Э «Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС», 1997 Все права защищены 1 страница
ХРЕСТОМАТИЯ
По истории философии
Древнеиндийская философия Древнекитайская философия
Античная философия Средневековая философия
Арабская философия
Философия эпохи Возрождения
Европейская философия Нового времени
Рекомендовано Министерством общего и профессионального
образования Российской Федерации в качестве учебного пособия
для студентов высших учебных заведений
Москва
Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС
1997ББК 87.3 Х91
Авторский коллектив:
ВЛ.Башкалова, В.Е.Гарпушкин, З.Р.Гафурова, М.М. Дорошенко, Г.Н.Киреев, В.Н.Князев, А.С.Козлов, НЛ.Крицкая, Г.М.Леонычев, Н.М.Мамедов, Ю.А.Муравьев, О.Б.Пружинина, Л.Т.Ретюнских, А.К.Рычков, Л.Е.Серебряков, В.Р.Скрыпник, А.Н.Фалеев, М.М.Чернецов, Т.А.Хо-менко, Е.И.Шубенкова, А.В.Янушко, БЛ.Яшин.
Ответ.редактор ЛА.Микешина
Редактор-организатор Л.Е.Серебряков
Рецензенты:
д-р филос. наук, проф. В.Н.Садовский; д-р филос. наук, проф. Т.Ф.Кузнецова
Х91 Хрестоматия по истории философии: Учеб. пособие для вузов. В 3 ч. Ч. 1. — М: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1997. - 448 с. - ISBN 5-691-00045-4.
Книга составлена как антология философских текстов, которым предшествуют краткие характеристики направлений и мыслителей. В первой части представлены основные исторические типы философии — древнеиндийская, древнекитайская, европейская, античная, Средневековая, эпохи Возрождения и Нового времени Представлены фрагменты работ таких выдающихся мыслителей, как Платон, Аристотель, Августин, Аквинский, Бэкон, Декарт, Лейбниц, Фихте, Кант, Гегель, Маркс — всего 50 философов Учебное пособие ориентировано на базовый курс философии, которым должны овладеть студенты вузов и аспиранты Книга может быть полезна всем интересующимся философией и ее историей
4306020900—61
X-------------------- Без объявл.
К(03)-97
ISBN 5-691-00045-4
ББК 87.3
Э «Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС», 1997 Все права защищены
ВВЕДЕНИЕ
Сейчас, как никогда ранее, актуально утверждение, что философия является важнейшим элементом духовной культуры человечества. По отношению человека к философии можно в определенной степени судить и об его общей и профессиональной культуре. Поэтому изучение философии дает возможность каждой личности выработать диалектический стиль мышления, сформировать мировоззренческие, нравственные, эстетические установки и ценностные ориентации, необходимые для активной деятельности во всех сферах жизни общества. Овладение философией составляет также основу общекультурной и общетеоретической гуманитарной подготовки специалиста любого профиля.
Современное понимание философского образования в России базируется на принципах диалога философских учений, объективном и всестороннем рассмотрении и осмыслении фундаментальных проблем, выдвигаемых различными философскими направлениями. Но это предполагает непосредственное обращение к текстам представителей мировой философской мысли. Чтение и осмысление оригинальных текстов дает возможность понять историю философии как процесс, в ходе которого апробируются, оцениваются и отбираются философские проблемы, принципы познания, идеи и категории, что обеспечивает приращение знания и поступательное развитие философии.
Для удовлетворения потребности в более глубоком и всестороннем изучении истории мировой философской мысли коллектив составителей кафедры философии МПГУ подготовил нторое, дополненное издание «Хрестоматии по истории философии». Хрестоматия структурирована по главным историческим типам философии. В ее основе лежит периодизация, принятая как в теоретических исследованиях, так и в учебных программах для вузов. Персоналии подобраны так, чтобы наи-
ВВЕДЕНИЕ
более ярко представить тип и характер соответствующего философского направления. Тексты и фрагменты философских трудов даны по возможности целостно, чтобы без искажений передать основные идеи; текстам из работ предпосланы краткие сведения об авторе и направлении, к которому он принадлежит.
