Эмпирических знаний. Теория — необходимый момент в научном познании, но если она не основана на наблюдении, то не имеет никакой ценности. 5 страница

Что касается способов познания мира, то Спиноза выделяет две основные способности человека: 1) чувственное представле­ние, воображение (imaginatio) и 2) способность познания истин­ной действительности (intellectus) единой всеобъемлющей суб­станции.

Imaginatio есть способность к производству неадекватных смутных идей. Неадекватное представление не есть само по себе заблуждение, но оно становится таковым, когда, не сознавая его недостаточности, мы считаем его полным и истинным.

Что касается области адекватного знания интеллекта, то в ней Спиноза различает две ступени: 1) рациональное познание (ratio), познание посредством умозаключений, и 2) интуитивное знание (scientia intuitiva), достоверное само по себе. Последнее касается принципов, первое — того, что из них следует.

ГЛАВА IX

Логика в Англии 6 XVII

Естествознание, бывшее в пренебрежении в эпоху феодализ­ма, становится главным предметом научных исследований и сто­ит в центре научных интересов эпохи. В связи с этим зарождает­ся и развивается в Англии материалистическая философия.

Главными представителями английского материализма XVII в были Франциск Бэкон Веруламский (1561—1626), Томас Гоббс (1588—1679), Джон Локк (1632—1704) и Исаак Ньютон (1642— 1727).

Подобно Декарту, Бэкон ставит задачу коренного преобразо­вания философии и науки. Оба они стремятся низвергнуть схо­ластическую науку и воздвигнуть новое здание научного знания, но, в отличие от Декарта, который строил это новое здание на основе философского дуализма и рационализма, у Бэкона фун­даментом научного знания являются материализм и эмпиризм. Будучи родоначальником английского материализма, он стоит во главе метафизического материализма, получившего широкое развитие на Западе в XVII—XVIII вв. Его эмпиризм оказал на­столько глубокое влияние на английскую философскую мысль, что во всем последующем развитии философии в Англии эмпи­ризм стал в ней господствующим течением. Но, отстаивая эмпи­рическую линию в философии и науке, Бэкон выступал против того крайнего эмпиризма, на позиции которого постепенно пере­шла философская мысль в Англии.

Выступая против рационализма, с одной стороны, и против крайностей эмпиризма, с другой, Бэкон говорит, что ученый не должен уподобляться ни пауку, ткущему паутину из самого себя, ни муравью, который только собирает и накапливает материал, но должен, подобно пчеле, собирать и перерабатывать собирае­мый материал, преобразуя его в научную теорию.

Таким образом, по Бэкону, подлинную науку нельзя создать, черпая только из своего собственного рассудка, не опираясь на

опытные данные, но, с другой стороны, для этого недостаточно простого накопления голых фактов. Лишь на основе тщательно­го и возможно полного изучения фактов опыта и их обработки путем применения строго научного метода может быть, по уче­нию Бэкона, создана истинная наука.

Бэконом был задуман обширный труд под заглавием «Вели­кое возрождение наук» («Instauratio magna»), но им были вы­полнены лишь две части задуманного произведения. Первая — «О достоинстве и приращениях наук» — представляет собой об­щий обзор всех отраслей научного знания, дает классификацию наук и заключает в себе суждения автора об отдельных науках. Эта часть свидетельствует, что Бэкон не всегда умел по досто­инству оценивать важнейшие достижения современной ему нау­ки: он недооценивал роль математики в познании природы и от­вергал систему Коперника.

В вопросе об отношении науки к религии он стоит на позиции учения о двойной истине и говорит, что только маленькие глотки философии могут вести к атеизму, более же глубокое знание фи­лософии приводит к религии. Естествознание и все науки, за ис­ключением исторических, Бэкон называет философией, филосо­фию же в собственном смысле слова он, по примеру Аристотеля, называет первой философией, или универсальной наукой.

