Глава 20. Имперская столица
Мы шли по широкой дороге, вымощенной черным мрамором. Вдоль ее по обеим сторонам темнели рвы, но невозможно было судить об их глубине, так как сверху над ними нависали облака густого пара. Вместе с нами по этой дороге следовали, иногда обгоняя нас, многочисленные духи темного цвета. Спины некоторых были обременены тяжелой поклажей, и кое-кто из них даже полз на четвереньках, как животное. Мимо нас прошли большие группы рабов в железных ошейниках, скованные вместе тяжелыми цепями. Они вышли из вторых, внутренних ворот огромной крепости; очертания ее темной громады проступали впереди сквозь густые массы темного тумана. Мощеная дорога, конструкция зданий, внешний вид духов — все это произвело на меня такое впечатление, словно мы вошли в древний укрепленный город Римской Империи, за исключением того, что здесь все было грязным и ужасным, несмотря на прекрасную архитектуру и великолепие зданий, формы которых мы могли различать с большим трудом. Вторые ворота выглядели красивее первых? и, поскольку они были открыты, мы вместе со всеми остальными духами вошли внутрь. Как и раньше, нас никто не заметил.
"Ты увидишь, — сказал Верный Друг, — что жизнь здесь совсем такая же, как на Земле во времена, когда этот город, который является не более чем отражением того, земного города, был в самом зените славы и власти. Тогда от него отбрасывались частицы его материальной формы и силой притяжения сливались между собой, пока, наконец, не был создан этот призрачный город и эти здания, пригодные для жизни лишь духовных обитателей. Здесь ты встретишь также и более современные здания, и духов более современного вида; они появлялись здесь по мере развития цивилизации, то есть как следствие бесконечного процесса. Ты также заметишь, что большинство духов все еще считают, что живут на Земле, и удивляются, почему все такое темное, грязное и закопченное. Этот город имеет свою копию также и в более высоких сферах; там собрано все хорошее, справедливое и благородное, что было в жизни земного двойника, и там обитают духи, которые были добрыми и верными людьми. При жизни и городов, и людей духовные эманации отбрасываются как вверх, так и вниз в соответствии с тем, какое количество зла присутствует в их земных деяниях. Поскольку объем злодеяний, совершенных в этом городе, превышает количество добрых дел, этот город наиболее плотно заселен именно в этой сфере. В будущие времена, когда духи, обитающие здесь сейчас, изменятся к лучшему, небесный двойник этого города будет полностью заселен, а это место, где мы находимся сейчас, распадется в пыль и исчезнет из этой сферы".
Мы оказались в узкой улочке, одной из тех, которые так привычны на Земле. Она вскоре привела нас на огромную площадь, окруженную по периметру великолепнейшими дворцами, а прямо перед нами высился самый роскошный из них. Широкая и массивная лестница с мраморными ступенями вела к арочному входу, а, вглядевшись сквозь туманный мрак, мы различили на здании многочисленные фонари и пристройки. Все выглядело воистину величественным, но я разглядел на мрачном фасаде пятна крови и слизистые колонии грибов, которые уродовали красоту фасада, свисая с колонн и порталов зданий длинными отвратительными кистями, напоминавшими извивающихся змей. Черная склизкая грязь просачивалась между плитами мраморного покрытия, словно город плыл по гнилому болоту, и пар, с шумом выделяясь, кольцами поднимался вверх от земли и плавал над нами в форме страшных фантастических венков, как тени совершенных в прошлом преступлений. По всему пространству огромной площади копошились темные фигуры духов: одни входили в ворота дворца, а другие — выходили наружу. Их подгоняли более сильные духи с помощью плеток и кнутов. Раздавались такие пронзительные крики, переходившие порой в поток грязных ругательств, такие проклятия и вопли боли, что воистину то был кромешный ад для пропащих душ в инфернальном окружении! Над всем этим висели черные ночные облака горя, страданий и несправедливости.
Мои мысли обратились очень далеко, к эпохе Римской империи, и я увидел точное отражение ее былого могущества, тирании и преступлений, воспроизведенное в этом городе, месте искупления для всех мужчин и женщин, опорочивших своими грехами такую красоту. Я увидел, как, частица за частицей, создавался этот великий адский город, пока, наконец, он не стал величественной тюрьмой для всех злых духов того порочного времени.
Поднявшись вверх по пролету лестницы, мы проникли внутрь и оказались в первом дворе императорского дворца. Никто не заговорил с нами, — казалось, нас вообще не заметили. Мы прошли через несколько небольших залов и наконец приблизились к двери Присутственной Палаты. Тут мой компаньон остановился и сказал мне:
"Я не могу войти вместе с тобой, друг, ибо я уже посещал темного духа, который правит здесь, и, следовательно, мое присутствие тут же вызовет его подозрение, а это помешает тебе достичь цели твоего визита. А цель твоя состоит в том, чтобы вызволить несчастного духа, чьи покаянные молитвы достигли высоких сфер, и ты послан в ответ на них ему в помощь. Ты без труда найдешь этого духа. Его желание получить помощь уже сблизило нас с ним, а там ты ощутишь это еще сильнее. Я сейчас на время покину тебя, у меня есть своя работа, которую я должен исполнить, но вскоре мы снова встретимся. Если ты будешь крепок сердцем и волей и не забудешь полученных предупреждений, с тобой ничего плохого не случится. Прощай, друг, и знай, что мне также потребуются все мои силы".
