Чудесное дерево Тсонг-Кхапа 1 страница

Смерть и мир мертвых

Как правило, невежды думают, будто буддисты верят в перевоплощения, даже в метемпсихоз.* (*То есть, переселение душ из одного тела в другое. - Прим. авт.) Но они заблуждаются. На самом деле буддизм учит только, что энергия, полученная в результате духовной и физической деятельности какого-либо существа, порождает после его смерти новые явления духовного и физического порядка. На эту тему существует множество хитроумных теорий, и, по-видимому, мистики Тибета трактуют вопрос о смерти глубже, чем большинство других буддистов.

Философское мировоззрение доступно только избранным. Эта истина не требует подтверждения. Что касается толпы, то, сколько бы ни повторяла она ортодоксальный символ веры: "Все соединения непостоянны, никакого "Я" не существует", она продолжает цепляться за более простое верование в неопределенную сущность, странствующую из мира в мир, перевоплощаясь в различные формы.

Но, тем не менее, ламаисты представляют себе условия этих странствий своеобразно, значительно расходясь во взглядах со своими единоверцами из южных стран: Цейлона, Бирмы и других. По их мнению, проходит более или менее длительный период времени между смертью и мгновением, когда умерший возрождается среди того или другого из шести признаваемых ими видов живых существ.

Эти шесть видов следующие: 1)боги; 2) существа небожественного происхождения, подобные титанам; 3) люди; 4) другие существа добрые или злые - включая сюда гениев, духов, фей и пр.; 5) животные; 6) идаги - чудовища, вечно терзаемые голодом и жаждой, обитатели различных чистилищ, подвергаемые там жестоким мучениям.

Ни одно из указанных состояний не бывает вечным. Смерть настигает всех - как богов, так и стенающих в чистилище горемык, а за смертью следует возрождение, либо среди существ прежней категории, либо в новой среде. По народным верованиям, условия, в которых возрождается умерший, зависят от совершенных им при жизни добрых или злых дел. Более просвещенные ламы учат: человек или какое-либо другое существо своими мыслями и действиями развивает в себе свойства, приводящие его естественным путем к возрождению в соответствующих этим свойствам условиях. Наконец, по мнению других лам, существо своими поступками, главным образом своей духовной деятельностью, изменяет природу составляющего его вещества, и, таким образом, само превращает себя в бога, в животное, в осужденного на мучения духа и т.д. До сих пор эти истины полностью совпадают с теориями, признаваемыми общей массой буддистов. Но в остальном ламаисты более оригинальны.

Прежде всего, следует отметить, что ламаисты придают сметливости и изворотливости даже еще большее значение, чем некоторые секты махаянистов (разновидность буддизма, превалирующего в странах Северо-Восточной и Центральной Азии). "Сметливый человек проживет с комфортом даже в преисподней" очень популярная поговорка в Тибете. Она лучше всяких объяснений выражает взгляды ламаистов на то, что именуется ими "тхабс" (способ действия). Итак, между тем, как большинство их единоверцев убеждены, что судьба умершего с математической точностью определяется его моральной сущностью, ламаисты полагают возможным для ловкого человека (того, "кто знает, как нужно за это взяться") изменить и улучшить свою судьбу после смерти, возродиться по возможности в благоприятных условиях.

Я говорю "по возможности", так как, несмотря на все надежды на "ловкость рук", бремя совершенных поступков ("ниен лас"), по их верованиям, все же остается довлеющей силой, иногда настолько значительной, что все ухищрения покойного или даже старания принимающего участие в его судьбе чудотворца-святого, бессильны удержать дух от перевоплощения в бедственных условиях. Приведу пример такого бедственного перевоплощения немного дальше. Отталкиваясь от идеи, будто находчивость и изворотливость, во всяком случае, представляют основное значение, ламаисты рассудили - к умению хорошо жить следует присовокупить умение хорошо умереть и успешно выходить из затруднительных положений и на том свете.

Как полагают, посвященные знают, что их ждет после смерти. Созерцатели уже при жизни видели и испытали сопровождающие смерть ощущения. Значит, они не будут удивлены и не испугаются, когда их личность распадется. Ее действительная сущность освободится от своей оболочки, сознательно вступит в потусторонний мир и уверенно пойдет вперед по уже знакомым дорогам и тропам, заранее зная, куда они ее приведут.