Во второе издание хрестоматии включены новые разделы: арабская философия Средневековья и марксистская философия. Дополнены разделы, посвященные древнеиндийской и древнекитайской философии. Раздел, посвященный русской философии, выделен в отдельный том.
Разделы хрестоматии второго издания: древнеиндийская философия, древнекитайская философия, античная философия, средневековая философия, арабская философия Средневековья, философия эпохи Возрождения, философия Нового времени, марксистская философия XIX века.
Коллектив авторов-составителей благодарит Е.Ю.Кузнецову за осуществление технической работы при подготовке рукописи.
ФИЛОСОФИЯ
ДРЕВНЕГО МИРА
О ЧЕЛОВЕКЕ
ДРЕВНЕКИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
Древний китаец полагал, что "меж Небом и Землей человек драгоценнее всего", однако мир создан не ради человека, тот — лишь предпоследнее звено саморазвития мира, и вместе с Землей и Небом (которые тоже подчас воспринимаются как живые существа) творит свою, особую сферу бытия, ныне именуемую ноосферой. Человек — не царь Вселенной, он не может диктовать ей свою волю, "покорять" и распоряжаться. Наилучшей стратегией поведения для него является "недеяние" и следование "естественности", в крайнем случае — "упорядочивание" и устранение смуты", то есть сбоев и ошибок, вкравшихся в процесс эволюции. Человек вообще не слишком выделяет себя из природы, он "микрокосм", который соединен с Космосом тысячью незримых связей, и они постоянно влияют друг на друга. Отсюда — неизменное чувство ответственности за свои действия на высшем, "космическом" уровне.
На огромных открытых просторах китайской равнины человек привык действовать кучно, в массе, здесь оставалось мало места для инициативы личности. Только вместе можно было справиться с разливами желтой реки — Хуанхэ или оросить ее водами засушливые земли, только вместе можно было построить тянущиеся на тысячи верст пограничные стены, создать "систему оповещения" о нападениях кочевых племен. Надо всем верховенствовал здесь закон больших чисел: уже первый император Китая Цинь Шихуан сгоняет 700 000 человек на строительство своего дворца и гробницы, отправляет более миллиона на возведение Великой стены, его предок в один день предает казни 400 000 пленных и т. д. и т. п. Отдельный индивид поистине стоит немного. Сам человек еще не слишком четко ощущает границы собственной личности, с рождения он оказывается включенным в некую человеческую общность, подчас насчитывающую тысячи особей: большую семью, род, клан, и все время воспринимает себя ее частью. Его "ближние"
— ныне здравствующие, еще нерожденные и уже умершие
— составляют как бы единое, протяженное во времени тело рода, и человек заимствует у него частичку его бессмертия. Мертвые заботятся о живых, живые — о мертвых, и, хотя "пути человека и духа различны", оба мира находятся в постоянном общении. Однако и это общение прежде всего коллективное.В
— зять хотя бы регулярные жертвоприношения предкам — исключительно семейный, клановый ритуал. В Древнем Китае невозможен диалог человека с Богом или апелляция к нему отдельной личности. Нет ничего напоминающего библейского Иону или пророков, впрочем, не существует и самого понятия Бога-Творца — его заменяет безликое Дао, черное Небытие, творящая мир Пустота. Различные божества древних китайцев не слишком антропоморфны и воспринимаются скорее как предки. Что же касается Неба, которое обозначается тем же иероглифом, что и "великий человек" лишь с дорисовкой некоего "венца" над головой, то прерогатива общения с ним принадлежит лишь "сыну Неба", то есть императору. Впрочем, он общается с божеством не как индивид, а как потомок, ответственный перед предком за всю Поднебесную. Вообще судьба человеческого сообщества как целого всегда мыслится в Древнем Китае более важной, чем судьба любой его части — та повсеместно приносится в жертву целому, подчас с удручающей жестокостью.
