, он оказывается в состоянии нарушать естественный закон причинности и являть свободу в мире, где ее существование кажется почти невозможным.
Отказ от воли может принимать различные формы. Первой оказывается эстетическое созерцание. Человек, находящийся в состоянии эстетического созерцания, временно освобождает интеллект от служения интересам своей воли, выходит из пространственно‑временной сферы индивидуализированного существования и представляет вещи в их сущностной форме, как идеи.
Еще более радикальное преодоление мира разделенности на индивидов демонстрирует, по Шопенгауэру, мораль. Главным и по существу единственным источником морали он считает сострадание. Сострадание есть такое состояние, при котором человек принимает страдания другого как свои. Метафизически объяснить сострадание можно лишь при предположении глубинного единства всех живых существ как порожденных одной и той же мировой волей и совместно страдающих от нее. В самом деле, принимая страдания другого как свои, я словно предполагаю, что на сущностном уровне не отличаюсь от другого, а совпадаю с ним. Я есть ты, все есть одно. Осознание этого обстоятельства разрушает эгоизм, характерный для установки на реальность индивидуальных различий. Суть морали, по Шопенгауэру – в этом чувстве сострадания, а не в осознанном и неуклонном следовании долгу, как по Канту. Мораль имеет спонтанно-эмоциональную окраску, выражается как духовный порыв, а не как обязывающее и не допускающее исключений требование, выраженное в кантовском категорическом императиве.
Высоко разумный человек должен встать на позицию пессимизма и осознать необходимость освобождения себя и других из круговорота жизненных страданий. Суть этого радикального пути выражает аскетическая практика человека, т. е. его борьба с собственной индивидуальной волей через ограничение функционирования ее объективации, а именно тела и его органов. Чистейшим раскрытием воли к жизни Шопенгауэр называет «сладострастие в акте совокупления». Шагом на пути самоотрицания воли является целомудрие. Но хотя воля к жизни фокусируется в гениталиях, ее объективацией является все тело. Поэтому борьба с этой волей должна состоять в систематическом подавлении телесных побуждений. Здесь Шопенгауэр много заимствует из древнеиндийской философии и особенно буддизма, которые внимательно изучал, а также из аскезы раннего, единственно подлинного, как он считает, христианства.
Подобно Канту, Шопенгауэр считал, что у каждого человека есть потребность в метафизике, т. е. в уяснении глубинной сущности мира, высших понятий, лежащих за пределами всякого возможного опыта и наглядного физического существования. Самое адекватное удовлетворение этой потребности может дать философия. Но философия – трудная вещь, и она недоступна пониманию большинства. Поэтому ее заменяет некий суррогат. Это и есть религия. Религию он называет народной метафизикой. Суррогатность религии проявляется в том, что высшие идеи и понятия подаются в ней в виде аллегорий. С одной стороны, это облегчает их усвоение. С другой – порождает внутреннее противоречие. Дело в том, что религии не могут прямо объявлять свои догматы аллегориями, так как это сразу подорвет доверие к ним. Поэтому они вынуждены настаивать на их буквальной истинности. Но это часто приводит к нелепостям. Таким образом, у религии оказывается «два лица: лицо истины и лицо обмана». Соответственно Шопенгауэр предрекает время, когда свет просвещения позволит человечеству полностью отказаться от религий.
Фридрих Ницше радикально переосмыслил учение Шопенгауэра о воле к жизни. Ницше пришел к выводу о необходимости поддержания и возвышения, а не отрицания и подавления воли к жизни. По Шопенгауэру, самое жизнеспособное существо, человек, якобы имеет своим призванием обуздание, смирение породившей его воли. Ницше же считает, что мысль о подавлении воли к жизни и господству – ошибка и даже преступление против человечества.
