Гегелевское понимание философской традиции

1.Принцип историзма.

Наиболее полноценным философом, давшим почти классическую схему развития фи­ло­софской тра­диции, в которой заключены все последующие её интерпретации, был Г.В.Ф. Гегель (1770-1831), ко­торый свою философию, по сути, сделал историей философии. В своей интерпретации историко-фи­лософского процесса он взял несколько превратно и по­верхностно им понятую теорию традиции Гердера. В начале своих лекций по истории фи­лософии он говорит: «…я ут­верждаю, что последова­тель­ность систем философии в исто­рии та же самая, что и последова­тельность в выведении логиче­ских определений идеи. Я утверждаю, что, если мы освободим основ­ные понятия, выступавшие в ис­тории философских систем, от всего того, что от­носится к их внешней форме, к их применению к ча­стным случаям, то мы получим различные сту­пени определения самой идеи в ее ло­ги­ческом понятии. Если, наоборот, мы возьмем логическое по­ступательное движение само по себе, мы найдем в нем по­ступательное движение исторических явле­ний в их главных мо­ментах; нужно только, конечно. Уметь распознавать эти чистые поня­тия в со­держании исторической формы. Можно было бы думать, что порядок философии в сту­пенях идеи от­личен от того порядка, в котором эти по­нятия произошли во времени. Однако, в общем и целом, этот порядок одинаков. Разу­меется, что, с другой стороны, по­следователь­ность, как временная последова­тель­ность истории, все же отличается от последовательности в порядке понятий: мы здесь не будем выяснять, в чем заклю­чается различие, ибо это слиш­ком отвлекло бы нас от нашей задачи» (кн.1,с.92-93)

Он не является сторонником того, что философия должна быть выражена единственной фило­соской системой, по крайней мере, в от­ношении прошлой философии: «… многообразие фило­софских сис­тем не только не наносит ущерба самой философии- воз­можности философии,… наоборот, такое многообразие было и есть, безусловно, не­обхо­димо для существования самой науки филосо­фии..»(83-84)

2.Принципы свободы философского мышления.

Важнейшим моментом философии является наличие свободы, как говорит Гегель: «Мыш­ление должно существовать для себя, получить существование в своей свободе, оторваться от при­родного и выйти из созерцательной погруженности; она должна, как свободная войти в себя и та­ким образом достигнуть сознания свободы. Началом фило­со­фии в собственном смысле мы должны признать тот момент, когда абсолютное уже больше не существует как представление и когда сво­бодная мысль не только мыслит аб­солютное, но и постигает его идею, т.е. когда мысль постигает бы­тие (которое мо­жет быть также и самой мыслью)»(с142)

Это всеобщее определение, мышление, полагающее само себя, есть абстрактная опре­де­лен­ность: оно есть начало философии, но это начало есть вместе с тем нечто историче­ское, кон­кретный образ на­рода, принцип которого составляет то, о чем мы уже говорили выше. Если мы говорили, что для по­явления философии необходимо сознание свободы, то этот принцип дол­жен лежать в основании ха­рактера народа, у ко­торого философия полу­чила начало.»(143)

Таковым народом Гегель, естественно, считает Грецию.

Диалектика философской традиции.

«.. вся история философии есть по своему существу внутренне необходимое, последовательное по­ступательное движение, которое разумно внутри себя и определя­ется своей идеей a priori..»(98) Но, с другой стороны он утверждает: «Не только наступает время, когда вообще начинают философство­вать, но у данного народа появ­ля­ется опреде­ленная философия, и эта определенность, которая про­никает во все дру­гие исторические стороны народного духа; она находится с ними в тес­нейшей связи и составляет их основу. Опреде­ленный образ философии одновременен, следовательно, с определен­ным образом народов, среди ко­торых она выступает, с их государственным устройством и формой правления, с их нравственностью, с их общественной жизнью, с их сноровками, привыч­ками и удоб­ствами жизни, с их попытками и ра­ботами в области искусства и науки, с их религиями, с их воен­ными судьбами и внешними отноше­ниями, с гибелью государств, в которых проявил свою силу этот определенный принцип, и с возник­новением и выступлением новых государств, в которых выс­ший принцип нахо­дит свое рождение и развитие.»(110-111)

Он выявляет взвешенное отношение между общественными формами и философией:

«Отношение между философией и политической историей, формами государственного устройства, искусствами и религией.. не таково, что они являются причинами философии или что, наоборот, пер­вая является причиной последних, а скорее они все вместе имеют общий ко­рень, дух времени.» (111)