Бэкон требует коренного преобразования наук, исходя из но­вого взгляда на их задачи. Наука должна иметь своей целью счастье людей, их могущество, господство над природой. Назна­чение науки — быть средством к достижению человеческой влас­ти над природой. Человек может столько, насколько велико его знание (tantum potest quantum seit). Но для того, чтобы дать человеку господство над вещами, сама наука должна коренным образом измениться. Схоластическая наука — пустое занятие, не пригодное для жизни. Что нужно для ее преобразования? Нужно обрезать ей крылья и подвязать гири, чтобы удержать ее среди земных вещей. В чем заключается то могущество, которое наука призвана дать человеку? Создать и ввести в данное тело новое свойство или новые свойства — к этому сводится задача наук. Например, наука должна найти способы изготовления золота или продления жизни, возвращения сил молодости.

Высоко ценя астрономию, Бэкон думает, что наука о небес­ных светилах станет предсказывать засухи и наводнения, уро­жаи и неурожаи, землетрясения, войны и народные восстания. Он ставит науке практическую задачу дать человеку могущество над природой, но его представление об этом могуществе еще в значительной мере носит фантастический характер. Он еще не освободился полностью от наивных суеверных воззрений алхи­мии, астрономии и магии.

Хотя Бэкон на первый план выдвигает практические задачи науки, однако он не является сторонником узкого одностороннего

практицизма. Кроме знания плодоносного, он признает и зна­ние светоносное, которое, раскрывая нам природу вещей, непо­средственно в данное время не приносит еще никакой пользы, но в будущем может принести столь огромные плоды, каких нельзя еще предвидеть сейчас. Более того, Бэкон готов даже до­пустить правомерность человеческого стремления к свету зна­ния ради самого этого стремления.

Итак, Бэконом поставлена задача создать новую науку, имею­щую своей целью дать человеку власть над природой. Для вы­полнения этой задачи он считает необходимым направить все "науки на путь открытий и изобретений. А для этого нужно дать наукам орудие — логику изобретения. Бэкон говорит, что, пока отсутствовала такая логика, научные открытия и изобретения де­лались случайно, наличие же логики изобретения приведет к то­му, что развитие наук пойдет по правильному пути, научные от­крытия и изобретения перестанут быть делом случая, они будут производиться систематически по определенному плану и по строго научному методу.

Так, ставится новая задача, разрешению которой посвящает­ся вторая часть главного философского труда Бэкона «Великое возрождение наук». Эта вторая часть появилась под заглавием «Новый органон наук» («Novum Organum scientiarum») в 1620 г. Бэкон работал над этим произведением 20 лет и перерабатывал его 12 раз, прежде чем опубликовать. Как показывает самое за­главие, Бэкон противопоставляет свою логику логике Аристоте­ля- его «Новый Органон» должен заменить старый аристотелев­ский «Органон».

Бэкон обрушивается на Аристотеля, громит его философию и логику, видя в их господстве главную причину застоя наук, их бесплодности, засилия в философии и науках глубоко укоренив­шихся заблуждений, которые необходимо выкорчевать. Бесплод­ность и уродливость средневековой схоластической науки он объясняет тем, что в ней утвердилась диктатура аристотелевской философии и логики. Выражая свое презрительное отношение к Аристотелю, Бэкон говорит, что река времени вынесла на поверх­ность такой навоз, как учения Платона и Аристотеля, тогда как 'подлинно научные теории Демокрита были преданы незаслужен­ному забвению. На самом деле Бэкон был несправедлив по от­ношению к Аристотелю, он не знал подлинного Аристотеля, кото­рый был ему известен только в схоластизированном виде.

Бэкон ополчается против силлогистики Аристотеля, выдвигая против нее индукцию, и критикует индукцию Аристотеля как не­научную, противопоставляя ей свою теорию научной индукции. Даваемая им критика силлогизма поверхностна. Он говорит, что силлогизм состоит из предложений, а предложения из слов, сло­ва же являются обозначениями вещей; поэтому если выраженное в слове представление о вещи является смутным или неверным,

то весь силлогизм рушится, поскольку он построен на смутных и ошибочных представлениях о вещах. Но эта критика силлогиз­ма не попадает в цель. Она справедливо указывает, что одной формальной правильности силлогистического вывода недостаточ­но для получения истинного заключения — для этого необходимо еще наличие верных посылок. Эта критика, однако, нисколько не затрагивает вопроса о познавательной ценности самой функции силлогизма, ее роли в процессе познания.