Однако мы были бы неправы, если бы на фоне торжества всеобщности не заметили признаков постепенного самосознания личности. Пусть философская школа тоже именуется семьей и все связи в ней воспринимаются как вариации родственных, но уход из родных мест к учителю уже предполагает необходимость индивидуального выбора. В конфуцианстве рождается идеал "благородного мужа", носителя высших моральных качеств, который "не присоединяется к стае", не мирится с ролью орудия, не воспринимает себя "сосудом" и "утварью". Высшей ценностью почитается "жэнь" — гуманность, милосердие, которое предполагает прежде всего общение между двумя индивидами. Мо-цзы выдвигает идею "всеобщей любви", когда человек "любит не только своих близких" и готов перенести ради другого многие муки. В даосизме поиски индивидуального бессмертия начинают объединяться с идеей добра или хотя бы непричинения зла ничему живому. "Не делай другому того, чего себе не желаешь", — говорит Конфуций ученикам, и его слова напоминают нам аналогичный принцип, провозглашенный на противоположном конце Азии пять веков спустя. Иначе говоря, мир в своем развитии един, и столь далекий от нас во всех отношениях Китай демонстрирует это в полной мере.
И. С. Лисевич
КОНФУЦИАНСТВО
Лунь юн1
1.1 Учитель сказал2:
Не радостно ль
Учиться и постоянно совершенствоваться?
И не приятно ль
Видеть друга, идущего издалека?
Не тот ли благородный муж,
Кто не досадует, что неизвестен людям.
1.2 Юцзы3 сказал:
Редко бывает,
Чтобы человек, почтительный к родителям истаршим,
Любил бы нападать на высших, И не бывает вовсе,
Чтобы тот, кто не любил бы нападать на высших, Любил бы затевать смуты. Благородный муж трудится над корнем, С установлением корня рождается и путь. Сыновняя почтительность и уважение к старшим — Это и есть корень милосердия!
1.3 Учитель сказал:
Милосердие — редкость
При искусных речах и добропорядочной внешности.
1.4Цзэнцзы4 сказал:
Я на день себя трижды вопрошаю:
Остался ли я верен тем, для кого стараюсь,
И сохранил ли искренность в общении с друзьями,
И повторял ли то, что мне передавалось.
1.14Учитель сказал:
Если благородный муж не думает о сытости И не стремится жить в покое, Проворно служит, осторожно говорит И исправляется от приближения к пути, Он может называться любящим учиться.
1.16 Учитель сказал:
Не печалься о том, что люди тебя не знают, А печалься о том, что ты не знаешь людей.
2.1 Учитель сказал:
Кто правит согласно добродетели, Подобен северной звезде: Стоит на своем месте В кругу других созвездий...
4.1 Учитель сказал:
Прекрасно там, где пребывает милосердие. Разве достигнуть мудрости, Если не жить в его краях?!
4.2 Учитель сказал:
Лишенный милосердия Не может долго оставаться в бедности, Не может постоянно быть полным радости. Милосердный находит в милосердии покой, А мудрый в милосердии находит пользу.
4.3 Учитель сказал:
Лишь милосердный человек Умеет и любить людей, И ненавидеть.
4.4 Учитель сказал:
Если стремиться к милосердию, не будет зла.
4.5 Учитель сказал:
Знатность и богатство — Это то, чего так жаждут; Если я их обретаю незаслуженно, Ими не пользуюсь. Убожество и бедность — Это то, что люди ненавидят; Если я их обретаю незаслуженно, Ими не гнушаюсь.
Как может благородный муж добиться имени, Если отвергнет милосердие?!
Благородный муж даже на время трапезы не забывает о милосердии,
И в спешке — непременно и тогда, И под угрозой — непременно и тогда.
4.6 Учитель сказал:
Я не видел, чтобы тот, кто любит проявлять милосердие,
Ненавидел бы то, что лишено милосердия. У любящих проявлять милосердие Нет ничего, чтобы это превышало. Кто ненавидит то, что лишено милосердия, Тот проявляет милосердие
И не позволяет ничему из того, что лишено милосердия, Его касаться.
Сможет ли кто-нибудь однажды проявить милосердие?
Я не видел тех, у кого бы сил для этого недоставало. Может быть, они и есть, Но я таких не видел...
6.20 Учитель сказал:
Знающему далеко до любящего; Любящему далеко до радостного.
6.21 Учитель сказал:
Кто возвышается над средним человеком, С тем можно говорить о высшем; Кто его ниже, С тем о высшем говорить нельзя...