Что существенно важно, Гегель, утверждая эту последовательность, подчеркивает сле­дующее:

«.. каждая система философии необходимо существовала и продолжает существовать еще и те­перь необходимо существовать: ни одна из них, следовательно не исчезла, а все они сохранились в фило­софии как моменты одного целого.. Принципы сохранились, новейшая фи­лософия есть результат всех предшествующих принципов: таким образом, ни одна сис­тема фи­лософии не опровергнута. Опро­вергнут не принцип данной философии, а опро­вергнуто лишь предположение, что данный принцип есть оконча­тельное абсолютное оп­ределение.» (98)

Есть у Гегеля и противоречие, которое отчетливо выражает несостоятельность его кон­цепции, то «фальсификационное поле», которое существует во всякой излишне рационализированной системе. В «Энциклопедии философских наук» он утверждает сле­дующее: «Последнее по вре­мени философское учение есть результат всех предшествую­щих философских учений и должно поэтому содержать в себе принципы всех их; поэтому оно, если только оно является философским учением, есть самое раз­витое, самое богатое, самое конкретное» (Гегель Г.В.Ф. «Энциклопедия.. с.99) Но сам не признает, к примеру, за учениями стоиков или за учениями французких философов XVIII века, что они явля­ются более высшими уровнями философство­вания, чем философия Платона и Аристотеля или философия Декарта и Спинозы соответст­венно.

2. ТРАДИЦИЯ ГЕГЕЛЕВСКОЙ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ В РОССИИ.

Интересно развитие идей в русской традиции гегелевской истории философии. Гегелевской ме­то­до­логии истории философии придерживались в России С. Гогоцкий, О. Новицкий, М. Остро­умов и др. Большинство их преподавали в духовных учебных заведе­ниях, что определенным образом отло­жило отпечаток на интерпретацию ими сути фило­софской традиции и механизмов её действия. Рас­смотрим взгляды Новицкого О.М.(1806-1884) и Остроумова М.

Орест Маркович Новицкий считает, что: «Философскому, отвлеченному мышлению по­всюду пред­шествуют религиозные понятия, составляющие самую существенную по­треб­ность человеческого духа; где появлялась Философия, она повсюду находила уже Рели­гию, как свое историческое пред­положение».(59) Т.е. он считает основой философии ре­лигию, считая, что невозможно понять фило­софию без рассмотрения её к отношению к той религии, которая су­ществовала в данный период ис­тории. «Филосо­фия и религия, - считает он, - в существенней­шем своем содержании сходятся между собою, потому что обе они, и только они одни, обра­щены к высшему, сверхчувствен­ному порядку вещей, а этот порядок один и тот же и для Фило­софии и для Религии».(9-10)С другой стороны, он все же считает, что философия движется своей логикой разви­тия, следует своей фило­софской традиции.

В общих чертах Остроумов придерживается концепции истории философии Гегеля, он также рас­сматривает историко-философский процесс как закономерную смену философских систем, которые во многом определяется логикой процесса самого разви­тия сознания. Сама эта логика у Остроумова состоит в переходе от «эпохи представле­ния» или образного сознания к «эпохе рассудка» или поня­тийного сознания, и, далее, к «эпохе разума» или уровня «эйдетиче­ского»мышления. На этой основе он представляет развитие философии посредством «круга», существенными точками или «момен­тами» которого яв­ляются следующие: «первый момент со­ставляет непосредственное знание, сопро­вождае­мое критическим моментом, второй- представления, сопровождаемое по­добным же мо­ментом, третий- логическое мышление и тот же критический момент, на­конец, четвертый- спекулятивное мышление и критический момент, отсылающий к от­кровению. Первая сту­пень есть религиозная, вто­рая- эмпирическая, третья- идеалисти­ческая, четвертая- спеку­лятивная, за которою следует религиоз­ная. Все ступени от­де­лены друг от другой эпохами скептицизма. Таков цикл нашего знания.»(42).В связи с этим он производит типологию философских систем на космологические, антрополо­гические и теологические. Космологические системы склонны к физико-математиче­скому редукционизму всего ок­ружающего, а при изучении человека к физиологиче­скому (биологическому) подходу. Ан­тропологические системы – это стремление ис­толковать все окружающее в терминах того или иного типа логики, с позиций рациональности и разума, без обращения к Богу и От­крове­нию. Теологические, естественно, находят свое выражение в обращении к Богу и Откровению. К понятно, понимание философской традиции у Новицкого и Остроумова состоит в том, что в за­кономерность истории философии, в философскую традицию для понимания ее действия надо включать религию, как существенный фактор, определяю­щий механизм действия философской традиции. И это действи­тельно важно, курсы исто­рии философии, особенно в нашей стране часто игнорируют тот «религиоз­ный» фон, на базе которого возникала та или иная философема, часто разного рода «реверансы» в сто­рону религии опускаются из рассмотрения, хотя это не «уступки» религии тех или иных мыслите­лей, а сущностно определяющие мировоззрение философа моменты, ко­торые имеют большое значе­ние в тех или иных философских системах («атеистиче­ских» или «теистических») вплоть до нашего времени.

