Раньше я тоже думал, вероятно, и под твоим, в частности, влиянием, что лишь бы крутилось: заработную плату, и налоги владелец отдаст обществу. 24 страница

Поднявшись утром, он поехал в горком комсомола, затем в обком комсомола и обком партии, а оттуда, уже кучей на трех машинах, прямо к директору завода. В два часа дня они не только сумели решить все вопросы по разработке и авральному изготовлению желаемых им новых ковшей, но успели еще и пообедать в директорской столовой. Этого мало. Той же партийно-комсомольской командой Борис был доставлен еще и в радиокомитет для записи его выступления, которое удосужился прослушать я во время Борисова рассказа о его дневных похождениях.

Через несколько лет, когда Калинин уже закончил работу в Куйбышеве и переехал в Ленинград, случайно мне попал в руки один журнал с очерком об известном экскаваторщике страны, из которого я узнал, что Борис Коваленко… погиб в авиационной катастрофе, возвращаясь со строительства Асуанской электростанции. Вечная память этому чудному и настырному мужику.

Прошло еще сколько-то лет. И вот во время одной из моих командировок, году, наверное, в 60-ом (Боже, уже прошлого века), я не успел закончить работу в пятницу и вынужден был задержаться в Москве на воскресные дни. Вечером, делать нечего, набираю ленинградский номер Калинина и, будто мы не расставались на целый десяток лет и вчера только с ним виделись, говорю:

– Калинин, здравствуй! А не хотел бы ты со мной встретиться? – Хотел бы.

– Тогда я сейчас вылетаю, встречай.

Спускаюсь из гостиницы (тогда авиакассы размещались в самом центре и прямо от них отправлялись автобусы в аэропорт), беру билет, сажусь в автобус, через час в самолет, еще через час вхожу в зал Пулковского аэропорта и обнимаюсь с Калининым. Первый его вопрос:

– Куда ты пропал, целый час тебя везде ищу?

– Интересно, – отвечаю, – должен бы удивиться, как скоро? Ведь я звонил тебе… из Москвы.

– А я сюда летел, думал, ты здесь меня ждешь. Узнаю Калинина, он не изменился.

С того года у нас устанавливаются регулярные, но столь же экспромтные, без предварительной договоренности, встречи. Несколько раз я заезжал к нему, сначала в дом его первой жены, потом второй, но чаще он, будучи связан по работе с нашими горняками, бывал у нас. Сообщал о прибытии либо с аэропорта, если прилетал ночью, либо забегал ко мне или звонил уже, будучи на работе. Моя Галина, по природе хозяйка сверх гостеприимная, принимала Калинина всегда с величайшим удовольствием: Вообще, – как старого любимого ею друга дома, а в частности, – как заботливого гостя, почти каждый раз привозившего ей полпуда (отсутствующего у нас в свободной продаже) мяса. С него, жареного, мы и начинали обычно нашу очередную встречу.

Последний раз Саша приехал к нам в 91 году. Мы просидели и проговорили с ним до утра. Он был в отличной форме. Где-то по ходу я задал ему вопрос о жене и дочке (от первой у него был сын). Он посмотрел на нас, улыбнулся и выдал, что у него уже новая семья и еще один сын. Калинину было 65 лет. А на следующий год неожиданный звонок из Ленинграда, и сообщение о смерти. По каким-то, уже забытым, обстоятельствам я не смог тогда полететь на похороны. Долго переживал и, наконец, решился хотя бы побывать на его могиле.

В Питере по плану первая встреча со Светланой Хмелевской, с которой в годы войны мы учились в одной школе. И это ей Калинин, при моем «соучастии», в теплые летние вечера под балконом пел любовные серенады. Я за ней ухаживал, помню, даже ревновал к своему однокласснику Глазкову Юре, а после ее переезда в 46 году в Ленинград некоторое время переписывался. Переписка, по причине дальнего расстояния и молодых лет, быстро закончилась, однако Светлану я не забывал и позднее несколько раз делал попытки с ней связаться, но неудачно.

