Э «Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС», 1997 Все права защищены 13 страница
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
А отличаясь скорей вековечной своей простотою.
И ничего ни отторгнуть у них, ни уменьшить природа
Не допускает уже, семена для вещей сберегая.
Если не будет, затем, ничего наименьшего, будет
Из бесконечных частей состоять и мельчайшее тело: и '
У половины всегда найдется своя половина,
И для деленья нигде не окажется вовсе предела.
Чем отличишь ты тогда наименьшую вещь от вселенной?
Ровно, поверь мне, ничем. Потому что, хотя никакого
Нет у вселенной конца, но ведь даже мельчайшие вещи
Из бесконечных частей состоять одинаково будут.
Здравый, однако же, смысл отрицает, что этому верить
Может наш ум, и тебе остается признать неизбежно
Существованье того, что совсем неделимо, являясь ,
По существу наименьшим. А если оно существует,
Должно признать, что тела изначальные плотны и вечны.
Если бы все, наконец, природа, творящая вещи,
На наименьшие части дробиться опять заставляла, ,
Снова она никогда ничего возрождать не могла бы.
Ведь у того, что в себе никаких уж частей не содержит,
Нет совсем ничего, что материи производящей '
Необходимо иметь: сочетаний различных и веса,
Всяких движений, толчков, из чего созидаются вещи
(4.41-43).
Ныне зиждительных тел основных объясню я движенье,
Коим все вещи они порождают и вновь разлагают;
Сила какая к тому принуждает их, скорость какая
Свойственна им на пути в пустоте необъятной пространства...
Знай же: материя вся безусловно не сплочена тесно,
Ибо все вещи, как мы замечаем, становятся меньше
И как бы тают они в течение долгого века,
И похищает их ветхость из наших очей незаметно;
В целом, однако, стоит нерушимо вещей совокупности
В силу того, что тела, уходящие прочь, уменьшают - ,
Вещи, откуда ушли, а другие собой приращают:
Те — заставляя стареть, а эти — цвести им на смену,
Все же не медля и тут. Так, весь мир обновляется вечно...
Если же думаешь ты, что стать неподвижно способны
Первоначала вещей и затем возродить в них движенье,
Бродишь от истины ты далеко в заблужденьи глубоком (4.77).
Дабы ты лучше постиг, что тела основные мятутся
В вечном движеньи всегда, припомни, что дна никакого
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
Нет у вселенной нигде, и телам изначальным остаться
Негде на месте, раз нет ни конца ни предела пространству,
Если безмерно оно и простерто во всех направленьях...
Раз установлено так, то телам изначальным, конечно,
Вовсе покоя нигде не дано в пустоте необъятной.
Наоборот: непрерывно гонимые разным движеньем,
Частью далеко они отлетают, столкнувшись друг с другом,
Частью ж расходятся врозь на короткие лишь расстоянья.
Те, у которых тесней их взаимная сплоченность, мало
И на ничтожные лишь расстояния прядая порознь,
Сложностью самых фигур своих спутаны будучи цепко,
Мощные корни камней и тела образуют железа
Стойкого, так же, как все остальное подобного рода.
Прочие, в малом числе в пустоте необъятной витая,
Прядают прочь далеко и далеко назад отбегают
На промежуток больший. Из них составляется редкий
Воздух, и солнечный свет они нам доставляют блестящий.
Множество, кроме того, в пустоте необъятной витает
Тех, что отброшены прочь от вещей сочетаний и снова (
Не были в силах еще сочетаться с другими в движеньи.
Образ того, что сейчас описано мной, и явленье
Это пред нами всегда и на наших глазах происходит.
Вот посмотри: всякий раз, когда солнечный свет проникает
В наши жилища и мрак прорезает своими лучами,
Множество маленьких тел в пустоте, ты увидишь, мелькая,
Мечутся взад и вперед в лучистом сиянии света;
Будто бы в вечной борьбе они бьются в сраженьях и битвах...
Кроме того... обратить тебе надо вниманье
На суматоху в телах, мелькающих в солнечном свете,
Что из нее познаешь ты материи также движенья,
Происходящие в ней потаенно и скрыто от взора. '
Ибо увидишь ты там, как много пылинок меняют
Путь свой от скрытых толчков и опять отлетают обратив.
