Раньше я тоже думал, вероятно, и под твоим, в частности, влиянием, что лишь бы крутилось: заработную плату, и налоги владелец отдаст обществу. 25 страница
Письмо мне нравится: в нем идет речь не только о страховании. В нем фактически критикуется все, что делается сегодняшней путинской командой.
Прежде, чем его подготовить, я специально, дабы с большим знанием это сделать, запросил Соловейчика о состоянии дел с автострахованием у них в Америке, и вот что от него получил.
«В США обязательное страхование транспорта установлено федеральным законом. При любом дорожном происшествии, даже при нарушении только правил вождения, полицейский требует предъявить сначала страховые документы и лишь потом водительские права. Страховка бывает двухсторонняя (когда страховая компания виновника оплачивает ущерб полученный обеими машинами) и односторонняя, менее дорогая, (оплачивается ущерб только пострадавшему). Во всех случаях страховые компании не остаются в убытке, поскольку они поднимают величину страхового взноса обоих участников аварии на следующий год. Страховой бизнес самый выгодный бизнес в США. Выгоден он, понятно, и государству. Практически почти нулевые затраты и огромные капиталы, налоги. На этой ниве процветают многочисленные жулики, умело подставляющие под удар свои машины. На этом кормится армия реабилитационных офисов, где «пострадавших» в авариях якобы лечат, а потом предъявляют расходы на лечение страховым компаниям. Кормится и армия юристов, специализирующихся на рассмотрении подобных дел в судах. Юрист, выигравший иск в суде, получает 33% от суммы иска. Все это происходит несмотря на то, что Конституция США провозглашает полную свободу гражданина и возможность требовать смены правительства, принимающего законы неугодные гражданам.
Когда был принят закон об обязательном страховании автомобилей, не помнят даже старожилы. В США, где количество машин превышает численность населения, в ежегодных авариях гибнут несколько десятков тысяч человек, а количество раненых в три раза больше. Это превосходит все потери американцев во всех их войнах вне своей страны. В этих условиях правовой акт, определяющий взаимоотношения между пострадавшими и виновниками аварий, был необходим. В СССР существовало добровольное страхование. Когда я попал в аварию, Госстрах выплатил мне 3000 р., а починка обошлась в 25000. Пришлось занимать деньги в фирме твоего брата, а потом более полугода расплачиваться. Кстати, существует ли до сих пор его фирма и что поделывает он сам? В США, когда на меня наехали, появившийся через пять минут полицейский забрал у меня и второго водителя страховые свидетельства и водительские права, поколдовал на своем компьютере, через 5 минут вернул нам все документы и сообщил № кейса (дела). В тот же день я проинформировал о происшествии страховую компанию и подъехал в автомастерскую, где мне бесплатно выдали документ о стоимости ремонта. На следующий день приехал оценщик страховой компании, посмотрел в компьютер, и выписал мне чек. Денег на ремонт вполне хватило, и он был сделан за неделю. Затем я и мой пассажир посетили реабилитационный офис, где нам предстояло «полечиться». Через год практикующий в нем адвокат выиграл в суде наше дело у адвоката страховой компании виновника аварии. Сумма иска 25000, из которых я и мой пассажир получили по 7000. Правда, на следующий год моя компания подняла мне страховой взнос на 50%. Виновнику страховка обошлась еще больше».
А что будет у нас? Весь описанный Соловейчиком негатив, и ничего из их сервиса. Останется все так, как он написал про свою у нас аварию 15-летней давности.
12.08
Переслал вчера Соловейчику вторую часть трилогии Гриншпуна, и немедля получил от него соответствующую реакцию.
«Володя, привет! Труд Марка получил. Спасибо. Поделюсь впечатлениями. Первую часть «Мужчина» я отправил бы в книгу «Мальчик». Окончание школы, институт описаны живо. Возможно, чем дальше от юности, тем она кажется романтичнее.
В описании же работы над станами ХПТ все почему-то перепутано во времени и пространстве. Эпопея создания ХПТ началась с проектирования ХПТ 75, передранного целиком с чертежей Рокрайта. Затем шли ХПТ 55 и 32. Для них Гриншпун придумал новый механизм подачи. Два ХПТ 75 были изготовлены на УЗТМ для Салды. Их монтажом руководили Гриншпун и Мамкин. В книге они монтируют ХПТ 90П. Этого не было, в то время Гриншпун уже работал на ЭЗТМ, Мамкин и Двинянинов находились в Индии, а директором завода был Кротов. Станы ХПТ 55 и 32 на УЗТМ не изготовлялись, их делали в ГДР.
