Позитивизм и этапы его развития

Позитивизм возникает в 30-е годы ХІХ века. Основателем его был французский философ Огюст Конт (1798–1857). К основоположникам позитивизма относят также английских философов Джона Стюарта Милля (1806–1973) и Герберта Спенсера (1820–1903). Их идеи составляют основное содержание первого этапа развития позитивизма. И, вне всякого сомнения, именно Конту принадлежит заслуга в разработке основных идей позитивизма.

Конечно, он возник не на голом месте. Конт сам в качестве своих предшественников называл Бэкона, Декарта, Галилея, которые стояли у истоков новой науки, опирающейся на эмпирические факты, на эксперимент. Среди предшественников позитивизма следует назвать также Юма и Канта, которые заявили о доступности нашему познанию только явлений, а не вещей самих по себе, их сущности, «внутренней» природы.

Нельзя не сказать хотя бы несколько слов о социальных предпосылках позитивизма. И такой предпосылкой было недовольство Конта существующим положением дел в обществе. «Задача позитивизма, – говорит Конт, – заключается, следовательно, в обобщении науки и объединении общественного строя. Иными словами, цель позитивизма – построить философию наук как фундамент новой социальной религии. Социальная доктрина есть цель позитивизма, научная доктрина – средство» [7, с. 11–12]. По мнению Конта, уровень развития общества определяется развитием мысли, господствующим видом философского мышления или фазой интеллектуального развития общества и каждого индивида.

Основное положение позитивизма, по мысли Конта, заключается в том, что истинная философия считает: «Нашему знанию доступны только явления, это знание явлений относительно, не безусловно. Мы не знаем ни сущности, ни даже реального способа возникновения известного факта, для нас доступны только его отношения к другим фактам путем преемственности и сходства». Так формирует кредо позитивизма Милль [7, с. 7]. Предшествующая философия считала, что задача науки заключается в том, чтобы раскрыть глубинные причины явлений, вскрыть сущность, лежащую в основе явления. Позитивная философия полагает, что наука должна описывать явления и устанавливать, формировать законы взаимосвязи явлений. На этой основе наука может и должна давать прогнозы относительно будущего, прогнозировать общественную практику.

Другое важное положение философии Конта заключается в том, что человечество в своем развитии проходит три стадии или фазы: теологическую, метафизическую и позитивную.

Теологическая фаза интеллектуального развития характеризуется тем, что причину всех природных и общественных явлений люди ищут в силах, находящихся за пределами природы и общества, в богах, которые управляют естественными процессами. Религия выступает господствующей формой мировоззрения и диктует свой метод подхода к объяснению явлений. Конечно, религия тоже не остается неизменной, она изменяется от политеизма к монотеизму, но принцип подхода к явлениям остается неизменным.

Метафизическая фаза интеллектуального развития приходит на смену теологической и характеризуется тем, что место потусторонних сил, место богов занимают первопричины и первосущности, некоторые субстанции, которые находятся за пределами опыта и вызывают доступные нам явления. Метафизическая философия нацеливает познание на поиск субстанций, стоящих за явлениями. Она пытается ответить на вопрос, почему происходит то или иное явление, найти невидимую причину его возникновения и существования. Если миф и религия на теологическом этапе человеческого развития показывают нам, как боги правят миром и обуславливают существование предметов и явлений, то метафизическая философия пытается показать, почему происходят те или иные явления.

«В положительном фазисе ум, убежденный в безуспешности всякого изыскания причин и сущностей, ограничивается наблюдением и классификацией явлений и открытием неизменных отношений последовательности и тождественности между вещами: словом, открытием законов явлений» [7, с. 13]. Теперь разум снова приходит к выводу, что он в состоянии ответить только на вопрос «как», а не «почему». Задача науки заключается в том, чтобы описывать явления и их отношения между собой, а не искать «глубинные причины». Происходит, говоря языком Гегеля, отрицание отрицания, мы снова возвращаемся к вопросу «как?», но уже на новой стадии развития, стадии положительной науки. «…Метафизик полагает, что он может постигнуть причины и сущности окружающих его явлений, тогда как позитивист, сознавая свою несостоятельность, ограничивается раскрытием законов, управляющих последовательностью этих явлений» [7, с. 21–22].