Всюду туда и сюда разбегаясь во всех направленьях.
Знай же: идет от начал всеобщее это блужданье.
Первоначала вещей сначала движутся сами,
Следом за ними тела из малейшего их сочетанья,
Близкие, как бы сказать, по силам к началам первичным,
Скрыто от них получая толчки, начинают стремиться,
Сами к движенью затем понуждая тела покрупнее (4.79—81).
СЕНЕКА (ОК.4—65 Н.Э.)
Луций Анней Сенека, — оратор, литератор, философ и государственный деятель. Сам Сенека причислял себя к стоикам, но его философские взгляды восприняли многое из других философских учений. Свои философские взгляды Сенека излагал в популярной форме, выдвигая на первый издан нравственно-религиозные убеждения и провозглашая снисхождение и терпимость к человеческим слабостям. Большое место в произведениях Сенеки занимает проблема души. Философские взгляды Сенеки нередко рассматриваются в качестве одного из идейных источников христианства.
А.С.Козлов
[ОТДЕЛЬНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ]
...По учению стоиков, в создании вещей участвуют два элемента: материя и причина. Материя инертна, способна принимать любую форму и мертва, пока ничто не приводит ее в движение. Причина же, или разум, придает материи форму, дает ей по своему усмотрению то или другое назначение и производит из нее различные вещи. Итак, должно быть нечто, из чего состоит предмет, и затем то, что создало его. Первое есть материя, второе — причина. Ep.ad Luc., 65, 2 (1.504).
Вселенная, которую видишь, обнимающая весь божественный и человеческий мир, образует единство: мы — члены единого тела. Природа создала нас родными друг другу, поскольку она сотворила нас из одной и той же материи для одних и тех же целей. Ер. ad Luc., 95, 52 (1.506).
Разум — это не что иное, как часть божественного духа, погруженная в тело людей. Ер. ad Luc., 66, 12 (1.506).
Высшее благо заключено в разуме, а не в чувствах. Что в человеке самое лучшее? Разум. Силой разума он превосходит животных и идет вровень с богами. Итак, разум в его совершенстве есть благо, присущее человеку, тогда как все остальные чувства — общие с животными и растениями. Ер. ad Luc., 76, 8-9 (1.506-507).
В борьбе за существование животные, вооруженные зубами и когтями, кажутся сильнее человека, но природа одарила человека двумя свойствами, которые делают это слабое существо сильнейшим на свете: разумом и обществом. De benef., IV, 8 (1.507).
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
Общительность обеспечила человека господством над зверями. Общительность дала ему, сыну земли, возможность вступить в чуждое ему царство природы и сделаться также владыкой морей... Она не дает случаю одолеть его, ибо ее можно призвать для противодействия случаю. Устрани общительность, и ты разорвешь единство человеческого рода, на котором покоится жизнь человека. De benef., IV, 18 (1.507).
Философия научила нас почитать божество, любить людей, верить, что у богов власть, а среди людей тесное сообщество. Ер. ad Luc., 90, 3 (1.507).
О БЛАЖЕННОЙ ЖИЗНИ
I. Все люди хотят жить счастливо.., но они смутно представляют себе, в чем заключается счастливая жизнь. А достигнуть последней в высшей степени трудно... Главнейшая наша задача должна заключаться в том, чтобы мы не следовали подобно скоту за вожаками стада... Величайшие беды причиняет нам то, что мы сообразуемся с молвой и, признавая самыми правильными те воззрения, которые встречают большое сочувствие и находят многих последователей, живем не так, как этого требует разум, а так, как живут другие. Вот откуда эта непрерывно нарастающая груда жертв заблуждений!.. (1.509).