Историки логики отмечали, что Бэкон сам в своей критике силлогизма применяет силлогизм, опровергая фактически самого себя на практике. С Бэконом можно согласиться, лишь посколь­ку, разумеется, при посредстве одних только силлогизмов нельзя [построить науки и общие суждения, из которых исходят в силло­гистических выводах, не должны быть произвольно принятыми.

В результате своей критики Бэкон выносит аристотелевско-схоластической логике суровый приговор: «Органон» Аристотеля не только бесполезен, но глубоко вреден для науки; он не только не является инструментом научного исследования и движения науки вперед к новым открытиям и изобретениям, но, наоборот, служит лишь закреплению заблуждений и тормозит развитие наук. По мнению Бэкона, самое большее, на что может претен­довать логика Аристотеля,— научить методам ведения прений и способам убеждения людей. Но одно дело — искусство побеж­дать в словесных спорах и совершенно иное дело — побеждать природу, овладеть научными истинами, чтобы применять их на практике для блага человечества. Бэкон говорит, что о филосо­фии должно судить по ее плодам, по ее практической ценности. Та философия, которая не приносит ничего полезного и прекрас­ного, пуста и суетна, в особенности же если вместо виноградных гроздьев и олив она производит лишь шипы и колючки пустых споров. Именно такой, по мнению Бэкона, была аристотелевско-схоластическая философия.

Бэкон, подобно Декарту, считает, что для того, чтобы по­строить новое здание науки, нужно сперва разрушить старое здание и поэтому следует начать с сомнения и критического пересмотра всего прежнего достояния научного знания. Необ­ходимо прежде всего освободить ум людей от старых заблужде­ний, очистить ум так, чтобы он, подобно чистому зеркалу, отра­жал мир таким, каким он есть на самом деле. Этому очищению ума, устранению всего того, что засоряло науку, посвящено на­чало «Нового Органона» Бэкона. «Разрушительная» часть (pars destruens) «Нового Органона», предваряющая «сознательную» часть, содержит в себе учение «об идолах» (призраках). Это уче­ние занимает в логике Бэкона, по его собственному сравнению, такое же место, как учение о софизмах в логике Аристотеля.

Бэкон считает первым необходимым условием для создания подлинно научного знания освобождение человеческого ума от

призраков (идолов), которые скрывают от него подлинную при­роду вещей и препятствуют познанию истины. Бэкон учит, что есть четыре вида таких призраков: 1) идолы рода (idola tribus), заблуждения, присущие самой природе человека и потому свой­ственные всем людям; 2) идолы пещеры (idola species), завися­щие от индивидуальных особенностей отдельных людей; 3) идо­лы рынка (idola fori), коренящиеся в привычном словоупотребле­нии, и 4) идолы театра (idola theatri), источником которых яв­ляется вера в авторитеты. Самыми могущественными идолами, от которых наиболее трудно освободиться, Бэкон считает идолы человеческого рода, которые присущи всем людям по самой их природе.

К идолам человеческого рода Бэкон относит те искажения действительности, которые совершает человек, истолковывая природу по аналогии с собой. Человек склонен представлять себе окружающую природу антропоморфически, он привносит свою собственную природу во внешнюю природу и тем самым иска­жает отражение этой природы в своем уме. К таким идолам от­носится понятие целей, если ими объясняют явления природы. Необходимо изгнать аристотелевские «целевые причины» (causae finales) из физики.

Что касается идолов пещеры, зависящих от своеобразия индивидуальности людей, то Бэкон здесь имеет в виду то раз­личие между умами людей, что они, преувеличивая различие между вещами, не замечают надлежащим образом сходства между ними, тогда как от других ускользает различие и они пре­увеличивают сходство между наблюдаемыми предметами. Для познания природы одинаково важно точно устанавливать как различие, так и сходство между вещами. Равным образом к идо­лам пещеры относится чрезмерная приверженность одних людей к старым взглядам, а других — ко всему новому. Необходимо изгнать из наук и идолов пещеры, не увлекаться чрезмерно ни старыми, ни новыми взглядами, не пренебрегать теми истинами, которые установлены древними, и, с другой стороны, не отно­ситься с пренебрежением к новым научным открытиям.

