С духовным вождем южной индии 7 страница

— Мне запрещено это объяснять. Задержка дыхания — упражнение высшей йоги. Белому человеку может показаться глупым стремление достичь его, однако для нас это очень важно.

— Нас всегда учили, что человек не может жить без дыхания. Разве это глупое представление?

— Это не глупо, но тем не менее не точно. Я могу сдерживать дыхание до двух часов по своему желанию. Много раз я делал это, но еще не умер, как видите! — Брама улыбается.

— Я в затруднении. Но если вам запрещено объяснять, может, вы прольете немного света на теорию, оставив ваши упражнения?

—Хорошо. Этот урок мы извлекли, наблюдая за некоторыми животными, таков излюбленный метод обучения у моего мастера. Слон дышит куда медленнее обезьяны, а живет много дольше. Некоторые из больших змей дышат гораздо медленнее, чем собака, однако их жизнь гораздо длиннее. Таким образом, существуют создания, которые показывают, что медленное дыхание продлевает жизнь. Если вы последуете за мной далее, вам будет легче понять следующий шаг. Известно, что в Гималаях есть летучие мыши, которые впадают в зимнюю спячку. Они висят вниз головой в горных пещерах неделями, при этом не делая ни единого вдоха до тех пор, пока не проснутся снова. Гималайские медведи порой также впадают в транс на всю зиму, и их тела совершенно безжизненны. В глубоких норах в Гималаях, когда всю зиму нельзя найти еды, спят месяцами ежи, и в этом сне их дыхание приостановлено. Раз эти звери на время прекращают дыхание и продолжают жить, почему люди не способны делать то же самое?

Его изложение любопытных фактов интересно, но еще убедительнее то, что он показывал. Хотя и невозможно отбросить за пару минут наблюдения общепринятое представление, что дыхание — насущная потребность самой жизни.

— Для западного человека всегда будет трудно понять, что жизнь может продолжаться в теле и с прекращением дыхания.

— Жизнь продолжается всегда, — отвечает он загадочно. — Смерть — только привычка тела.

— Не хотите ли вы сказать, что можно победить смерть? — спрашиваю я недоверчиво.

Брама смотрит на меня очень странно.

— Почему нет? — натянутое молчание, во время которого его глаза изучают меня, но доброжелательно. — В вас скрыто много возможностей, и потому я открою вам нашу старую тайну. Но вначале я должен просить вас дать согласие на одно условие.

— И какое?..

— Вы не будете пытаться заниматься какими-либо дыхательными упражнениями в качестве эксперимента, за исключением тех, каким я научу вас позднее.

— Я согласен.

— В таком случае держите ваше слово. Значит, вы до сих пор верите, что полная остановка дыхания ведет к смерти?

—Да.

— И неразумно верить также, что полная задержка дыхания в теле сохраняет в это время нашу жизнь, по крайней мере так долго, сколько мы владеем дыханием?

— Ну-у?..

— Мы не претендуем на большее. Мы говорим, что адепт, контролирующий свое дыхание, который может полностью удерживать его по своей воле, таким образом сохраняет свои жизненные потоки. Вы усвоили мысль?

— Думаю, да.

— Представьте теперь йога, который может держать дыхание заторможенным не просто несколько минут ради удовлетворения любопытства, а неделями, месяцами и даже годами. Поскольку вы допускаете, что, когда есть дыхание, должна быть жизнь, не видите ли вы, какая перспектива продления жизни открывается перед человеком?

Я буквально онемел. Могу ли я отвергнуть это суждение как нелепое? Могу ли я принять его? Не вызывает ли это в памяти тщетные мечты наших европейских алхимиков Средних веков, фантазеров, которые искали элексир жизни, но становились жертвой серпа смерти один за другим? Но если Брама не обманывает себя, зачем ему стремиться обманывать меня? Он не ищет моего общества и не делает усилий, чтобы приобрести учеников.

Невольный ужас охватывает меня. А вдруг он просто сумасшедший? Нет, он кажется таким чувствующим и разумным в других вопросах. Не лучше ли признать, что он ошибается? И все же что-то во мне сопротивляется даже этому заключению. Я сбит с толку.