II. ...Развитие человечества не находится еще в столь блестящем состоянии, чтобы истина была доступна большинству. Одобрение толпы — доказательство полной несостоятельности. Предметом нашего исследования должен быть вопрос о том, какой образ действий наиболее достоин человека, а не о том, какой чаще всего встречается; о том, что делает нас способными к обладанию вечным счастьем, а не о том, что одобряется чернью, этой наихудшей истолковательницей истины. К черни же я отношу не только простонародье, но и венценосцев. Я не смотрю на цвет одежд, в которые облекаются люди. При оценке человека я не верю глазам; у меня есть лучшее, более верное мерило для того, чтобы отличить истину от лжи. О духовном достоинстве должен судить дух... (1.509—510).
III. ...Считаю нужным заметить, что я не примыкаю исключительно к одному из главнейших представителей стоической школы, сохраняя и за собою право иметь собственное суждение. Я буду следовать одному, у другого сделаю частичное заимствование. Может быть, представляя свое заключение после всех остальных авторов, я не буду отвергать ни одного положе-
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ния своих предшественников, а скажу только: «Вот это дополнение принадлежит мне». Впрочем, я принимаю общее правило всех стоиков: «Живи сообразно с природой вещей». Не уклоняться от нее, руководствоваться ее законом, брать с нее пример, — в этом и заключается мудрость. Следовательно, жизнь счастлива, если она согласуется со своей природой. Такая жизнь возможна лишь в том случае, если, во-первых, человек постоянно обладает здравым умом; затем, если дух его мужествен и энергичен, благороден, вынослив и подготовлен ко всяким обстоятельствам; если он, не впадая в тревожную мнительность, заботится об удовлетворении физических потребностей; если он вообще интересуется материальными сторонами жизни, не соблазняясь ни одной из них; наконец, если он умеет пользоваться дарами судьбы, не делаясь их рабом. ...результатом такого расположения духа бывает постоянное спокойствие и свобода ввиду устранения всяких поводов к раздражению и к страху. Вместо удовольствий, вместо ничтожных, мимолетных и не только мерзких, но и вредных наслаждений наступает сильная, неомрачимая и постоянная радость, мир и гармония духа, величие, соединенное с кротостью. Ведь всякая жестокость происходит от немощи (1.510—511).
V. ...В ...позорном и пагубном рабстве будет находиться тот, на кого попеременно будут оказывать свое влияние удовольствия и страдания, деспотические силы, действующие крайне произвольно и необузданно. Поэтому нужно себя поставить в независимое от них положение, а его создает не что иное, как равнодушие к судьбе. Тогда осуществится вышеуказанное неоценимое благо: спокойствие и возвышенность духа, чувствующего свою безопасность; с исчезновением всяких страхов наступает вытекающая из познания истины великая и безмятежная радость, приветливость и просветление духа. Все это будет для него усладой не потому, что это благо, а потому, что это плоды находящегося в нем самом добра. ...Человек, не имеющий понятия об истине, никоим образом не может быть назван счастливым. Следовательно, жизнь счастлива, если она неизменно основывается на правильном, разумном суждении. Тогда дух человека отличается ясностью; он свободен от всяких дурных влияний, избавившись не только от терзаний, но и от мелких уколов: он готов всегда удерживать занятое им положение и отстаивать его, несмотря на ожесточенные удары судьбы (1.511—512).
VI. Те, которые считают удовольствие высшим благом, видят, какое позорное место они отвели последнему. Поэтому они
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
говорят, что удовольствие неотделимо от добродетели, и присовокупляют, что нравственная жизнь совпадает с приятной, а приятная — с нравственной. Не понимаю, как вообще можно соединять в одно целое столь противоположные элементы. Почему, скажите, пожалуйста, нельзя отделить удовольствия от добродетели? Очевидно, потому, что добродетель, основное начало всех благ, служит также источником того, что вы так любите и к чему так стремитесь. Но если бы удовольствие и добродетель были неразрывно связаны, то мы не видели бы, что одни деяния приятны, но безнравственны, а другие, наоборот, безупречны в нравственном отношении, но зато трудны и осуществимы лишь путем страданий (1.512—513).