Сущность идолов рынка, являющихся заблуждениями слова, Бэкон усматривает в самообмане: люди, не знающие самих ве­щей, воображают, будто они их знают, так как у них имеется чисто словесное знание, почерпнутое не из знакомства с самими вещами. Эту чисто словесную мудрость необходимо отличать от знания самих вещей, и замена знания чисто словесной мудростью служит причиной заблуждений, именуемых «идолами рынка».

Обильным источником заблуждений являются идолы театра. Это — ложные мнения, основанные на вере в авторитеты, в част­ности, сюда относятся учения различных философских школ. Все прежние философские школы, всю историю философии Бэкон уподобляет театру, где перед зрителями разыгрываются различ-

ные вымышленные истории. Все философские системы до сих пор изображали не действительный мир, а мнимый. Их содер­жание— лживые вымыслы.

Итак, для торжества подлинной науки, по учению Бэкона, нужно ниспровергнуть все авторитеты, разбить кумиры, которым человечество ранее поклонялось, отвергнуть всевозможные идо­лы, державшие в плену человеческую мысль, покончить с иллю­зиями. Нужно вымести весь этот сор, чтобы очистить место для науки, свободной от всяких предвзятых взглядов и необоснован­ных мнений. Бэкон призывает расстаться с прошлым и начать строить все заново. Но при этом он считает необходимым, чтобы познающий ум не был предоставлен самому себе, но был заранее вооружен научным методом. Подобно тому как если бы люди в своей трудовой деятельности работали голыми руками без по­мощи орудий, они достигли бы ничтожных результатов, точно так же они достигли бы небольших результатов в науке, если бы в своих научных исследованиях не руководствовались бы пра­вильным научным методом.

По Бэкону, задача логики заключается в разработке научного метода, указывающего правильный путь открытия истины. В его понимании логика должна стать логикой научных открытий и изобретений, служить инструментом для этой цели; при помощи его научные открытия будут производиться систематически и даже механически, с легкостью, без больших умственных усилий.

Преувеличивая роль метода, Бэкон недооценивает роль твор­ческой изобретательности и личного дарования в научной дея­тельности. Для него все дело — в знании метода. Главное для развития наук, по его мнению, заключается в создании научного метода. Таким методом, по Бэкону, является индукция. Наука должна исходить от чувственных данных и от единичных фактов. Но часто ученые от этих единичных фактов сразу взлетают к самым общим положениям и из этих высших положений выводят средние. Этот путь ошибочен. Исходя от единичных фактов, сле­дует восходить к обобщениям постепенно, шаг за шагом, без скачков. Лишь постепенно поднимаясь по лестнице со ступеньки на ступеньку, мы в конце концов достигаем надежных общих принципов.

Истинный научный метод, по Бэкону, исходит от единичных случаев, от них мы переходим к самым низшим обобщениям, затем к средним обобщениям и, наконец, от них к самым выс­шим всеобщим положениям. Самыми важными и самыми цен­ными в науке, по мнению Бэкона, являются средние положения, во-первых, потому что они имеют наибольшее практическое зна­чение для жизни людей, для их счастья, а во-вторых, потому что на средних положениях основываются и высшие принципы нау­ки— самые широкие обобщения Последние, по сравнению со средними положениями, являются бессодержательными.

Согласно логике Бэкона, сначала наблюдениями и экспери­ментами должно установить факты, а затем путем индукции от познания фактов переходить к познанию общих законов. Все общие положения, получаемые посредством обобщения фактов, Бэкон называет «аксиомами». Так, в 104-м афоризме «Нового Органона» он говорит об аксиомах самых общих (axiomata gene-ralissima), которые называются принципами, об аксиомах сред­них и низших (axiomata media и axiomata minora) и, наконец, об аксиомах самых низших (axiomata infima), которые, как он гово­рит, незначительно отличаются от голого опыта (experientia unda).

Должно сказать, что у Аристотеля слово «аксиома» (а= ), даже поскольку оно берется в логическом смысле, употребляется в трех значениях: 1) оно означает первые принципы отдельной науки (значение, которое термин «аксиома» имеет у математи­ков) ; 2) в специальном техническом смысле как последние прин­ципы всякого знания (таков, например, у Аристотеля закон про­тиворечия, 3) аксиомой иногда у Аристотеля называется всякое суждение (предложение).