Первый крупный монтаж всего комплекса станов (Двух ХПТ 75, четырех ХПТ 55 и четырех ХПТ 32) происходил в одном из цехов в Первоуральске. Гриншпун в это время тяжело болел, монтаж и наладку пришлось вести мне. С новыми механизмами подачи вышел полный конфуз: они не работали, как положено по проекту. Удалось заставить их работать только после замены в них пружин и придания им иных функций. Решение созрело далеко не сразу и заводчане готовы были поставить на механизмах крест. А когда они заработали, стали критиковать еще неравномерную, якобы, их подачу. Пришлось организовать сравнительные испытания и показать, что подача на Рокрайтах и ХПТ имеет одинаковые характеристики.
Не думаю, что Марк этого не помнит. Что позволено в художественной литературе, не годится для мемуарной, да еще при жизни участников описываемых событий».
А ведь прав Соловейчик. Примерно за то же критиковал Марка и я. Но здесь у Соловейчика есть что-то еще и чисто личностное. Его информация достойна удивления, многочисленных вопросов, соответствующих выводов и домыслов. Что она? Следствие сознательного искажения фактов Гриншпуном для приукрашивания себя, забывчивости, или элементарной дани литературному повествованию? Потому я написал Петру, что было бы интересно получить его оценку действительного творческого вклада Марка в годы совместной их работы и попросил изложить мне обо всем этом, и в частности, об эпопее создания вертолетных труб и ее участниках, более подробно.
Вот что мне передал он в дополнение к приведенному.
«Безусловно ведущая роль в проектировании ХПТ 90П и ХПТ 120П принадлежит Марку. Я проектировал все основные узлы этих станов, как руководитель группы, и был инженером проекта стана ХПТ 90 П. После окончания рабочих проектов Марк перевелся на ЭЗТМ. Я курировал процесс изготовления. Затем руководил монтажом и наладкой этих станов и сдавал их в эксплуатацию. Через год после сдачи станов в эксплуатацию для вертолетов МИ 8 потребовались трубы диаметром 160мм. Пришлось вести опытную прокатку таких труб на ХПТ 120П с замером фактических напряжений в основных узлах. Кое-какие из них пришлось усилить. Они были быстро спроектированы, изготовлены и смонтированы. Таким образом, не умаляя ни на гран ведущую роль Гриншпуна в создании этих станов, я удивлен лишь тем, зачем ему понадобилось отклоняться от фактов. Ни он, ни Мамкин на ПНТЗ в то время не были.
Ленинская премия по данной работе подавалась по инициативе КБ Миля. От нашего завода представлялись Химич, Гриншпун и я. Однако случилась накладка… Перед заключительной сессией Комитета по премиям во время маневров потерпел аварию вертолет, и погибла большая группа высоких генералов».
Информация много лучше ожидаемой в части сомнений относительно Марка, но, тем не менее, есть в ней одна не очень однозначная фраза о его инженерстве по проекту стана ХПТ 90П, и остался без ответа вопрос о том, что побудило Марка изобразить себя в мемуарном фактически повествовании в роли активного участника работ по монтажу этих станов. Как, отсюда, относиться к остальным подобным авторским «описаниям»? Очень получается занимательная история. Видимо, придется попросить написать самого Марка.
18.09
Прочитал на днях «Роман с президентом» В. Костикова о пресс-секретарской работе у Ельцина. Когда взял в руки книгу, подумал: «А может зря так резко критикую всех отирающихся возле тронов разного сорта советников, дай, посмотрю, может этот, показавшийся мне симпатичным мужиком, из другой породы?». Нет, ничем не отличается ни от Волкогонова, ни от Бурлацкого, ни от Яковлева. То же воздействие на него «кремлевских коридоров» и та же увлеченность бытописанием дворцовых интриг в борьбе за власть и место «на Олимпе». Холопское преклонение перед хозяином, преувеличенное представление о полезности своих советнических «находок», критика всех ему подобных и выгораживание себя. Та же подчиненность своего существования марксистской формуле: «бытие определяет сознание» и полное соответствие житейской норме: «Скажи нам, где ты и с кем служишь, кто твои друзья, а мы скажем, кто есть ты сам».
