С духовным вождем южной индии 5 страница

Наконец она отнимает руку и некоторое время трет свой лоб, затем поворачивается к моему проводнику и что-то говорит ему, но это местный диалект, и я не могу ухватить смысл сказанного.

Тот шепчет перевод:

— Он призван в Индию. И скоро поймет это.

Молчание, затем она прокаркивает другое пророчество, но его смысл лучше хранится в моей памяти, чем на бумаге.

Ее голос крайне слаб, а слова она произносит медленно и с большим трудом. Возможно ли, чтобы этот старый и ветхий плотский каркас, эта изможденная и съежившаяся фигура содержала душу истинного факира с удивительными силами? Кто может сказать? Не всегда легко прочитать страницы души письменами тела.

Но женщине около ста лет. Меня предупреждали, что длительная беседа с ней недопустима из-за ее слабости. Я готов тихо удалиться, под сильным впечатлением от одной мысли. Мне пришло в голову, что пустота в ее глазах — сигнал того, что она на пороге смерти. Ум расстается с изношенным телом, но снова и снова неохотно возвращается платить слабым вниманием этому миру через странные глаза[7].

В отеле я подвожу итог своим чувствам. Я уверен, что некое глубокое психологическое знание в самом деле было присуще глубинам ее существа, и во мне невольно просыпается уважение. Я обнаруживаю, что эта встреча увела меня от обычного течения мысли и пробудила невыразимое ощущение стихии тайны, которая окружает наше земное бытие, несмотря на все открытия и теории ученых. С неожиданной ясностью я вижу, что все эти ученые, сообщающие об открытии фундаментальных секретов великой загадки мира, заявляют не более, чем о внешних штрихах. Тем не менее, я не понимаю, почему краткая встреча с женщиной-факиром так подточила самые основы моих самонадеянных умонастроений.

Ее загадочное пророчество то и дело приходит мне на ум. Мне не удается уловить его смысл. Никто не призывал меня в Индию; разве я не прибыл свободно по своей собственной прихоти?.. Только теперь, когда я пишу эти строки, долгое время спустя после этих событий, я полагаю, что начинаю смутно что-то понимать. Это странный мир, господа!

Глава 5

АДЬЯРСКИЙ ОТШЕЛЬНИК

Стрелки бегут по кругу на моих часах, недели мелькают в моем календаре, когда я держу путь на юг через плато Декан. Я посещаю достопримечательные места, но нахожу мало примечательных людей. Некая непостижимая движущая сила — которой я не могу понять, но которой слепо повинуюсь — торопит меня так, что порой я мчусь вперед, словно обычный турист.

Наконец я приезжаю на поезде в Мадрас, где намереваюсь остановиться на некоторое время. Все долгое ночное путешествие в муках бессонницы я подсчитываю плоды, собранные мною в этих странствиях по Западной Индии.

Я вынужден признать, что пока не напал на след ни одного йога, встреча с которым вызвала бы небывалый восторг; что же касается поиска риши, то эта мысль пока спрятана в дальних тайниках моего ума. С другой стороны, я видел достаточно ужасных суеверий и удушающих обычаев сонной Индии, чтобы представлять себе, насколько оправданы скептицизм и настороженность случайных бомбейских знакомых. Я слишком хорошо понимаю, насколько трудно будет выполнить задачу, которую я поставил перед собой. Набожные люди здесь во всевозможных пятидесяти семи вариациях, но они едва ли интересны. Кто-то бродит по храмам, чье таинственное внутреннее убранство кажется многообещающим. Я прохожу по священной земле и встаю у порога. Я вглядываюсь внутрь и вижу фантастических жрецов, бьющих в колокол во время молений, чтобы их просьбы дошли до слуха избранного божества!

Я рад, что попал в Мадрас. Его разбросанность и красочный вид привлекают меня, и я поселяюсь в очаровательном предместье мили за две от города, где легче повстречаться с индийским, нежели с европейским элементом. Мой дом находится на улице Брахманов. Дорога покрыта толстым слоем песка, в который сразу погружается моя обувь; тротуар сделан из разбитой земли; нет и намека на приход двадцатого века. Белоснежные дома с колоннами и открытыми верандами. В интерьере моего дома — внутренний двор, покрытый плиткой и окруженный крытой галереей. Воду мы вытягиваем ведром из старого колодца.