Очередная встреча состоялась только лет через 25. Она была не замужем, цветущая женщина, хирург, кандидат медицинских наук, жила с матерью чуть не в самом центре города. На своем старом «москвиченке» как-то возила нас с матерью на загородную дачу, вполне приличную. Поразившую тогда меня тем, что на ее большой, соток в двадцать, территории обработанной земли было не более десятка метров, остальное лес. Короче, Светлана предстала тогда предо мной в образе дамы, преуспевающей во всех отношениях, красиво и в свое удовольствие живущей. К тому же наделенной острым умом, нетривиальным мышлением и, удивившей меня, способностью к отгадыванию мыслей и даже, больше, их упреждения, на стадии предшествующих еще им побуждений.

Встречаемся с ней, предлагаю куда-нибудь пойти, в театр или филармонию. Она мне: – Идем… я заказала на сегодня билеты в оперу: у меня там есть хорошая знакомая.

Прихожу в дом с букетом цветов. Вижу – стол накрыт, на нем бутылка армянского коньяка. Объявляет, что сегодня у нее день рождения. Убежден, что меня, никогда не имевшего привычки дарить цветы, она «подбила» их купить через свое по такому случаю желание доставить благость не только себе, но и мне.

Покупаю в подарок, кофемолку. Вручаю.

– А я как раз… купила свежий в зернах кофе.

Решаем поехать в Петергоф. Ждем автобуса. В двух метрах такси с зеленым огоньком и вожделенно поглядывающим на меня шофером.

– Может вместо этого несчастного Петергофа сейчас доставим удовольствие себе и этому таксисту и двинем к тебе на дачу, без мамы, – говорю я. – Отличное предложение, тем более что про его дворцы можно почитать и на даче… А проспект о нем, на всякий случай, я приобрела еще вчера.

Или вот еще более удивительное совпадение. Прихожу к ней перед своим очередным отлетом из Ленинграда. Посидели, поговорили. Предлагает меня проводить до аэропортовского автобуса. На дворе холодная мокрая осень. Заходим в магазинчик под ее домом, и я, будто под неким внешним воздействием (опять абсолютно вопреки своим правилам и привычкам), беру бутылку шампанского, и приглашаю ее в соседний скверик. Садимся на скамейку, начинаю открывать бутылку, собираясь предложить Светлане мерзостно распить ее из «горла». А она из карманов своего широкополого пальто, выручая меня, спокойно, словно так только и должно быть, достает… пару граненых стаканов. Это был наш последний, в тот раз, вечер.

И вот через очередные 25 лет я, с теми прежними моими впечатлениями, вновь стучусь в ее дверь. Передо мной старая, с опухшими еле передвигающимися ногами женщина, и не квартира, а хлев. Но та же мгновенная ее реакция на ситуацию, почти магическое ощущение моего я, моего настроя, моих желаний, которая поразила меня еще тогда, в первую ленинградскую встречу.

– Что, не ожидал? Вот так, милый Володечка.

У меня была бутылка сухого вина. Мы уселись за стол.

– Когда, – начала она, – умерла мама и я осталась одна, пошла в квартирный отдел переписать ордер на свое имя, а мне в ответ говорят, что не только квартиру, но по действующим нормам, едва ли я могу претендовать даже на большую комнату. Я в расстроенных чувствах. В это время появляется родной племянничек Сережа. Заявляет, что не может жить со своей женой, уходит от семьи (у него двое детей), и просит временно прописаться. Возраст мой уже приличный, думаю, квартира пропадет, даю свое согласие. А через неделю узнаю, что в соответствии с неким новым Указом применительно к данной истории квартира после смерти родителей должна полностью остаться за мной. Но дело сделано, слово дано. Единственное, что предпринимаю, – приватизирую ее на свое имя.

Живу с племянником. Через некоторое время объявляет, что нашел женщину, женится и просит прописать Юлю, ибо в противном случае, объясняет, она не может устроиться в Питере на работу. А через пару лет, уже вдвоем, они упрашивают меня прописать еще Юлину дочь (от первого ее мужа, а может и вне брачную), и опять по причине «безвыходного» их положения: невозможности иначе поступить ей в гимназию. Тут как раз подоспело время появиться на свет и совместному их ребенку.

Таким образом, за пять лет у меня оказывается на уплотнении все Сережино семейство. Этого мало. В плане совместного проживания, сия парочка скоропалительно появившихся новоявленных домочадцев оказалась, к тому же, просто бессовестными людьми. Вот откуда такой, удививший тебя, помойный вид квартиры. Я бы уехала, но куда? Квартира приватизирована, но фактически я не имею на нее никаких прав. Сергей же с Юлей, похоже, теперь лишь эгоистически ждут моей смерти. Боюсь признаться, но мне, порой, кажется, что Юля, если исходить из одного рассказа, не прочь даже ускорить ее.