Три с половиной сотни страниц описаний дворцовой мерзости. Как обойти, объехать, улучить момент для встречи, где и с кем рядом сесть или встать, что сказать, когда и через кого передать нужную бумагу, как не обидеть босса и удержаться в кресле? Шут Костиков гороховый, как унизительно окрестил его А. Коржаков, а никакой не советник.
Только успел отложить ее, попала в руки еще одна «Кремлевская хроника» А. Грачева, так же бывшего пресс-секретаря, но теперь Горбачева. Естественно, то же впечатление, те же идиотические описания дворцовой мишуры на фоне полного незнания исходных жизненных реалий. Как результат, побуждения главного «героя» и самого автора выдаются за действия, желаемое за действительность, а состоявшееся – за якобы ранее ими предвидимое и ожидаемое. После, к примеру, августовских 1991 года событий все было ясно подавляющему, хотя бы немного мыслящему, большинству. Ельцин давно уже говорил открытым текстом о Москве, как столице России, а Горбачев, по Грачеву, продолжал строить воздушные замки и заниматься «творческим» обоснованием (помимо его воли и желаний) проистекающего,. И так у Грачева почти все, – вне, как я часто упоминаю, причинно-следственных связей, а часто и вне элементарной логики.
Третья – на ту же тему – «Борис Ельцин: от рассвета до заката». Автор ее упомянутый ельцинский телохранитель Коржаков, человек дела. Он тоже служит, но служит от души, от природного естества, служит Хозяину, а не дворцовому коридору, и потому описания фактически того же, хотя и сделаны в духе бульварного бестселлера, более правдоподобны и более точны. Пишет не из-за угла, а прямо. Пьет и вкусно закусывает икоркой и балычком сам, также пользуется и прочими благами. Но за верную, как считает, службу, за духовную преданность хозяину. В его подвижках нет униженности, он по-своему честен, благороден и даже добр. Живет и действует по давно отработанному жизнью правилу, что не он, так другой такой же занял бы место, что трон не может существовать без подобного окружения. Отсюда естественен и его описания вполне воспринимаются и не вызывают чувства неловкости, проистекающей от однобокой авторской тенденциозности и предвзятости, от противной униженности перед хозяином, да еще не назначенном тебе насильно, а тобой выбранном, как это имеет место у предыдущих авторов.
Прочитал для сравнения книжку о Ельцине и Горбачеве под названием «Борис Ельцин», написанную двумя бывшими нашими соотечественниками Соловьевым и Клепиковой, ныне проживающими в Америке, и потому, как мною установлено, способными к независимому и более объективному описанию их интересующего. С ними согласен, все у них правильно. Но замечу, мне для характеристики этих «борцов» за власть потребовалось всего пять страничек, а Соловьеву и Клепиковой четыре сотни. Чтобы создать свой труд они перечитали сотню разных книг и статей и переговорили с не меньшим числом свидетелей и участников событий того времени. Я же написал о Горбачеве и Ельцине, руководствуясь только их делами. Такой подход позволил мне дать более верную и более корректную оценку истинных, отторгнутых от дворцовой мишуры и прочих мелочей, причин их деяний и описываемых событий.
22.08
Вчера, с большей задержкой получил письмо от Матуса. Оказывается майское письмо до меня не дошло, и в этом была причина его длительного молчания. Привожу ниже свой ему ответ.
Дорогой Матус! Получил твое послание от 21.07.
По книге Недорезова. Мои впечатления передаю в виде выдержки из своих дневниковых записей. (Далее привел ему выдержку от 18.06). Кстати, если помнишь, я и раньше во время нашей работы, и особенно после тебя, критиковал довольно часто твою компанию именно за некорректность и за неоднозначность разных формулировок, но, видимо, действительно плохо критиковал.
В части деятельности бывшего ОГК ПО. Новые объекты, комплексы – не проектируют совсем, занимаются только отдельными машинами (линиями, если есть) для действующих цехов, и сверх редко. Отделываются, как ты образно сформулировал, в основном, валками и запчастями. Творческий потенциал определяется работой: если ею не заниматься, то какой потенциал может быть? Впрочем, все это для тебя очевидно из многих предыдущих моих кратких реплик по сему поводу.