Конечно, эти фазы или виды философского мышления не существуют в чистом виде. Во все времена, даже на теологической стадии, параллельно существовали и другие фазы: метафизическая и позитивная. Другое дело, что генетически в первый исторический период господствовала теологическая стадия, во втором историческом периоде – метафизическая и в ХІХ веке начинает господствовать позитивная. Кроме того, в различных областях знания разновременно происходит смена, чередование ступеней или фаз. На основе исследования формирования частных наук, их перехода к позитивной стадии Конт проводит классификацию наук, ставя их в таком порядке: 1) математика, включающая в себя «науку чисел, геометрию, механику»; 2) астрономия; 3) физика; 4) химия; 5) биология; 6) социология, или социальная наука. Все науки взаимосвязаны, они есть ветви единого дерева науки, причем более сложные науки опираются на закономерности простых.

И что же тогда остается на долю философии, если наука сводится к описанию явлений, наблюдаемых в опыте? Классический позитивизм не отрицает значения философии, по его мнению, она «прирождена человеческой природе». По мысли Спенсера, «…философия есть знание наивысшей общности» [12, c. 12] и задача философии – на основе обобщения положительных наук открыть общие законы развития мира и познания. Такими законами являются закон о трех фазах интеллектуального развития Конта или закон эволюции Спенсера. Милль считает, что философия должна стать философией науки и определяет ее прежде следующим образом: «Философия науки, есть … ни что иное, как сама наука, рассматриваемая не по отношению к ее результатам, истинам, которые она определяет, а по отношению к процессам, посредством которых ум достигает этих результатов, признаков, по каким он узнает эти истины, а также по отношению к стройному и методическому расположению их в видах возможно большей ясности понимания, равно как самого полного и удобного применения: одним словом, это – логика науки» [7, с. 49–50]. Говоря более коротко, Милль полагает, что философия есть теория познания положительной науки, она разрабатывает общие методы познания явлений.

Вторым этапом развития позитивизма выступает эмпириокритицизм, или махизм, по имени Эрнста Маха (1838–1916), австрийского философа и физика. Наряду с Махом основоположником эмпириокритицизма является немецкий философ Рихард Авенариус (1843–1896), однако воззрения Маха получили большее распространение. И потому при рассмотрении этого этапа развития позитивизма сделан упор на взгляды Э. Маха.

Махизм возник на волне кризиса в физике, разразившегося в конце ХІХ – начале ХХ века. В связи с открытием радиоактивности, делимости атома стало очевидным, что законы Ньютона, считавшиеся всеобщими, не работают в области микромира. Перед физиками встали проблемы – каковы законы физики по своей природе: являются отражением объективной действительности, существующей вне нас, или являются достаточно произвольными конструкциями нашего ума? В этой ситуации Мах предложил считать последней реальностью, с которой имеет дело ученый в опыте, «первичные элементы мира», выступающие в одном случае, а именно в их отношениях между собой, как физическое явление, например зависимость цвета от солнечных лучей, а в другом – как психическое, как ощущение, например зависимость цвета от строения нашего глаза. Последним, с чем мы имеем дело в процессе познания, является ощущение, никакой субстанции за элементами мира нет.

«…Полное исключение чувственных ощущений, – пишет Э. Мах, – есть дело невозможное, напротив того, мы считаем их единственным непосредственным источником физики...» [6, с. 141]. Идея субстанции «не находит ни малейшего основания в элементах…». А основным принципом, которым руководствуется наше мышление при анализе и обобщении данных опыта, то есть ощущений, является принцип экономии или наименьшей траты сил.

Таким образом, если классический позитивизм, позитивизм Конта и Спенсера, изгоняет из науки первопричины, первосущности, субстанции, не сомневаясь в объективном существовании фактов опыта, то махизм уже сомневается в существовании объективной реальности и опыта, заявляя, что такой последней реальностью являются первичные элементы мира, которые одновременно принадлежат и к миру физического (объективного) и к миру психического (субъективного).