— Я не убедил вас? — говорит он снова. — А вы слышали историю о факире, который был зарыт Ранджит Сингхом в склепе у Лахора? Это погребение факира произошло в присутствии английских офицеров, в то время как последний из царей сикхов сам наблюдал за ним. Живую могилу шесть недель сторожили солдаты, но факир вышел живой и невредимый. Наведите справки об этой истории, она записана в отчетах вашего правительства. Этот факир владел своим дыханием с великим мастерством и останавливал его по своей воле, не опасаясь умереть. А ведь он даже не был адептом йоги, и я слышал от старика, знавшего факира при жизни, что у того был дурной характер. Его звали Харидас, он жил на севере. Раз этот человек так долго прожил в безвоздушном пространстве без дыхания, то, что сумели бы сделать истинные мастера йоги, которые занимаются втайне и не показывают чудес ради золота[12]?

Нашу беседу прерывает полное смысла молчание.

— Существуют и другие удивительные силы, которые могут быть приобретены путем нашей йоги, но кто в нашу эпоху вырождения будет платить высокую цену за овладение ими?

Еще одна пауза.

— Мы, кто живет и работает в современном мире, имеем достаточно дел и без поиска таких сил, — отваживаюсь я защищать свою эпоху.

— Да, — соглашается Брама, — тропа йоги контроля над телом — только для немногих. Поэтому наши Учителя хранят молчание веками. Они редко ищут учеников; это ученики должны искать их.

* * *

В следующий раз мы встречаемся в моей квартире. Вечерняя пора вскоре призывает нас к ужину. После трапезы и короткого отдыха мы выходим на залитую лунным светом веранду, я занимаю позицию в шезлонге, в то время как йог находит более удобной циновку на полу.

Несколько минут мы молча любуемся яркой полной луной.

Но я не забыл удивительные события нашей предыдущей встречи и вскоре снова возвращаюсь к невероятным делам людей, которые играют со смертью в прятки.

— Почему нет? — Брама задает свой любимый вопрос. — Один такой адепт нашей йоги контроля над телом скрывается среди Голубых гор, здесь, на Юге. Он никогда не покидает свое убежище. На Севере живет другой, его дом — пещера в покрытых снегом Гималаях. Этих людей вы не встретите, ибо они презирают этот мир; но среди нас живет предание, что они живут сотни лет.

— И вы на самом деле верите этому? — восклицаю я в почтительном сомнении.

— Абсолютно! Разве не очевиден пример моего собственного Учителя?

Вопрос, который много дней вертится у меня в голове, возникает снова. До сих пор я не решался задать его, но теперь наша дружба окрепла, и я рискую выпустить этот вопрос на волю, с надеждой глядя на йога:

— Брама, а кто ваш Учитель?

В ответ он некоторое время пристально смотрит на меня, но молчит в нерешительности и, наконец, произносит медленно и серьезно:

—Ученикам на Юге он известен как Йерумбу Свами, что означает Муравьиный Учитель.

— Какое странное имя! — невольно восклицаю я.

— Мой Учитель всегда носит мешочек рисовой муки и кормит ею муравьев, где бы он ни был. Но на Севере и в деревнях Гималаев, где он иногда останавливается, его знают под другим именем.

— И он совершенен в йоге контроля над телом?

— Безусловно.

— И вы верите, что он прожил...

— Я верю, что ему более четырехсот лет! — Брама тихо заканчивает предложение за меня.

Возникает напряженная пауза.

Я смотрю на него в замешательстве.

— Много раз он описывал мне, что происходило во время правления императора Моголов, — добавляет йог. — И он рассказывал мне истории тех дней, когда ваша Ост-Индская компания впервые прибыла в Мадрас.

Но недоверчивые уши человека с Запада не в состоянии поверить таким утверждениям.

— Но любой ребенок, прочитавший историческую книгу, мог рассказать ему эти факты, — возражаю я.

Брама оставляет без внимания мое замечание. Он продолжает:

— Мой Учитель ясно помнит первую битву за Панипат[13].

И он не забыл дни сражения при Плесси[14].

Я вспоминаю, как он однажды обратился к брату ученика, некоему Бешудананде, как к малому ребенку, хотя ему тогда было восемьдесят лет!

В ясном лунном свете я замечаю, что смуглое широконосое лицо Брамы становится более обычного непроницаемым, когда он произносит эти странные слова. Но может ли мой ум, воспитанный на строгих методах исследования, которые современная наука называет передовыми, принять такие утверждения? Кроме того, Брама — индиец и должен обладать легендарной доверчивостью, присущей его народу. Бесполезно спорить с ним; и я продолжаю молчать.