Что же продолжает свой путь после того, как превратилось в труп? Это одно из различаемых ламаистами "сознаний": сознание своего "Я" или же, согласно другой терминологии, "жажда жизни".

Я позволила себе обозначать словом "дух" путника, за которым мы последуем в его странствиях в потустороннем мире. Хотя слово "дух" плохо выражает понятие, передаваемое учеными ламаистами словосочетанием "ййд ки рнампар шеспа", оно все же имеет преимущество, так как привычно для слуха европейцев. Кроме того, я просто вынуждена его употреблять за неимением в европейских языках другого, более подходящего термина.

Итак, посвященные обладают способностью сохранять ясность сознания в период отделения духа от телесной оболочки и переходят из этого мира в мир иной вполне сознательно, понимая, что с ними происходит. Поэтому в свой смертный час они не нуждаются ни в чьей помощи, и отправление религиозных обрядов после их смерти совершенно бесполезно.

Но с простыми смертными дело обстоит иначе. Под простыми смертными здесь следует понимать всех монахов и мирян, не обладающих искусством умирать. Таких людей подавляющее большинство.

Ламаизм не предоставляет невежд самим себе. Во время агонии и после их смерти лама обучает их тому, чего они не успели усвоить при жизни. Он объясняет им природу снившихся им существ и вещей, он и успокаивает и, главное, неутомимо назидает: какой путь им надлежит избрать.

Первая забота ламы, дающего умирающему последнее напутствие - помешать ему уснуть, впасть в обморочное или коматозное состояние. Он обращает его внимание на последовательное исчезновение различных "сознаний", оживляющих его чувства: сознание глаза, сознание носа, языка, тела, уха, т.е. постепенную потерю зрения, обоняния, вкуса, осязания, слуха. В бесчувственном теперь теле мысль должна оставаться активной и внимательно наблюдать совершающееся таинство. Теперь важно заставить дух покинуть свою оболочку через темя: если бы дух вышел каким-нибудь другим путем, будущее благополучие его сильно бы ухудшилось. Извлечение духа из тела производится, как уже говорилось выше, ритуальными восклицаниями - "хик" и следующий за ним "пхет". Прежде, чем произнести "пхет" лама должен, глубоко сосредоточившись, отождествить себя с только что отошедшим покойником и сделать усилие, какое понадобилось бы сделать последнему, чтобы заставить дух подняться к макушке головы с силой, достаточной, чтобы пробить для себя в темени выходную щель. Посвященные могут самостоятельно произвести восхождение своего духа к макушке и, чувствуя приближение конца, самим произнести освободительные " хик" и "пхет". Таким способом они могут даже совершить самоубийство, и, если верить молве, такие случаи действительно бывают.

Бесплотный дух пускается затем в удивительные странствия. Народное поверье превращает их в реальное путешествие по действительно существующим местам, населенным тоже вполне реальными существами. Однако образованные ламаисты считают эти скитания сменой ряда субъективных видений, простым сном, создаваемым самим духом под влиянием различных его склонностей и прежних поступков.

Некоторые утверждают, что непосредственно после освобождения от телесной оболочки дух получает мимолетное, как молния, провидение высшей действительности. Если он способен постигнуть откровение, он окончательно освобождается от "круга" перевоплощений и смертей. Он уже достиг состояния нирваны. Это бывает редко. Чаще всего, внезапный свет ослепляет дух. Он отступает, влекомый ложными представлениями, своей привязанностью к индивидуальному существованию, к своему "Я" и чувственным наслаждениям. Или же смысл видения ускользает от него совершенно - так от внимания человека, поглощенного повседневными заботами, часто ускользает все, что вокруг него происходит. Невежественный покойник, попавший в потусторонний мир во время обморочного состояния, придя в себя, не сразу осознает, что с ним произошло. Еще много дней он пытается разговаривать с людьми, обитающими в его прежнем жилище, и удивляется, почему ему никто не отвечает и, по-видимому, даже не замечает его присутствия. По словам одного ламы из предместья в Литанге (Восточный Тибет), некоторые умершие рассказывали через посредство медиумов "паос", как они пытались пользоваться принадлежащими им при жизни вещами взять плуг, чтобы пойти вспахать свое поле, снять одежду с гвоздя и прикрыть наготу. Их раздражала невозможность совершать привычные действия. В подобных случаях дух приходил в замешательство. Что с ним случилось? Он видит неподвижное тело, похожее на его собственное, окруженное ламами. Неужели он умер?