Но эмпириокритицизм недолго владел умами философов и физиков, хотя сначала его поддерживали многие физики. Уже в двадцатые годы ХХ века он уступает место новому направлению, получившему название неопозитивизм, то есть новый позитивизм.

Неопозитивизм

Неопозитивизм в виде логического позитивизма[6] возникает и развивается в рамках руководимого Морицем Шликом (1882–1836) «Венского кружка» (1922 г.), в который входили Рудольф Карнап (1891–1970), Отто Нейрат (1882–1945). Большую роль в становлении неопозитивизма сыграли работы Людвига Витгешнтейна (1889–1951), английских философов Бертрана Рассела (1872–1970) и Альфреда Айера (1910–1989), а также представителей Львовско-варшавской школы, польских философов Альфреда Тарского (1902–1983), Яна Лукасевича (1878–1956) и Казимежа Айдукевича (1890–1963).

Неопозитивизм является одновременно и продолжением, развитием и преодолением эмпириокритицизма. Махизм сосредоточил все свое внимание на первичных элементах мира, ощущениях, вслед за Юмом объявляя их существенным источником нашего знания. Но развитие науки, и прежде всего теоретической физики, показало, что науку нельзя свести к чувственным данным, к восприятиям, и это обстоятельство неопозитивизм учитывает, подчеркивая большую роль гипотез и теории в науке. Кроме того, для неопозитивизма вопрос о том, как мы познаем, не представляет интереса, остается вне поля рассмотрения. Предметом философии, с точки зрения неопозитивизма, является сама наука, ее язык. Задача философии – отделить научное знание от других видов знания, провести линию демаркации, по выражению Поппера, между научным знанием и вненаучным: обыденным, религиозным и, прежде всего, метафизическим.

Все предложения в логическом позитивизме подразделяются на три вида: антинаучные, вненаучные и научные (истинные или ложные). Антинаучные предложения и не являются собственно предложениями, а напоминают их по своей внешней структуре, как, например, «приток реки разговаривает ямбом». К вненаучным предложениям неопозитивисты относят, прежде всего, философские понятия: детерминизм, необходимость, бытие, смысл жизни и т. д. Эти понятия, с точки зрения логического позитивизма, лишены научного смысла, так как они непроверяемые. Эти предложения могут иметь житейский смысл, но к науке они не имеют никакого отношения. Традиционная философия, по мысли неопозитивистов подобна религии. Последняя имеет смысл, поскольку многим верующим религия помогает жить, придает им уверенность, дает надежду и так далее.

Подлинно научными являются предложения, которые проверяются указанием на факт. При этом сам «факт» неопозитивисты отождествляют с научным фактом. «Когда мы будем пользоваться словом «факт», – пишет Р. Карнап, – мы будем понимать его в смысле единичного утверждения [3, с. 42]. Когда речь идет об общих, универсальных утверждениях, какими являются законы, то они могут считаться научными в том случае, если их с помощью логики можно свести к атомарным, протокольным предложениям, которые проверяются указанием на простые, атомарные факты. Атомарные факты – это факты типа: «Сегодня в 12 часов у нас светит солнце». Нам достаточно выглянуть в окно, чтобы убедиться в истинности или ложности данного высказывания. Оно подвергается опытной проверке. Закон Ома для участка цепи можно считать научным высказыванием потому, что с помощью правил логики мы можем привести его к высказыванию типа: «Возьмите кусок медной проволоки такой-то длины и такого-то сечения, пропустите по ней ток такой-то силы и на концах медной проволоки вы зафиксируете такое-то напряжение». Нам остается только проделать этот эксперимент, и мы убедимся в истинности или ложности закона Ома. Принцип, с помощью которого проверяются высказывания на научность, в логическом позитивизме получил название принципа верификации. Таким образом, подлинно научными высказываниями признаются протокольные высказывания, фиксирующие наши атомарные ощущения и восприятия. Теория представляет собой фиксацию, обобщение нашего эмпирического опыта, фиксацию элемента повторяемости нашего опыта и на этой основе предсказуемости будущих событий. Законы науки, собственно, больше ничего и не означают, кроме констатации повторяемости определенных состояний и отношений. «…Все законы основываются на наблюдениях некоторых регулярностей», – пишет Карнап. Их отличие от простых протокольных предложений заключается в том, что они представляют собой высказывания, не просто фиксирующие наши восприятия, а сформированные с помощью индукции.