Йог продолжает:

— Более одиннадцати лет мой Учитель был духовным советником одного из старых махараджей Непала, государства между Индией и Тибетом. Крестьяне, которые живут в Гималаях, знают и любят его. Они почитают Учителя как бога, когда он посещает их, тем не менее, он всегда говорит с ними доброжелательно, как отец — со своими детьми. Он не обращает внимания на кастовые правил, и не ест ни рыбы, ни мяса.

— Возможно ли для человека жить так долго? — снова непроизвольно вырывается у меня.

Брама смотрит вдаль, кажется, забыв о моем присутствии.

— Существуют три пути, которые делают это возможным. Первый — заниматься всеми позами, всеми дыхательными упражнениями и всеми тайными упражнениями, которые включает в себя наша система контроля над телом. Эти практики могут быть взяты только лишь после получения хорошей подготовки, которую может дать только истинный мастер, способный на собственном примере показать все то, чему учит.

— Второй способ — регулярно, определенным образом принимать редкие целебные травы, которые известны только сведущим, специально изучавшим этот вопрос. Эти адепты носят травы тайно в одежде во время странствий. Когда приходит последний час для такого адепта, он выбирает достойного ученика, передает ему свое секретное знание и одаривает травами. А больше никто не знает о них. Третий путь объяснить нелегко. — Брама колеблется.

— И не попытаетесь? — подгоняю я его.

— Возможно, вы посмеетесь над моими словами.

Я убеждаю его, что, напротив, отнесусь к его объяснениям с должным уважением.

— Очень хорошо. Существует крохотная ямка в мозгу человека[15]. В ней обитает душа. Подобие клапана предохраняет ее. Из нижней части позвоночника поднимается к ней невидимый жизненный поток, о котором я не раз упоминал. Постоянное убывание этого потока является причиной старения тела, но его контроль наполняет плоть новой жизнью на неограниченный срок. Когда человек преодолевает себя, он может взяться за обретение этого контроля при помощи определенных практик, которые известны только йогам высшей ступени нашей школы. А когда он сумеет поднять этот жизненный поток по своему позвоночнику, он может попытаться сосредоточить его в той полости мозга. Однако, если он не найдет Учителя, который поможет ему открыть защищающий клапан, он не добьется успеха. Если же он найдет такого Мастера и тот пожелает сделать это, тогда невидимый поток заполнит ямочку и превратится в «нектар долголетия», как мы называем его. Это нелегкая задача, ибо гибель подстерегает человека, который попытается это сделать в одиночку. Однако, достигший успеха может вызывать состояние, близкое к смерти, по своей воле и получит могущество победителя, когда настоящая смерть настигнет его. Фактически он имеет возможность очень точно выбрать момент своей смерти в любое время, а при суровом испытании произвести впечатление умершего по-настоящему. Владеющий всеми тремя методами способен жить много сотен лет. Так меня учили. Даже когда он умрет, черви не тронут его тело. И век спустя его плоть не будет подвержена гниению.

Я благодарю Браму за объяснение, но все равно сомневаюсь. Я глубоко заинтересован, но не убежден. Анатомия ничего не знает о таком потоке, о котором он говорит, и не ведает ни о каком нектаре. Эти байки о чудесах физиологии — может быть, просто суеверные заблуждения? С ними возвращаешься к веку легенд, древним дням длиннобородых мудрецов и магов, владевших эликсиром жизни.

Однако демонстрации контроля над дыханием и кровью, которые Брама показывал, предоставила мне убедительные доказательства, что сила йогов — не некая химера, а что именно благодаря этой силе они, несомненно, могут быть ответственны за свои опыты, — невероятные для непосвященных. Далее этого пункта мне трудно следовать за ним[16].

Я вежливо молчу, стараясь, чтобы моя внутренняя борьба не отразилась на лице.

— Такой власти хотят множество людей на краю могилы, — заключает Брама, — но не забывайте, что этот путь полон опасностей. Неудивительно, что наши Учителя говорят о таких упражнениях: «Храните их в такой тайне, как хранили бы ящик с алмазами».

— В таком случае вы вряд ли откроете их мне?

Разве желающие стать адептами не должны сначала узнать дорогу до того, как пытаться бежать? — отвечает он с легкой улыбкой.

