Философия Франции: Жан Поль Сартр и Альбер Камю

В начале 40-х годов двадцатого столетия центром экзистенциального теоретизирования становится Франция. В поле зрения французской «философии», так же как и немецкого экзистенциализма – изучение человека, существование которого как «конкретное», то есть единичное, индивидуальное, неповторимое противопоставляется всему общему, закономерному, рациональному. При этом для французских экзистенциалистов характерна активная литературно-художественная деятельность. Двое из великих французских экзистенциалистов – Жан Поль Сартр и Альбер Камю – были удостоены Нобелевской премии по литературе (Ж.-П. Сартр – в 1964, от которой он отказывается, и А. Камю – в 1957). Их глубокие философские мысли можно обнаружить не только в научных трактатах, но и в многочисленных драматургических произведениях, новеллах, романах, мемуарах. В то время (вторая половина ХХ в.) люди читали много, были знающими «театралами», поэтому такая «литературная обработка» философии способствовала расширению сферы влияния экзистенциализма сначала в Европе, а затем и во всем мире.

Самым значительным представителем французской феминологии, основателем атеистического экзистенциализма считается Жан Поль Сартр (1905–1980), французский философ, писатель, автор теоретического труда «Бытие и ничто» (1943), а также романов и пьес «Дороги свободы», «Слова», «Тошнота», «Мухи», «Мертвые без погребения», «Стена». В своей программной лекции «Экзистенциализм – это гуманизм» (1946 г.) мыслитель заявляет, что «если даже Бога нет, то есть, по крайней мере, одно бытие, которое существует прежде, чем его можно определить каким-нибудь понятием, и этим бытием является человек»[7]. Истинное бытие человека – главный феномен экзистенциализма – проявляется, согласно Сартру, через три формы: бытие -в- себе; бытие -для -себя и бытие – для -другого. Миру как «бытию -в- себе» противопоставлен здесь человек в качестве чистого «бытия- для- себя», понимаемого как непосредственная жизнь самосознания. Это и есть чистое «ничто» по отношению к миру, существующее только как отталкивание, отрицание, «отверстие» в «бытии- в -себе». «Бытие- для -другого» характеризуется напряженностью межличностных отношений: наше самосознание, абсолютно субъективное до определенной поры, стремится выразить себя, то есть приобрести внешнюю предметность.

По мнению Сартра, это возможно, когда существование личности входит в поле зрения другого сознания. Отношение к «другому» формируется именно в борьбе за признание свободы своей личности в глазах другого. Сартр, в отличие от Хайдеггера, феномен экзистенции связывает с сознанием, ибо сознание у него и есть мера человеческого бытия. Здесь уместно вспомнить картезианское: «мыслю – следовательно существую».

Сознание при этом не имеет оснований, источников, ничем не определяется, оно отлично от всех других мировых явлений и процессов.
Это – индиви­дуаль­ный человеческий опыт существования. Сознание – «ничто» в том смысле, что нет такой данности, про которую мы могли бы сказать, что это сознание. Сознание существует как бы двояко, несмотря на то, что у Сартра это явно не выражено. Итак, сознание существует как идеальное отражение вещи, на которую оно направлено. Но сознание чего-то предполагает одновременно и осознание человеком самого себя, как отличного от того, на что оно направлено.

Категория «ничто» играет в философии мыслителя определяющую роль, оно указывает в первую очередь на специфический способ существования сознания и человеческого бытия, о котором мы говорили выше. Именно исходя из понимания сознания как «ничто» (das Man – неопределенно-личное местоимение – введенное Хайдеггером при анализе неподлинного существования человека) Сартр вычленяет такие феномены, как свобода,временность, тревога, ответственность, характеризующие отношение человека к миру, причем человека, сознающего мир и тем самым предполагающего его. «Ничто» возможно потому, что есть бытие. Но это не значит, что сознание возникает из бытия, бытие не является причиной сознания. С точки зрения Сартра, как и Хайдеггера, такая проблема, будучи метафизической не только не разрешима, но и бессмысленна.