Упомянутая «дама» – жена одного из буровиков, фамилию которого забыл. Он был ровесником Корякина, и они дружили домами. В моей зарисовке о похоронах Корякина дело не в даме, а в человеческой глупости и ограниченности.
О себе и семействе. Сам пока, тьфу-тьфу, здоров. Веду активную жизнь: лыжи, велосипед, лес, грибы, ягоды. Хожу теперь один, поскольку оставшиеся все – немощные. Страшно писать. По утрам часа на два сажусь за компьютер.
Капитальнейшим образом отметили 70-летний юбилей завода. Сейчас это делать научились с помпой. Обнимался с Рыжковым, Варначевым, Синицким и прочими господами, на него приехавшими. Заключительная встреча состоялась в Филармонии и проходила в сопровождении симфонического оркестра под управлением главного дирижера Лисса.
Андрей последнее время в порядке. Вчера приехал с КАМАЗ-а, куда ездил с представителем Чусовского метзавода, по вопросу проектирования последнему пресса для испытания рессор. Вот это как раз одна из тех работ, которую они способны делать.
Галя, себя чувствует нормально, но все же сдает: сказывается возраст и ее малоподвижность. Привет твоему семейству от нас. Бывай здоров.
02.09
Ловлю себя на мысли, что мои заметки становятся все мрачней. Начиная их в преклонном возрасте, я предвидел возможный уклон в подобную сторону, но все же не в такой степени, как получается.
Вот и сегодня хоронили Марка Бакунина – еще одного из ветеранов уралмашевцев, активного участника послевоенного становления нашего завода, его роста, авторитета и славы, к сожалению, ставших теперь фактически историей и не получающих сегодня столь же устремленного, как прежде, своего дальнейшего развития.
С Марком я был связан большую часть работы в конструкторском отделе. Пришли мы на завод почти одновременно. Но я молодым юнцом, окончившим институт сразу после школы, он же умудренным жизнью мужем – после тяжелых лет войны, да еще в передовых саперных подразделениях. А потом, к слову, в 50-е годы еще и дополнительно мобилизованным партией и властью («мало» ему досталось войны) на работу по подъему сельского хозяйства.
Четыре десятка лет мы проработали с в теснейшем контакте и при полном взаимопонимании, хотя было, конечно, все, и споры, и неудовольствия, особо с его стороны. Были таковые и у меня, но касались они лишь чисто конструкторских дел. В бытовом плане он был безупречным мужиком.
В нашем подразделении по проектированию станов горячей прокатки волею судеб оказались наряду с Марком еще два еврея, его погодки и тоже прошедшие по полям войны. Это были, по их исходной природе и характеру, разные люди.
Марк Бакунин – законник и в какой-то степени прагматик-педант, ставший во многом таковым, мне казалось, под воздействием опасной саперной военной профессии, требующей особой внимательности и ответственности.
Лев Махлин – анархист и критикан, не знавший другого начала поручаемой ему новой работы – как разносной, порой мало аргументированной, ее критики.
Миша Пилип – непревзойденный оптималист, не признававший ни планов, ни других ограничений, кроме одного неистребимого желания сделать проектируемое проще, удобнее и дешевле.
Так случилось, что эта троица оказалась все годы совместной работы в моем техническом, а временами, и административном подчинении. Горжусь тем, что по отношению к ним, по крайней мере, я оказался в роли признанного арбитра. А уж споры у них, в силу особенностей характеров, были, дай бог какие и очень даже частые. Вот две, повторявшиеся из месяца в месяц, из года в год сценки.
Доска, на ней чистый лист ватмана. Лев с чертежом – аналогом и заданием в руках. Марк с возмущением жалуется мне, вызванному для разбирательства, на сумбурную, неконструктивную критику Махлина. Тот с неменьшим шумом пытается ему возражать. Состоится примерно такой разговор.
– Марк, Лев, не заводитесь. Плохо конечно, что на листе ничего нет, а есть только одна гольная критика, но давайте попробуем спокойно ее выслушать, а Льва попросим довести до нас свои мысли с меньшими эмоциями и большей объективностью.