Но именно здесь логический позитивизм сталкивается с непреодолимыми трудностями. Если наука представляет собой систему протокольных высказываний и сформированных на их основе с помощью индукции законов, то тогда не представляется возможным провести границу между научными и вненаучными, метафизическими высказываниями. Принцип верификации не может нам помочь, поскольку, во-первых, далеко не все законы науки могут быть сведены к протокольным предложениям. Уже К. Поппер справедливо замечает: «В своем стремлении уничтожить метафизику позитивисты (имеются в виду логические позитивисты – А. Л.) вместе с ней уничтожают и естественные науки, так как законы науки точно так же, как и метафизические утверждения, несводимы к элементарным высказываниям о чувственном опыте» [8, с. 57–58]. А, во-вторых, на основе принципа верификации с помощью индукции мы можем сделать только вероятностные выводы, и у нас никогда не будет уверенности в том, что эти высказывания, эти законы есть отражение реальности. Таким образом, и в этой части законы науки мало, в чем отличны от традиционно философских выводов и положений.

Попытку преодолеть трудности, вставшие перед логическими позитивистами, предпринял английский философ Карл Раймунд Поппер, которого некоторые наши историки философии относят к логическим позитивистам, а некоторые – к постпозитивистам. Но несомненно одно – философские взгляды Поппера относятся к неопозитивистскому направлению.

К. Поппер, как и логические позитивисты, ставит перед собой задачу отграничить научное знание от других видов знания, провести демаркацию предоставленного знания. «Проблему нахождения критерия, который дал бы нам в руки средства для выявления различия между эмпирическими науками, с одной стороны, и математикой, логикой и «метафизическими» системами – с другой, я называю проблемой демаркации», – писал Поппер [8, с. 55]. Но, в отличие от последних, Поппер не считает возможным провести демаркацию с помощью принципа верификации. Во-первых, как считает Поппер, подтверждающие примеры можно найти для любой теории, о чем в свое время говорил еще Ф. Бэкон, а во-вторых, индукция вообще не в состоянии дать общий вывод. «Индукция, то есть вывод, опирающийся на множество наблюдений, представляет собой миф» [8, с. 271]. В качестве принципа, способного осуществить демаркацию научных высказываний, Поппер выдвигает принцип фальсификации. Научным считается высказывание, или теория, если хотя бы мысленно можно представить условия, при которых теория может быть опровергнута. Если теория ни при каких условиях не может быть опровергнута, то ее нельзя считать научной. С помощью принципа фальсификации Поппер констатирует тот простой факт, что любое научное высказывание является таковым только в том случае, если оговорены условия, при которых оно работает и, следовательно, за пределами которых оно не работает. Утверждение «вода кипит при ста градусах» является научным потому, что оно оговорено условием: при нормальном атмосферном давлении. Если это условие отсутствует (например, когда мы будем кипятить воду высоко в горах), то вода будет кипеть при другой температуре. Чем более жестко оговорены условия действия той или иной научной теории, а следовательно, и определены условия, при которых она не работает, тем более научной она является. «Метафизические» высказывания не являются научными, потому что для них не существует условий, при которых они не работают. На каждое опровержение могут быть приведены доводы, расширяющие условия действия теории. Развитие науки, по мысли Поппера, представляет собой выдвижение гипотез, обоснование теорий и их опровержение, фальсификацию, в результате чего выдвигаются новые гипотезы и теории.