16.6 Конфуций сказал:
Рядом с благородным мужем
Допускают три ошибки:
С ним говорить,
Когда ни слова не доходит до него, —
Это опрометчивость;
Не говорить,
Когда слова бы до него дошли, —
Это скрытность;
И говорить,
Не наблюдая за выражением его лица, —
Это слепота.
Семененко И. И. Афоризмы Конфуция. М., 1987. С. 263, 266—267, 272, 296
Мэинцзы5
1. Гао-цзы сказал:
— Человеческая природа подобна иве, а чувство долга подобно деревянной чаше. Воспитать в человеке человечность и долг
— все равно что вырезать чашу из ивы.
— Но разве вы сможете вырезать чашу, не насилуя природы ивы? — возразил Мэн-цзы. — Ведь чтобы вырезать чашу, нужно
прежде искалечить иву. Стало быть, изувечив дерево, вы смастерите из него чашу, а изувечив человека, сделаете его человечным и справедливым? Если вся Поднебесная станет отныне считать
человечность и долг злом, то виною тому — только ваши речи!
2. Гао-цзы сказал:
— Человеческая природа подобна стремительному потоку:
пустите его на восток — потечет на восток, пустите на запад
— потечет на запад. Ей безразличны добро и зло, как воде
безразличны восток или запад.
— Воде и впрямь безразлично — восток или запад, — сказал Мэн-цзы. — Но разве безразличны ей верх и низ? Человек по природе стремится к добру, так же как вода устремляется вниз. И нет среди людей таких, что были бы несклонны к добру, как
нет воды, которая бы не текла вниз. Вот перед вами вода: если хлопнуть по ней ладонью, заставив взметнуться, она подпрыгнет выше лба; если ее, взволновав, привести в движение, она подымется в горы. Но разве такова ее природа? Только сила понуждает ее так поступать. И когда человека заставляют творить зло, с его природой поступают подобным же образом.
10. Корзинка риса, миска похлебки: получишь — будешь жить, не получишь — умрешь. Но предложи их с грубым окриком — и не возьмет даже бродяга. А предложи их, пнув ногою, — откажется и нищий!
11. Мэн-цзы говорил:
— Человечность — это сердце человека. Долг — это путь человека. Как жаль, когда люди бросают свой путь и не идут по нему, теряют свое сердце и не знают, как отыскать! Когда теряют кур или собак, знают, как их отыскать, а когда сердце теряют, не знают! Смысл учения — только в том, чтоб отыскать свое потерянное сердце.
12. Мэн-цзы говорил:
— Вот безымянный палец — он согнут и не разгибается. Боли это не причиняет, работать не мешает. А ведь найдись где-нибудь человек, способный разогнуть вам этот палец, и даже путь от Цинь до Чу не показался бы далеким. А все лишь оттого, что палец не как у людей. Когда палец не как у людей,
— на это досадуют. А вот если сердце не как у людей — это досады не вызывает! Стало быть, не понимают, что важнее.
Из книг мудрецов Проза Древнего Китая
М, 1987 С 60—61
Сень-цзы*
Врожденные свойства — это плод действий неба, которых нельзя добиться учением и невозможно создать самому.
Человек имеет злую природу. Доброе в человеке — это благоприобретенное. Нынешний человек от рождения стремится к выгоде. Это приводит к тому, что люди начинают соперничать между собой и проявляют неуступчивость. Человек от рождения проникнут ненавистью. Если следуют этому свойству человеческой природы, то у людей появляется желание причинить друг другу зло и уже не придется говорить о доверии и преданности. От рождения уши и глаза обладают жадностью к наслаждению: уши любят приятные звуки, глаза любят красивые, хорошо сочетающиеся цвета. Если следуют этой стороне природы человека, то появляется развращенность и уже не \ придется говорить о правилах ли, справедливости и долге. Таким образом, послушное следование врожденной природе человека, повиновение чувствам неизбежно порождает соперничество; в этом случае все люди будут нарушать укоренившийся порядок и благонравие, что приведет к хаосу в государстве. Поэтому необходимо путем воспитания изменять природу человека, обучая его правилам ли, справедливости и долгу. Только после этого люди будут проявлять уступчивость друг другу, их поступки будут соответствовать древним книгам и установленным правилам и в государстве восстановится покой. Из сказанного следует, что человек имеет злую природу, а его добродетели благоприобретены (там же).