– Что же ты, умная баба и так опростоволосилась? Ведь точно оказалась в безвыходном положении. Ладно, прописала Сергея, но зачем Юлю, в такой-то ситуации? Почему не предложила остаться жить в собственном ее родительском доме? Да, что за фрукт и сам Сергей – к тому времени отлично знала.

– А как дела с дачей? – Задаю ей очередной вопрос, в ожидании услышать похожее на квартирную историю. И точно.

– В 98 году случился известный дефолт. Сергей занимался торговыми операциями, и прогорел. Пришлось продать дачу на условиях равных с ним за нее долей. Занимался продажей Сергей, сейчас не помню даже, за сколько она была продана. Через несколько дней после сделки заходит ко мне в комнату и сообщает, что своей части не хватило, а ему угрожают, если не рассчитается с долгами, и просит дать ему мою долю.

– И ты отдала? – Мало отдала. Я оставила себе из нее тысячи четыре, так он их тоже выклянчил… В обмен на вот этот его старый, махнула она рукой, цветной телевизор.

– Подожди, так у него же в комнате, я заметил, стоит ведь какой-то? – Так то новый, недавно им купленный. – На твои деньги, – добавил я. Вероятно. Ты, что с ума сошла? Спрашиваю ее. А как бы ты поступил? Ему грозили, у него безвыходное положение было.

– Но ведь он же по сволочному себя ведет, с утра до вечера только и делает дома, что пьет пиво. До нашего разговора я увидел в углу на кухне до полусотни пустых бутылок, и на мой немой вопрос узнал, что это его недельная норма. Тогда как раз был конец недели.

Слушал ее чуть не со слезами на глазах и не знал, что сказать, как ее успокоить. Умная женщина, и ни квартиры, ни денег от дачи (которая, по моим понятиям, стоила миллион, а то и больше, рублей). Ничего – кроме «милых» родственничков. Истинно, ошибку легко допустить, но не только тяжело, а и совсем невозможно исправить. Ошибку одну. Здесь же они свершалась не по случайному затмению, не в один прием, что можно было бы еще представить, как-то осознать, а многократно, когда есть время и давно ясно, с кем ты связался. Да, к тому же, при многоразовом предупреждении о содеянных ею тех глупостях со стороны знающих жизнь людей, Остановись она на первой, пропиши одного Сергея, – давно бы от нее ушел или выгнала бы его элементарно по суду.

Осадок от рассказа отвратительный…

Надо разыскивать Калинина. Старые, десятилетней давности, телефоны не срабатывают: ни служебный, ни его последний домашний, ни квартирный родителей. Звоню Илье, сообщаю о приезде и прошу помочь разузнать название бывшей калининской конторы, ее телефон, с кем из нее можно связаться и узнать, по возможности, что-нибудь о Калинине. Через час он, называет телефон, но персонально по Калинину, говорит, попросили связаться дополнительно. Выждав некоторое время, звоню туда сам. Мне сразу сообщают все о Калинине и его последней жене, которой, оказывается, так же нет в живых. В части интересующих меня отдельных подробностей предлагают связаться с ее сестрой – Надеждой. Звоню.

– Надежда! Извините, что я Вас только по имени, но мне так Вас представили. Здравствуйте. Вы, наверное, в курсе? Я старый друг Саши Калинина, приехал сюда специально побывать на его могиле. Где он похоронен и как туда добраться?

– Похоронен он на Волковском кладбище, там же и моя сестра. Как разыскать? – Я могу рассказать, но, – после небольшой паузы, – лучше давайте я туда Вас провожу сама, это будет надежнее и проще.

– Благодарю. Тогда я не буду задавать других вопросов.

Мы договариваемся о месте и времени встречи.

Забираю с собой Светлану, и к пяти часам подъезжаем к месту работы Надежды. Оказывается ее маленький типографский офис располагается на территории Тяжпрмэлектропроекта, в котором работал Калинин. Знакомимся. Весьма импозантная особа, судя по поведению не то главный менеджер, не то сама хозяйка офиса. По дороге Надежда рассказывает.