— И мой последний вопрос, Брама. Йог кивает.

— Где теперь живет ваш Учитель?

— В уединенном храме в горах Непала, на той стороне Терайских джунглей.

— Вернется ли он на равнины?

— Кто предскажет его пути? Он может оставаться в Непале долгие годы, а может вновь начать странствия. Он больше любит Непал, ибо наша школа там сильнее, нежели в Индии. Видите ли, даже изучение контроля над телом отличается в разных школах. Наша — Тантрическая — школа лучше воспринимается в атмосфере Непала, чем среди индийцев.

Брама снова умолкает. Я понимаю, что он улетел мыслями к загадочной фигуре его Учителя. Ах! Если все услышанное мной этой ночью больше чем легенда, то можно уловить мимолетное впечатление от того, что поблизости, за углом, — Человек, Вечный и Бессмертный!

* * *

Если я не потороплю свое перо, эта глава никогда не закончится. Поэтому я пытаюсь поймать последнюю памятную сцену моего общения с йогом пяти имен.

Индийская ночь быстро наступает вечеру на пятки; здесь нет медлительных закатов, как в Европе. И как только быстрые сумерки начинают опускаться на его хижину в саду, Брама зажигает масляный фонарь и подвешивает его на веревке к потолку. Мы усаживаемся снова.

Старая вдова благоразумно уходит, оставляя меня наедине с йогом и студентом-переводчиком. Аромат горящих благовоний создает в комнате мистическую атмосферу.

В этот вечер ко мне подкрадываются печальные мысли о разлуке. Я пытаюсь гнать их прочь, но тщетно. Я не могу ясно сказать этому человеку, что у меня на сердце, ибо между нами стоит раздражающий барьер в лице переводчика. Мне сложно сказать, насколько верны его новые факты и странные теории, но я высоко ценю его готовность впустить меня в свою одинокую жизнь и чувствую порой, как наши сердца с симпатией тянутся друг к другу, и понимаю теперь, что значило для него сломать привычную замкнутость.

Этой ночью я в последний раз пытаюсь побудить его перед тенью грядущей разлуки открыть мне самые глубокие тайны.

— Вы готовы покинуть жизнь городов и уйти в одиночество холмов или джунглей на несколько лет? — спрашивает он меня испытующе.

— Мне нужно это обдумать, Брама.

— Вы готовы отбросить все свои труды и заботы, отказаться от удовольствий и отдать все свое время занятиям нашей системой, и не просто на несколько месяцев, а на несколько лет?

— Не думаю. Нет, я не готов. Когда-нибудь, возможно...

— Тогда мне нельзя рассказать вам больше. Йога контроля над телом слишком серьезна, она не может стать просто спортом в свободное время.

Я вижу, что мои шансы стать йогом быстро исчезают, и с огромным сожалением понимаю, что полная система — с долгими годами трудных занятий, со строгой и суровой дисциплиной — не для меня. Но кое-что ближе моему сердцу, чем необыкновенные возможности плоти. И я поверяю это отшельнику.

— Брама, эти силы — они удивительно пленительны. Но, если мне когда-нибудь на самом деле захочется глубже проникнуть в ваше учение, при несет ли это прочное счастье? Не скрывает ли йога нечто более тонкое? Возможно, я что-то не уяснил? Брама кивает головой и говорит:

— Я вас понимаю.
Мы оба улыбаемся.

— Наши тексты говорят, что упражнениями йоги контроля над телом мудрый человек достигнет йоги контроля ума, — неторопливо замечает он. — Можно сказать, что первое готовит путь для второго. Когда наши древние мастера получили основы этой системы от бога Шивы, им было сказано, что конечная цель не просто материальна. Они понимали, что завоевание тела — всего лишь первый шаг к завоеванию ума на пути становления истинной духовности. Поэтому вы видели, что наша система связана с вещами, действительно близкими телу, но это только косвенное средство проникновения в дух. И мой Мастер учил меня: «Сначала направь пути к контролю над телом, а затем можешь перейти к величественной науке контроля ума». Помните, подчиненное тело перестает смущать ум; лишь немногие могут сразу попасть на тропу владения мыслями. Если все же кого-нибудь властно тянет путь контроля ума, мы не препятствуем; значит, это его тропа.

— И это всецело йога ума?