Итак, мы расстались с Верным Другом, и я отправился дальше один, прямо в Палату Присутствия. Внутри, где все было обставлено в духе прежних императоров, то есть с варварской пышностью, я увидел толпу духов обоего пола. Но я отчетливо различил на всем печать грязного запустения, которое заметил снаружи. Мужчины и женщины, при жизни, несомненно, спесивые патриции, были все изъедены болезнями и от этого стали похожи на прокаженных, только выглядели еще более отвратительными. Полы и потолки были запачканы огромными кровавыми пятнами, а драпировка из злонамеренных мыслей клоками свисала вниз. Одеяния этих высокомерных особ были изъедены червями и пропитаны гнилостными выделениями их порочных тел.
На величественном троне восседал сам император, отличавшийся в этой толпе как самый гадкий и омерзительный образец извращенного интеллекта и мужского порока. Его черты были отмечены такой жестокостью, что рядом с ним все остальные казались бледными тенями, не выдерживая сравнения. Несмотря на охватившее меня чувство омерзения, я не мог не восхищаться всемогуществом ума и воли этого существа. Высшее чувство всевластного превосходства, пусть над этой жалкой толпой, ощущение того, что даже в аду он властвует по праву, питало его гордость и стремление управлять хотя бы и в этих ужасных обстоятельствах.
Глядя на него, я мысленно, на очень короткое мгновение, увидел его не таким, каким он предстал передо мной, не таким, каким его видели эти отвратительные существа, окружавшие его, а таким, каким он был когда-то — гордым и красивым мужчиной с жестокими чертами лица, непримиримо безжалостным выражением глаз и взглядом коршуна, но с хорошей фигурой и достаточно сильным обаянием. Все это было отвратительно наблюдать, ибо и при жизни красивая земная оболочка скрывала под собой порок, явленный сейчас духом во всей своей мерзкой наготе.
Я окинул взглядом его придворных и увидел, что все они сохранили подобие своего земного облика, но я знал, что такими, как раньше, они кажутся лишь сами себе. Они и не подозревают, что глубокие и ужасные перемены коснулись не только тех, за кем они наблюдали, но, прежде всего, их самих.
Неужели все они таковы? Нет, один человек, скорчившийся в углу, накинул конец плаща на лицо, чтобы скрыть свои изуродованные черты. Я понял, что он один из всех присутствующих сознает, как омерзителен его собственный облик и как равно отвратительны все остальные.
В сердце этого человека всколыхнулось желание — безнадежное, как ему казалось, — достичь лучшего, найти путь, пусть тяжелый и тернистый, но чтобы он вывел его из этой адской ночи и дал ему, пусть даже на час, надежду на жизнь вне ужасов этого места и близости его ужасных собратьев. Увидев его, я понял, что именно к нему я был послан, но пока не знал, как ему помочь, даже представить себе не мог. Я только чувствовал, что сила, которая привела меня сюда, откроет мне путь и укажет средство.
Пока я так стоял, разглядывая все вокруг, темные духи, а главное их властитель, почувствовали мое присутствие. Его лицо исказилось яростью, и голосом, низким, и хриплым от гнева, он потребовал, чтобы я назвал себя и объяснил, как я осмелился появиться перед ним.
Я ответил так:
"Я странник и совсем недавно появился здесь, но не могу прийти в себя от удивления, что в духовном мире существует подобное место".
Дух захохотал страшно и дико и закричал, что они очень скоро просветят меня и разъяснят многие вещи в духовном мире.
"Но раз ты странник, — продолжал он, — а мы всегда по-королевски принимаем здесь странников, прошу, садись и прими участие в нашем пире".
Он указал на пустующее место рядом с собой за длинным столом, вокруг которого сидели многочисленные духи. Стол был уставлен яствами как для большого пира, какие устраивались в дни прежнего величия. Убранство стола выглядело достаточно реальным, но меня уже предупредили, что все это — иллюзия в большей или меньшей степени, что пища не способна удовлетворить чудовищный аппетит, который снедает этих бывших обжор и что вино — это огненный напиток, который раздирает горло, но, мучая этих пьяниц, стократно усиливает жажду, вместо того чтобы утолить ее. Меня предупредили, чтобы я не ел и не пил ничего из предлагаемого в этих местах, чтобы не принимал приглашений отдохнуть; ибо в этом случае они поглотят мою энергию, притянут меня к своему уровню и я окажусь в их полной власти. Я ответил:
"Я высоко ценю ваши намерения оказать мне теплый прием, но должен отклонить приглашение, поскольку не чувствую ни голода, ни жажды".