В мире есть существа, которые хотели бы остановить поток становления, умертвить все живое. В особенности это жрецы христианства. Ими тоже руководит воля к власти, но она принимает у них глубоко извращенные формы. Парадокс в том, утверждает Ницше, что именно они считаются носителями морали. Ведь традиционная мораль тесно связана с христианством, религией отрицания природного мира ради вымышленных сверхъестественных благ. Само это отрицание восходит к своего рода заговору посредственностей против сильных индивидов, в которых в наибольшей степени проявляется красота жизни.
Естественный порядок вещей таков, считает Ницше, что сильные должны господствовать, слабые – подчиняться. Но дело в том, что слабые не хотят быть в подчинении у сильных. Они ненавидят их «благородство» и берут числом, сбиваясь в стаи и научаясь побеждать незаурядных одиночек. Для подавления сильных слабые разрабатывают нормы стадной морали, в которой центральное место отводится понятию сострадания. Признание ценности сострадания побуждает к поддержанию слабых и нежизнеспособных. Для поддержания этой противоестественной системы ценностей в христианстве вводится представление о наказывающем Боге, рае и аде.
Проявлением новой, предлагаемой Ницше системы ценностей должно стать понятие «сверхчеловек». Сверхчеловек – это человек «великого здоровья», преодолевший обман святош и заблуждения, главным из которых является представление о сострадании к слабым как сути морали. Опасаться сверхчеловека, уверен Ницше, можно лишь при извращенном понимании жизни. Опасного в нем ровно столько, сколько опасного в самой жизни. Ведь он и есть квинтэссенция реальности, он носит в себе все, что есть в ней страшного и загадочного, и «постигает реальность, как она есть», а не в ее затуманенном ложными идеями облике.
При жизни Ницше его философия не получила широкого признания в Германии, хотя у него появились последователи и критики по всей Европе, в том числе в России. В XX в. интерес к этому философу резко вырос. Германские нацисты пытались поставить Ницше на службу собственной антигуманной идеологии, однако едва ли можно найти достаточные основания для подобного толкования взглядов этого мыслителя. Хотя Ницше явно утрачивал чувство меры в своей критике этической значимости сострадания, но нельзя забывать, что он анализировал этот феномен в противовес доктрине Шопенгауэра, который, напротив, гиперболизировал роль этой естественной человеческой склонности. В любом случае Ницше не призывал к систематическому уничтожению каких‑либо групп людей, не был германским националистом и антисемитом.
Позитивизм
К середине XIX века в Европе сложилось идейно-теоретическое направление, называемое позитивизмом. В истории философии выделяют: а) классический позитивизм (О. Конт, Г. Спенсер и Дж. Милль); б) “второй позитивизм” (Э. Мах, Р. Авенариус); в) неопозитивизм (Р. Карнап, М. Шлик, О. Нейрат, Л. Витгенштейн, Г. Рейхенбах, Б. Рассел); г) постпозитивизм (К. Поппер, Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд). Позитивистское направление мысли способствовало наступлению индустриальной цивилизации, тому, что идеи науки не только проникли в различные сферы промышленности, но и стали в определенном смысле образом жизни.
Сущность позитивизма – в стремлении приблизить философию к науке или вообще упразднить философию и заменить ее исключительно наукой.
Во вступительной лекции к шеститомному сочинению “Курс позитивной философии” (1830-1842) Огюст Конт формулирует свой вклад в развитие мысли следующим образом: “Изучая... весь ход развития человеческого ума, в различных областях его деятельности, ...я, как мне кажется, открыл великий основной закон, которому это развитие подчинено... Этот закон заключается в том, что каждая из наших главных концепций... проходит три различных теоретических состояния: состояние теологическое или фиктивное; состояние метафизическое или отвлеченное; состояние научное или позитивное”. Эти три ценностно-мировоззренческие установки и системы мышления определяют не только умственное состояние общества, но и функционирующие в нем типы правлений. Их смена характеризует уровень развития общества. Первое состояние - необходимый, исходный пункт развития человеческого мышления, этап позитивной философии - его окончательное состояние. Метафизика как способ абстрактный и отвлеченный подготавливает последний этап - этап господства научной философии.