3.ТЕОРИИ ИСТОРИКОФИЛОСОФСКОГО ПРОЦЕССА ПОСЛЕ ГЕГЕЛЯ.

После Гегеля мы наблюдаем совершенно обоснованное несогласие историков философии с его слиш­ком априорной и «гармонизированной» концепцией развития философии. В ча­стности уже гегелья­нец Куно Фишер(1864-1907), следуя в основном Гегелю, более предпо­читает рас­сматривать каждого философа в его реальной «ауре» существования. Ему же вторит знаме­ни­тый историк философии гегельянец Эдуард Целлер (1814-1908), кото­рый утверждал, что «сис­темы, с которыми имеет дело история философии, оказываются пре­жде всего делом отдельных лиц и в ка­честве таковых должны быть объяснены отчасти из опыта, который явился поводом к их построению, от­части из образа мыслей и характера их ав­торов, из убеждений, интересов и стремлений, под влия­нием которых они сформирова­лись»(с.2) Им же вторит и неокантианец В. Вин­дельбанд(1848-1915): «В дейст­вительности, картина историче­ского развития философии совершенно иная: здесь речь идет не только о мышлении «человечества» или «всемирного ра­зума», а в столь же сильной степени и о мнениях, духовном складе, настроении и капри­зах от­дельных философов»(Ист.фил. 1898 с.8) И да­лее: «История философии подтверждает, что ис­тория есть царство индивидуально­стей, непо­вто­ряю­щихся и обособ­ленных единиц; как в исто­рии вообще, так и в истории философии вели­кие люди ока­зы­вали крупное, хотя и не всегда благодетельное влияние»(там же, с.12). В прин­ципе иден­тичный мысли высказывал незаслуженно за­бытый историками философии В. Кузен, кото­рый говорил, что история фило­софии за­висит от психики философов, продуцирующей оп­ределенные концепции и идеи.

ЦЕЛЛЕР Э.

ФИШЕР К. (1824-1907)

Куно Фишер – автор объемной «Истории новой философии» (1858-). Она написана вполне сносно, и может служить пособием для изучения философии нового времени, хотя как философ слаб, а потому его курс истории философии не отличается глубиной чисто философского ана­лиза. Но, так как он затратил много напряженного труда на свою «Историю новой философии», то в процессе этой работы у него имеется достаточно много интересных наблюдений и мыслей относительно закономерностей историко-философского процесса. В принципе его историко-философская концепция мало чем отличается от гегелевской концепции, но отличается большей живостью, и, естественно, избавлена от гегелевского «косноязычия». Он, также как и Гегель, считает, что история философии «..идет по закономерному развитию от одной системы к другой» и эти системы «следуют друг за другом не случайно, а необходимо» (Фишер К. Исто­рия новой философии. Т.1. Спб., 1862. С.4). но он делает акцент более на плю­рализме философских систем: «Философия не исчерпывается в одной системе, точно так как человеческий род в одном человеке» (Фишер К. История новой философии. Т.1. Спб., 1862. С.4). Он также пишет еще по этому поводу: «Философия столь же мало ис­черпывается одной системой, как искусство одним художественным произведением, как религия – одной догматикой, как справедливость – одним государством» (там же,с.4)

Вообще, по его совершенно справедливому мнению «… философия, которая превышает вся­кую систему, есть вообще способность философствовать» (там же, с.4). В этой-то способно­сти и заключено единство всех философов и их философских сис­тем. Конечно, многообразие философских систем, как пишет К.Фишер, могут привести либо к эклектизму, либо к скептицизму при изучении философии. Но есть другой спо­соб – рассматривать философские системы в хронологическом порядке, без рассмотре­ния….