Наряду с этим Сартр уделяет много внимания трактовке времени как бытия. Время у него лишено объективности и полагается существованием человеческого «Я». Временность дана опять же через сознание, через «ничто». «Бытие -для- себя» «овременяет» свое существование, то есть временность признается только как опосредованная человеком, только как свойство переживающей человеческой души. Особое внимание Сартр уделяет анализу соотношения прошлого, настоящего и будущего. «Бытие -для- себя» существует в форме трех временных состояний или, как их называет мыслитель, экстазов прошлого, настоящего, будущего. Переживание последних связано непосредственно с самим субъектом, с его жизнью. Ведь на самом деле, прошлое, как и будущее, не существует вне связи с настоящим, и наоборот. При этом и прошлое, и настоящее, и будущее конкретно адресны: они всегда чьи-то. Моё, твоё, какого-то явления или предмета. «Я есть мое прошлое, – пишет Сартр, – и если меня нет, мое прошлое не будет существовать дольше меня или кого-то еще. Оно не будет больше иметь связей с настоящим. Это определенно не означает, что оно не будет существовать, но только то, что его бытие будет неоткрытым. Я единственный, в ком мое прошлое существует в этом мире»^[8]. Таким образом, во всякий момент своей жизни мы можем свободно определять, что считать своим прошлым, толковать его так или иначе!

А вот настоящее, по Сартру, как бы определяет его отношение к своему прошлому через чистое «ничто», которое, в свою очередь, никак не определено. «Если мы изолируем человека на мгновенном острове его настоящего и если все модусы его бытия окажутся предназначены природой к вечному настоящему, то мы радикально устраним все методы его рассудочного отношения к прошлому»^[9]. Будущее приходит в мир только с человеческим существованием, как проект будущего, где прошлое через заполнение «ничто» настоящего может стать чем-то. «Действительное будущее есть возможность такого настоящего, которое я продолжаю в себе и которое есть продление действительного в себе. Мое будущее вовлекает, как будущее сосуществования, очертания будущего мира … будущее - в- себе, которое обнаруживается моим будущим, существует в направлении, прямо соединенном с реальностью, в которой я существую»^[10].

Как считают специалисты, подобная субъективация времени, категории, безусловно, исторической, приводит Сартра к отрицанию истории природы и истории общества. Мыслитель абсолютизирует свободу человека, как это делают сегодня многие, а именно: ставит индивида вообще вне всякой закономерности и причинной зависимости. При таком позиционировании человека свобода у Сартра превращается в хаос произвола в действиях отдельных людей, а объективность исторических законов и закономерность наступления событий отрицается.

Таким образом, свобода не имеет ни причины, ни основания, она имеет место в любой обстановке и выражается в возможности выбирать не свое положение относительно внешнего мира, а свое отношение к своему положению. Данная оригинальная трактовка свободы может вывести нас на диалектическое понимание не только ее самой, но и таких социально-значимых феноменов, как, например, религиозная вера. Верующего можно считать «рабом Божьим», откуда всего один «шажок» до ницшеанского «религия рабов». То есть, вера понимается как удел слабых и беззащитных, находящих только в постулате братской любви и равенства перед Богом компенсацию своей низости и социальной зависимости. В этом случае сартровский раб свободен, определяя свое отношение к рабству, как ниспосланному Богом. Да и совершенно свободный человек, не обладающий «волей к власти», наделенный моралью раба, оказывается, по сути, таковым, становясь «падающим» под ударами судьбы, перекладывая на Бога свой моральный выбор. Однако можно быть реальным узником или мучеником, как, например, Томас Мор или Томазо Кампанелла, и не сгибаться, не терять своего лица, не поступаться принципами, относиться к своему положению с высоко поднятой головой аристократа духа. И в христианском смирении, если вдуматься, заложено огромное мужество! Какая же воля, доброта и мужество необходимы, чтобы не убивать, а возлюбить врагов своих, чтобы благословлять проклинающих вас, как сказано в Писании?! При этом имея возможность отказаться от ненависти и насилия только лишь под «давлением» собственной морали.

