Раньше я тоже думал, вероятно, и под твоим, в частности, влиянием, что лишь бы крутилось: заработную плату, и налоги владелец отдаст обществу. 6 страница
Нюх, по моим представлениям, был у Дюка средний. Обратную дорогу домой он находил по каким-то своим собственным признакам, по общему изменению окружающей среды, нарастающим запахам и шумом города. Поэтому шел домой, как по компасу, прямо, минуя лесные тропы и дорожки. Когда же упирались в какое-нибудь препятствие, болото, трудно проходимую чащобу, то после их обхода, теперь под моим воздействием и новой ему команды: «Домой!», опять брал прямой курс, но с поправкой на величину предшествующего отклонения.
Освоенный им словарный, вещественный и всякий иной информационный запас был огромен. Понимал отлично обычный, не командный, язык. Зимой, к примеру, мог точно установить, что я иду на лыжах, по совокупности признаков зимнего выходного дня (о них он знал с раннего утра) и брошенной мною жене, между прочим, фразы: «Ну, мы, пожалуй, пойдем». Аналогично практически безошибочно определял предстоящую пешую или велосипедную прогулку летом или мое желание пойти в гараж за машиной. При этом столь же точно устанавливал, будет он взят или нет, и если понимал, что нет, то очень редко унижался и никогда не демонстрировал открыто свое сокровенное желание. Зря по-собачьи не суетился, даже при малейших на то сомнениях, и прямо проявлял интерес, только окончательно убедившись в том, что он, по его понятиям, будет удовлетворен. Был горд, независим и не терпел никаких унижающих его достоинства поступков, даже с моей стороны. Ребят, тогда еще школьного возраста, к нему пристающих сверх, по его разумению, меры, он предупреждал ворчанием многократно, но если они его игнорировали, назидательно кусал насильника. Вид его после случившегося был изумителен: и глаза, и поза, и все остальное говорили о том, что иначе он поступить не мог: он предупреждал, он так просил…
В шесть лет он попал под машину, ничего не переломал у себя, но, либо от испуга, либо от возможного удара головой, своей задумчивостью и каким-то ненормальным взглядом глаз, неадекватной реакцией на обращения к нему стал моих домочадцев пугать. Врачи признали у него нечто вроде тихого помешательства и посоветовали его усыпить. Если бы я знал, как это у нас делается?!
Возвращаюсь к Альке. Вид ее был привлекательный: коричневого окраса с переходами от светлого до темного и отдельными почти черными полосами и даже отдельными черными волосками, при абсолютно симметричном их размещении на туловище, голове и лапах. Ни одного самого малейшего отклонения. Два черных волоска на правом ухе и два точно таких же и точно в том же месте – на левом. Темное пятно из нескольких волосков на одной лапе и точно такое и в том же месте – на другой, полоски на правом боку и такие же, тем же числом и размерами – на левом. Глаза и кончик носа черные, живот поджарый, соски щенячьи до самой старости, несмотря на то, что дважды рожала и заботливо выкармливала потомство.
Нрава была невиданно беспокойного. Без движения вне дома ни одного мгновения. Иду или стою, она вокруг меня, как вьюн. В трамвае, троллейбусе постоянная беготня по салону из одного конца в другой либо из простого любопытства, либо в поисках знакомых. Их она, кажется, знала всех, с кем хоть раз бы мы встречались, причем каждому знакомому искренне радовалась. Узнавала только на близком расстоянии и потому явно расстраивалась, когда, подбежав, обнаруживала ошибку.
Привязана ко мне была до самозабвения, 10 метров – максимальное удаление, которое она могла себе позволить даже при длительной прогулке. По той же причине в воду за мной бросалась немедленно при любой погоде, начиная с полуторамесячного возраста. Тогда же она разделила всю одежду, обувь и прочие предметы на «наши» с ней и «не наши». Последние ей, как говорят, были до лампочки. Наши, особенно мои, были священны, и она никому из домашних не позволяла к ним не только прикасаться, но даже подходить близко. К особо охраняемым относились походные вещи. Туда, за дверь, где они висели, она бежала немедленно, как только устанавливала факт чьей-либо попытки к ним приблизится. В крайнем случае отслеживала движение в их направлении и прекращала его, лишь убедившись доподлинно в предвзятости своих ожиданий. Однако вне дома, если я и наши вещи разделялись, то она бросалась за мной, как за объектом более для нее важным.