Дело в том, что греческое слово «аксиома» происходит от глагола agiow, что значит «признавать» или «принимать что-либо за истинное», и по своему первоначальному смыслу слово «аксиома» означает любое предложение или суждение, прини­маемое за истину, а затем в науках и философии аксиомой стали называть то, что самоочевидно и не требует никакого доказатель­ства. Термин «аксиома» означал любое суждение у стоиков, у Цицерона, Плутарха, Диогена Лаэрция, Геллия, Галена. Также у Рамуса и его последователей аксиомой называлось всякое предложение или суждение. В отличие от рамистов у Бэкона аксиомой называется всякое общее суждение, тогда как рамисты и частные суждения называли аксиомами.

По учению Бэкона, после установления фактов наука должна перейти к установлению аксиом, т. е. общих положений, именно к обобщению данных опыта путем истинной индукции. Бэкон критикует индукцию Аристотеля и схоластиков, называя ее «ин­дукцией через простое перечисление». Существенным ее недо­статком Бэкон считал то, что в ней исключительное внимание уделялось положительным инстанциям, т. е. перечислению слу­чаев, подтверждающих выводимое общее положение (аксиому), но не уделялось должного внимания поискам отрицательных ин­станций. Между тем одна отрицательная инстанция опровергает общее положение, хотя множество случаев могло быть приведено для его подтверждения.

Аристотелевской индукции через простое перечисление (per enumerationem simplisem) Бэкон противопоставляет свою истин­ную индукцию через исключение (per rejectionem). Сущность истинной индукции, по учению Бэкона, заключается в том, что

посредством самого тщательного сравнения максимального мно­жества фактических данных, относящихся к изучаемому явле­нию, познаются несущественные условия изучаемых явлений и они исключаются, так что в результате этой логической опера­ции остаются лишь существенные условия.

Таким образом, истинная индукция состоит в исключении всего несущественного, в отбрасывании всего того, что отсут­ствует при отсутствии изучаемого качества. Необходимо нако­пить в возможно большей полноте материал и составить таб­лицы: 1) таблицу присутствия, охватывающую все случаи, в ко­торых изучаемое свойство имеется налицо; 2) таблицу отсутст­вия, когда данное свойство отсутствует (разумеется, невозможно привести все бесчисленные случаи отсутствия данного свойства, достаточно ограничиться лишь указанием случаев, весьма сход­ных с теми, в которых исследуемое свойство присутствует), и 3) таблицу степеней или сравнения, охватывающую случаи, в которых изучаемое свойство присутствует в различной степени.

Составление таких таблиц Бэкон считает необходимым пред­варительным условием для применения индукции.

На основе материала, представленного в этих таблицах, отыс­кивается, какое свойство всегда сосуществует с исследуемым свойством и всегда отсутствует, когда отсутствует исследуемое свойство, а также вместе с последним увеличивается и уменьша­ется. Вместе с тем это искомое свойство должно представлять собой определенное видоизменение общего свойства тел, именно величины и формы образующих тело мельчайших его частиц, их расположения и движения. Это и будет истинная основная при­чина изучаемого свойства. Ее Бэкон называет «субстанциальной формой», заимствуя этот термин у схоластиков.

Таким образом, задачей индукции Бэкон считает отыскание субстанциальных форм вещей, под которыми он понимает сущ­ность вещей и явлений, внутреннюю причину свойств вещей.

Понятие «формы» у Бэкона страдает неясностью. С одной стороны, он признает формы материальными, считая их не чем иным, как сочетанием мельчайших материальных частиц, дви­жущихся по чисто механическим законам. С другой стороны, он говорит о душе как «о форме форм», и его учение о формах смы­кается со схоластическими представлениями. Форма вещи у Бэ­кона есть подлинная природа вещи, как она есть в действитель­ности, в отличие от того, какой вещь нам является. Но в пони­мании форм как сущности вещей у Бэкона основная материали­стическая линия сочетается со схоластически-идеалистическими наслоениями.