На первом этапе имеет место господство сверхъестественного, поскольку оно объясняет все, что представляется аномальным и невозможным. На втором этапе все процессы объясняются с помощью абстракций. Таковыми могут быть Логос, идея, атом и т.д. Тем самым на место сверхъестественного ставятся абстрактные сущности, ответственные за все события, происходящие в мире. На третьем позитивном этапе развития человечества разум отказывается от объяснения всех процессов с помощью абстракций, отвлеченных начал и устанавливает связь между явлениями с помощью рассуждений и наблюдений, находя “неизменные отношения последовательности и подобия”.
Разделив интеллектуальное развитие человеческого общества на три фазы, Конт дал им развернутую характеристику. На первом этапе нет самостоятельной идеологии, отличной от религиозной, в мировоззрении слиты светское и религиозное, жизнь проникнута духом насилия, завоеваний. На втором, метафизическом этапе развития культуры в социуме господствуют отвлеченные идеи - “общественный договор”, “права человека” и т.п., что приводит к революциям, формированию индивидуализма, демократии, либерализма. На третьей фазе утверждается дух науки, из общества уходит агрессивность, вместо аристократов и анархистов приходят социократы.
Превращение философии в “служанку” науки, начатое Контом, продолжили Герберт Спенсер, развивавший эволюционистский позитивизм, и Джон Стюарт Милль - основоположник позитивистского утилитаризма. Согласно Спенсеру, философия представляет собой “познание на ступени максимального обобщения”. Систематическое проведение эволюционистской методологической программы опиралось на идеи Ч. Дарвина и организмический подход к миру. Это привело к натуралистически-ориентированной этике, в которой моральные принципы трактуются как инструменты адаптации человека к миру.
Неопозитивизм как самостоятельное философское течение сложился в 20-е гг. XX в. под различными названиями: логический атомизм, логический позитивизм, логический эмпиризм и, наконец, до сих пор очень популярная на англо-американском философском пространстве аналитическая философия. В рамках неопозитивизма развивались и другие течения, такие как “философия науки”, лингвистическая философия, операционализм и т.д. Базисные идеи неопозитивизма разрабатывали представители “Венского кружка” (М. Шлик, Р. Карнап, О. Нейрат, Ф. Франк, К. Гедель), “Берлинского общества эмпирической философии” (Г. Рейхенбах, К. Гемпель и др.). Основополагающими для формирования и дальнейшего развития неопозитивизма стали идеи Б. Рассела и Л. Витгенштейна.
Логический анализ, предложенный Бертраном Расселом, и анализ языка, предложенный Людвигом Витгенштейном, имели целью устранение произвола в философских рассуждениях, избавление философии от неясных понятий и туманных выражений. Они ставили задачу внести в философию хоть какой‑либо элемент научной строгости и точности, хотели выделить в ней те части и аспекты, где философ может найти общий язык с учеными, где он может говорить на языке, понятном ученому и убедительном для него.
В своем «Логико-философском трактате» (1921) Витгенштейн взялся расчистить и прояснить язык традиционной философии. Витгенштейн заявил, что то, что вообще может быть сказано, может и должно быть ясно сказано. Если взять, например, вопрос о смысле жизни, одну из вековечных проблем философии, то точность, строгость и ясность здесь едва ли достижимы, поэтому и сказать что‑либо на эту тему толком невозможно. Отсутствие или наличие смысла жизни может переживаться, чувствоваться, но ясно ответить на такой мировоззренческий вопрос по существу нельзя. Та же неясность и неопределенность характеризует и всю область этики.