Любопытно было наблюдать за ее поведением по случаю какого-либо ее собачьего проступка. При малейшем сигнале о твоей ею неудовлетворенности, порой и устанавливаемой-то лишь благодаря чисто собачьей чуткости, забиралась под диван или кровать и тихо там сидела, несмотря ни на какие уговоры. Вылазила оттуда лишь после того, как по той же собачьей способности доподлинно устанавливала, что ты окончательно и бесповоротно перешел в миролюбивое состояние, настроен на всепрощение, умиление понятливостью и даже готовность ее приласкать, погладить и, может, лишь слегка при этом пожурить.
Мои многократные попытки приказать Альке сделать что-либо против ее «настроя» оказывались безуспешными: выдержки ей хватало на три минуты, не больше, исключая разве упомянутое сидение под диваном. Она была абсолютно необучаемой собакой, знала только то, что было в ней от природы. Лезла, например, ко всем даже мало знакомым людям, но стоило человеку протянуть к ней руку самому, как немедля скалила зубы. Прекращала скалиться и рычать только по моему непрерывному напоминанию ей о недопустимости подобного поведения. Стоило мне остановить свои угрозы, тут же начинались ее. Не признавала команд, отданных ради команды, но зато всё, что по делу, выполняла точно и с большой понятливостью. Команду «остановиться» могла проигнорировать, если требование являлось следствием лишь моего пустого желания, и, наоборот, выполнить немедля, если это надо было сделать из-за какой-либо впереди опасности, ямы, идущей машины и т. д. Не мог ее отучить бросаться за мной в воду, охранять «наши вещи» дома, рычать при этом на домашних и, наоборот, приучить сидеть возле вещей вне дома, оставаться на месте при моем удалении, приносить хотя бы что-нибудь по моей просьбе.
Единственное, кажется, чему я ее обучил и очень быстро, так это отправлять свои естественные потребности на постеленную мною для того клеенку на полу балкона. И то, думаю, только из-за собачьего ее желания не доставлять мне излишней заботы по ее каждодневному выводу на двор, а может, из осознания, что это не менее выгодно и удобно для нее самой.
В пятнадцать ее лет почувствовал что-то с ней неладное и повел к ветеринару. Тот, осмотрев ее, задал неожиданный для меня вопрос:
– У вас в доме есть сердечники?
– Есть. Но какое это может иметь значение для собаки?
– Прямое. Собакам передается, и весьма часто. У вашей – больное сердце.
Боже, подумал про себя, когда мы вышли из лечебницы: «Попробовал бы ты пожить в таком каждодневном стрессовом состоянии, постоянном ожидании: чтобы тебя взяли – не оставили, вернулись – не покинули, простили – не наказали, не «украли» нашу с ней тряпку…».
Проболела она месяц и умерла. Мы с Галей в тот вечер сидели на кухне за столом. Алька была рядом, но чувствовала себя плохо, на мою просьбу поесть подошла к миске и, взяв маленький кусочек мяса, всем своим видом показала нам, что она больше не может, – хотела бы, но не может. Постояла чуть, вышла в коридор и спряталась за углом. Через пару минут я увидел ее там лежащей на боку… с отброшенными в сторону лапками.
В сравнении с Дюком она была просто дурой, ничему не училась, знала только, что дано было ей от природы. Но как же была мила своей полнейшей непосредственностью и самозабвенной преданностью. Одни сплошные от нее положительные эмоции. Даже умирая, постаралась не доставить нам заботы, лишних переживаний. А как поступают порой люди по отношению к своим близким?
24.04
От Цалюка получил ответ на мое критическое письмо только сегодня. В нем он, наконец, признал некорректность своих замечаний по книге, «подвел итог дискуссии» и выразил свое сожаление, «что поспешил с откликом, не вникнув настолько в суть, насколько этого требовала ситуация».
16.07
Только вчера, воспользовавшись заводским юбилеем (65 лет со дня пуска Уралмаша) и присутствием на нем В. Синицкого, передал через него для Третьякова с упомянутым выше письмом от 06.04 четыре книжки и бутылку Аксаковской водки. Вручил книжку и лично самому Синицкому. Передача состоялась у него в гостинице поздно ночью при участии Муйземнека, следовательно, сопровождалась определенной долей хохмачества.
08.08
Сегодня пришло письмо от Третьякова.