VII. К этому следует присовокупить, что удовольствия встречаются даже в самой позорной жизни, между тем как добродетель вообще не допускает порочной жизни, и что некоторые несчастны не вследствие отсутствия удовольствия, а, напротив, из-за избытка их. Ничего подобного не было бы, если бы удовольствие составляло неотъемлемую часть добродетели. В действительности же последняя часто не сопровождается удовольствием, да она никогда и не нуждается в нем. Что же, вы сопоставляете не только исходные, но даже противоположные элементы? Добродетель — это нечто величественное, возвышенное, царственное, непобедимое, неутомимое, удовольствие же — нечто низкое, рабское, немощное, преходящее, караулящее и гнездящееся в непотребных местах и трактирах. Добродетель встретишь в храме, на форуме, в курии; она на передовом посту защищает городские стены; она покрыта пылью; у нее загорелое лицо и мозолистые руки. Напротив, удовольствие чаще скрывается и ищет мрака..; оно изнежено и слабосильно; от него пахнет вином и благовонной мазью; оно бледно или нарумянено; на нем отвратительные следы косметических средств. Высшее благо вечно, неистощимо, оно не вызывает ни пресыщения, ни раскаяния, так как правильный образ мыслей не допускает заблуждения; он не ставит человека в необходимость негодовать на принятые решения и отменять их, так как всегда руководствуется основательными соображениями; удовольствие же погасает в момент наибольшего восторга. Да и роль его ограничена: оно быстро исполняет ее; затем наступает отвращение, и после первого увлечения следует апатия. Вообще никогда не бывает устойчивым явление, отличающееся стихийностью движения. Таким образом, и не может быть ничего прочного в том, что происходит мигом и в самом, процессе своего осуществления
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
обречено на гибель. Достигши кульминационного пункта, оно прекращается, неминуемо клонясь уже с самого начала к своему концу (1.513—514).
VIII. Мало того. Удовольствие достается как хорошим людям, так и дурным, и порочные находят такое же наслаждение в своем непристойном поведении, как добродетельные — в образцовом. Вот почему древние принимают за правило, что следует стремиться не к приятнейшей жизни, а к праведной, имея в виду, что удовольствие не руководящее начало разумной и доброй воли, а только случайно сопутствующее ей явление. Нужно сообразоваться с указаниями природы: разумный человек наблюдает ее и спрашивает у нее совета. Жить счастливо и жить согласно с природой — одно и то же. Что это значит, я сейчас поясню. Мы должны считаться с естественными потребностями организма и заботиться о необходимых для их удовлетворения средствах добросовестно, но без опасения за будущее, памятуя, что они даны нам на время и скоротечны; мы не должны быть их рабами и допускать, чтобы чуждое нашему существу властвовало над нами; телесные утехи и вообще факторы, имеющие в жизни несущественное значение, должны находиться у нас в таком положении, какое в лагере занимают вспомогательные и легковооруженные отряды. Они должны играть служебную, а не господствующую роль. Только при этом условии они могут быть полезны для нашего духа. Внешние преимущества не должны развращать и подчинять себе человека: последний должен преклоняться лишь перед своим духовным достоинством. Пусть он окажется искусным строителем собственной жизни, полагаясь на себя и будучи готов одинаково встретить как улыбку судьбы, так и ее удар. Пусть его уверенность опирается на знание, а знание пусть отличается постоянством: однажды принятые им решения должны оставаться в силе, не допуская никаких поправок. Мне незачем присовокуплять, так как это само собой разумеется, что такой человек будет спокоен и уравновешен и во всем его поведении будет сказываться ласковость и благородство. Его чувствам будет присущ истинный разум, который от них и будет получать свои элементы, так как у него нет другого исходного пункта, другой точки опоры для полета к истине и для последующего самоуглубления (1.514-515).
IX. Удовольствие не награда за добродетель и не побудительная причина к ней. Добродетель привлекательна не потому, что доставляет наслаждение, а наоборот, она доставляет на-
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
слаждение благодаря своей привлекательности. Высшее благо заключается в самом сознании и в совершенстве духа. Когда последний закончит свое развитие и сосредоточится в своих пределах, ему ввиду полного осуществления высшего блага нечего больше желать. Ведь понятие о целом не допускает возможности какой-нибудь не входящей в его состав части, равно как нельзя допустить, чтобы что-либо находилось дальше конца (1.515).