Именно в этой связи необходимо поговорить об отношении Сартра к Богу и религии. Он свою философскую позицию называет последовательно атеистической и видит одну из задач своей философии в критике непоследовательного атеизма, который, по мнению Сартра, несмотря на нападки, сам мало отличается от религии, создавая лишь новую веру – в разумность самого бытия, природы, материи. При этом отвергается мир потусторонний, абсолютизируется мир посюсторонний – разницы, в принципе, никакой. Человек стремится и находит смысл мира все равно. Такая установка, по мнению Сартра, завершается отождествлением Бога и природы. Отсюда и необходимость освободиться от любых стремлений упорядочить мир, найти в нем закономерности. Это и есть истинное безбожие, атеизм в понимании мира. Человек свободен, независим, необусловлен ничем, включая любые проявления веры. От Бога он тоже не зависим. Бог у Сартра – это «направленный на меня взгляд», пронзающий и вездесущий, наблюдающий за человеком из самых глубин его сознания. И самое интересное что Всевышний и есть «другой», который гораздо более велик, чем другие люди или даже человечество в целом. Ведь отвергая веру в Бога, Сартр на «Его место» ставит абсолютную свободу личности, определяя последнюю, как единственный источник, критерий и цель нравственности. То есть, вполне в стиле Сартра, можно сказать, что Ваша личная свобода является единственной основой моральных ценностей. Необходимо быть свободным, пользоваться своей свободой и оставаться самим собой! При этом, предъявляя именно к себе самые серьезные требования.

Экзистенциализм приобрел большое влияние на умы людей в Европе во многом также благодаря крупному писателю, публицисту, философу – Альберу Камю (1913–1960). В годы Второй мировой он участвовал в Движении сопротивления, сражаясь, так сказать, на идеологическом фронте. Это были для развития творчества Камю очень важные годы. В 1942 году он пишет два своих известных произведения: повесть «Посторонний» и философское сочинение «Миф о Сизифе». В послевоенные годы мыслитель выпускает популярный роман «Чума» (1947) и грандиозное философское эссе «Бунтующий человек» (1951). В 1957 году Камю становится, как мы уже знаем, лауреатом Нобелевской премии.

Камю можно назвать «популяризатором» экзистенциализма, внёсшим его в широкие образованные массы Европы именно за счет синтеза философии и литературы. Его работы близки и понятны не только любителям художественной литературы, но и заядлым театралам, и специалистам-философам, так как в них очевидный талант драматурга и писателя дополняется мощным экзистенциалистским философским посылом. Камю называют «философом абсурда». Камю, следуя ницшеанским настроениям, приходит к заключению, что «смерть Бога» в ХХ веке есть не что иное, как упадок христианства, повлекший за собой во многом утрату смысла бытия и жизни человека. Теперь мир противостоит человеку как иррациональное начало, как некая условная абсурдная декорация, в хитросплетениях которой мыслящий индивид стремится понять себя, исходя из абсурдности и неустранимости бытия. Абсурд в данном случае является результатом эклектичности мира, то есть несовместимости одновременного присутствия различных факторов. Абсурд сродни хайдеггеровскому экзистенциалу – основному понятию нашей эпохи: «Сам по себе мир просто неразумен, и это все, что о нем можно сказать. Абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности, зов которого отдается в самых глубинах человеческой души. Абсурд равно зависит и от человека, и от мира. Пока он – единственная связь между ними. Абсурд скрепляет их так прочно, как умеет приковывать одно живое существо к другому только ненависть»^[11].