«Спешу сообщить, что твой презент и 4 книги мне передал Синицкий только 27.07. Большое спасибо. Был удивлен, откуда у тебя Аксаковская водка? Она ведь производится в Башкирии?! Для меня она имеет особое значение, т. к. Аксаков – мой дальний родственник по отцу. Пить ее буду только с хорошими людьми и очень небольшими, как вы когда-то мой спирт, дозами. Еще раз спасибо.
Книги подарю хорошим людям, тем, кто будет с пользой для дела читать твой труд и кому он действительно интересен и нужен.
Спасибо за письмо. Оно напомнило мне Павлова, Краузе, Липатова, Манкевича и др. Их дела помогают мне в жизни. А стихи Липатова я запомнил навсегда: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань» (Конь – Химич, а лань – я) или еще «Кому живется весело, привольно на Руси? – Химичу, Башилову, да Ваське Ворошилову». Это ведь сама классика!
Желаю всего наилучшего, привет от меня Нисковских, Муйземнеку и всем остальным, кто меня помнит».
17.08
Мой ответ Третьякову.
«Твое письмо получил. Как и все предыдущие, с удовольствием прочитал. Есть что-то в них от прежнего дворянского духа, может, от твоего Аксакова. Кстати, про него мы давно были наслышаны, и наш презент явился прямым следствием знания твоей родословной. Доставить же его в наш город соизволил молодой бизнесмен, бывший наш сотрудник, Сережа Колмогоров (сын, вероятно, известного тебе Вадима). Он, поработав у нас весьма инициативно несколько лет и защитив кандидатскую, с перестройкой моментально уволился и занялся винной торговлей. Культурнейший парень и… торговец. Постепенно возвращаемся к старым временам.
Вчера пригласил Виталий. К встрече с ним восстановил сведения об Аксакове и специально заглянул в энциклопедию. Ему отведено достаточно места, и, главное, ты, судя по приведенным данным, действительно имеешь немало общих с ним черт. Я уж не говорю, а что было бы, живи ты в его времена. Мило с Виталием посидели, поговорили, по стариковски повспоминали, в том числе произнесли массу добрых слов в твой адрес, и перечитав твое письмо, столько же в адрес упомянутых Краузе и Липатова. О том, что «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань» и что Химич – конь, а ты – бедная лань, мы как-то подзабыли и потому всласть посмеялись.
Наконец, последнее. Будь любезен, извести при случае о передаче двух моих книжек Гарберу. Он звонил мне и просил их у меня для работы. Бывай здоров. Всех тебе благ и доброго настроения».
30.08
На днях получил письмо от Цалюка. Снова с извинениями, что он не все понял у меня, и опять, хотя и в меньшем числе, со своими домысливаниями. Интересно, когда, после скольких разъяснений он согласится полностью?
«Получил твое письмо. Рад был, вспоминая наши прежние споры, представить, как за несколько минут, думаю, были бы приведены к общему знаменателю очевидные, лишь из-за неоднозначности слова, возникшие разногласия. Пишу о них только в силу своего заводного характера, настолько они мелки и настолько уверен, что мы понимаем всё, о чем толкуем, одинаково. Вопрос касается только отдельных уточнений, дабы ты не приписывал мне того, чего я никогда не имел в виду. И тут я вынужден вновь повторить, что снова полностью согласен с твоими разъяснениями, но... они никак не вытекают из мной в книжке приведенного. Смотри.
О философии. В цитируемой тобой фразе ты не придаешь значение словам «прямо», «прямого» и «настоящее», а они значат, что косвенно философия, естественно, оказывает на жизнь влияние, и еще какое! Но не на нее настоящую, что занимает автора. Философия (в моей трактовке этого слова, как инструмента, а не как мировоззрения и наших представлений о предмете, беру на себя смелость утверждать, у нас с тобой не менее богатых, чем у самого Канта) организует лишь всплески на кривой медленной, по большому счету, эволюции. Твои «воззрения человека», согласен, оказывают «влияние на его действия», и последние влияют на жизнь, но с моим ограничением. Иначе откуда упоминаемая в книжке, чуть ли не дважды, гегелевская ирония истории, касающаяся прежде всего действий именно тех, кого ты именуешь «политическими и экономическими деятелями». Настоящее движение жизни организует наш брат – ученые, инженеры, врачи, изучающие, анализирующие, представляющие, выдвигающие и продвигающие свои идеи, но не философствующие в смысле здесь мною вкладываемом. Таким образом, не вижу никакой неопределенности и не понимаю, почему она тебе эта фраза «не нравится»?