Хотя К. Поппер в своих исследованиях основное внимание уделяет проблеме демаркации и логическому анализу естественнонаучного знания, это не означает, что он не обращается к анализу общественно-научного знания. Одно из самых известных произведений К. Поппера «Открытое общество и его враги» посвящено анализу социологических концепций Платона, Гегеля и Маркса, которые, по мысли Поппера, способствовали возникновению тоталитаризма, нацизма и коммунизма. Поппер называет историцизмом взгляд, согласно которому развитие общества подчинено объективным законам и мы, познав эти законы, можем предвидеть глобальный путь развития общества на историческую перспективу. Такой подход к обществу не просто антинаучен, такой метод не просто ложен, он подрывает веру людей в собственные силы при борьбе за демократию. «…Безапелляционные исторические пророчества целиком находятся за пределами научного метода, - заявляет Поппер. – Будущее зависит от нас, и над нами не довлеет никакая историческая необходимость» [9, с. 31]. Нельзя смешивать научное предсказание и историческое пророчество. Первое связано с «социальной инженерией частных решений» или «технологией постепенных социальных преобразований», а второе – с «утопической социальной инженерией». Метод «социальной инженерии» способствует развитию практической активности людей для совершенствования условий своего существования, ответственности за свои действия, развитию демократизации, в то время как социальный утопизм, историцизм ведут к противоположным результатам. «…Мне кажется, – пишет Поппер, – что историцистская метафизика освобождает человека от груза ответственности. Если вы убеждены, что некоторые события обязательно произойдут, что бы вы ни предпринимали против этого, то вы можете со спокойной совестью отказаться от борьбы с этими событиями» [8, с. 34]. Поэтому Поппер, хотя и признает большой вклад Маркса в развитие наших представлений об обществе, считает марксистскую концепцию исторического развития в целом ложной теорией.

Говоря о неопозитивистской трактовке науки, нельзя не сказать о принципе конвенционализма, который, по мнению всех неопозитивистов, лежит в основе науки. Содержание принципа конвенционализма заключается в том, что с точки зрения неопозитивизма научные понятия и теории представляют собой не отражение процессов объективного мира, а плод соглашения ученых. При заключении этого соглашения ученые могут руководствоваться различными доводами: соображениями простоты, «экономии мышления», непротиворечивости, произвольного соглашения, удобствами в описании опыта и т. п. Другими словами, вопрос о том, что отражают научные концепции, теории, вообще выносится за рамки науки и философии, он не имеет смысла. Наиболее полно этот принцип нашел свое выражение в работах американского историка и философа науки Томаса Куна (1929–1996), и особенно в его книге «Структура научных революций» (1962).

В этой работе Кун поставил перед собой задачу создать новую концепцию развития науки. По мысли Куна, представление о развитии науки как кумулятивном процессе, когда каждое новое поколение ученых, каждый ученый (разумеется, хороший ученый) вносит свой вклад в развитие науки и, таким образом научное знание постоянно прирастает, не отвечает действительному положению дел. В развитии науки Кун выделяет несколько периодов: допарадигмальный период, утверждение парадигмы и период нормальной науки, период кризиса и период революции.

Допарадигмальный и, по существу, донаучный период характеризуется тем, что в той или иной области знания существует несколько концепций, никак не связанных между собой, по-разному объясняющих одну и ту же группу явлений. Такое положение дел существует до тех пор, пока не появляется научный труд, который признается большинством, работающим в этой области знания, как теория и метод решения проблем, то есть эта концепция становится парадигмой. Вводя термин «парадигма», Т. Кун писал: «Я имел в виду, что некоторые общепринятые примеры фактической практики научных исследований – примеры, которые включают закон, теорию, их практическое применение и необходимое оборудование, - все в совокупности дает нам модели, из которых возникают конкретные традиции научного исследования» [4, с. 27–28]. Чтобы стать парадигмой, научное исследование должно быть, во-первых, беспрецедентным и отбить охоту у всякого выдвигать конкурирующую концепцию и, во-вторых, быть достаточно открытым, чтобы давать возможность новому поколению ученых находить в его рамках новые проблемы для себя. Такими исследованиями были физика Аристотеля, геоцентрическая система Птолемея, механика и оптика Ньютона, кислородная теория Лавуазье, теория относительности Эйнштейна и т. д. Ученые, разделяющие ту или иную парадигму, составляют научное сообщество.