XV. ...Только нравственное может быть частью нравственного, и высшее благо потеряет свою чистоту, если в нем окажется примесь худшего качества... Кто объединяет удовольствие и добродетель в союз — и притом даже неравноправный, — тот вследствие непорочности одного блага парализует всю присущую другому благу силу и подавляет свободу, которая остается непреклонной лишь в том случае, если она составляет самое драгоценное сокровище. У него возникает потребность (а это и есть величайшее рабство) в милости судьбы. И вот начинается тревожная, подозрительная, суетливая, опасающаяся всяких случайностей жизнь, беспомощно бьющаяся в потоке явлений. ...Разве человек может повиноваться богу, спокойно относиться ко всем событиям, не роптать на судьбу и благодушно истолковывать превратности своей жизни, если он чувствителен к малейшему влиянию удовольствия и страдания? Но он не может быть также дельным защитником и спасителем своей родины и заступником друзей, если он падок на удовольствия. Так пусть же высшее благо поднимается на такую высоту, откуда никакая сила не могла бы его низвергнуть, куда не проникает скорбь, надежда, страх и вообще все, что умаляет права высшего блага. Подняться туда может только добродетель; с ее помощью трудности подъема преодолимы. Обладающий добродетелью человек будет твердо стоять на своем высоком посту и переносить все, что бы ни случилось, не только терпеливо, но и охотно, зная, что все случайные невзгоды в порядке вещей (1.515—516).
XX. Если философы и не поступают всегда так, как говорят, то все-таки они приносят большую пользу тем, что они рассуждают, что они намечают нравственные идеалы. А если бы они и действовали согласно своим речам, то никто не был бы счастливее их. Но и так нельзя относиться с пренебрежением к благородным словам и к людям, воодушевленным благородными помыслами. Занятие полезными научными вопросами похвально, даже если оно не сопровождалось существенным результатом... Я буду помнить, что моя родина — весь мир, что во главе его стоят боги и
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
что эти строгие судьи моих деяний и слов находятся надо мной и около меня. А когда природа потребует, чтобы я возвратил ей свою жизнь или я сделал это по требованию своего разума, я уйду, засвидетельствовавши, что я дорожил чистой совестью и стремился к добру, что ничья свобода, и прежде всего моя собственная, по моей вине не была ограничена... (1.518).
СЕКСТ ЭМПИРИК (2-Я ПОЛ.И В.-НАЧ.Ш В.)
Секст Эмпирик — философ, систематизатор идей античного скептицизма. Грек по происхождению, он долгое время жил в Риме. Будучи врачом, свое прозвище, как можно предполагать, Секст получил занимаясь практической медициной.
В сочинениях Секста Эмпирика дается наиболее полное изложение аргументов или способов (т.н. «троп») против возможности достоверного знания и в пользу воздержания от суждений как утверждающих, так и отрицающих что-либо). Благодаря этому скептик приобретает душевный покой (атараксию), котором и есть счастье. Путь к атараксии (невозмутимости, безмятежности) лежит через осознание того, что для всякого высказывания может быть найдено, противоположное по смыслу, но равное ему по истинности. Скептическую философию Секст Эмпирик называл философией тех, кто ищет истину в отличие от т.н. догматической философии. Догматиками он называл тех, кто «воображают» себя нашедшими истину.
Ниже публикуется несколько отрывков из книги Секста Эмпирика «Пирроновы основоположения» (или «Три книги Пuрроновых положений») — одного из основных источников наших знаний по античному скептицизму.
А.С. Козлов
I. 3. О названиях скепсиса (скептического способа рассуждения)
...Скептический способ рассуждения называется ищущим (dzetetike) от деятельности, направленной на искание и осматривание кругом (skeptesthai), или удерживающим (ephektike) того душевного состояния, в которое приходит осматривании кругом после искания, или недоумевающим (арогеtike) вследствие того, что он во всем недоумевает и ищет, как гово-
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
рят некоторые, либо от того, что он всегда нерешителен пред согласием или отрицанием; он называется также Пирроновым оттого, что, как нам кажется, Пиррон подошел к вопросам скепсиса нагляднее и яснее своих предшественников (1.527).
I, 4. Что такое скепсис?