Еще более непонятны твои возражения в части информативности слова, формулы и цифры. В дополнение, кажется, к абсолютно очевидному, приведенному мною ранее, Начнем с чисто утилитарного обывательского примера. «Я притащил домой много крупных яблок». Отвлекаясь от качества последних, будем вести речь только о их размерах и количестве. Что тебе говорит эта фраза? Ничего, кроме как о полной неопределенности ее. Сплошные догадки, да еще сдобренные своими собственными представлениями. А вот ее другой вариант. «5 килограммов яблок, каждое в полкило весом». Тут тебе, надеюсь, ясно, где информативнее?
Перейдем к «гипотезе и формуле». Прежде всего мы должны (боюсь, что некоторая доля непонимания проистекает из отсутствия у тебя копий собственных писем) иметь в виду два значения этих слов: как наших представлений о их сути, с одной стороны, и словесного (численного) отображения наших представлений для их внешнего восприятия – с другой. Чувствуешь разницу? Когда ошибочны наши представления – не о чем говорить. Я же веду речь о том, когда представления верны, а их словесная формулировка неточна, неоднозначна и вызывает как минимум дополнительные вопросы. В части же формулы полная однозначность. Можно точно установить, соответствует ли она гипотезе (нашему представлению) или нет и почему. Верна формула сама по себе, или в ней допущена ошибка. Как с яблоками. Обе фразы с точки зрения логики правильны, но в первой полнейшая неопределенность, во второй – ясность. Больше не могу. Неужели не понятно, что всё бесспорно? Прочитай еще раз мое предыдущее письмо.
О делах житейских. Внук из армии вернулся. Домой был доставлен за свой счет и в своей собственной одежонке. Таковы у нас дела! Сейчас ищет работу и хочет поступать в юридический, покончив с семейной традицией. Выбор, кажется, продиктован чисто внешними условиями, а не внутренней потребностью и настоящими убеждениями.
У Гали с твоих добрых пожеланий последний месяц снизилось вдруг почти до нормального давление и поддерживается сейчас почти в 3 – 5 раз меньшим поеданием таблеток. Я за летний период разленился и, кроме нескольких дней участия в ГЭКе УПИ, никакой работы не делал. Одни домашние заботы.
Попала недавно в руки книжка Макиавелли с его «Государем (иногда, по переводу, Князем)» и «Размышлениями...». Нас разделяет пять веков, а в части констатации законов течения жизни и движения по ней человека – почти мистическое совпадение взглядов и представлений. Правда, у него есть много собственных придумываний, а в них, естественно, и соответствующее число наивных рассуждений и просто глупостей. Но там, где констатация фактов, – чудо».
21.10
Письмо от Третьякова.
«Я задержался с ответом по объективной причине: был отпускной период, и Гарбер у меня появился лишь 09.10. Передал ему 2 экз. твоей книги, а он вернул мне мой дарственный экземпляр. Кроме того, ранее я презентовал твою книгу завкафедрой технологии Московского строительного института, д.т.н., профессору Густаву Юрию Ивановичу (хороший мужик!). Он обещал после прочтения показать ее д.т.н., профессору Волкову Дмитрию Павловичу (учился со мной, но на два года был старше), его знает Муйземнек. Теперь у меня остался один лишний экземпляр, но я его берегу для Волкова, если он очень заинтересуется, а если нет, то найду ему достойное место у кого-нибудь из других известных специалистов.
Таковы дела, но я не теряю надежды побывать у вас, посмотреть ваше метро и остаканиться с друзьями-уральцами. Короче, живу по Вольтеру:
Друзья! Вы рано приуныли!
Доволен я своей судьбой.
Одной ногой стою в могиле,
Но резво дрыгаю другой.
Надо быть оптимистом, иначе в наш бурный век жить невозможно, и помнить, что «надежды юношей питают, отраду старцам придают».
Желаю тебе и твоим домочадцам всех благ, а главное, здоровья и хорошего бодрого настроения. С надеждой на встречу».
30.10
Дорогой Андрей Владимирович!
Премного тебе благодарен за письмо, как всегда содержательное и душевное. Отвечаю на него с чистой совестью, не имея за пазухой очередных просьб, приносивших мне переживания и некоторую перед тобой неловкость.