Простаки считают, что бесплотному духу убедиться в своей смерти совсем не трудно. Для этого ему следует отправиться в песчаную местность и рассмотреть свои следы на песке. Если отпечатки ступней повернуты наоборот, то есть, пятками вперед, а пальцами назад, дух не должен больше сомневаться: он действительно умер.

Но, скажете вы, что же это за дух с ногами? Дело в том, что ноги имеет не дух, а связанное с ним эфирное тело.

Точно так же, как и древние египтяне, тибетцы верят в "двойника". При жизни в нормальном состоянии этот двойник неразлучен с материальным телом. Тем не менее, при определенных условиях он может отделиться и тогда уже не ограничен местом пребывания своего материального двойника. Он может показываться в других местах и, невидимый, совершать разнообразные странствия.

У некоторых людей расставание двойника с телом происходит непроизвольно. Тибетцы уверяют, будто специальные упражнения могут вызывать его по желанию. Однако такое отделение двойника бывает неполным: остается соединяющая обе формы связующая нить. Она сохраняется более или менее длительное время и после смерти. Разложение трупа обычно, но не обязательно, влечет за собой разрушение двойника. В некоторых случаях двойник переживает тело.

В Тибете встречаются люди, пролежавшие в летаргическом сне очень долго. Они описывают различные места, где они, по их словам, побывали. Одни из них ограничивались посещением стран, населенных людьми, но другие повествуют о странствиях в райских краях, в чистилище или в Бардо - в промежуточной области, где дух скитается после смерти в ожидании нового воплощения. Этих необыкновенных путешественников именуют "делог", что означает "вернувшийся с того света". Хотя рассказы "делогов" о виденных местностях и дорожных приключениях не совпадают, почти все они единодушно признают, что ощущения мнимо умерших довольно приятны.

В деревне Тсаваронг я встретила женщину, пролежавшую несколько лет тому назад с бездыханным телом целую неделю. Она рассказывала, как приятно ее поразили легкость и ловкость ее новой оболочки, передвигавшейся с необыкновенной быстротой. Стоило ей только захотеть перенестись в какое-нибудь место, как она оказывалась там мгновенно. Она могла переходить реки - прямо по воде, проходить сквозь стены и т.д. Для нее было невозможным только одно: ей не удавалось разорвать почти неосязаемую материальную нить, соединяющую ее с прежним телом, распростертым на ложе. Она видела ее очень ясно. Нить эта могла вытягиваться до бесконечности, но мешала ей передвигаться. "Я в ней запутывалась", говорила женщина. Мой приемный сын в юности видел одного делога-мужчину, и он описывал пережитое им состояние точно также.

Поскольку делог умирает не по-настоящему, очевидно, ничто не доказывает, будто ощущения, испытываемые им в летаргическом сне, подобны ощущениям настоящих мертвецов на том свете. Но тибетцев такие соображения, по-видимому, не смущают.

В Тибете с момента смерти до похорон проходит всегда много времени. Когда умирающий испустил дух, на него надевают его платье навыворот (перед сзади, спина спереди), затем усаживают и стягивают ноги бечевкой в позе Будды со скрещенными ногами или подтянутыми к груди коленями. В деревнях после этого труп обычно сажают в котел. Когда его оттуда извлекают, котел, загрязненный трупной жидкостью, слегка споласкивают и варят в нем суп или чай для угощения присутствующих на похоронах гостей.

В высокогорных центральных и северных провинциях на большой высоте над уровнем моря тело разлагается медленно. Но в жарких долинах с влажным климатом трупы, оставляемые в доме в течение восьми дней и даже дольше, распространяют невыносимое зловоние. Это обстоятельство нисколько не портит аппетит у "трапа", расточающих мертвецу советы, какие пути следует избрать и какие избегать на том свете. Они вкушают свою трапезу перед лицом покойника и вместе с ним, поскольку старший трапа недвусмысленно приглашает покойника разделить с ними угощение в следующих выражениям: "Такой-то, пусть дух твой незамедлительно явится сюда и насытится".