Утверждение парадигмы и возникновение научного сообщества, по мысли Куна, означает переход к периоду нормальной науки. «…Термин «нормальная наука», означает исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых научных достижений – достижений, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для развития его дальнейшей практической деятельности» [4, с. 27]. Особенностью нормальной науки является то, что в этот период ученые работают в рамках парадигмы, расширяя область ее применения, уточняя проблемы, решают головоломки. Никто не ставит перед собой задачу открыть что-то новое, никто не стремится выйти за рамки парадигмы. Более того, если ученые в процессе исследования сталкиваются с аномалиями, то есть с фактами, не вписывающимися в данную парадигму, они пытаются расширить рамки применения парадигмы, а если это не удается, то аномальные факты просто отбрасываются. И только по мере того, как накапливаются аномалии, их становится невозможно игнорировать, тогда возникает кризис в развитии науки, кризис парадигмы. «…Кризис расшатывает стереотипы научного исследования и в то же время увеличивает количество данных, необходимых для фундаментального изменения в парадигме» [4, с. 121]. Перед членами научного сообщества в период кризиса встает задача изменения парадигмы, наступает период революции. Процесс этот чрезвычайно болезненный. «…Даже тогда, когда… появляется на свет новый кандидат в парадигму, ученые будут сопротивляться его принятию, пока не будут убеждены, что удовлетворены два наиболее важных условия. Во-первых, новый кандидат должен, по-видимому, решать какую-то спорную и в целом осознанную проблему, которая не может быть решена никаким другим способом. Во-вторых, новая парадигма должна обещать сохранение в значительной мере реальной способности решения проблем, которые накопились в науке благодаря предшествующим парадигмам» [4, с. 123]. При этом новая парадигма не обязательно является прогрессом в развитии науки.

Вообще относительно прогресса в развитии науки, по мысли Т.Куна, необходимо быть очень осторожным. Не вызывает никакого сомнения прогресс в совершенствовании методов исследования, инструментария, техники. В этой области прогресс в развитии науки очевиден и наука может служить примером и даже определенным критерием вообще общественного прогресса. Но если речь идет о прогрессе в вопросе соответствия теории объективной реальности в самой природе, то здесь дело обстоит совершенно по-иному. Кун считает, что в данном случае говорить о прогрессе некорректно. «…Представления о соответствии между онтологией теории и ее «реальным» подобием в самой природе кажутся мне теперь в принципе иллюзорными», – пишет Кун [4, с. 260].

Таким образом, можно сделать вывод, что любая научная теория включает в себя момент соглашения научного сообщества на предмет ее истинности и ее способность выполнять роль парадигмы объясняется во многом ее возможностью трактовать и предвидеть факты, что в значительной мере сближает взгляды Куна в этой области с позицией прагматизма.

Прагматизм

Прагматизм возникает в конце ХІХ – начале ХХ вв. в США. Основателями его были американцы Чарлз Сандерс Пирс (1839–1914), Уильям Джемс (1842–1910) и Джон Дьюи (1859–1952). В начале ХХ века прагматизм получил распространение в Англии, Италии, Чехословакии и даже Китае, но многие историки философии считают его чисто американской философией и не только и даже не столько потому, что его создатели – философы-американцы, а потому, что считают прагматизм выражением американского духа, американской деловитости («прагматизм» этимологически происходит от греческого слова pragma – дело, действие), американского прагматизма. Конечно, это не означает, что прагматизм не имел предшественников в европейской философии. Он перекликается с такими философскими системами, как позитивизм, философия жизни, но его понимание истины как полезности, успешности, функциональности той или иной идеи выделяет его из других философских течений.

Для прагматизма человек – это, прежде всего, не познающее существо, а «делающее», действующее существо. А процесс действия неразрывно связан с верой. Преодоление сомнения и достижение веры и составляет главную цель познания. То есть процесс познания, по мысли Пирса, представляет собой не отражение действительности в мышлении человека, а знание есть не соответствие мысленного образа реальности, а преодоление сомнения и достижение верования, формирование привычки действовать. «Деятельность мысли, – говорит Пирс, – возбуждается раздражением, вызванным сомнением, и прекращается, когда верование достигнуто; таким образом, достижение верования есть единственная функция мысли». Поскольку верование есть привычка действовать, можно сказать и так: «Вся функция мысли состоит в том, чтобы производить привычки действия, а все, что связано с мыслью, но не имеет отношения к ее цели, есть некий нарост на ней, но не ее часть» [10, с. 234]. Но как тогда быть с содержанием мысли, идеи? Что она отражает или выражает? Ответ на этот вопрос дает концепция значения Пирса, именно в ней формулируется принцип Пирса.