Все твои приветы и добрые пожелания адресатам переданы и приняты ими, вполне здоровыми.
Пару дней назад похоронили Тасю – жену Вениамина Шамина, давнего, с военных лет, друга Нисковских. Сам он скончался в декабре прошлого года, а она, в тоске и свалившихся на нее тут же семейных неурядиц, и года прожить не смогла. Сидели с Виталием опять в ностальгическом настроении. Уходят приятели, друзья. Стареем и так, и этак. Морда при бритье, когда в мыле и с надутыми щеками, вроде та же, а взглянешь где-нибудь случайно на себя, да упаси бог еще в полный рост и как бы со стороны, – мерзость: пузо торчит, ноги короткие, лицо красное с цветами побежалости, брыла висят и вообще никакой стройности и ничего радующего глаз. И, хотя я тоже подрыгиваю ногой и даже, в сравнении со многими сверстниками, вроде уж и не совсем плохо, все равно что-то от упомянутого состояния есть. Несчастного письма, в том числе и от тебя, ждешь с несвойственным ранее нетерпением. Но, интересно, – ждешь, а самому писать лень, и только осознание того, что, может, там тоже ждут, и чувство долга обязывают тебя свершить труд. И это несмотря на то, что мы с Виталием вдарились в сочинительство: он сейчас чего-то набирает из своих воспоминаний, а я обдумываю нечто вроде галереи знакомых мне лиц – коротких заметок о том, что у меня связывается со словом Личность. Полагаю, что ты в ней займешь, естественно, достойное место. А так – скучновато, хотя и встречаемся часто, а я прихватываю и на стороне.
В апреле похоронил маму, вечная ей память. Вожусь со своей Галей: не помню, писал ли тебе, что она лет пять как парализована, но, правда, перемещается по квартире, более или менее прилично выглядит, что-то соображает и, главное, в таком состоянии обихаживает себя.
Вот и все. Бывай здоров; дрыгая одной ногой, не давай слишком далеко увязнуть другой, а еще лучше вытащи ее совсем. Мой привет кому положено и кому он может быть приятен. Я со своей стороны всех помню.
24.12
Очередное письмо от Третьякова.
«Рад поздравить тебя и твоих домочадцев с Новым, 1999, годом, пожелать здоровья, исполнения всех желаний и всего хорошего.
Да, у всех пенсионеров те или иные осложнения и трудности, в наше тяжелое время они особенно остро ощущаются, и без видимого просвета. А ведь он должен быть по закону жизни, вот только доживем ли мы до этого времени? Тем не менее, нельзя падать духом и надо быть оптимистом. Я лично считаю так:
Мне 72, и я доволен всем!
Живу легко и просто,
Живу легко на зависть тем,
Кому под 90!!!
Говорят, что я старик,
Только мне не верится.
Ну, какой же я старик,
Если он шевелится!!!
Наш институт повышения квалификации ликвидируется и с 20 января полностью прекращает свое существование. Металлургия в полном крахе и повышать квалификацию спецов не имеет смысла. Я теперь безработный пенсионер! Буду пытаться куда-нибудь устроиться на полставки, но это очень трудно в моем возрасте: старики никому не нужны. Тем не менее «дрыгаться» еще буду. Еще раз с новогодним приветом».
Что-то мне не нравится в последних двух письмах Андрея Владимировича. Не случилось ли с ним чего-нибудь, не с работой, а со здоровьем?
25.12
Дорогой Андрей! Тороплюсь с ответом, чтобы, выразив благодарность за твое новогоднее поздравление, успеть сделать то же.
Поздравляю и желаю тебе всех благ, здоровья и доброго настроения, которого, видно, тебе занимать ни у кого не надо. Мы слеплены из одного теста. Всю жизнь, когда меня спрашивали о ней, отвечал: «Отлично!». Нынче в подобных случаях пытаюсь было открывать рот столь же широко, но ловлю себя и, дабы не быть обвиненным в снобизме, слегка прикрываю его и произношу скромно: «Хорошо» или «Нормально», хотя все равно испытываю желание сказать: «Отлично!».
Руководствуюсь своим давнишним кредо, естественно, – в стихах: иначе о нем не скажешь.
Богатство, слава, власть, желание служить.
Талант свой подарить, закон открыть.
Идею преподнесть, чего-либо построить.