По Витгенштейну, первичной, исходной реальностью для человека является язык, и потому границы его языка очерчивают границы его мира. Впрочем, он говорит и о мире фактов, которые отображаются языком. Но если факт не ухватывается языком, то и факта как факта, получается, нет - есть расползающаяся ткань неструктурированной языком реальности. Витгенштейн, а за ним и другие неопозитивисты замыкаются в границах языка как единственной непосредственно доступной реальности. Мир выступает для них лишь как содержание того, что мы о нем говорим. Если мы и можем как-то признать мир независимым от нашей логики и нашего языка, то лишь в качестве некоего невыразимого, как говорил сам Витгенштейн - «мистического». А о невыразимом, приходил он в «Логико-философском трактате» к выводу, следует молчать.
Похоже, в поисках языковой строгости он выплеснул из ванны и ребенка. Витгенштейн и сам это понял в поздний период своего творчества, когда переосмыслил свою раннюю чрезмерную требовательность к строгости философских выражений. В то же время, надо признать, что без хотя бы приблизительно согласованного, более или менее единообразного понимания того, о чем и в каких терминах мы рассуждаем и спорим, философия остается без руля и без ветрил. Двойной урок позитивизма в том, что философия действительно нуждается в большей доле ясности и точности понятий - но не в ущерб содержанию.
Витгенштейн остается очень почитаемым мыслителем в современной англо-американской так называемой аналитической традиции, вращающейся вокруг языковой и семантико-логической стороны философских проблем. Ей противопоставляется так называемая континентальная традиция (в основном речь идет о Германии и Франции) и, как поднаправление континентальной, феноменологическая традиция. В континентальной традиции определяющим является рассмотрение проблем «по сути», в их предельной жизненно-значимой глубине и личностной ориентированности, без особой оглядки на невозможность эти проблемы терминологически строго сформулировать. Русская философия, во многом выраженная через литературу, в частности, у Достоевского, Толстого, Розанова – это типичная и очень яркая постановка вопросов как раз «по сути», «ребром», с прорывом к подлинности, с желанием «мысль разрешить», а не занятие рафинированием определений - в чем одновременно ее и сила, и недостаток.
Актуальные для науки методы эмпиризма и верификации привели к появлению влиятельной постпозитивистской традиции в философии. Эта традиция представлена такими философами и методологами науки, как Карл Поппер, Томас Кун, Пауль Фейерабенд и др. Постпозитивизм значительно расширил исследовательское поле: стал анализировать науку в контексте истории; дополнил принцип верификации принципом фальсификации (Поппер); ввел идею парадигмы (Кун) и принцип пролиферации (Фейерабенд).
Согласно Попперу, научную теорию не всегда удается полностью подтвердить (верифицировать), поэтому эффективнее проверить ее, наоборот, на возможность опровержения (фальсификации). Если теория хотя бы в принципе может подлежать опытному опровержению, то она скорее всего научна. А если некое утверждение не поколеблешь и «не проймешь» никакими мыслимыми опровергающими опытами, вряд ли оно относится к сфере науки. К такого рода утверждениям относятся, например, всякого рода теории заговоров – что во всем виноваты масоны или инопланетяне. Уверенному в подобном никакими фактами не докажешь противоположного. Согласно Попперу, наука движется не от одних истинных теорий к другим более истинным, а от одних правдоподобных идей к другим. Свою позицию сам Поппер квалифицировал как “критический рационализм”.
Пытаясь найти прочный фундамент для построения концепции развивающегося научного знания, американский философ и методолог науки Кун в работе “Структура научных революций” делит науку на нормальную и революционную и вводит термин “парадигма”. Парадигмы представляют собой совокупность идей, методов и образцов решений проблем, принимаемых научным сообществом на определенном этапе его развития. Ядром парадигмы выступает группа фундаментальных законов, которыми обосновываются онтологические интерпретации.
Период господства одной парадигмы Кун называет периодом нормальной науки, который сменяется революцией и поиском новой парадигмы. Революции - следствие накопления кризиса, аномалий, встречи с фактами, не укладывающимися в рамки прежней парадигмы. Между парадигмами нет логического перехода. Просто ученые оставляют старую парадигму, поскольку она не справляется с аномалиями, и осваивают новую. Развитие научного знания предстает как движение от парадигмы к парадигме.