«Человек» Камю очень остро переживает свой разлад с миром, свою чуждость миру, отсутствие своего завтра, вообще будущего. Тем не менее здесь нет того абсолютного трагического пессимизма, который принято приписывать экзистенциализму. Да! Человеческое существование, неминуемо завершится смертью, а человек, как существо мыслящее, «вдруг» во всей пугающей трагичности осознáет «абсурд» своего существования на Земле. Но осознание истины своей конечности не должно вести к малодушной растерянности, а, напротив, пробуждать в душе личности мужественное стремление продолжать жить вопреки всему. Подлинное мужество заключается не в бегстве от жизни и пораженческом суициде рефлексирующего интеллигента, но и не в примирении с действительностью. Нужно схватиться с миром, бороться, бунтовать,считает Камю.Отчаяние коренится в крушении надежд, возлагаемых человеком на свою историю. Мыслитель предостерегает от представления о социальном бытии как о сказке со счастливым концом, ибо некому так все устроить! И Бога нет… Тот, кто надеется на иное, впадает в иллюзию, а при ее крушении – в отчаяние. По Камю «Мир безрассудно молчалив», то есть наша история сама по себе не содержит ни заранее данных предписаний, ни оправдания человеческим поступкам, ни объяснения нашего предназначения и смысла жизни. Безрассудному молчанию мира Камю противопоставляет «бунт»,решительные действия самого человека. Так как историческая действительность абсурдна и не имеет внутренней цели и программы, то нет оснований рассматривать «бунт» как слепой и стихийный, бунтовать против хаоса и Ничто – еще одно проявление абсурда. Поэтому, как полагает Камю, «бунтующий человек» – это не ниспровергатель! Своим «бунтом», своим действием он сам вносит в мир отсутствующую доселе гармонию.

Если характеризовать творчество Камю в целом, то можно, как он и сам считает, выделить три этапа. С той лишь оговоркой, что он пользовался понятием «круг». Итак первый этап, или круг – это«Круг Абсурда». В этот период были созданы роман «Посторонний» (1942), философское эссе «Миф о Сизифе» (1942), пьесы «Недоразумение» (1944) и «Калигула» (1944). Философскую основу этих произведений составляет экзистенциалистское утверждение абсурдности бытия и непознаваемости мира. Первоначально Камю, как считают специалисты, исповедовал концепцию «романтического экзистенциализма», которую выразил в формуле: «абсурд царит, спасает любовь»^[12]. Чтобы привлечь ваше внимание к творчеству Камю и вызвать желание прочесть его произведения, построим характеристику этапов творчества на кратком изложении фабулы его произведений.

Итак, ярким примером абсурда, его эталоном является у Камю легендарный Сизиф. Как вам известно, данный персонаж античной мифологии был наказан вечной необходимостью закатить на гору огромный камень, всякий раз срывавшийся в низ уже с самой вершины. Трагизм Сизифа – в осознании бесцельности своего труда, его величие – в доблестном исполнении своего предназначения. В романе «Посторонний» главный герой пытается отгородиться от мира, остаться наедине с природой и своими инстинктами, всецело погружаясь в мир своих ощущений и рефлексий. Это приводит к бессмысленному убийству, суду и смертному приговору, который преступник считает несправедливым. Главную свою вину перед обществом герой видит в том, что он не плакал на похоронах матери.

В своей драматургии Камю прописывает такие коллизии, которые носят, по его мнению, «общечеловеческий» характер и не оставляют равнодушным никого. Так в основу пьесы «Недоразумение» положена ужасная в своей «повседневности» ситуация: мать и дочь, содержа гостиницу в течение многих лет, грабят богатых постояльцев, подсыпая им снотворное. В очередном убитом госте они не сразу узнают своего давно ушедшего из дома сына и брата. Камю заведомо использует для демонстрации трагизма и банальности ситуации слово «недоразумение», чтобы подчеркнуть трагическую анонимность людей и обыденность происходящего.

Сюжет пьесы «Калигула» заимствован, как считают литературоведы, из «Жизни двенадцати цезарей» Светония. Перед нами предстает, как вы уже знаете, маньяк на троне, повредившийся в уме после смерти своей сестры-любовницы и погибший под кинжалами заговорщиков. У Камю Калигула – не плод трагических обстоятельств, а убийца, целенаправленно доказывающий своим подданным конечность, а стало быть, абсурдность удела всех живущих. Над «Калигулой»^[13] драматург работал с 1937 года, называя свою пьесу «трагедией счастливого человека». Война, как считают специалисты, внесла коррективы в этот замысел: Камю переработал пьесу, значительно усилив тему сопротивления тирании.