– Калинин в то время был в Финляндии, а жена его, воспользовавшись случаем, уехала в отпуск, но по своей неорганизованности, не оставила адреса. Вечером, в день Сашиного приезда из командировки, мне звонят с работы и сообщают, что с ним случился сердечный приступ и его увезли в больницу. Утром я иду туда. Застаю его в приличном виде, много лучшем, мною ожидаемого. Завтра хочу снова его навестить. Только-только собралась, опять телефонный звонок … «Калинин умер».

– Похоронили Сашу на восьмой день. Все разыскивали мою сестричку.

– А когда она умерла? – Года через два после Саши. – И оставила, Вам своего малолетнего сына, – добавляю я. – Да, Жене сейчас уже 16. Так что досталось мне прилично. Он не глупый парень, способности от отца, но разболтан до невозможности. Школу закончил, а дальше учиться не хочет. Трудно представляю дальнейшую его судьбу.

Подошли к кладбищу. Спрашиваю Надю:

– Как удалось их похоронить здесь, ведь оно говорят давно закрыто? – Верно, но у меня муж когда-то здесь работал, вот по знакомству и устроил.

– А сейчас где он служит? – Задаю очередной вопрос, в ожидании, от названного места прежней работы ее муженька, услышать еще что-нибудь неожиданное. Точно:

– Где-то служит. Мы вскоре разошлись по идейным соображениям, не о чем поговорить, не интересно мне стало с ним. От него у меня собственный сын, тоже не радость. Работает плотником на сцене доморощенного клуба. Недавно еще и женился. Теперь, к моим двум оболтусам, добавилась в доме еще одна, не скажу, чтобы много лучше.

Тут как раз мы вышли на могилу. На ней малюсенький бетонный памятничек, полная копия тех, что были придуманы и в огромном числе ставились в годы блокады и массовых тогда захоронений. Положили на могилу цветы, постояли, подумали о бренности бытия, и пошли.

На следующий день договариваюсь о встрече с Ильей. Предлагает – у станции метро «Политехнический институт». Выхожу. Навстречу Блехман. Думаю, свидание назначил здесь, дабы упростить мне движение к его дому. Нет, говорит. Его «женщина», по причине идущего у них в квартире ремонта, не может организовать встречу столь высокого гостя, и потому предложила провести прием в какой-нибудь забегаловке. Та рядом. Илья усаживает меня за стол, через минуту притаскивает две кружки пива и по паре бутербродов. Начинаю разговор я с вопроса о его «женщине», о которой слышал давно.

– Кто же она? – Понимаешь, она дальняя родственница. После смерти жены предложила мне оставить мою квартиру детям, а самому переехать к ней. У нее трехкомнатная, и никого из родственников, кроме меня. Я с ней в браке не состою и брачных отношений не имею.

– А для души, что? Кто-то есть на стороне? – Да, – отвечает он.

Я не уточняю, кто она вторая, он тоже вместо того, чтобы перейти к этой второй, продолжает о первой.

– Я с ней влип, кажется, в историю, из которой не знаю, как теперь выпутаться. Она полусумасшедшая, вдарилась в чистоплюйство, часами моет руки и все остальное, что в них попадает. Сейчас вот затеяла непонятный ремонт. Необычная такая форма умопомешательства.

Выражаю ему сочувствие, хотя и не очень понимаю, в чем, по сути, заключается проблема. Задаю еще вопрос о детях, и получаю также грустноватый ответ – не совсем, видимо, удовлетворенного их жизнью отца. Покончив с бытом, переходим к обсуждению «общемировых проблем». Здесь у нас с ним полное взаимопонимание и прежняя взаимоудовлетворенность. Допиваем пиво (оказавшееся весьма добрым), выходим и прощаемся. Он не задает мне вопросов о моих дальнейших планах, я ему. Странная встреча, не соответствующая моей влюбленности в Илью, о которой я писал выше.

А теперь, для полноты, еще несколько слов о дорожных знакомствах.

Туда я ехал с двумя мужиками – экспедиторами петербургской сервисной фирме, занятыми сопровождением вагонов с грузами для дальних районов – нефтепромыслов, строек и т. д. Один из них оказался вполне эрудированным человеком с высшим образованием. И вот ради лишней рублевки уже десять лет этот коренной петербуржец мотается по стране, месяцами живет буквально на колесах, внережимно, без нормальных бытовых условий.