В лесистых местностях Тибета трупы сжигают. Жители обширных безлесных центральных и северных областей, которым служит топливом только навоз скота, оставляют своих покойников на растерзание хищным зверям на специально отведенных для этой цели участках на окраине селений. Кочевники и жители некоторых районов уносят мертвецов куда-нибудь в горы. Что касается останков высшего духовенства, то их иногда высушивают двойной процедурой: засолкой и поджариванием в масле. Получаемая в результате такой обработки мумия именуется "мардонг". Мумии завертывают в одежды, золотят им лицо и заключают в мавзолеи из массивного серебра, украшенные драгоценными каменьями. В некоторых гробницах на уровне головы трупа помещают стекло, через которое виден его золотой лик. Других великих лам просто пережигают в масле, а кости их хранят в богатых ковчегах.

Под влиянием буддистского учения о святости добрых дел, ламаисты видят в обряде погребения возможность раздачи посмертной милости. Умирающий выражает мнение - или, по крайней мере, считается, что он его выражает, - чтобы тело его, в качестве последнего дара милосердия, послужило для насыщения голодных.

В сочинении, озаглавленном "Путеводитель для душ умерших на том свете" о церемонии погребения говорится следующее:

1. Труп переносят на вершину горы. Здесь хорошо отточенным ножом отсекают от него руки и ноги. Внутренности, сердце, легкие раскладывают на земле. Их пожирают птицы, лисицы и волки.

2. Тело сбрасывают в священную реку. Кровь и трупная жидкость растворяются в голубых волнах. Мышцы и жир идут в пищу рыбам и речным грызунам.

3. Труп сжигают. Мышцы, кожа и кости превращаются в груду пепла. "Тизасы"* (*Полубоги, питающиеся запахами. Некоторые насыщаются ароматами, между тем как другие предпочитают зловоние. - Прим. авт.) питаются смрадом от костра.

4. Труп зарывают в землю. Тело, кости, кожу сосут черви".

Зажиточные семьи после погребения заказывают ламе отправление заупокойных обрядов каждый день в течение почти 6 недель. После этого сооружают изображение покойника из деревянных палочек и навешивают на них принадлежавшее ему при жизни платье. Голову изображает лист бумаги. Иногда на нем рисуют портрет умершего, но чаще такие листы покупают в монастырях, где они размножаются типографским способом. Существует два образца листов: на одном изображен мужчина, на другом - женщина. Под изображением оставлено место, куда вписывают от руки имя покойника или покойницы. Снова совершают религиозный обряд. В конце церемонии лама сжигает лист с изображением умершего. Одежды, надетые на чучело, переходят в его собственность, как часть гонорара. После этого символического сожжения узы, еще привязывавшие мертвого к живым, окончательно обрываются.

Тибетцы всеми силами стараются избежать всяких сношений с усопшими. Особенно ясно выражают крестьяне в прощальных речах, обращенных к мертвецу. Непосредственно перед выносом тела из дома, когда покойнику подают последнюю его трапезу, один из старейших членов семьи говорит ему:

- Слушай, - говорит он, - ты умер. Пойми это как следует. Тебе здесь нечего больше делать. Поешь посытнее в последний раз, тебе предстоит долгий путь через ущелья и перевалы. Наберись сил и больше назад не возвращайся.

Мне пришлось однажды услышать еще более любопытное увещевание. Настойчиво повторив несколько раз, что покойнику больше нечего делать на этом свете и его просят не возвращаться, оратор добавил:

- Пагдзин, знай, в твоем доме был пожар. Все твое имущество сгорело дотла. Ты забыл уплатить долг, и твой кредитор увел твоих двух сыновей в рабство. Жена твоя ушла к новому мужу. Тебе будет очень горько видеть все эти несчастья. Поэтому, смотри, не вздумай возвращаться.

Меня поразило нагромождение таких необычных злоключений.

- Как все это случилось? - спросила я у одного из присутствующих.