Есть люди, которые спрашивают- если природа человека злая, то откуда же возникают правила ли и справедливость? Отвечаю: все правила ли и справедливость созданы совершенномудрыми, а вовсе не возникли из изначальной природы человека... Совершенномудрый после глубоких размышлений и раздумий постигает правила человеческих поступков и на основе этого устанавливает правила ли и мерила справедливости, создает законность (там же).
Мэн-цзы говорил: "Природа человека добрая". Я утверждаю, что это неправильно. С древности до наших дней добро, о котором говорят люди в Поднебесной, — это соответствие поступков и высказываний истинному дао, соблюдение установленных правил. Зло, о котором говорят люди, — это однобокое, корыстное стремление к выгоде и нанесению [другому] ущерба, к предательству и мятежу. Таково различие между добром и злом. Если предположить, что природа человека действительно изначально соответствовала истинному дао, что человек всегда следовал установленным правилам, то зачем еще существовали совершенномудрые правители и какое они имели значение? Зачем тогда были придуманы правила ли и справедливость? Хотя и были совершенномудрые правители и установленные ими правила ли и мерила справедливости, но какое значение они могли иметь,
если природа человека независимо от них соответствовала истинному дао и следовала установленным правилам? (Там же.)
Великие достоинства [древних правителей] Яо, Юя и совершенных мужей состоят именно в том, что они сумели переделать изначальную природу человека, смогли создать правила, как стать [добродетельным] человеком (там же).
"Любой прохожий может стать великим Юем". Что означает это утверждение? Отвечаю: Юй смог стать великим лишь потому, что он мог соблюдать жэнъ, справедливость, правила ли и закон (там же).
Антология мировой философии. В 4 т. М., 1969. Т. 1. Ч. 1. С. 230—231
Ли-цзы7
Луский правитель Ай-гун спросил Кун-цзы8: "Платье, которое на вас, учитель, это, [наверное], одеяние ученого?"9
Кун-цзы ответил ему так: "Цю в молодости жил в [царстве] Лу и потому носит платье с широкими рукавами, в зрелые годы жил в [царстве] Сун и потому носит головной убор светлого мужа10. Цю слыхал, что ученость благородного мужа должна быть обширной, платье же должно быть таким, какое носят другие жители. Цю не знает, что это такое — одеяние ученого".
Ай-гун сказал: "Осмелюсь ли спросить о поступках ученого?"
Кун-цзы отвечал так: "Если перечислять их мимоходом, мы многое упустим; если говорить подробно, задержимся слишком долго. Сменится стража11, а мы все еще не закончим!"
Тогда Ай-гун приказал [принести Кун-цзы] циновку. Усевшись, Кун-цзы сказал: "Ученый предлагает древние жемчужины [мысли и добродетели], ожидая приглашения [на службу]; с утра до ночи отдает все силы учению, ожидая, что к нему обратятся за советом; хранит верность и преданность, ожидая выдвижения; упорно идет [по пути совершенствования], ожидая, что ему найдут применение. Вот каково самостановление ученого!
Платье и шапка ученого скромны, действия осмотрительны. С важным поручением он словно бы не торопится, незначительное словно бы считает за пустяк. Перед великим он как бы робеет, малого — как бы стесняется. Он с трудом поступает [на службу], но [в отставку] уходит с легкостью. Он скромен, словно нет у него способностей. Таков внешний облик ученого.
Живет ученый в чрезвычайной бедности, сидит и поднимается с места учтиво. В речах обязательно начинает с выражения преданности, в поступках непременно следует среднему и правильному. На дорогах не вступает в спор за более легкий путь, летом и зимой не оспаривает [у других] места гармонии инь и як12. Бережет себя от смерти, ожидая применения, пестует свое
тело, дабы иметь возможность свершений. Такова предугото-ванность ученого.