— Именно так. Такое обучение озаряет ум постоянным светом, и этот свет превращается в жилище духа.

— Как начать такое обучение?

— Для этого нужно найти Учителя.

— Где же можно найти его?
Брама пожимает плечами.

— Брат, голодные люди нетерпеливо ищут еду; однако умирающие с голоду будут шарить, как сумасшедшие. Когда вам будет нужен учитель, словно вы умираете с голоду, вы непременно найдете его. Те, кто ищет с чистым сердцем, наверняка будут приведены к нему в назначенный час.

— Вы верите, что это — вопрос судьбы?

— Ваши слова истинны.

— Я видел несколько книг... Йог качает головой.

— Без Учителя ваши книги — всего лишь листы бумаги. Наше слово — гуру — означает «рассеивающий тьму». Человек, чьи усилия и счастливая судьба достаточны, чтобы найти настоящего учителя, быстро входит в состояние света, ибо мастер, используя свои высшие возможности, поможет ученику.

Брама отходит к скамье с ворохом бумаг и тотчас возвращается с большим листом, который он протягивает мне. Бумага покрыта каббалистическими знаками, специфическими символами и тамильскими буквами, нарисованными красными, зелеными и черными чернилами. Вверху страница украшена большим иероглифическим символом в виде завитка, в котором я узнаю изображения солнца, луны и человеческих глаз. Все надписи и рисунки окружают пустое место в середине.

— Вчера ночью я потратил на него несколько часов, — говорит Брама. — Когда вернетесь, наклейте мою фотографию в центре.

Он сообщает мне, что если я сосредоточусь перед сном на этом оригинальном рисунке в течение пяти минут, то ясно и живо увижу его во сне.

— Даже если пять тысяч миль разделят наши тела, доверьте ваши мысли этой бумаге, и наши души встретятся ночью, — заявляет Брама уверенно. Он объясняет, что встречи во сне будут столь же настоящими и реальными, как и физические, в телесном
облике.

Это мне напоминает, что мои чемоданы почти упакованы, что скоро уезжать; и я сомневаюсь, когда и где смогу увидеть его снова.

Брама отвечает, что не сомневается, — какая бы судьба ни была нам предназначена, она исполнится. И добавляет доверительно:

— Весной я уеду отсюда в район Танджора, где меня ожидают двое учеников. Но что случится позже, кто скажет!.. Ибо как вы знаете, я надеюсь однажды услышать зов моего учителя.

Долгое молчание, которое Брама в конце концов нарушает, обращаясь ко мне тихим шепотом. Я поворачиваюсь к студенту-переводчику, готовый получить новое откровение.

— Прошлой ночью учитель являлся мне. Он говорил мне о вас. Он сказал: «Твой друг, сахиб, жаждет знания. В прошлом рождении он жил среди нас. Он занимался йогой, но не нашей школы. Теперь он вернулся в Индостан, только с белой кожей. Он позабыл, что знал некогда; но он позабыл это лишь на время. Пока мастер не подарит ему свое благословение, в нем не проснется прежнее знание. Прикосновение учителя поможет ему открыть знание в своем теле. Скажи ему, что он вскоре встретит мастера. Впоследствии свет сам сойдет на него. Это предопределено. Попроси его отбросить тревоги. Наша земля не отпустит его до тех пор, пока это не произойдет. Письмена судьбы таковы, что он не сможет покинуть нас с пустыми руками.

Я отодвигаюсь пораженный.

Лампа отбрасывает лучи света на маленькое собрание. На лице молодого переводчика отражается благоговейный страх в этом ярком желтом свете.

— Но вы говорили, что ваш учитель в далеком Непале? — спрашиваю я укоризненно.

— Конечно, он до сих пор там!

— И как он мог преодолеть двенадцать сотен миль за одну ночь?

— Брама улыбается загадочно Мой Учитель всегда рядом, пусть вся Индия пролегает между нашими телами. Я получаю его послание без писем и посланцев. Его мысль мчится в пространстве. Она приходит ко мне, и я понимаю его.

— Телепатия?

— Да, если хотите!

Я поднимаюсь, мне пора уходить. Мы отправляемся на нашу последнюю прогулку вместе при лунном свете, мы проходим мимо древних стен храма неподалеку от дома Брамы. Луна филигранью высвечивает ветви деревьев, когда мы останавливаемся возле восхитительной рощицы пальм, растущих вдоль дороги.