Скептическая способность (dynamis) есть та, которая противопоставляет каким только возможно способом явление (phainomenon) мыслимому (nooymenon), отсюда вследствие равносильности (isostheneia) в противоположных вещах и речах мы приходим сначала к воздержанию от суждения (epoche), а потом к невозмутимости (ataraxia)... Явлением же мы называем «ощущаемое» (ta aistheta) и поэтому противополагаем ему «мыслимое» (noeta)... Под противоположными же положениями мы подразумеваем отнюдь не всякое утверждение или отрицание, а только то, что они борются друг с другом. Равносилием (isоstheneia) мы называем равенство в отношении достоверности м недостоверности, так как ни одно из борющихся положений не стоит выше другого как более достоверное. Воздержание от суждения есть такое состояние ума, при котором мы ничего не отрицаем и ничего не утверждаем; «невозмутимость» же есть безмятежность и спокойствие (aochiesia kai galenotes) души (1.527-528).
I, 6. О началах скепсисаi
Мы утверждаем, что начало и причина скепсиса лежат в надежде нa невозмутимость. Именно: богато одаренные от природы Люди, смущаясь неравенством среди вещей и недоумевая, которым из них отдать предпочтение, дошли до искания того, что в вещах истинно и что ложно, чтобы после этого разбора достигнутьсостояния невозмутимости. Основное же начало скепсиса лежит главным образом в том, что всякому положению можно противопоставить другое, равное ему; вследствие этого, как кажется, мы приходим к необходимости отказаться от вся утверждений (догм, to me dogmatidzein).
I, 7. Имеет ли скептик учение (догму)?
..Если догматик всегда признает существование своей догмы, а скептик высказывает свои положения так, что по своему
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
смыслу они сами себя упраздняют, то нельзя поэтому говорить что, произнося их, он высказывает догму. А самое главное, про износя эти положения, он говорит о том, что ему кажется, и заявляет о своем состоянии, не высказывая о нем никакого мнения и не утверждая ничего о внешних предметах (1. 528).
I, 8. Имеют ли скептики мировоззрений
Так же обстоит у нас дело с вопросом, есть ли у скептика мировоззрение (hakesis). Если под мировоззрением кто-нибудь подразумевает склонность ко многим догмам, согласным между собой и с явлением, и говорит, что догма есть чем-либо неочевидным, то мы скажем, что не имеет мировоззрения. Если же будут называть мировоззрением способ рассуждения, следующий какому-нибудь положению в только с явлением, то мы скажем, что имеем м ввиду того, что это положение указывает нам, как» му (dokei), следует правильно жить («правильно» не только в связи с добродетелью, но неограниченнее), и имеет в виду возможность воздержания. Мы следуем положению, указывающему нам на необходимость жить в соответствии с по завету отцов, по законам и указаниям других людей (tas agogas) и по собственному чувству (1.528-529).
I, 9. Занимается ли скептик изучением
...Мы не занимаемся изучением природы для сказываться с твердой уверенностью относительно какой-нибудьдогмы, определяемой изучением природы; ради того, чтобы иметь возможность противопоставить всякому положению равносильное, и ради невозмутимости мы стремимся к изучению природы. Так же приступаем мы и к логической, и к этической части так называемой философии (1.529).
I, 10. Отрицает ли скептик явление?
...Мы не отбрасываем того, что мы испытываем вследствие представления (phantasia) и что невольно ведет к признанию. Но это и есть явление. Также, когда мы сомневаемся (dzetoymen), таков ли подлежащий предмет, каковым он является, мы этим допускаем, что он является. Ищем же мы не это явление, а то, что говорится о явлении, и это от
искания самого явления. Нам кажется, например, что мед сладок, и мы соглашаемся с этим, ибо воспринимаем сладость ощущением. Но есть ли сладкое таково, как мы о нем говорим, мы сомневаемся; но это сомнение не касается явления, а того, что говорится о явлении. Если же мы определенно возбуждаем сомнение против явления, то делаем это не потому, чтобы хотели отрицать это явление, но чтобы указать на опрометчивость догматиков. Если речь является настолько обманчивой, что она почти скрывает от наших глаз явление, то как же не питать подозрение к ней в неочевидном, чтобы, последовав ей, не оказаться опрометчивым? (1.529—530).