Добро вершить, любить иль веровать чему.
В каком деянии себя найти?
Как поступить и быть счастливым?
Да не ищи – играй себя, не жди.
Всё кончится одним, что уравняет всех в природе.
Умей ты чудо находить в любом мгновенье жизни,
И радуйся еще, коль молод, а визави твой старше.
Серьезнее, чем у тебя, но уж такова натура.
Несколько слов о себе, своих делах. Изредка забегаю на работу, посмотреть, чего они там еще творят и как медленно, но планово умирают. Летом участвовал в работе ГЭКа. Недавно позвонили, предложили вновь. Спрашивают: «Какая у меня сейчас должность?» – «Инженер». – «Что, так и записать?» – «Да. Разве Вас не устраивает? Самое высокое звание».
Повесил трубку. Вспомнил, как я ставил в тупик Целикова, ссылаясь на эту «высоту», когда он мне чуть не при каждой встрече предлагал защищаться, а я, кроме того, в ответ на его нечто невнятное думал про себя: не может же так вечно продолжаться, будут же когда-нибудь наконец платить за работу, а не за звания. Похоже, я оказался провидцем вдвойне: теперь не платят вовсе.
Что еще? Периодически бываю в лесу на лыжах. Хожу с другами в баньку со снежком и бутылочкой. Получаю письма от Цалюка. Долго с ним о чем-то спорили, примерно в том духе, как он тебе расписывал. Он явно сдает не то от ностальгии, не то от израильской жары. Поспорили недавно и с Нисковских. На кухне договориться не могли, перенесли спор на страницы «Ритма» («Рабочие инженеры – творцы машин») – так с расшифровкой назвали нашу заводскую газетку, как бы специально в издевку, ибо сделано это было как раз в те времена, когда творить почти перестали. Две статьи уже появились. Виталий собирается писать еще одну с разъяснениями. Хохмим! Бегаю по банкам в поисках повышенной процентной ставки для своих «мощных» накоплений. Если бы не это, то жить было бы просто невозможно. Недавно при последнем наглом госграбеже на сем мероприятии ощутимо пролетел. Занимаюсь прилично (по времени) домашним хозяйством. На своей шкуре убедился, почему бабы живут дольше мужиков: дисциплинирует оно, хозяйство, и заставляет шевелиться.
Еще раз с Новым годом. Бывай здоров и весел, как всегда.
Год
10.02
Отправил письмо помощнику Росселя с просьбой организовать встречу.
«Уважаемый Юрий Васильевич!
Направляя свое письмо Э. Э. Росселю, я имел в виду расширить его информационное поле своими представлениями о нашей действительности, так сказать, снизу. Последние, как непременный элемент обратной связи, считаю, полезными для формирования им более уверенных управляющих решений. Кроме того, я имел в виду, кажущуюся мне, не бесполезность приведенного в письме, как позиции моих единомышленников, имеющих большие связи, а потому привлечение их на губернаторскую сторону было бы не лишним для него в предстоящей избирательной кампании.
Именно поэтому, и дабы дать более четкую оценку предлагаемому, я считал весьма целесообразным встречу с Губернатором и взаимный обмен мнениями.
В рамках обсуждения затронутых проблем хотелось остановиться на следующих вопросах частного характера.
1. Сейчас в регионе появилось много малых предприятий, занимающихся, или, по крайней мере, старающихся заниматься, настоящей созидательной деятельностью. В частности, мне известно три таких фирмы, организованных не без участия бывших уралмашевцев.
Одна из них – НПП «Техстройкерамика» (Директор Фролов Александр Викторович) специализируется в области производства строительного кирпича и керамики. Ее специалисты придумали отличную камерную печь для обжига этих изделий и повышения их качества. В настоящее время они закончили все опытно-конструкторские разработки, все этапы так называемого рискового инвестирования, и готовы к широкому промышленному внедрению гарантировано доходной технологии.
Вторая – ООО «КОМТЕК НПФ» (Директор Гельфенбейн Владимир Евгеньевич) с привлечением ученых, до этого не способных найти своим знаниям достойного применения, разработала и запатентовала новые технологии производства огнеупорных кирпичей и других материалов, изготовила, испытала опытные партии и вышла на промышленное их производство. Фирма располагает, научным потенциалом для проведения комплексных исследований в направлении создания огнеупорных материалов на уровне мировых стандартов.