На прощанье Брама шепчет:

— Вы знаете, что у меня немного вещей. Эту я ценю больше всего. Возьмите ее.

Он что-то стягивает с четвертого пальца левой руки и протягивает мне правую ладонь. На ней блестит в свете луны золотое кольцо. Восемь тонких зажимов держат круглый зеленый камень, покрытый красно-коричневыми прожилками. Брама отдает его мне при прощальном рукопожатии. Я пытаюсь вернуть неожиданный дар, но он в ответ на мой отказ лишь более решительно сжимает мою ладонь.

— Некто, обладающий великой мудростью йоги, дал его мне. В те дни я странствовал повсюду в поисках знания. Теперь я прошу вас носить его.

Я благодарю его и спрашиваю полушутливо:

— Оно принесет мне удачу?

— Нет, его сила не в этом. Но могучее очарование этого камня поможет вам войти в общество тайных мудрецов и даст возможность пробудить ваши собственные мистические силы. Это вы познаете на опыте. Носите его, вы пока нуждаетесь в таких вещах.

Последнее дружеское расставание, и мы расходимся — каждый своим путем.

Я медленно ухожу, моя голова наполняется мешаниной странных мыслей. Я размышляю о чрезвычайном послании далекого учителя Брамы. Оно, бесспорно, слишком необычно для меня. И я продолжаю молчать, в то время как вера и скептицизм сражаются в фантастическом столкновении в моем сердце.

Я мельком смотрю на золотое кольцо и спрашиваю себя: «Как может простое кольцо обладать истинным влиянием в таких вопросах?» Я не понимаю, как или почему оно может подействовать на меня или на других каким-либо ментальным или духовным образом. В вере

есть привкус суеверия. Однако Брама, кажется, так уверен в подлинности его фантастических качеств. Возможно ли это? И меня почти подталкивают к ответу: в этом чудесном краю все возможно! Но разум бросается на выручку, нагромождая баррикады вопросительных знаков.

Я впадаю в настроение рассеянного размышления, а потому так шарахаюсь, испугавшись, когда спотыкаюсь обо что-то и стукаюсь лбом. Я поднимаю глаза и вижу поэтический силуэт пальмы и светлячков, образующих мириады танцующих точек света среди ее ветвей.

Ночное небо глубокой синевы. Венера — точка интенсивной яркости — кажется совсем близко к нашей планете. Я иду, а бесконечный покой нависает над дорогой. Мистическая тишина захватывает меня. Даже крупные летучие мыши, которые изредка появляются и проносятся над моей головой, машут крыльями бесшумно. Сцена зачаровывает меня. Я останавливаюсь на миг. Луна струит свет, который превращает приближающегося ко мне человека в летящего призрака.

Когда я добираюсь до моей квартиры, я обнаруживаю, что этой ночью бессонница затянулась. Ближе к рассвету сон наконец приходит и погружает смятение моих мыслей в забытье.

Наклейте мою фотографию в центре. Даже если пять тысяч миль разделят наши тела, доверьте ваши мысли этой бумаге, и наши души встретятся ночью.

Магическая карта йога

Глава 7

БЕЗМОЛВНЫЙ МУДРЕЦ

Я вынужден нарушить хронологический порядок своего рассказа и вернуться назад примерно на неделю, чтобы не упустить факт одной небезынтересной неожиданной встречи.

Поселившись в пригороде Мадраса, я не прекращал прилежно наводить справки в индийских кругах города, выискивая интересующую меня информацию о существовании знаменитых личностей определенного типа. Я беседовал с судьями и адвокатами, учителями и бизнесменами и даже с одним или двумя известными благочестивыми людьми. Я встречался с журналистами, проведя несколько приятных часов с людьми своей профессии. Я нашел одного помощника редактора, который доверительно рассказал мне, что сам был увлеченным последователем йоги в молодости. Он когда-то сидел у ног человека, к которому по-прежнему относится как к несомненному адепту науки контроля ума, но этот мастер умер десять лет тому назад.

Прежний ученик был очаровательный и высоко интеллигентный индиец, но — увы! — он не знал, где теперь искать йогов высшей ступени.