Лев начинает. Не так, как я просил, но более спокойно и толковее, чем без меня.
– Ну, и что ты возмутился, ведь не совсем у него без оснований? – обращаюсь я к Марку, пытаясь возможно корректнее сформулировать предлагаемое Львом. – Разве не согласен, что есть предмет не только для спора, но и для обсуждения. Почему, например, не принять то и то…? – Опять потеря времени, – ворчит Марк, но уже примирительно. – Дай ему день, а завтра посмотрим, чего Лев нам нарисует сверх критики, в рамках сегодня наговоренного.
Через день – два собираемся у доски с листом уже слегка обросшим кое-какими костями и мясом, быстро договариваемся и принимаем разумное, устраивающее стороны, решение.
Более деловые, но с такой же взаимной заведенностью, протекали споры у Марка и с Пилипом. Тут главным аргументом у одного был пресловутый «план», а у второго – добрая оптимизированная конструкция. Соответственно, и разрешались они значительно проще и быстрее – обычно ссылкой на мою, чуть не стандартную фразу. Дескать время, план, излишние затраты на проектирование нам начальники простят и скоро забудут, а плохую конструкцию будут помнить много дольше все, в том числе сами авторы.
В таких спорах и других разборках Марк оказывался, мягко говоря, не на высоте и часто в позе «побежденного». Его очевидно, в достаточно простых ситуациях, не выигрышное оппозиционное поведение, которое будь он немного хитрее, дипломатичнее легко было избежать, так и осталось для меня загадкой.
Были случаи и посерьезнее, когда Марк при определенной свободе и в силу человеческой слабости – жажды самостоятельности (но при недостаточных на то основаниях) – допускал более грубые просчеты. Один из них запомнился настолько, что я при его первом рассмотрении с Марком в порядке демонстрации своего недовольства даже нарисовал на него большой «зуб». Дело заключалось в следующем.
У нас была отлично отработанная (кстати, с ним вместе) надежная, простейшая и широко проверенная в эксплуатации конструкция пил для горячей резки сортового проката. Так вот, во времена, когда я занимался другими делами, Бакунин для одного из объектов взял эту добрую пилу и буквально поставил ее с «ног на голову», причем сделал так вопреки предупреждению наших расчетчиков еще и об энергетической нерациональности предложенных им схемных изменений. А в довершение творческого экстаза для придания пиле «эстетического» вида в угоду модным тогда эргономическим требованиям прикрыл непутевое сооружение огромным кожухом. О том, что последний явится прямым заслоном для оперативного обслуживания размещенных под ним механизмов, забыл.
Осложнения с пилами возникли сразу после пуска, и мы были немедля вызваны на Челябинский комбинат. Прибыв на участок пил, прежде всего, я увидел какие-то взметнувшиеся вверх чуть не до подкрановых путей металлоконструкции.
– Что за сооружения там перегораживают пролет цеха? – спросил я, и показал Марку рукой в сторону пил. – А это как раз и есть критикуемые тобой кожуха.
Предположения подтвердились. По условиям обслуживания их как подняли еще при монтаже, так в этом состоянии и оставили. Ну, подумал, то не проблема, хотя и противно будет завтра в протокольной записи признаваться в их ненужности, и просить цеховиков подумать, как с пользой использовать кожуховый «листовой металл» для собственных нужд. Значительно сложнее будет решить задачку по намеченной еще дома обратной установке пил с «головы на ноги». Основную же заковыку мы усматривали в том, как все представить Заказчику, какими «теоретическими» обоснованиями и будущими выгодами доказать необходимость столь капитальной реконструкции, только-только пущенного и не успевшего даже покрыться пылью, оборудования.
Но… тогда были добрые советские времена, и потому нам удалось доказать и все выполнить, причем за счет средств Заказчика, и на удивление очень быстро. Не думаю, что и прямые потери у Заказчика были велики. Все механизмы были использованы, изготовлены вновь только одни металлоконструкции, с минимальным объемом механообработки. Ставшее же негодным в основном было изготовлено из дефицитного листового металла и в дальнейшем могло почти безотходно использовано для упомянутых своих нужд. О главном не говорю. Цех получил пилы, упомянутыев начале этой так успешно закончившейся коллизии.