Ученый не дорожит золотом и драгоценными камнями, ибо его сокровище — преданность и верность. Он не молится [богу] земли, ибо утверждает свои стопы на долге и справедливости. Он не молится о накоплении богатств, ибо своим богатством он полагает обилие учености. Его трудно привлечь, но легко вознаградить; легко вознаградить, но трудно удержать. Ведь в дурные времена он скрывается — вот и трудно его привлечь [на службу]. С неверными долгу он не соединяется — вот и трудно его сохранить. Сначала он трудится и лишь потом [требует] вознаграждения — вот и легко его вознаградить! Так-то ученый сближается с людьми.
Если доверить ученому товары и богатство, если погрузить его в соблазны, — он не изменит долгу перед лицом выгоды; если напасть на ученого многочисленной [ратью], если угрожать ему оружием, — он не изменит своим принципам и перед лицом смерти.
Вступая в борьбу с хищными тварями, он не взвешивает [вначале] своего мужества; влача тяжкий треножник, не взвешивает своих сил. Об ушедшем он не сожалеет, грядущее не старается предугадать. Ложных речей он не повторяет, толкам и клевете не придает значения. Он не роняет своего достоинства, не меняет своего решения. Такова самостоятельность ученого.
С ученым можно обращаться как с родственником, но нельзя ему угрожать; с ним можно сблизиться, но нельзя его принудить; его можно убить, но нельзя опозорить. Жилище его не роскошно, еда и питье не обильны. О его ошибках и недостатках можно сказать ему в мягких выражениях, но нельзя бранить его в лицо. Таковы твердость и непреклонность ученого.
Верность и преданность [государю] — вот кольчуга и шлем ученого; ритуал и справедливость — вот его малый и большой щиты. В путь он выступает, увенчав себя гуманностью; [дома] пребывает в объятиях долга13. Даже при жестоком правлении он не изменяет тому, на чем стоит. Такова независимость ученого.
[Весь] двор ученого — величиной в один му14, окружает его жилище глинобитная стена, ворота бамбуковые, калитка камышовая, окна без рам. [Домашние его] выходят за ворота, передавая друг другу [единственное выходное] платье, едят же не каждый день. Когда он находит отклик у государя, он не позволит себе сомневаться; когда он не находит отклика, он не позволит себе льстить [ради достижения цели]. Таков ученый на службе.
Ученый живет со своими современниками, но сверяет [свои поступки] с древними; путь, проложенный им в нынешний век, послужит ступенью для будущих поколений. Когда наступает лихолетье и государь не оказывает [ему] поддержки, а подданные не выдвигают, тогда льстивая и клевещущая чернь сообща старается погубить его. Однако можно погубить тело, но нельзя победить волю. И даже пребывая в пучине несчастья, он остает-
ся верен своим устремлениям, ни на минуту не забывая о бедствиях народа. Такова глубина помыслов ученого.
Расширяя свои познания, ученый не знает предела; идя честным путем, не знает усталости; когда он живет в уединении, для него не существует роскоши; когда его приближает [к себе] государь, для него не существует трудностей. В ритуале для ученого всего драгоценнее гармония [между людьми]. Он восхваляет верных и преданных, подражает невозмутимым и восхищается мудрыми. Будучи снисходительным к людям обыкновенным, он старается к ним приспособиться, не выставляя своих достоинств. Такова широта души ученого.
Когда ученый выдвигает [достойных], то среди близких себе он не избегает родственников, среди посторонних не пренебрегает теми, кого недолюбливает. Взвесив заслуги, накопив факты, он выдвигает мудрого, помогая ему достигнуть [самого верха], и не ожидает за это воздаяния. Лишь бы был человек по нраву государю, лишь бы принес пользу государству — самому же ученому не нужно ни богатства, ни чинов! Так ученый выдвигает мудрых и поддерживает талантливых.
Узнав нечто благое, ученые делятся друг с другом; увидав нечто прекрасное, друг другу показывают. На служебной лестнице пропускают друг друга вперед; попав в беду, друг за друга умирают. Если другому долго [не везет], ждут вместе; если друг — в захолустье, вызывают его [к себе]. Так ученый верен другу и способствует его продвижению.