С точки зрения Пирса, содержание значения идеи или понятия следует искать не в соотношении идеи, образа и прообраза, объекта, а в отношении понятия к субъекту. Содержание значения, с точки зрения Пирса, раскрывается в том, что данное понятие означает для субъекта, к каким практическим последствиям оно сводится, какие практические последствия оно вызывает. «Рассмотрите, какие практические следствия, которые, как мы считаем, могут быть произведены объектом нашего понятия. Понятие о всех этих следствиях есть полное понятие объекта» [10, с. 239]. Это и есть формулировка «принципа Пирса». Понятие вещи, предмета целиком сводится Пирсом к чувственно-практическим следствиям, ощущениям, вызываемым у нас этим предметом. Более ничего в понятии предмета нет. Каков предмет мысли по своей природе: материальный или идеальный, реально существующий или только мыслимый, физический или психический – для прагматизма не имеет большого значения. Важно только то, что он побуждает нас действовать определенным образом и сводится к этому опыту. Ощущения, составляющие содержание нашего опыта, могут быть вызваны как вне нас находящимися предметами и явлениями, так и любыми переживаниями и состояниями нашего сознания. Опыт ученого в лаборатории и «опыт» верующего в церкви одинаково реальны и одинаково значимы как для их участников, так и вообще по своей природе. Ведь если предмет значим только как те верования, действия и последствия, которые он у нас вызывает и к которым он нас принуждает, то не так уж важно для самого действия, вызваны ли наши практические действия реальными явлениями, воздействующими на наши органы чувств и через них – на мышление, или просто состояниями нашего сознания.

Из такого понимания природы знания прагматизм подходит к трактовке истины. Любое высказывание, идея, теория проявляют себя в тех последствиях, которые они вызывают в нашем поведении и нашем действии. Но последствия воздействия идей на наше поведение могут быть и бывают различными: они могут способствовать осуществлению наших намерений, достижению результата, а могут и не способствовать этому процессу. Истинным должны признаваться то суждение, та теория, которые способствуют осуществлению наших намерений, помогают нам достичь результата.

«Истина…, – по мнению Пирса, – отличается от лжи просто тем, что действие, основанное на ней, по зрелом размышлении приведет нас к той цели, к которой мы стремимся, а не в сторону от нее» [9, с. 245]. Но в таком случае мы сталкиваемся как минимум с двумя трудностями: во-первых, истина в таком случае носит чисто субъективистский, даже субъективно-релятивистский характер и, во-вторых, такое понимание истины не дает нам ответа на вопрос об истинности тех суждений, последствия которых не присутствуют в нашем жизненном опыте.

Первую трудность Ч. Пирс пытается преодолеть с помощью того, что предлагает считать истинным то суждение, ставшее верованием, которое таковым признали бы исследователи данной проблемы при условии неограниченного опыта. Таким образом, истина приобретает интерсубъективный характер.

Чисто американский подход даже терминологически предлагает У. Джемс для решения второго затруднения. «Истина, – говорит он, – в значительнейшей своей части покоится на кредитной системе. Наши мысли и убеждения «имеют силу», пока никто не противоречит им, подобно тому, как имеют силу (курс) банковские билеты, пока никто не отказывает в приеме их… «Вы принимаете от меня проверку какой-нибудь вещи, я принимаю вашу о какой-нибудь другой. Мы торгуем друг с другом своими истинами» [10, с. 265]. Таким образом, Джемс утверждает, что если практические последствия какого-либо высказывания вы не имели и не наблюдали в своем опыте, вы можете иметь суждение об истинности или ложности данного высказывания при условии свидетельства человека, в опыте которого имелись эти практические последствия, и они не противоречат вашему опыту. Я доверяю вашему опыту, а вы моему, и мы обмениваемся нашим опытом в вопросе истинного как деньгами, доверяя существующему курсу обмена.