- Ничего и не случилось, - ответил он, лукаво улыбаясь. Дом и скот в полной сохранности. Жена и сыновья спокойно сидят дома и никуда не собираются уходить. Все это говорится, чтобы отбить у покойника всякую охоту вернуться домой. Подобные хитрости кажутся довольно наивные для людей, верящих в способность двойника видеть и слышать все, что происходит в мире живых.

Лама тоже призывает умершего продолжать свой путь не оглядываясь, но он убеждает его на языке священных обрядов, гораздо более изысканным, чем выражения, употребляемые селянином. Кроме того, совет этот дается ему на благо, между тем, как простолюдин помышляет только, как бы избегнуть оккультного присутствия привидений, которых крестьяне боятся.

Тем временем, пока совершаются заупокойные обряды, дух умершего бредет по Бардо. Одно за другим возникает перед его взором то сияющие существа совершенной красоты, то омерзительные чудовища. В разных направлениях расходятся дороги всех цветов радуги. Его осаждают странные видения. Растерзанный, обезумевший дух блуждает среди сонмов одинаково страшных для него призраков. Если до его слуха доносятся благие напутствия, расточаемые ламой над его мертвым телом и ему удается ими воспользоваться, он может, подобно провидцам-посвященным сознательно вступить в потусторонний мир и выбранная им стезя приведет его к возрождению среди богов. Но для тех, кто при жизни не имел о Бардо ни малейшего представления, кто попадает туда преисполненный сожаления об утраченной жизни, наставления ламы совершенно бесполезным. Вероятно, они их даже не слышат. В смятении дух упускает подобный случай проявить в загробном мире находчивость и уклониться от математически справедливого возмездия за прошлые свои проступки. Он не видит путей, ведущих к спасению. Его обступают, предлагая себя, зачаточные органы людей и животных, и, обманутый ложными видениями, принимая их за гроты и дворцы, дух устремляется под манящие прохладой и покоем своды. Таким образом, он сам предопределяет для себя характер нового воплощения. Один возвратится в оболочке пса, другой будет сыном почтенных родителей.

По другим верованиям, те, кого не посетило духовное просветление, кто не уловил смысла первого загробного видения, бредут, словно объятое страхом стадо, через миражи Бардо до самого судилища Шиндже - судьи над душами умерших. Шиндже изучает прошлую их жизнь в зеркале, хранящим отражение всех деяний, или же взвешивает их поступки в виде белых и черных камней. В зависимости от пропорций добрых или злых дел он решает, в какой среде дух должен перевоплотиться, а также определяет условия перевоплощения: физическая красота или уродство, духовная одаренность, общественное положение и т.д.

Перед лицом беспристрастного и неумолимого судьи не может быть и речи, чтобы спастись хитростью. Помимо этого, изворотливость имеет успех только в пределах, допускаемых характером совершенных при жизни дел. Я уже упоминала об этом, в качестве примера привожу здесь очень типичную тибетскую притчу, не лишенную юмора.

Один великий лама-тюльку провел всю свою жизнь в праздности. Хотя в юности у него были прекрасные учителя и большая, унаследованная от предшественников библиотека, и его всегда окружали выдающиеся ученые, тюльку еле-еле научился читать. И вот этому ламе пришла пора умирать.

В те времена жил один чудак-философ и волшебник очень крутого нрава. Его эксцентричные, а иногда и непристойные выходки, сильно преувеличенные биографией, породили много рассказов в духе Рабле - жанра, пользующегося в Тибете большой популярностью.

Однажды Дугпа Кунлегс - так его звали - брел куда-то и на берегу ручья увидел пришедшую по воду девушку. Не говоря ни слова, он вдруг накинулся на нее с намерением изнасиловать. Но девушка оказалась не слабого десятка, а Кунлегс был уже стар. Она защищалась очень энергично. Наконец, ей удалось одолеть его, и она вихрем помчалась в селение, рассказать о своем приключении матери. Старушка была поражена. Местные жители придерживались строгих правил. Никого из них нельзя было заподозрить. Бездельник, должно быть, из чужих краев. Она попросила точно описать наружность негодяя. Пока дочь сообщала интересующие мать подробности, та размышляла. Она вспомнила, что во время одного паломничества встретила "дубтоба"- (мудрец и маг) Дугпа Гунлегс. Описание полностью совпадало со всеми приметами этого непостижимо чудаковатого святого. Сомнений быть не могло: Дугпа Кунлегс покушался на невинность ее дочери. Крестьянка рассуждала: правила поведения, обязательные для обыкновенных людей, непригодны для магов, обладающих сверхъестественными знаниями. Дубтоб не обязан соблюдать ни нравственные, ни какие-либо другие законы, его действия диктуются высшими соображениями, недоступными для понимания простых смертных.