Третья – «ДАТА ЦЕНТР» (Директор Гайнанов Дамир Насибуллович) работает в области автоматизации с применением вычислительной техники. Ее директор, будучи сам талантливым инженером и организатором, привлек в фирму много такого же класса специалистов и в короткий срок в новой для него области вышел на мировой рынок и обратил на себя внимание многих зарубежных фирм. По творческому потенциалу своих специалистов названная фирма способна уверенно решить задачу по автоматизации любых объектов.
Почему, спрашивается, не использовать по деловому в интересах области возможности указанных и других подобных инициативных предприятий, доказавших вполне конкретными результатами свою ответственную дееспособность? Запросить у предприятий предложения, отобрать наиболее эффективные, наиболее достоверные по ожидаемой результативности и поддержать предлагающих свои услуги, в максимально возможной степени, материально, морально и организационно.
2. Судя по общественному настроению, надоевшему всем по большому счету бездействию, я усматриваю наличие определенной ниши, что можно было бы с высокой вероятностью занять с пользой для региона. Я имею в виду создание крупного объекта, вроде балочного стана, строительство которого стало в свое время чуть ли не знаменем Свердловской области.
Вот одно из возможных предложений. У нас в России сейчас работают два допотопных рельсовых стана образца 30-х годов (на Нижнетагильском и Кузнецком меткомбинатах) и два подобного же вида на Украине. Известный Росселю бывший директор Центрального Гипромеза С. В. Губерт в 80-е годы был одержим идеей строительства нового современного конкурентноспособного рельсового стана как раз на НТМК. Почему бы в память о покойном Губерте не вернуться к этой идее? Думаю, что под эгидой, например, Губернатора можно было бы уговорить правительство на финансирование такой стройки: надоело ведь уже всем стоять. Об области я не говорю, будет работа многим нашим предприятиям и организациям. Кроме того считаю, что сегодня, по кадровому составу специалистов и их возможностям, еще как-нибудь такую работу осилим, завтра ее, боюсь, не поднять.
3. Проблема, признаюсь, не совсем без личных интересов. Речь идет о том, что в результате всех последних перестроечных подвижек более всех, кажется, в относительном масштабе, потеряла та категория трудящихся, которая наиболее плодотворно, инициативно, изобретательно и бескорыстно трудилась на ниве создания отечественной промышленности. Ведь все ими созданное и явилось как раз исходной базой для дармового фактически обогащения достаточно мощной прослойки дельцов и, одновременно, основой для нашего почти 10-летнего существования.
По чисто формальным признакам я бы отнес к данной категории: лауреатов государственных премий, заслуженных изобретателей и рационализаторов, заслуженных деятелей науки и техники, других признанных подобным же образом тружеников. Обладая ранее потенциальной возможностью на признание обществом их заслуг и соответствующие дополнительные льготы, они оказались, несмотря на свой явно выделяющий их из общей массы труд, уравнены в материальном плане полностью с последними. А при определенных сопутствующих, но не благоприятствующих сему моментах, даже в худшем положении. Мне кажется, для этих людей, в порядке благодарности за их труд, общество должно что-то сделать и в моральном, и материальном направлениях».
05.03
Матус, здравствуй!
Похоже, я не отстал от тебя, и отвечаю также с трехмесячным перерывом. Увлекся, понимаешь, (в связи с последним словом вспомнил: у нас чуть не каждый добрый день в утренней радиопередаче издеваются над Президентом, начиная ее с «Понимаешь») одним делом, о котором расскажу позднее, если получится.
С чего же начать? Давай, с погоды. Зима у нас нынче несусветной снежности. Только на этой неделе, после того, как все уже было до предела завалено и перейти дорогу прямиком через газон, по обычным нашим правилам, стало абсолютно невозможно из-за двухметровой высоты сугробов, вывалило еще с месячную норму, и сегодня все белым-бело, как под старый Новый год (Меня тут прерывает одна особа, жаждущая передать тебе привет, что я и делаю с преглубоким удовольствием, не меньшим, чем было продиктовано ею). Что будет, если наступит быстрая весна, – трудно представить: плотины, а у нас полно их еще с Демидовских времен, полуразрушены (дама сидит за спиной и, несмотря на подсунутую ей мною интересную книгу, снова рвется в бой, одержимая передать тебе еще пару теплых слов), могут быть прорваны, и начнется великий потоп.