В своем учении о формах вещей Бэкон возрождает атомисти­ку Демокрита. Из всех предшествовавших ему философов он выше всего ставит Демокрита. Он хвалит Демокрита за то, что он занимался анализом самой природы, ее расчленением и

анатомизированием (dissectio atque anatomia mundi). Он видит в Демокрите основоположника той философии, которая требует изучения сложных вещей и явлений путем их расчленения, разло­жения на простейшие части.

То новое, что дает Бэкон в своей теории индукции, сводится в основном к двум положениям. Во-первых, желая устранить случайный характер выводов, получаемых по индукции, он реко­мендует систематически собирать факты и составлять таблицы, стремясь к возможной полноте обзора фактов. Во-вторых, он требует, чтобы главное внимание было обращено на отрицатель­ные инстанции, ибо, как бы много положительных фактов ни было собрано для защиты какого-либо общего положения, доста­точно одного отрицательного примера, чтобы это общее положе­ние было опровергнуто.

Бэкон подчеркивает особо важное значение отрицательных инстанций. Надо их отыскивать, идти им навстречу. Единствен­ный надежный путь опытного знания, по Бэкону, лежит через отрицательные инстанции. Именно возможность отрицательных инстанций и делает опытное знание делом сложным и трудным. Бэкон говорит, что одним из могущественных «идолов человече­ского рода» является склонность людей видеть в природе больше порядка, чем в ней есть. И в силу этого человеческий ум вообще более подчиняется влиянию положительных инстанций, нежели отрицательных.

Самому Бэкону была ясна недостаточность его индуктивного метода и те трудности, с какими было сопряжено его примене­ние. В самом деле, для составления таблиц по методу Бэкона необходимо собрать чрезвычайно обширный материал, и притом никогда не может быть гарантии, что мы исчерпали все возмож­ные случаи.

Таким образом, процесс бэконовской индукции чрезвычайно длительный, не дающий вполне надежных результатов. Поэтому у Бэкона возникла мысль о дальнейшем усовершенствовании его истинной индукции и он пришел к «идее прерогативных инстан­ций». Это — важнейшее открытие, которым Бэкон обогатил нау­ку логики. Он ставит вопрос, нельзя ли процесс истинной индук­ции сократить и при этом получить выводы не менее, а еще более надежные. Бэкон делает открытие, что бывают случаи прерога-тивные, имеющие то преимущество, что в них исследуемое явле­ние выступает в столь чистом и несмешанном виде, что представ­ляется возможность быстро и легко различить случайное от су­щественного. Прерогативные инстанции дают возможность при­менить ускоренную индукцию, поскольку в этом случае отпадает необходимость составлять громоздкие таблицы и исходить из сравнения представленных в них многочисленных случаев. Не­многочисленные Прерогативные инстанции вполне достаточны для надежного вывода.

Бэкон насчитывает 27 видов прерогативных инстанций. Пере­числение их носит несистематический, беспорядочный характер, и приводимые прерогативные инстанции неравноценны. Среди них много таких, которые вовсе не могут претендовать на при­знание их прерогативными. Вместе с тем в даваемом Бэконом перечне прерогативных инстанций имеются весьма ценные.

Наибольшее значение имеют следующие бэконовские преро­гативные инстанции: единичные (instantiae solitariae), переходя­щие (instantiae migrantes) и инстанции креста (instantiae cru-cis). Единичные инстанции, по учению Бэкона, бывают двух ви­дов: во-первых, сюда относятся предметы, сходные между собой только в исследуемом свойстве и не имеющие никаких других общих свойств за исключением исследуемого, и, во-вторых, пред­меты, которые, наоборот, подобны другим предметам во всем за исключением исследуемого свойства.

Таким образом, бэконовские единичные прерогативные ин­станции предвосхищают миллевские методы единственного сход­ства и единственного различия. Переходящие инстанции мы име­ем тогда, когда исследуемое свойство то возникает, то исчезает, ослабевает и усиливается. Этот вид прерогативных инстанций предвосхищает миллевский метод сопутствующих изменений. Инстанциями креста Бэкон называет такие случаи, когда иссле­дователь стоит как бы на перекрестке двух дорог и ему предсто­ит сделать выбор, по какой же из них пойти. Инстанция креста — это такой опыт, который имеет решающее значение для приня­тия одного из альтернативных положений и отбрасывания друго-^ го. Решение вопроса в этом случае зависит от постановки надле­жащего эксперимента (experimentum crucis). Бэкон приводит ряд примеров подобного эксперимента.