- Дочь моя, - сказала она, наконец - это человек великий Дугпа Кунлегс. Все, что бы он ни делал - во благо. Вернись к нему, пади к его ногам и сделай все, чего бы он не потребовал.

Девушка вернулась к ручью. Дубтоб сидел на камне, погруженный в размышления. Она упала ему в ноги и попросила простить ее, т.к. она сопротивлялась, не зная, кто он. Теперь она готова сделать все, что он пожелает.

Святой пожал плечами.

- Дитя мое, - сказал он, - женщина не возбуждает во мне ни малейшего желания. Дело вот в чем: великий лама из соседнего монастыря прожил недостойную жизнь и умер в невежестве. Он пренебрег всеми возможностями получить образование. Я видел в Бардо его блуждающий дух, увлекаемый к несчастному возрождению. Я из милосердия решился предоставить ему для воплощения человеческое тело. Но тяжесть его злых дел перевесила - ты убежала. Пока ты была в селении, осел и ослица на лугу совокупились. Великий лама скоро возродится в теле осленка.

Большинство покойников уступают настойчивым просьбам родственников во время похорон и никогда ничем не напоминают о себе живым. Последние делают из этого вывод: судьба умершего на том свете окончательно решена и, по всей вероятности, вполне удовлетворительна. Однако некоторые мертвецы оказываются менее деликатными. Они часто являются во сне своим близким или друзьям. В их прежних жилищах происходят странные явления. Тибетцы считают тогда, что умерший страдает и просит помощи. В таких случаях нужно попросить совета у лам-провидцев. Они определяют, какие нужно совершить обряды, сколько раздать милостыни, какие священные книги следует читать для облегчения участи усопшего.

Очень многие тибетцы, преимущественно в пограничных областях в подобных обстоятельствах прибегают к помощи своей древней религии.

- Нужно поговорить с самим умершим, думают они. Для этой цели, какой-нибудь медиум, мужчина или женщина (пао или памо) должен предоставить духу свое тело и говорить за него.

Спиритические сеансы в Тибете совсем не похожи на сеансы в европейских странах. Не требуется ни темноты, ни тишины. Иногда сеансы проводят на открытом воздухе. Медиум не спит и не сидит в неподвижной позе. Наоборот, он беспутствует, как одержимый. Аккомпанируя себе на маленьком барабане и позванивая ручным колокольчиком, медиум начинает тянуть священные напевы, в то же время исполняя нечто вроде танцевальных па - сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Вскоре им овладевает судорожная дрожь: в него входит какое-то существо из иного мира - божество, гений, демон или дух умершего. Тут медиум впадает в исступление и прерывающимся голосом выпевает обращение невидимого существа к присутствующим. Разобрать отрывистые выкрики пао или памо очень трудно. И, так как чрезвычайно важно знать, кто говорит голосом медиума и понять, чего он хочет, обязанность внимать ему доверяют самым мудрым людям селения.

Во время сеанса медиумом иногда овладевают попеременно различные божества или духи. Порой, повинуясь наущению очередного духа, он внезапно набрасывается на кого-нибудь из присутствующих и нещадно его колотит. Такое неожиданное назидание обычно переносят очень покорно. Тибетцы думают, что избиение производится с целью изгнать незаметно вселившегося в беднягу беса, обнаруженного духом, вошедшим в тело медиума. Страдающие на том свете покойники, как правило, ограничиваются рассказами о своих злоключениях.

- По дороге, - заявил дух на одном из сеансов (я на этом сеансе присутствовала), - я встретил демона. Демон затащил меня в свое жилище и превратил в раба. Он меня тиранит и заставляет работать без передышке. Сжальтесь надо мной! Освободите меня, чтобы я мог устремиться к "Обители Великого Блаженства".

Мать страдальца, его жена и дети заливались горькими слезами.

