Глава 9 холм священного огня 9 страница

В одном я совершенно уверен: Индия вскоре будет брошена в плавильный котел истории. Общество, тысячи лет связанное ветхими традициями и заключенное в религиозные условности, исчезнет самое большое за два или три десятилетия. Это кажется чудом, но так случится.

Сахабджи Махараи, очевидно, оценил ситуацию достаточно четко. Он понимает, что мы живем в новую эпоху, и старый порядок вещей разрушается везде — и в Индии, и в других странах. Неужели азиатская летаргия и практичность Запада останутся несовместимыми двойниками? Он так не думает. Почему бы йогу не надеть мирские одежды? Сахабджи говорит без обиняков, что йоги должны выйти из привычного уединения и смешаться с шумными собраниями, где люди управляют машинами. Он думает, что для йогов пришло время снизойти до цехов, офисов и школ в попытке одухотворить их не проповедью и пропагандой, а вдохновенным действием. Путь энергичной ежедневной деятельности может и должен стать путем Небес. Духовный образ жизни, подобный йоге, который слишком отчужден от жизни обычных людей, будет воспринят ими как вводящая в заблуждение форма самомнения и глупости.

Если йога останется хобби немногих отшельников, современный мир не воспользуется ею и последние следы умирающего учения перестанут существовать. Если она будет служить только ради удовольствия пары тощих анахоретов, мы, кто работает пером или плугом, трудится среди смазки и сажи машинных отделений, кому приходится выносить гам фондовой биржи и деловую толчею магазинов, — мы равнодушно отвернемся. И отношение современного Запада вскоре будет отношением современной Индии.

Сахабджи Махараи, проницательно предвидя неизбежную тенденцию, делает поразительные усилия в попытке сохранить древнюю науку йоги для пользы современности. Этот вдохновенный и энергичный человек, несомненно, оставит свой след на родной земле.. Он понял, что его страна достаточно долго пребывала в состоянии летаргии, и ясно видит, почему Запад с его ритмом промышленности, торговли и модернизированного сельского хозяйства живет гораздо богаче. Он видит также, что культура йоги остается ценнейшим наследием древних мудрецов Индии, и что немногочисленные мастера, сохраняющие ее согласно традиции в уединении, умирая, унесут с собой в могилу истинные тайны йоги. И поэтому он спустился из разреженного воздуха горных высей мысли в современность, в энергичное движение двадцатого века.

Разве его стремления слишком фантастичны? Наоборот, они замечательны. Мы живем в дни, когда гробница Магомета в Аравии освещена электрическим светом, когда верблюд исчезает из песчаных пустынь Марокко под натиском автомашин. А Индия? Эта обширная страна очнулась ото сна многих сотен веков из-за вторжения совершенно противоположной культуры и должна поднять тяжелые веки. Англия не просто превратила песчаные пустоши в плодородные поля, построила каналы и дамбы, направив потоки больших рек в помощь сельскому хозяйству; не просто создала непроницаемую преграду из прекрасно обученных солдат на северо-западной границе ради безопасности мира и имущества людей — она принесла свежий ветер здравых рациональных идей.

С седого Севера и далекого Запада пришли белые люди. Судьба бросила Индию к их ногам, и они овладели страной малыми усилиями.

Почему?

Возможно, мир, выносивший азиатскую мудрость и западную науку, однажды позволит вылупиться цивилизации, которая посрамит древность, высмеет современность и изумит потомство.

Тропа моего размышления закончилась. Я поднимаю голову и вопрошаю о чем-то спутника. Но вряд ли он слышит меня. Он продолжает созерцать реку, в которой отражается последний красный отсвет заката. Час сумерек. Я вижу, как огромный шар быстро покидает небо. Тишина неописуема. Вся природа, нечеткая в своих очертаниях, словно собирается на кратковременный отдых. Мое сердце упивается невыразимым покоем. Снова я гляжу на спутника. Его фигура теперь завернута в саван быстро густеющих сумерек.

Так мы сидим в полном молчании несколько минут, пока солнце внезапно не соскальзывает в черную ночь.

Мой товарищ поднимается и спокойно ведет меня сквозь тьму к Даялбагху. Наша прогулка заканчивается под пологом с тысячью звездных точек света.

* * *

Сахабджи Махараи решает оставить Даялбагх и съездить в центральные провинции ради давно заслуженного отдыха. Я воспринимаю событие как предзнаменование прощания, и намерен отправиться в том же направлении.