Омыв свое тело, ученый [мыслями] погружается в сущность вещей. Представив свои соображения, [он скромно] отступает [в тень]. Своего государя он поправляет неназойливо. Если государь чего-то не знает, он осторожно подсказывает ему, но и здесь не спешит с действиями. Среди низких ученый не выказывает своей возвышенности, [свершенную им] малость не выдает за многое. В умиротворенный век не бывает беспечным, в смутное время не впадает в отчаяние. С единомышленниками не вступает в сговор, инакомыслящих не отвергает. Такова независимость ученого, и таков его особый путь.
[Если говорить о] высочайших, то ученый не подданный даже для сына неба; [если сказать о более] низких, то ученый не работает и на правителей. Внимательный и спокойный, он превыше всего ставит широту [души]. Стойкий и непреклонный, он не идет на поводу у других, однако, обладая большой ученостью, он знает и что такое почтительность. Приникнув к литературным сочинениям, он трудолюбиво оттачивает на их точиле свою скромность и бескорыстие. Даже получив в удел царские земли, он не ставит это ни в грош. Не подданный он и не служилый. Таковы принципы ученого.
Если помыслы [у двоих] согласны, а устремления сходны, если путь и пристанища на нем одни, то стоять рядом с таким человеком — наслаждение, находиться же у него в подчинении не досадно. Долгое время не видя [друга, ученый] не верит
порочащей его молве. [В дружбе] он прями справедлив. С мыслящими одинаково он сходится, чуждых же себе избегает. Таков ученый в дружбе.
Мягкость и благость — это корни гуманности. Уважение и внимательность — это почва, [на которой она произрастает]. Широта души — это образ действий гуманности. Последовательность и постепенность — это ее искусство. Ритуал и обряды — это обличие гуманности. Речи и беседы — это ее украшение.
Древнекитайская философия. Собр. текстов. В 2т М., 1973 Т. 2. С 136—139
МУДРЕЦЫ ДАОССКОЙ ШКОЛЫ
Даодэцзнн15
Когда Великий Путь утрачен — появляются "человечность" и "долг". Вместе с остротой ума рождается и великое коварство. Когда шесть родичей не ладят — появляются "сыновняя почтительность" и "родительская любовь". Когда в государстве смута — возникают "верноподданные"...
Человек при рождении—нежен и слаб, а когда умирает—тверд и крепок. Все существа, и трава, и деревья при рождении—нежны и мягки, а когда гибнут—сухи и ломки. Ибо твердость и крепость —спутники смерти, а нежность и слабость—спутники жизни. Вот почему сильное войско не побеждает, а крепкое дерево гибнет. Большое и крепкое оказывается внизу, а нежное и слабое—наверху.
Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая М., 1987 С. 74, 77—78
Чжуан-цзы16
Цзысы, Цзыюй, Цзыли и Цзылай, собеседуя вчетвером, сказали так: — Мы подружились бы с тем, кто способен постичь, что небытие — это голова, жизнь — позвоночник, а смерть — крестец, с тем, кому ведомо, что жизнь и смерть, существование и погибель — одно единое тело.
И тут все четверо взглянули друг на друга и рассмеялись. Никто из них не воспротивился в душе — и они подружились...
И вдруг заболел Цзылай. Он тяжело дышал и был при смерти, а жена и дети, обступив его, плакали над ним. Цзыли, что пришел его навестить, прикрикнул на них:
— Ступайте прочь! Не тревожьте того, кто превращается!
И, прислонясь к дверям, повел беседу с умирающим:
—О как велик творец! Во что же еще он тебя превратит? Куда
еще тебя отправит? Может, он превратит тебя в печень крысы?
Или в лапку козявки?
—Куда бы отец с матерью ни послали сына, — сказал Цзылай,
— на восток или на запад, на юг или на север, — сын исполнит их повеление. А разве силы Тьмы и Света не больше для человека, чем отец и мать? Если они понуждают меня умереть, а я ослушаюсь — то окажусь строптивцем. И в чем их можно упрекнуть?
Ведь Великая Глыба обременила меня телом, истомила жизнью, успокоила старостью и успокоит смертью. И тот, кто умел устроить мою жизнь, сумеет устроить и мою смерть.