Второй «круг» Камю – «Круг Бунта». Этот период представлен романом «Чума» (1947), пьесами «Осадное положение» (1948) и «Праведные» (1949) и, разумеется, его философским трактатом «Бунтующий человек» (1951). Основным лейтмотивом творчества мыслителя становится проблема долга личности перед «другими». «Абсурдность», бессмысленность существования должна вызывать сопротивление со стороны человека. В романе «Чума» перед нами человек, восстающий против безжалостного зла, незаслуженной кары, символом которой является чума. Это бедствие внезапно постигает жителей маленького городка Оран в Алжире. В изолированном от мира сообществе перед лицом болезни раскрываются характеры людей, живущих под угрозой мучительной смерти. Одни обретают себя в борьбе с болезнью и бесстрашно исполняют свой долг, другие думают лишь о собственной выгоде или безвольно покоряются судьбе. Тема получает свое продолжение в драме «Осадное положение». Здесь Чуму олицетворяет унтер-офицер в черном мундире, который с помощью секретарши – «Смерти» превращает средневековый город в гитлеровский концлагерь. Подобно средневековым сагам в произведении проводится тема бесстрашного героя, преодолевшего страх перед смертью и освободившего сограждан от господства «Чумы».

По-другому раскрывается тема бунта в последней пьесе Камю. Историческая основа драмы «Праведные» – убийство великого князя Сергея Александровича, организованное в 1905 группой Б. Савинкова. Для этого Камю специально изучал русский терроризм. Однако в пьесе реальные приметы времени сознательно отсутствуют, чтобы подчеркнуть «универсальность» ситуации извечного антагонизма цели и средств. В данном случае решается проблема возможности во имя свободы одних посягнуть на жизнь других. Камю предлагает читателю свой выход из противоречия: за жизнь великого князя главный герой отдает свою, отвергая тем самым собственной казнью тиранию («революционную пользу»), которой можно оправдать любое насилие, бесчестье и личную выгоду.

В трактате «Бунтующий человек», о котором мы достаточно уже говорили, Камю формулирует тезис о том, что «абсолютное отрицание» ведет ко вседозволенности и преступлениям, и противопоставляет им «бунт» смелой действующей личности и «революцию» как форму социальной трансформации, не снимающую, однако, проблему угнетения.

К наиболее значительным произведениям третьего «круга» относятся роман «Падение» (1956) и сборник новелл «Изгнание и царство» (1957).
В «Падении», как принято считать, Камю фактически сводит счеты с экзистенциализмом, демонстрируя «ложного пророка», который на первой стадии был благопристойным мещанином, на второй – ощутил себя «абсурдным героем» и пришел к убеждению, что «неба нет», а на третьей стадии развития осознал эгоистическую сущность своей «гуманности», которой прикрывал собственные прихоти. В новеллах Камю сделал попытку примирить потребность в абсолютной свободе с тяжкой необходимостью существовать в реальном мире: его герои – это одиночки, «изгнанники» в современной социальной жизни – ищут успокоения вне последней, устремляясь к морю и звездам как к вечным символам красоты.

Выводы. Социально-политические позиции у разных представителей философского учения неоднородны. Так, Сартр и Камю участвовали в Движении Сопротивления, причем позиция Сартра с конца 60-х гг. отличается крайним левым радикализмом и экстремизмом. Концепции Сартра и Камю оказали известное влияние на социально-политическую программу движения новых левых. Политическая ориентация Ясперса носила либеральный характер, а социально-политическим воззрениям Хайдеггера, сотрудничавшего в свое время с нацизмом, был присущ ярко выраженный консерватизм. Идеи и мотивы экзистенциализма получили распространение в современной западноевропейской, американской и японской литературе.

Как считают аналитики, трагическая интонация и общая пессимистическая окраска экзистенциализма являются свидетельством кризисного состояния тогдашнего буржуазного общества и господствующих в нем крайних форм отчуждения. Отсюда эта философия многими именуется философией кризиса. Но давайте все же скажем, что это кризис той социальности, которую необходимо преодолеть, создав подлинные экзистенциальные отношения истинных личностей через осознание трагизма собственного существования и ужаса конечности целей и результатов своих начинаний и привязанностей.