Стоит пройти две или три улицы, которые образуют предместье, и открывается пышный тропический пейзаж, доставляющий мне постоянное наслаждение. Вскоре я обнаруживаю, что река Адьяр находится в получасе ходьбы от моего дома. Несколько тенистых пальм растет возле широкого потока, и они поражают мое воображение. В свободное время я прогуливаюсь среди них или прохожу пешком несколько миль вдоль медленно текущей воды.

Река Адьяр течет к Мадрасу, образуя южную границу города, и затем соединяется с океаном среди непрестанных подъемов и падений бурунов Коро-мандела. Однажды утром я иду легким шагом вдоль этого прекрасного потока в сопровождении знакомого брахмана, посвященного в мои интересы. Вдруг он хватает меня за руку.

— Смотрите! — восклицает он. — Видите, молодой человек приближается к нам? Его считают йогом.

Он был бы интересен вам, но — увы! — он никогда не разговаривает с нами.

— Почему же?

— Я знаю, где он живет, но это — самый замкнутый человек во всей округе.

В это время странник почти поравнялся с нами. У него фигура атлета, и по моей оценке, ему около тридцати пяти лет. Человек чуть выше среднего роста. Но что поражает меня более всего, так это негроидный тип его лица. Кожа темная почти до черноты, широкий плоский нос, толстые губы и мускулистое строение фигуры, все указывает на не арийскую кровь. Его длинные искусно заплетенные волосы собраны вокруг макушки головы в виде высокого узла. Он носит необычного вида большое кольцо в ухе. Белое полотно обернуто вокруг его тела и свисает через левое плечо. Ноги обнажены и босы.

Он совершенно не замечает нас, медленно шагая вперед, потупив глаза, как будто что-то ищет на земле. Складывается впечатление, что его мозг, забыв о глазах, размышляет о неких материях. Что может быть предметом медитации в этой прогулке?

Он задевает мое самолюбие и еще больше пробуждает мой интерес. Настойчивое желание сломать преграду между нами внезапно охватывает меня.

— Я хочу поговорить с ним. Давайте вернемся, — предлагаю я.

Брахман решительно протестует:

— Это бесполезно.

— По крайней мере, я попытаюсь, — отвечаю я.
Брахман снова пытается отговорить меня.

— Этот человек так недоступен, что мы почти ничего не знаем о нем. Он держится поодаль от соседей. Мы не должны мешать ему.

Но я уже направляюсь к тому, кто является, по общему мнению, йогом, и мой спутник вынужден следовать за мной. Вскоре мы приближаемся к этому человеку, который и виду не подает, что замечает наше присутствие, и продолжает медленно идти вперед. Мы шагаем параллельно.

— Пожалуйста, спросите, можно ли мне побеседовать с ним, — говорю я своему спутнику. Тот колеблется, затем качает головой.

— Нет... я не смею, — признается он робко.
Боязнь упустить возможность ценного контакта

подталкивает меня к следующей попытке. Мне не остается ничего иного, как самому обратиться к йогу. Я отбрасываю все условности — индийские и европейские, — собираюсь с духом и преграждаю ему путь. Я пытаюсь составить короткое предложение из своего небольшого запаса хинди. Он поднимает глаза; на его губах легкая улыбка, но он отрицательно качает головой.

Я знаю лишь одно слово на тамильском, диалекте Мадраса, а йог, несомненно, знает еще меньше на английском. Немногие знают хинди на юге, но мне еще неизвестен этот факт. К счастью, брахман начинает понимать, что не может оставить меня без помощи, и приходит на выручку.

Звучным мелодичным голосом он говорит что-то по-тамильски.

Йог не отвечает. Его лицо становится суровым, а глаза холодными и недружелюбными.