Сам Бэкон пытался на практике применить свой метод истин­ной индукции и избрал предметом своего исследования явления тепла и холода. Он пришел к выводу, что «формой» (причиной) теплоты является вибрирующее движение мельчайших частиц материи и это движение передается от одних тел (более теплых) другим (менее теплым). Желая экспериментально изучить, ка­ким образом холод действует на органическое тело, Бэкон стал набивать снегом куриц, простудился и умер.

Увлекаясь экспериментами, Бэкон не обладал таким дарова­нием экспериментатора, как Галилей и Декарт, и не обогатил естествознание никакими открытиями. Он верил во всемогущест­во научного метода, полагая, что его метод «мало предоставляет проницательности и силе ума», что этот метод почти уравнивает умы и способности, потому что он устанавливает подробно раз­работанные правила, которые остается только методически при­менять.

Бэкон считал, что его метод дает человеческому уму как бы циркуль и линейку, при помощи которых самая неопытная рука

может чертить без труда круги и прямые линии. В данном вопро­се его взгляд совпадает со взглядом Декарта, который утверж­дал, что естественный свет разума одинаков у всех людей, пре­восходство же в научном исследовании одних перед другими заключается в том, что те, которые руководствуются знанием правильных логических приемов, лучше управляют своим разу­мом в деле открытия новых истин. Оба они — и Бэкон и Де­карт — одинаково понимают логику как науку о научном методе, применение которого ведет к открытию новых истин.

Выдающееся место Бэкона в истории логики прежде всего определяется тем, что его логика построена на материалистиче­ской основе. Характеризуя философские воззрения Бэкона, Маркс назвал его родоначальником английского материализма, но при этом отмечал, что его учение кишит теологическими непо­следовательностями. Материализм Бэкона был метафизическим, но еще не стал, как у Гоббса, механистическим. Об этом К. Маркс пишет: «У Бэкона, как первого своего творца, материализм таит еще в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития. Материя улыбается своим поэтически чувственным блеском все­му человеку» !. Поэтому в философии и логике Бэкона качество не сводится к количеству как у представителей механистическо­го материализма. Но у него это проводится в ущерб значению математики в познании природы.

Идея опытного естествознания у Бэкона не поднимается до идеи математического естествознания. Он даже склонен был от­носиться отрицательно к применению математических методов в физике, считая, что, поскольку физика имеет" дело с качествами, а математика с количеством, ошибочно подходить к физическим явлениям с математическими формулами.

В разработке теории индукции Бэкону принадлежит огром­ная заслуга: он возродил и развил дальше демокритовско-эпи-курейскую теорию индукции, однако он не создал законченной теории научной индукции, заложив лишь ее фундамент. Заслугой Бэкона была борьба за свободу науки, за ее независимость от религии и теологии, от авторитетов всякого рода. Бэкон резко критиковал как догматиков, которые считали, что уже все иссле­довано и остается лишь обращаться к авторитетам, так и агнос­тиков, отрицавших всякую возможность познания. Бэкон убеж­ден в том, что человек способен познать объективную истину, причем он считает, что подлинная наука в его время делает лишь свои первые шаги. Ему не чужда идея развития науки.

Младший современник и друг Франциска Бэкона Томас Гоббс продолжал линию Бэкона в английской философии и соз­дал систему материалистически-механической философии. На­зывая Гоббса систематизатором бэконовского материализма,.

'К. Маркс и Ф Энгельс Сочинения, т 2, стр 142—143

Маркс и Энгельс вместе с тем отмечали, что в учении Гоббса со­вершилось дальнейшее развитие материализма в направлении к одностороннему механическому мировоззрению. Как указыва­ли Маркс и Энгельс, в философии Гоббса «чувственность теряет свои яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра. Физическое движение приносится в жертву механиче­скому или математическому движению; геометрия провозглаша­ется главной наукой»2.