)
I, 13. Об общих тропах скепсиса
Так как мы говорили, что невозмутимость следует за воздержанием во всех [вопросах], то следовало бы сказать, каким образом нам достается воздержание. Говоря в более общих чертах, оно достается через противопоставление вещей друг другу. Противопоставляем же мы либо явление явлению, либо мыслимое мыслимому, либо попеременно... Для того же, чтобы нам ' точнее разобраться в этих противопоставлениях, я изложу и те способы (тропы, tropoi), путем которых достигается воздержание... (1.530).
' I, 14. О десяти тропах
Обыкновенно, по преданию, идущему от более древних скептиков, тропов, путем которых происходит воздержание, насчитывается десять, и называются они одинаково рассуждениями (logoi) и местами (topoi). Они следующие: первый [основывается] на разнообразии живых существ, второй — на разнице между людьми, третий — на различном устройстве органов чувств (ton aistheterion), четвертый — на окружающих условиях (peristaseis), пятый — на положениях (theseis), промежутках (diastemata) и местностях (topoi), шестой — на примесях (tas epimixias), седьмой — на соотношениях величин (tas posotetas) и устройствах подлежащих предметов (sceyasias ton hypoceimenon), восьмой — на относительности (аро toy pros ti), девятый — на постоянной или редкой встречаемости, десятый — на [различных] способах суждения, обычаях, законах, баснословных верованиях и догматических предположениях. Мы пользуемся этим расчленением пред-
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
положительно. Над этими тропами возвышаются, обнимая их, следующие три: первый [происходит] от судящего, второй — от подлежащего суждению, третий — от того и другого. Троп «от судящего» охватывает собою первые четыре, ибо ' судящее есть либо животное, либо человек, либо восприятие, и притом в известной окружающей обстановке; к тропу «от подлежащего суждению» [восходят] седьмой и десятый; к тропу «от того и другого» — пятый, шестой, восьмой и девятый. Эти три тропа опять-таки восходят к одному — к относительности, так что троп «относительности» есть самый общий, видовые (eidicoys) — три, подчиненные им — десять
НЕОПЛАТОНИЗМ
Школа неоплатонизма возникла в III в. н.э. в Риме, ее основателем был Плотин, последователями — Порфирий, сириец Ямвлих, афинянин Прокл. Неоплатонизм, как это явствует из названия, занимался развитием и переработкой философских взглядов Платона в контексте более поздних учений. Неоплатонизм оказал существенное влияние на формирование христианской философии, что особенно ярко проявилось в творчестве одного из наиболее известных представителей западной патристики Августина Блаженного.
Неоплатонизм дополнил Платона учением об эманации — постепенном нисхождении высшего бытия через опосредующие звенья (ум, мировую душу, душу человека) до небытия или материи неодухотворенной. Если под высшим бытием Платон понимал всю совокупность идей, объединенных идеей блага, то для неоплатоников — это уже первоединый «неизречимый» Бог, или Единое, Учение об эманации является сущностной основой философской системы неоплатонизма.
Л. Т.Ретюнских
ПЛОТИН (ОК.203—269 Н.Э.)
Плотин — основоположник и главный представитель неоплатонизма — философского направления, которое оказало большое влияние на формирование не только позднеантичного мировоззрения, но и философии европейского Возрождения, католической и
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
православной религиозно-философской мысли. Вместе с тем, как можно предполагать, на взгляды Плотина оказало определенное влияние раннехристианское учение, хотя он сам выступал с его критикой.
По оценке В. С. Соловьева учение Плотина представляет «грандиозное и стройное мировоззрение, которое... составляет завершение всей древней философии».
Главное место в философии Плотина занимает учение о едином,причем единое рассматривается как единство всего положительного (благо). Это совершенное (полное) единство не может быть ограничено или замкнуто в себе. В силу избытка своей полноты единое «выступает» за границы самого себя. Для объяснения этого процесса исхождения единого из себя самого (эманации) Плотин использует образ источника, который наполняет реки, но сам при этом ничего не теряет.