ВИНДЕЛЬБАНД В.(1848-1915)

Вильгельм Виндельбанд- основатель фрейбургской школы неокантианства, выдаю­щийся исто­рик фило­софии. Как философ он достаточно глубок, хотя то различение между методологией наук о «природе» и методологией наук о «культуре», которое яв­ляется характерным для этой школы, не так уж оригинально. Это различение идет еще со времен Вольнея и Канта, которые подчеркивали эти различия в своих работах. И да­лее также, к при­меру, знаменитый в свое время философ Г. Лотце (1817-1881) в своей книге «Микрокос­мос»(1856) утверждал, что При­рода – это область необходимости, а История – это область сво­боды. Но, собственно, В. Вин­дельбанд, как серьезный философ, и не претендовал на оригиналь­ность, считая себя последователем Канта, по­следователем которого считать себя почетно для каждого философа. Основной его вклад в философию – это прежде всего его историко-философские исследования, уро­вень и широта охвата которых в наше время мало кому под силам. Его «История новой фи­лософии» до сих пор может служить отличным базовым учебником по истории фи­лософии Но­вого времени.

Под историей философии он понимал «процесс разработки европей­скими на­родами и выраже­ния в научных понятиях их мировоззрения и отношения к жизни» (Виндель­банд В. История филосо­фии. Киев,1997 с.17). Он, как и все, отмечает ошибочность концепции историко-фило­соф­ского процесса у Гегеля, хотя и считает, что заложенный им принцип исто­ризма правилен. Хотя в «действительности картина истори­ческого развития философии совер­шенно иная; здесь речь идет не только о мышлении «человечества» или «всемирного разума» (Weltgeist), но в столь же сильной сте­пени и о мнениях, ду­ховном складе, настроении и капризах отдельных философов»(там же с.18). Прежде всего он отмечает, что существуют оп­ределенный набор фи­лософских проблем, вокруг кото­рых вращается философия. Они имеют константный характер, комбинация определенного типа ре­шения этих проблем, расположение концептов фи­лософии дает ту или иную философскую конструк­цию. Кроме этого имеет суще­ствен­нейшее значение куль­турно-исторический фактор истории филосо­фии, которая дает право и опоры на сущест­во­вание той или иной «философской комбинации». Он также отмечает, что существен­ным мо­ментом имеет сама индивидуальность философа: «Нет ни од­ной философ­ской системы, которая была бы свободна от этого влияния личности своего творца»(с.21) Фи­лософские конструкции зависят от его национальности, уровня образованности, ха­рактера и опреде­ленного жизненного опыта. Хотя он верно считает, что наряду с другими факторами ин­дивидуальность не имеет существенного значения.

Виндельбанд довольно своеобразно дает периодизацию историко-философского про­цесса: гре­ческая философия от 600 до 322 г. до н.э.; эллинско-римская философия- от Аристотеля до 500 г. до н.э.; сред­невековая философия от Августина до Николая Кузан­ского; философия Возрождения – с XV по XVII век; философия Просвещения- от Локка до Лессинга; немецкая философия- от Канта до Гегеля и Гербарта; философия c 1820 года и по его время. При всей традиционности деления видны опреде­лен­ные специфические акценты. Первое,- он считает философию XVII века философией Воз­рожде­ния. В этом он, может быть, прав – в то время еще крайне сильна религиозная проблематика, новая фило­софия развивается еще в русле теологической проблематики, кардинальный разрыв с ней дейст­вительно более свойственен философии XVIII века. Второе,- своеобразен акцент в заканчивании пе­риода немецкой клас­сики не только Ге­гелем, но и Гербартом. Действительно, творили они одновре­менно, влияние Гер­барта в то время было достаточно сильным, да и последующая традиция в фило­софии и психо­логии идет более по линии Гербарта в большей степени, чем по линии Гегеля.

Далее он подчеркивает: «философские системы вырастают не с логической, а с психологиче­ской необходимостью; но они изъявляют притязания на логическое значе­ние. Поэтому они тре­буют одновременно и прагматического, и критического – и при­чинного, и телеологического рассмотрения. Их возможно понять и объяснить лишь из ассоциации идей, которые в этом слу­чае носят не только индивидуальный, но и всемирно-исторический характер. И о них возможно судить лишь по степени, в какой эти ассоциации были в состоянии подчиниться логическим за­конам» (Виндельбанд В. История новой философии в её связи с общей культурой и отдель­ными науками. Том 1. От Возрождения до Канта. Спб., 1908 с.VI)

ТРУБЕЦКОЙ С.Н.