После такого моего ответа его глаза вспыхнули живым огнем, он нахмурился от гнева, но, продолжая изображать добродушие, кивнул, чтобы я подошел к нему ближе. Тем временем человек, к которому я пришел на помощь, очнулся от своих горестных размышлений, услышав мой разговор с императором. Он подошел ближе, удивляясь моей смелости и тревожась за мою безопасность. Он знал обо мне лишь то, что я — несчастный новичок, который не сознает, как опасно это место. Его беспокойство обо мне и чувство жалости создало между нами связь, которая должна была стать тем средством, которым я мог воспользоваться, чтобы увести его с собой.
Я сделал несколько шагов к трону императора. Покаянный дух последовал за мной и, приблизившись вплотную, шепнул:
"Не дай ему обмануть тебя. Беги из этого места, пока еще есть время, а я на миг отвлеку их внимание на себя".
Я поблагодарил духа, но возразил:
"Я не стану убегать от кого бы то ни было здесь, но позабочусь о том, чтобы не угодить в ловушку".
Наш быстрый обмен словами был, однако, замечен императором, так как он, выражая нетерпение, ударил мечом в пол и воскликнул:
"Подойди, чужестранец! Где твои манеры, если ты заставляешь императора ждать? Вот мой трон, твердыня государства, сядь в него и почувствуй на мгновение себя на моем месте".
Я взглянул туда, куда он указывал, и увидел огромное кресло с балдахином. Два крылатых гиганта из бронзы держали его сзади, у каждого было по шесть длинных рук, из которых формировались спинка и подлокотники, а балдахин держался на головах этих фигур как на колоннах. У меня не было намерения садиться в кресло; тот, кто занимал это место раньше, был слишком омерзителен для меня, чтобы я мог каким-либо образом соприкоснуться с ним, но из любопытства я пожелал рассмотреть это кресло, хотя возникновение подобного желания само по себе должно было насторожить меня. Мне показалось, что трон внезапно ожил, и перед моими глазами показался образ несчастного духа, в которого вцепились ужасные руки, сокрушающие его тело в бесформенную массу. Я знал, что такова судьба всех, в ком император возбудил желание испытать преимущества этого трона. Образ продержался перед моим взором не более мгновения, но тут я повернулся к императору и сказал:
"У меня нет желания занять ваше место, и я должен отклонить ваше лестное предложение".
Он разразился приступом ярости и крикнул своим стражам, чтобы они схватили меня и насильно усадили в это кресло, чтобы они впихивали в мое горло еду и питье, пока я не задохнусь.
Я тут же почувствовал движение со стороны. Человек, которого я пришел спасать, встал передо мной, чтобы защитить меня. Нас со всех сторон окружила суетливая и кишащая масса духов. На мгновение, признаюсь, мое сердце дрогнуло, и мужество начало покидать меня. Они были такими мерзкими, такими злобными, как дикие звери, почувствовавшие волю! И все они устремились на меня. Но уже через мгновение во мне проснулся воинствен ный дух, которого, по моему мнению, у меня всегда имелось в избытке. Я собрал воедино всю силу воли и бросил навстречу им, призывая на помощь все силы добра и одновременно крепко держа за руку духа, который пришел мне на помощь. Я постепенно отступал к двери, а вся толпа темных духов следовала за нами с дикими криками, подкрепляя их угрожающими жестами. Однако они не могли коснуться нас, так как я удерживал их на расстоянии силой своей воли. Достигнув двери, мы выскочили в нее, после чего она захлопнулась за нами, отделяя нас от наших преследователей. Затем сильные руки подхватили нас обоих и понесли прочь, в безопасное место.
Мой спасенный собрат к этому времени впал в бессознательное состояние и, стоя над ним, я заметил четырех величественных духов, которые воздействовали на его тело магнетическими жестами. Потом я стал свидетелем невиданного мной до сих пор зрелища. Из бесформенного тела, аморфной массой спавшего у моих ног сном смерти, вышел прозрачный туман, который начал сгущаться и разрастаться и наконец принял форму духа. Это была очищенная душа несчастного, освобожденного от своей оболочки. Я увидел, как четыре фигуры ангелов заключили все еще бессознательную душу в свои объятия, как ребенка, и поплыли вместе с ней вверх, а потом вообще скрылись из виду. Рядом со мной стоял светлый ангел. Он сказал мне:
"Не печалься, о, сын Страны Надежды! Многим поможешь ты в этой темной стране и велика будет радость Небесных Ангелов, когда они примут в свои объятия этих раскаявшихся грешников".
Закончив говорить, он исчез, а я снова оказался один посреди холодной равнины ада.