Мы вместе доедем до Тимарни, а там наши пути разойдутся. Около часа пополуночи мы прибываем на станцию Агра. Несколько близких учеников сопровождают учителя, поэтому нашу группу трудно не заметить. Кто-то отыскивает стул для Сахабджи Махараи, и пока он сидит в окружении своих последователей, я расхаживаю по полуосвещенной платформе.

Весь день я размышлял о своем пребывании в Даялбагхе и с сожалением понял, что не получил ни памятного внутреннего опыта, ни возникшего в душе видения о тайном смысле жизни. Я надеялся, что некое озарение с помощью йоги пронзит мрак моего сознания на час или два, чтобы я мог затем следовать тропою йоги с открытыми глазами, а не со слепой верой. Но нет, такой благодати мне не снис-нослано. Возможно, я недостоин этого. Или я слишком многого требую? — Я не знаю.

Время от времени я поглядывают на сидящего Сахабджи Махараи. Его магнетическая личность пленяет меня. В нем любопытно перемешаны американские расторопность и практичность, британская приверженность к правильному поведению и индийское благочестие и созерцательность. Он — редкий типаж в современном мире. Свыше сотни тысяч мужчин и женщин вверяют руководство своей внутренней жизнью этому человеку, а он сидит здесь в спокойной сдержанности и смирении, этот скромный Мастер Радха Соамис.

Наконец наш поезд с ревом приходит на станцию, его огромный фонарь отбрасывает жутковатый свет на рельсы. Сахабджи входит в заказанное купе, и все остальные расходятся по другим вагонам. Я мгновенно засыпаю, а утром просыпаюсь с невероятно пересохшим горлом.

На каждой остановке, которые поезд делает в течение следующих нескольких часов, последователи Сахабджи, живущие поблизости и даже за много миль, толпятся у окна его купе. Они были заранее уведомлены о его путешествии и жадно ловят случай короткой встречи, ибо в Индии считают, что даже минутная встреча с Мастером дает важные духовные и материальные результаты.

Я прошу разрешения у Сахабджи провести последние часы с ним, в его купе. Мы углубляемся в долгую беседу о мировом положении, о народах Запада, о будущем Индии и его культа. В конце беседы он в приятном и мягком тоне говорит мне:

— Уверяю вас, я не осознаю Индию как свою страну. Я — космополит по взглядам и смотрю на всех людей, как на своих братьев.

Такая поразительная искренность нравится мне, — как, впрочем, и всем его собеседникам. Он всегда смел в суждениях, попадая каждым предложением точно в мишень. Беседовать с ним, обращаясь к его незаурядному уму, — одно удовольствие. Всегда он выступает с какой-то неожиданной фразой, несколько новым взглядом на вещи.

Поезд сейчас движется под углом, и нестерпимый солнечный свет бьет в окно и прямо мне в глаза. Зной обжигает кожу, немилосердные лучи утомляют мозг. Я опускаю деревянную решетку, очень похожую на жалюзи, и включаю электровентилятор, который приносит слабое облегчение от полуденного жара. Сахабджи Махараи замечает мое состояние и вытаскивает из дорожной сумки несколько апельсинов. Положив их на столик, он просит меня разделить их с ним.

— Они охладят ваше горло, — замечает он. Пока его нож неторопливо срезает цветную кожуру, он задумчиво продолжает наш разговор:

— Вы правы, что крайне осторожны в выборе Учителя. Скептицизм — полезная привычка, пока вы не определитесь. Но впоследствии должна прийти полная вера. Не успокаивайтесь, пока не найдете духовного наставника. Он, безусловно, необходим.

Вскоре поезд начинает тормозить, и громкий голос объявляет:

— Тимарни!

Сахабджи Махараи встает. Но пока не вошли его ученики и не увели его, во мне вдруг пробуждается нечто ломающее мою замкнутость, и это сильнее моей западной гордости и антирелигиозности моего характера. И оно говорит моими устами:

— Ваше Святейшество, могу ли я получить ваше благословение?

Он поворачивается с дружелюбной улыбкой, ласково глядит сквозь стекла очков и сердечно похлопывает меня по плечу.

— Вы его уже получили! — сообщает он мне на прощанье.

Я возвращаюсь в свое купе, и поезд быстро движется дальше. Серовато-коричневые поля мелькают зa окном. Небольшие стада коров с сонными глазами что-то с удовольствием жуют на скудных пастбищах. Мой взгляд отмечает их лишь краем сознания, ибо моя мысль уносится к образу выдающегося человека, который так мне понравился и так сильно восхищает меня. Ибо это и вдохновенный мечтатель, и йог с ясным умом, и практичный мирянин, и воспитанный джентльмен!

Глава 14