Что он потом вспомнит из прожитой жизни, кроме разве прочитанных в дороге книжек? Не мало ли для грамотного и умного человека? Ничего за жизнь не сделать, ничего после себя не оставить? Одна дорога, вагоны, товары, и беспокойство, чтобы не сгнили, не протухли, чтобы не украли, не стащили, не обманули.

На обратной дороге оказался в купе со столь же обворожительной дамой, что и Надежда, так же разведенной, и опять, ни по каким-то там обстоятельствам, обычно нам открывающимися лишь при совместной жизни. Нет, – по вполне очевидным уже при первом знакомстве, по тем же идейным соображениям – интеллектуальной ограниченности ее избранника.

Таковы мои впечатления о поездке в С. Петербург. Шесть запланированных и чисто случайных встреч, шесть семей, и какая-то общая в них полуискусственно организованная неустроенность. Нашей екатеринбургской жизни моих родственников и знакомых можно только позавидовать. Есть и у нас неприятности, печали и даже трагедии, но как-то по другому, более естественно, они воспринимаются. Может от привычки, оттого, что свои, родные?

18.06

Вчера был приглашен И. Недорезовым «на чашку чаю» по случаю выхода его книги «Моделирование процессов правки проката на роликовых машинах». В числе приглашенных Стрижов, Попиченко, Макаров и другие сотрудники из его расчетной группы. Он выразил благодарность за помощь и содействие в подготовке и издании его книги, и каждому вручил по экземпляру. По просьбе Ильи я просмотрел ее ранее в рукописи и сделал по ней кое-какие замечания, обратив внимание на ряд некорректных в ней формулировок, причем на первых страницах труда и оттого особо заметных.

К сожалению, как установил, большинство из них в ней остались в прежнем виде. Вроде «кривизны точки кривой, кривизны изгиба сечения проката, оси центра тяжести, центра тяжести поверхности проката» и т. п. досадных неточностей. Позвонил Недорезову, выразил ему неудовольствие и попросил посмотреть насколько красиво и грамотно практически о том же самом еще полвека назад в книге «Теория упругости» написали Ландау и Лифшиц. Какая у этих авторов безупречная физическая корректность в любой формулировке, в любом доказательстве, как все четко оговорено для заведомо однозначного восприятия читателем всего излагаемого!

У них при рассмотрении вопросов изгиба стержня говорится о «кривизне кривой в точке, кривизне нейтральной поверхности» вместо выше приведенных недорезовских определений, а против двух его последних – вообще ничего, ибо они совсем уж на уровне полной бессмыслицы.

У них «система координат с началом в некоторой точке нейтральной поверхности (на которой не происходит ни растяжения, ни сжатия) внутри стержня», а у Недорезова та же система координат, но, на уровне опять полной бессмыслицы, «связанная с произвольным сечением выправляемого стержня, центр которого находится в центре тяжести рассматриваемого стержня».

У них «ось z направлена параллельно оси стержня (недеформированного)». У Недорезова «координата z направлена вдоль длины выправляемого стержня», что и менее точно и совсем ошибочно в части первого слова и т. д.

Это после мной сделанных ему замечаний и специально подчеркнутого совета о недопустимости подобной неряшливости, тем более, на первых страницах книги. В книге много доброго и полезного, а читать противно… Из-за чего? – Из-за мелочей, алогичного построения, путаных формулировок, отсутствия четких авторских установок по приведенным в книге расчетным методикам, расчетным исходным данным и граничным условиям, схемным решениям и конструкциям машин. Написано много и подробно про то, что сделано, и мало про то, как это все с максимальной пользой съесть.

В дарственной авторской надписи на книге Илья назвал меня «Конструктором и Учителем». Плохим я был учителем, коли не научил его точному и однозначному изложению своих мыслей. В целом – правильных, полезных и даже, во многом, реализованных на практике.

11.08

«Дорогой Марк! Отвечаю на твое от 27.07. Письмо ностальгическое, впрочем, как и мое предыдущее, что я объясняю в большой степени возрастом и потому отношусь к данному чувствованию без особых переживаний. Писать и думать так можно, впадать в трагедию – не стоит. Вчера часов в 11 вечера прошелся по уралмашевским улицам километра три.