Известный историк философии, последователь Вл. Соловьева Сергей Николаевич Тру­бецкой, как и все остальные серьезные историки философии после Гегеля, не принимает его схему ис­торико-философского процесса, хотя и отдает ему должное в утверждении принципа историзма в историко-философской науке. Занимался он в ос­новном историей древней философии, ибо считал, что древняя философия составляет «основание всей европейской мысли в её историческом развитии» (Трубецкой С.Н. Ис­то­рия древней философии ч.1 М.,1906 с.18). Во многом он новатор в интерпретации древней философии. Он своебразно подходил к анализу эллинистической философии - не отходя от классиче­ской парадигмы рассмотрения эл­линистической философии, как философии упадка, он, тем не менее, интерпретировал её как проникновение философии в саму «ткань» античного общества, как процесс её институциали­зации: «..влияние философии на жизнь прогрессивно возрастает. В эпоху римской империи она популяризируется, распре­деляется по всем классам общества, является необходи­мым элементом всеобщего образо­вания, личного нравственного развития. Философы образуют осо­бый класс, пользую­щийся особыми правами и привилегиями»( там же с.92). Он один из первых в России уде­лил много внимания учению древних стоиков, связав их с последующей христианской традицией. Также он поставил вопрос о недостаточной изученности средневеко­вой фило­софии, прекрасно пони­мая сложность этой задачи. Увы, состояние изученности сред­невековой философии остается у нас на прежнем уровне, как и сто лет тому назад - наша фило­софия до середины 90-х годов могла похва­литься лишь десятком серьезных ра­бот по средневековой философии и не­полными отрывочными пе­реводами некоторых средневековых мыслителей. Только в последние годы мы можем подробно оз­накомиться с работами Августина, Ансельма Кентерберийского, П.Абеляра и некоторых других, тек­сты же «столпов» средневековой схоластики: Фомы Аквинского; Дунса Скота; Уильяма Оккама; ок­камистов XIV в., сыгравших известную роль в становлении новоевропейской культуры, до сих пор не переве­дены. Это, между прочим, серьезно влияет на явно оши­бочную интерпретацию новоевропей­ской философии, по крайней мере XVII-XVIII веков, ибо вся новоевропей­ская философия этого пе­риода имела постоянного партнера в фило­софском диалоге - схоластическую философию, на которой строилась вся система образо­вания этого пе­риода. А современную религиозную фило­софию вообще невозможно по­нять без знания трудов, по крайней мере, Фомы Аквинского.

Так вот С.Н. Трубецкой, в противовес Гегелю, он утверждает следующее: «История фило­софии не есть процесс диалектического развития отвлеченной мысли и не определяется одним движе­нием чис­тых понятий; в ней развивается конкретный разум человечества, в совокупности своих позна­вательных функций и в творческой деятельности отдельных ин­дивидуальных умов. И от­дель­ные философские учения не­сомненно представляют собой нечто несравненно более кон­кретное, не­жели развитие той или другой отвлеченной кате­гории. Если в них и получает пре­имущественное или хотя бы исключительное развитие какое-либо частное определение, част­ный момент, то все же каж­дое из них в самой одно­стронности своей стремится к целостному пониманию Истины и по-своему выражает тот или другой мысленный образ её, или идею Ис­тины, то или другое философ­ское отно­ше­ние к ней разума»( там же с.12)

Далее он считает, что «процесс развития философской мысли тесно связан с общим про­цессом исто­рического культурного развития, причем он нередко задерживается в зависи­мости от исто­рических условий, успытывает уклонения, благодаря им. Отдельные учения потому, немотря на действительную, иногда глубокую философию, в них заключаю­щуюся, суть все же историче­ские моменты познавания Истины и не могут рассматри­ваться как чисто логические моменты в движении какой-то безличной мысли. Напротив того, они имеют индивидуальный характер, и при их объясне­нии ис­торику приходиться считаться со всеми условиями места и времени и с личностью их творца – и это даже там, где такие учения получают общее, классическое значе­ние, вы­ражая собой общечело­вече­ские формы миросозерцания. Наконец, против отвлеченно-диалектического способа ис­толкова­ния истории философии следует указать на тесную зависимость философской мысли от­степени раз­вития научных знаний и духовной куль­туры- нравственного и рели­гиозного сознания. Ибо в своем стремлении к объединению человеческих знаний и цело­стному миропониманию фило­софия должна так или иначе считаться и с наукой, и с рели­гией, и с результатами научного знания, и с фактами нравственного сознания» (там же, с.13)