Здесь надо отдать должное Марку. Он был неравнодушен к новым и разумным решениям, причем, не только к своим, но и к тем, что исходили от других. Когда критика неправильного состоялась и утверждалось решение, как истый партиец, он принимался за его неукоснительное выполнение, засучив рукава, с настоящей авторской заинтересованностью. Так была закончена и упомянутая история с пилами. Переживал, но не оправдывался, не обижался, не брюзжал, активно действовал, и мой на него «зуб» быстро преобразил в хорошую о себе память.
Достойное для подражания, качество в коллективной творческой работе, где всегда есть место для критики, не исключены и досадные ошибки, требующие неприятного для автора признания, и порой весьма затратного их исправления.
Марк допускал ошибки и малые, и большие, но отличался честнейшим и ответственным отношением к труду. И какой-то, добавлю, буквально скрупулезной щепетильностью в чисто житейских вопросах. Наверное, он единственный из всех, кто даже 10-минутную свою отлучку по личным делам норовил оформить отпуском без сохранения содержания. В то же время был исключительно заботливым руководителем по отношению к своим подопечным, ругался по работе, но был внимательным и чутким к их бытовым проблемам. Одна из сотрудниц сказала на поминках: «Три раза в год, 31 декабря, 7 марта и в день рождения в моем доме с неизменной пунктуальностью раздавался телефонный звонок от Марка Исааковича… Теперь, я знаю, звонка не будет, и я никогда не услышу его доброго голоса». Мне показалось, что от таких слов у большинства присутствующих на глазах выступили слезы…
А во всем остальном? Отличный семьянин, любитель природы, прогулок, лыж, сада и всего прочего, свойственного настоящему Человеку.
08.09
Встретил случайно М. А. Карасева, бывшего Главного конструктора по прессовому оборудованию. Последнее время мы с ним, как члены ГЭК, чаще всего видимся на защитах дипломных проектов студентами в нашем Политехническом институте. Спрашивает меня о здоровье, о занятиях.
– Пока здоров, тьфу-тьфу, – отвечаю. – Не скучаю, веселюсь. Занимаюсь «качанием» прав пенсионера-обывателя. Написал недавно письма Путину и в Думу с критикой закона о принудительной автомобильной страховке. Прошу всех при случае, в том числе тебя, оказать поддержку, написать тоже что-нибудь по этому вопросу. Отправил два письма Чернецкому об автомобильной стоянке в нашем дворе.
Расстались с пожеланиями друг другу здоровья и успехов.
Привожу ниже переписку по автостоянке, как пример элементарной несостоятельности современной власти.
Первое письмо.
Уважаемый Аркадий Михайлович! Я проработал 50 лет, и всю жизнь писал в различные государственные организации, помнится, только по вопросам как сделать то, чем занимался, лучше, быстрее и дешевле. Сейчас вынужден обратиться к Вам с проблемой сугубо приземленного бытового характера.
Речь идет о дворовых автомобильных стоянках вообще и, в частности, о таковой во дворе домов № № 24/1 и 24/2 по улице Стахановской, где она обрела предельно недопустимые, с точки зрения здравого смысла, формы. На площадке, рассчитанной на нормальную стоянку 10 машин, загоняется на ночь чуть не добрая их сотня, из них два – три десятка размещаются прямо на газонах и тротуарах непосредственно под окнами нижних этажей названных домов. До часа ночи не прекращается шум подъезжающих на стоянку машин, с пяти утра – отъезжающих с нее, а в промежутке 4-х часов периодически раздаются резкие звуки от самопроизвольных включений их систем противоугонной сигнализации. Люди не спят, мучаются, возмущаются.
Обращения в районные и городские организации, включая мою просьбу бывшему Вашему заместителю Осинцеву, блокируются ссылками на отсутствие законов «прямо запрещающих», видите ли, размещение во дворах жилых домов подобного рода заведений. О том, что при этом нарушаются элементарные, законом установленные права граждан, получивших соответствующее жилье до появления данных стоянок, естественно, умалчивается. В крайнем случае, все заканчивается выражением сочувствия.
Отдавая должное сложности проблемы и определенной материальной и прочей заинтересованности другой стороны, нельзя ли все же разрешить этот вопрос в общей его постановке и, конкретно, по упомянутой улице Стахановской? Ведь речь идет об элементарных правах населения на спокойный отдых в своих домах. Я не говорю о возможных других последствиях размещения большого количества автомашин непосредственно вблизи жилого дома (взрыв, пожар, создание аварийных ситуаций не выспавшимися и нервно-возбужденными людьми на их рабочих местах).