Родственники, услышав посмертные мольбы злополучного покойника, только и думают, как бы облегчить его мучения.

Это сложно. Прежде всего, нужно войти в сношение с демоном и договорится о выкупе раба. Обычно избирают посредником кудесника-бона. Последний ставит в известность близких незадачливого духа, что демон требует в качестве выкупа принесение в жертву свиньи или коровы. После жертвоприношения бон впадает в транс. Теперь его дух или двойник отправился в логово демона.

Вот бон в пути. Путь долгий, тягостный, усеянный препятствиями. Это можно заключить, наблюдая как колдун корчится. Но, в отличие от пао, бон ограничивается движениями головы и туловища. Стремительный поток прерывистой речи слетает с его уст, повествуя об удивительных похождениях. Он говорит еще невнятнее, чем пао, и даже самым сметливым слушателям стоит больших усилий следить за смыслом его рассказа. Наконец, колдун доходит до цели своего путешествия и хватает злополучного духа, чтобы его увести: демон получил условленный выкуп. Однако он часто проявляет вероломство и не желает расставаться со своей жертвой. Бон вступает с демоном в единоборство - он извивается, тяжело вскрикивает.

Семья и друзья умершего с замиранием сердца следят за всеми перипетиями разыгрывающейся драмы и бывают вне себя от радости, когда изнемогающий колдун заявляет, что одержал верх и отвел духа в безопасное и приятное место.

Далеко не всегда первая попытка бывает удачной. На многих сеансах спасения духов, на которых мне удалось присутствовать, колдун после инсценировки неслыханных усилий и отчаянной борьбы, в конце концов, оказывался побежденным: демон снова завладевал духом. В таких случаях приходится все начинать сначала.

Когда спасение духа от рабства доверяется ламе, никакого жертвоприношения для выкупа не требуется: ученый лама, знающий ритуальную магию, считает себя достаточно могущественным, чтобы заставить демона подчиниться своей воле.

Под влиянием буддизма обитатели подлинного Тибета отказались от принесения в жертву животных. Среди тибетцев в Гималаях дело обстоит иначе. Влияние на них ламаизма очень незначительно - в действительности, они настоящие шаманисты.

Верования ученых лам и еще в большей степени ламаистов-созерцателей, относящиеся к судьбе духа на том свете, очень отличаются от верований масс. Прежде всего, они считают многочисленные дорожные приключения духа в Бардо явлениями субъективного порядка. По их мнению, характер наших загробных видений определяется нашими взглядами и представлениями. Райские обители, преисподняя, суд над мертвыми и прочее являются после смерти только тем, кто верил в это при жизни.

Один "гомтшен" (отшельник-созерцатель) из Восточного Тибета рассказал мне по этому поводу следующую историю: "Специальностью одного художника была роспись храмов. Среди прочих фигур он писал фантастических существ с человеческими туловищами и головами животных, изображение слуг судьи над мертвыми. Пока он работал, его маленький сын часто играл возле него. Ребенка забавляло, как на фресках возникают чудовища. Случилось так, что мальчик умер. Попав в Бардо, он встретил там разных страшилищ и узнал своих старых знакомых. Ребенок радостно засмеялся: "Я вас всех знаю, это вас мой папа рисует на стене", и мальчик захотел поиграть с ними".

Однажды я спросила ламу из Энше, какие видения после смерти могут быть у материалистов, считающих смерть абсолютным уничтожением всего.

- Возможно, посмертные видения такого человека - ответил лама, - соответствуют религиозным верованиям его детства или окружавшей его среды. В той степени, в какой позволяет ему его умственное развитие и ясность мышления после смерти, он наблюдает и анализирует все, что видит. Перед ним возникают факты и собственные его рассуждения, на основе которых при жизни он отрицал реальность этих фактов. Таким образом, он мог бы прийти к выводу, что видит мираж. У человека с менее развитым умом вера в полное уничтожение после смерти, скорее результат полного безразличия, умственной лени, чем убеждения. И он может и совсем ничего не увидеть. Но это нисколько не помешает энергии, порожденной его прежними поступками, следовать своим путем и проявиться в новых формах. Выражаясь простым языком, все это не помешает новому воплощению материалиста.