Особая роль в пропаганде и развитии прагматизма принадлежит Джону Дьюи, которого сами американские философы называют главным американским философом первой половины ХХ века. Прагматическая концепция Дьюи получила в философии название «инструментализм».

Центральным понятием философии Дьюи является понятие «опыт». Но само это понятие у Дьюи получает иное значение, чем в классической философии и даже чем у его непосредственных предшественников. В классической философии понятие «опыт» употребляется в гносеологическом плане, как важнейший элемент познавательного процесса. Даже у Пирса и Джемса «опыт» имеет большую гносеологическую нагрузку. Правда, Джемс много говорит о религиозно-нравственном опыте человека. У Дьюи понятие «опыт» получает широкое обыденное значение, оно включает в себя все, с чем имеет дело человек в своей жизни. «Ценность понятия опыта для философской рефлексии состоит в том, – пишет Д. Дьюи, – что оно обозначает как поле, солнце, облака и дождь, семена и урожай, так и человека, который трудится, составляет планы, изобретает, пользуется вещами, страдает и наслаждается. Опыт обозначает все, что переживается в опыте, мир события и лиц; он обозначает мир, воспринятый в опыте, деятельность и судьбу человека» [10, с. 277]. Для Дьюи человек – это биологическое существо и, чтобы выжить, он должен приспособиться к окружающей среде. Эту идею он берет у Дарвина. Если бы окружающий человека мир был устойчивым, постоянным, то человек мог бы спокойно обойтись инстинктами, обычаями, традициями. Но мир изменчив, события в нем во многом случайны, он ставит каждого из нас в проблематическую ситуацию, порождает неуверенность и сомнение, неуютность нашего бытия. Поэтому человеку необходимо знание. Оно дает ему возможность приспособиться к изменяющейся среде, превратить проблематическую ситуацию в устойчивую, то есть знание является тем инструментом (отсюда инструментализм), который дает нам возможность преодолеть сомнение и достичь верования. Истинность того или иного высказывания есть его способность выполнять инструментальную роль, его способность помочь нам решить проблематическую ситуацию. «Если идеи, значения, концепции, понятия, теории, системы инструментальны… по отношению к устранению некоторого специфического беспокойства, замешательства, то проверка их надежности и ценности состоит в выполнении ими этой работы» [10, с. 301]. Речь при этом идет не о том, соответствуют идеи чему-то в реальности или нет, главное, чтобы они работали, были инструментальны. В связи с этим особый интерес представляет трактовка прагматизмом религиозных догм и религиозного опыта. Можно ли его считать истинным? Прагматизм при решении этого вопроса исходит из принципа полезности и инструментальности. Выиграет или проиграет верующий человек по сравнению с атеистом? По мысли Джемса, конечно, выиграет. Ведь если окажется (после смерти), что бога нет, то верующий ничего не потеряет, а если окажется, что он существует, то он по сравнению с атеистом выиграет, ибо ему воздастся за его веру. И в этой жизни, по мнению и Джемса, и Дьюи, вера помогает человеку преодолевать трудности, добиваться успеха в своих начинаниях, решении своих проблем. Поэтому вопрос о научности или ненаучности религии должен быть снят и заменен вопросом о ее полезности, инструментальности.

Феноменология

Понятие «феноменология» в истории философии употреблялось в различных смыслах. У Канта оно служило для обозначения предметов человеческого опыта. У Гегеля оно понималось как учение о становлении научно-философского знания – «Феноменология духа», которая по мысли Маркса была истоком и тайной гегелевской спекулятивной философии. В работах немецкого философа Франца Брентано (1838–1917) феноменология понималась как описательная психология, вычленяющая и описывающая структуру психических явлений. Ему принадлежит открытие интенциональности сознания, соотносительности предмета и акта переживаний, утверждение о самоочевидности внутренних переживаний.

В двадцатом веке под феноменологией понимается одно из очень влиятельных философских направлений, предметом которого выступает чистое, внеопытное и внеисторическое сознание, его структуры, обеспечивающие его реальное функционирование и совпадение с миром идеальных значений, выраженных в языке и психологических переживаниях. Возникновение феноменологии как особого философского направления связано с именем немецкого философа Эдмунда Гуссерля (1859–1938), ученика Ф. Брентано.