Жизнь кипит ключом, полно молодого народа. Сидят, стоят, галдят, чего-то жуют и пьют в бесчисленных забегаловках, кабачках, у стоек и за столами, выставленными по случаю хорошей погоды чуть не у половины магазинов. На завод зашел. Двери под дуб, висящих по стенам телефонных и прочих проводов нет, все спрятано за стеновые панели, туалет – почище, чем в бывшем ЦК или Совмине. А ведь это должно сработать. Может так и надо начинать, с благоустройства собственной жизни, а потом уж творить машины. Чистый туалет и отличные, без болтающихся пружин, двери, думаю, не будут препятствовать творческому процессу. Время? Но ведь и процесс необычный, не предвиденный, как я писал, не знавшим реальной жизни несчастным «диалектиком» Марксом.

А теперь по твоему письму и твоим прямым в нем вопросам.

От путинской команды я получил обстоятельный ответ с полным подтверждением не только мной констатируемого, но даже моих там предложений и обобщающей оценки действительности. Сейчас у меня есть зацепка и появилось желание, в связи с последним туда же письмом о принудительном страховании автомобилистов (копию которого прилагаю), написать им еще о том, «что согласны-то согласны, но ничего не делают, и пока не чувствуется, когда начнут заниматься настоящими делами». А в связи с последним проехаться еще и насчет страховки. И к месту, и дополнительное напоминание будет по этому частному вопросу.

О Цалюке. Согласен с тобой. Думаю у него, судя по переписке с ним, случается иногда просто разжижение мозгов от большой израильской жары. Полагаю также, с позиций более серьезных, что у него, против нас с тобой, несколько зауженный кругозор. У нас, как бы на уровне проблем прокатных комплексов, а у него – отдельных машин, которыми он закончил, перейдя в расчетчики – в сферу прагматически более узкую и становлению здравого мышления менее благоприятствующую.

Так я объясняю феномен этого мужика. С тобой я могу быть не согласен в чем-то, но это несогласие ни разу не вызывало во мне возмущение. С Цалюком же постоянно идет спор, причем спор надуманный с его стороны. То же касается отдельных констатаций, вроде тобой приведенной о Ельцине. Соловейчик, например, мне пишет безграмотные по оформлению письма, но изумительные по содержанию. У Цалюка, наоборот, грамотность есть, а содержание, порой, – никуда негодное.

В отличие от тебя читаю я много и почти запойно, часто в ущерб другому. Записался даже в местную библиотеку, и, прежде всего, перечитал массу центральных журналов за перестроечные годы. Писанина весьма интересная. Кое-что из нее использовано в моей последней книжке и используется в текущих дневниковых записях. Читаю, в основном, литературу мемуарную, или близкую к ней. На остальное жалко времени. Еще, вспоминаю, интересными находил раньше книжки из серии «Знание», или от издательства «Наука» под редакцией Кикоина, Капицы и др. ценою… в 10 – 30 коп. Вот, где было чудо прежней Советской системы. Можно перечитывать бесконечно и с удовольствием. Работать стали тогда уже плохо, а писали, прямо скажем, еще долго и хорошо

Твои приветы всем передал, и от всех тебе возвращаю. От меня таковые твоим близким и общим знакомым, при случае».

А вот упомянутое письмо Путину от 26.10.16.

«Уважаемый Владимир Владимирович! Полагаю, что в Вашей почте имеется много предложений с критикой Федерального закона «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств» от 25 апреля 2002 г. №40-ФЗ. Я обращаюсь к Вам с тем же, но еще и с позиций полного, на мой взгляд, несоответствия данного «закона» Конституции Российской Федерации.

Начну с ее статьи 2 о том, что «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства». Разве упомянутый «закон», отвечает данной статье и нормам презумпции невиновности гражданина, в данном случае не только до суда, но, фактически, еще и до совершения им проступка? Разве он не направлен на явное ущемление прав и свобод человека? Разве государство не обязано защитить человека от неких притязаний по обязательному его имущественному страхованию?

Далее, согласно статье 17 (п. 3) «Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц». Разве и тут не очевидно, что в данном случае «закон» также идет в разрез с Конституцией? Разве он не направлен против наших прав и свободы в интересах страховых компаний и других частных лиц, эгоистически устремленных на создание сей принудительно нам навязываемой системы страхования?

«Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием» – гласит следующая статья 18. Надо понимать, она обязывает законодателя и власть исходить из правил и норм жизни, соответствующих здравому смыслу и не переводивших мгновенно человека из одного привычного состояния в другое, им плохо воспринимаемое. Неужели можно усмотреть хоть какой-либо таковой «смысл» в «законе», кроме чьей-то, абсолютно очевидной устремленности к грабительской акции? И разве этот «закон» не направлен прямо на «умаление достоинства личности», которое по статье 21 должно «охраняться государством»?

Может не прямо, а косвенно, но я усматриваю несоответствие «закона» также статьям 34 и 35, которыми «не допускается экономическая деятельность, направленная на монополизацию и недобросовестную конкуренцию» и оговаривается, что «никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда». «Закон» будет просто способствовать этому монопольному, причем «принудительному» и авансированному, распоряжению имуществом граждан со стороны страховщиков. Кроме того, он как бы станет невольно подталкивать автовладельца к соответствующим дорожным «происшествиям», дабы «компенсировать» психологически неприятно действующую на него операцию «безкомпенсационного» и обязательного, а не по своим воле и желанию, вне своей меры ответственности и аккуратности и вне степени интенсивности эксплуатации автомобиля, кредитования страховщика. Не исключено, что, по тем же основаниям, он не будет провоцировать отдельных граждан уже прямо к преступным действиям по искусственному увеличению таких «происшествий», что, судя по печати, уже практикуются и сейчас в условиях пока еще ограниченного и свободного страхования.

Наконец, на защиту прав граждан ориентированы и статьи 39, 55 и 56, поощряющих лишь «добровольное социальное страхование» и устанавливающих запрет на издание актов, «умаляющих права и свободы» и допускающих последнее только «в условиях чрезвычайного положения» и только для отдельных ограничений» при непременном, к тому же, «указании пределов и срока их действия».

Таким образом, рассматриваемый «закон» противоречит исключительно верным и точным, положениям Конституции. «Закон» явно антисоциален, он направлен на дальнейшее имущественное расслоение общества, он работает на богатых и против бедных, причем не только уже сверх всякой меры ограбленных государством пожилых людей, но и активной созидающей его части, он приведет к организации в стране дополнительного аппарата чиновников. Интересно знать, сколько они, будь «закон» реализован, стоили бы нам – налогоплательщикам?

Обязательность любого вида страхования в сегодняшних условиях величайшей коррумпированности нашего общества и, в бытовом плане, чрезвычайно низкой его общей культуры – есть нонсенс и с точки зрения здравого смысла. Она напоминает мне ельцинско-чубайсовскую приватизацию, но только при последней мы имели дело с «ничейным» имуществом и его дележом, а тут с контрибуционным побором – принудительным кредитованием страховщика. Заметим, кстати, немедленно, в части его принудительности, коррумпировано усиленного угрозами штрафов и разрешенной процедурой техосмотра только после акта страхования. Как будет чувствовать себя в таких условиях нормальный честный законопослушный автовладелец? В условиях, когда один из них в течение 20 последних лет лишь раз в неделю совершает гарантированно безаварийные поездки за три километра в свой сад, другой, еще оригинальнее, содержит машину, чтобы раз в месяц доставить свою больную жену в районную больницу, а третий – деловой коммерсант – наезживает ежегодно в экстремальном режиме добрую сотню тысяч километров. Кто из них в большей степени и за счет кого будет оплачивать эту инспирированную лобби очередную финансовую акцию?

Все в этом деле ясно, все очевидно, все шито белыми нитками. Государство опять играет здесь не ту роль, которую оно призвано исполнять. Говорят нам, что принудительное страхование есть в других странах, например, в Америке. Но, как там к нему шли? Вспомним хотя бы описание дорожных коллизий Ильфом и Петровым. Почему мы все время хотим скоропалительно «облагородить» нашу действительность, не имея на то соответствующих оснований?

Ссылаясь на статью 33 Конституции и руководствуясь ее статьями 80 и 85 о Президенте – «гаранте прав и свобод человека и гражданина», прошу Вас принять меры по срочной отмене Федерального закона «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств», как закона, направленного на создание еще одной дополнительной напряженности в нашем обществе, и как закона, полностью противоречащего духу и букве Конституции Российской Федерации».