Прошу Вашего вмешательства. Было бы неплохо для начала, в рамках кампании по весенней очистке города, поручить кому-нибудь из Ваших ответственных работников посетить наш двор, желательно часов в 7 утра, дабы наглядно убедиться в мною здесь приведенном.
С уважением и надеждой на положительное разрешение данного вопроса.
Получаю ответ – отписку от районного РУВД, суть которого видна из моего издевательски вежливого второго письма Чернецкому.
Уважаемый Аркадий Михайлович! 22.04.03 я обратился к Вам с письмом относительно размещения несанкционированных автомобильных стоянок и, в частности, о таковой во дворе домов по улице Стахановской. Сделал это после моих безуспешных попыток разрешения проблемы в различных нижестоящих органах, и потому рассчитывал на личное ее Вами рассмотрение.
К сожалению, Ваш Комитет административных органов продействовал, как у нас принято, сугубо формально и потому весьма оперативно переслал его для рассмотрения и ответа Орджоникидзевскому РУВД и отделу административных органов района.
Письмом от 26.05.03 на бланке начальника Орджоникидзевского РУВД Александрова я получил ответ в варианте мною ожидаемом, и даже хуже. Письмо составлено так, будто автором его являлся не работник РУВД, а хозяин автомобильной стоянки.
Вместо моих на стоянке «чуть не доброй сотни машин» (фактически в пределах 80) в нем сообщается о том, что их число «не превышает 50 единиц» и они, к тому же, якобы, являются все «автомобилями жителей близлежащих домов»; что охрана их «производится из металлической будки» и будто бы даже «силами самих авто владельцев»; что, тем не менее, охранники стоянки «привлечены к ответственности»; что теперь «в ночное время автотранспорт на газоне не паркуется» и даже больше, «нарушений парковки автомобилей не выявлено» и далее на уровне либо констатации очевидного, либо осознано искаженного и не соответствующего действительности. Надо придумать: ничего «не выявлено». Хотя за все три прошедших месяца абсолютно ничего не изменилось, за исключением разве отмеченной в рассматриваемом письме части одного из газонов, огороженной возмущенными жителями, первыми попавшимися под руку, и забитыми как попало в землю, трубами.
Наконец, в заключение письма сообщается, что сейчас «проводится проверка всех мест парковки автомобилей», но (несмотря на то, что проверка еще только проводится) уже «составлен график сноса будок и эвакуации автомобилей. Это надо понимать для успокоения, но без указания какого-либо срока реализации данных планов и графиков и с явно тенденциозной направленностью (как и всего письма в целом) выдать желаемое за действительность.
Какой либо реакции на данное письмо-отписку от администраций города и района не получил, и потому вынужден просить Вас вторично рассмотреть мою просьбу и принять по ней надлежащие меры. С уважением и еще раз с надеждой на положительное разрешение данного вопроса».
Следующее письмо я получил вполне обстоятельное и от более высокой – районной Власти, но такое же безрезультативное, что заставило меня обратиться к ней, уже непосредственно, поскольку Власть слишком для себя «неосторожно» очень много мне наобещала.
Уважаемый Сергей Андреевич! Весьма признателен за оперативную и деловую реакцию на мое письмо от 25.07.03 и любезное уведомление о принимаемых мерах с «целью пресечения работы несанкционированных автопарковок».
Хотел бы надеяться на своевременное разрешение данной проблемы в полном соответствии с принятыми решениями.
К сожалению, на сегодня из Вами обещанного только снесена охранная будка. Сама же стоянка продолжает функционировать в прежнем виде. Те же мальчики собирают с водителей калым, осветительный прожектор подключен к сети, машины размещаются на газонах и тротуарах, под деревьями дворового сквера, под окнами нижних этажей домов. Шум от подъезжающих и отъезжающих машин, громкие разговоры, хлопки дверей и резкие звуки от самопроизвольного включения систем противоугонной сигнализации – все как было, так и остается. Данная территория не поставлена, как упомянуто в Вашем письме, под «особый контроль РУВД Орджоникидзеквского района».