Помимо этого я встречаю нечто большее, чем суеверные истории, глупые легенды и явная несуразица.— Поистине я встречаю святого человека! Его лицо, напоминающее Христа, и одеяние вызвали бы сенсацию на Пикадилли, а он говорит, что бродит по стране в поисках высшей жизни. Он отказался от положения зажиточного крестьянина ради жизни цыгана, священного нищего. Он предлагает мне присоединиться к нему при условии, что я буду привыкать к окружающей обстановке и служить погруженным во мрак невежества страдающим индийцам. Увы! — Я тоже невежественный, страдающий смертный. А его необыкновенно щедрое предложение, надеюсь, принято где-нибудь в другом месте.

Однажды мне приносят весть об одном известном йоге. Он живет в полумиле от Мадраса, однако из-за того, что не любит знакомств, известен лишь немногим. Мое любопытство просыпается, и я напрашиваюсь на встречу с ним.

Дом, скрытый за высокими бамбуковыми жердями, которые ограждают квадратный двор, стоит посреди поля совсем одиноко.

Мой товарищ указывает на ограду.

— Я говорил, что йог погружен в транс большую часть дня. Вряд ли он услышит нас, даже если мы будем громко стучать в калитку или выкрикивать его имя; да и некрасиво поступать таким образом.

Грубые ворота заперты на висячий замок. И я начинаю прикидывать, как проникнуть в дом. Полная тишина наполняет место действия. Мы обходим по полю кусок примыкающей пустоши и в конце концов встречаем мальчика, знающего, где живет слуга йога. Окольная тропинка приводит нас на место.

Человек оказывается наемным слугой. Его жена и многочисленные ребятишки выходят поглазеть на нас, следуя за ним по пятам. Мы говорим о нашей просьбе, но слуга отказывается нам помочь. Он упорно заявляет, что Мудрец, Который Никогда Не Говорит, не приветствует случайных посетителей, ибо живет в полном уединении. Дни Мудреца проходят в глубоком трансе, и он будет глубоко обижен, если кто-то позволит себе нарушить его уединение.

Я прошу служителя сделать для нас исключение, но тот непреклонен. Тогда мой друг делает попытку пригрозить вмешательством правительства, если нас тотчас же не пропустят, — совершенно незаконно, конечно, но я его поддерживаю. Следует живой спор. Я подкрепляю наши угрозы посулом щедрого «бакшиша», и вскоре слуга неохотно уступает и выносит ключи. Мой товарищ сообщает мне, что этот человек явно платный служитель, ибо личный ученик Мудреца не купился бы ни на угрозы, ни на деньги.

Мы возвращаемся к воротам и открываем тяжелый железный замок. Слуга сообщает нам, что имущество Мудреца так невелико, что не включает в себя даже ключ. Он заперт во дворе и не выходит до прихода слуги, который навещает его дважды в день. Далее мы узнаем, что Мудрец пребывает в трансе весь день, но вечером отведывает немного свежих и засахаренных фруктов и чашку молока. Но очень часто вечерами еда остается нетронутой. С наступлением темноты отшельник порой выходит из дома, но прогулка по полям — это единственный моцион, который он совершает.

Мы пересекаем двор и подходим к современному коттеджу. Он построен из прочных каменных плит и окрашенных бревенчатых столбов. Служитель достает второй ключ и открывает тяжелую дверь. Я удивлен всеми этими предосторожностями, ведь слуга говорил, что имущество Мудреца совсем невелико? Тогда человек рассказывает нам короткую историю.

Несколько лет назад молчаливый Мудрец жил в доме без замков и затворов на двери. Но в один несчастливый день человек, опьяненный пальмовым вином, воспользовался беззащитным положением Мудреца и напал на него. Пьяница дергал его за бороду, колотил палкой и выкрикивал оскорбления.

Вмешался случай. Через поле шли юноши, собиравшиеся поиграть в мяч. Шум в доме привлек их внимание. Они вошли в него и спасли Мудреца от нападения, а один из них помчался позвать людей. Вскоре собралась взволнованная толпа и по индийскому обычаю начала колотить пьяного негодяя, осмелившегося напасть на почтенного святого. Возможно, подлеца линчевали бы. Однако Мудрец, на всем протяжении этого эпизода сохранявший обычное стоическое спокойствие и выдержку, вмешался и написал на полу следующее послание: «Когда вы бьете этого человека, это то же самое, что бьете меня. Пусть он уходит, ибо я прощаю его».