Брахман смотрит на меня в замешательстве. Следует долгое молчание. Никто из нас не знает, что делать. Я с огорчением начинаю осознавать, какая это трудная задача — найти общий язык с отшельниками. Им не нравится давать интервью, они не желают делиться с чужеземцами своим личным опытом. А особенно они не любят, когда их привычное молчание нарушают вопросы белого человека в пробковом шлеме, кто, само собой разумеется, не обладает ни симпатией, ни пониманием тонкостей йоги.

Это чувство сменяется другим. Приходит странное осознание проницательного скрытого наблюдения йога за мной. Каким-то образом я ощущаю, что его ум зондирует мои сокровенные мысли. Однако внешне он отчужден и безразличен. Или я ошибаюсь?

Но я не в силах отбросить это дикое ощущение, будто меня изучают под микроскопом.

Брахман очень нервничает и слегка подталкивает меня, таким образом намекая, что пора уходить. И через минуту я уступаю его молчаливой настойчивости и, расстроенный, иду прочь.

Но в этот момент йог делает неожиданный жест рукой, приглашая нас к высокой пальме неподалеку, и молча предлагает сесть под ней. Затем опускается на землю сам.

Он что-то произносит брахману на тамильском. Я замечаю, что его голос обладает своеобразным тембром и мелодичностью.

— Йог говорит, что охотно побеседует с вами, — переводит мой спутник, и затем сообщает, что наш собеседник не часто ходил вдоль этой части реки в последние годы.

Первым делом я спрашиваю имя человека и слышу такой длинный перечень имен, что сразу переспрашиваю. Выясняется, что его первое имя «Брамасугананда» и что у него четыре таких имени, все равно длинные или даже длиннее. Поэтому единственно пригодным мне кажется называть его Брама. Если я дам все пять имен, слова растянутся по всей странице, так много букв в каждом имени! Я одновременно восхищаюсь и ужасаюсь длинным именем молодого человека[8].

Поэтому лучше помолчать об этих пяти именах, и упростить задачу ради неподготовленных читателей, представляя его впредь Брамой, этим самым коротким именем, которым я награждал его в беседе.

— Будьте добры, скажите ему, что я интересуюсь йогой и хочу что-нибудь узнать о ней, — говорю я.

Йог кивает головой, услышав перевод моего заявления.

— Да, я вижу это, — отвечает он с улыбкой. — Пусть сахиб задает вопросы.

— Какой разновидности из практик йоги вы следуете?

— Моя система — контроль над телом. Это самая трудная из всех йог. С телом и дыханием нужно сражаться, словно с упрямыми мулами, и необходимо подчинить их себе. После этого легче управлять нервной системой и мыслью.

— Чего вы достигаете этим?
Брама пристально глядит за реку.

— Здоровье тела, сила воли, долгие годы жизни — это лишь немногие преимущества, — говорит он. — Йог, достигший совершенства в учении, которому я следую, доводит плоть до железной выносливости. Боль не управляет им. Я знаю одного йога, который согласился на операцию у хирурга, когда нельзя было использовать наркоз. Он выдержал ее безропотно. Такой человек без всякого вреда для себя может долго оставаться на холоде без одежды.

Я выхватываю блокнот, поняв, что наша беседа, вероятно, окажется более интересной, чем я ожидал. Брама снова улыбается при виде моей стенографии, но не возражает.

— Расскажите мне побольше о вашей системе йоги, — прошу я.

Мой учитель жил в горах, в Гималаях, среди снега и льда, только для удобства надевая одежду светло-коричневого цвета. Он мог сидеть неподвижно несколько часов подряд, и это на таком холоде, когда вода замерзала мгновенно. Тем не менее он не испытывал никаких страданий. Такова сила нашей йоги.

— Так вы ученик?

— Да. Есть еще много холмов для восхождения. Я отдал двенадцать лет ежедневным непрерывным тренировкам и изучению наших упражнений.

— И вы достигли каких-либо необыкновенных возможностей?

Брама кивает головой, но продолжает молчать. Я все больше и больше заинтригован этим странным молодым человеком.

— Позволительно ли будет спросить, как вы стали йогом? — спрашиваю я несколько неуверенно.

Сначала он не отвечает. Мы продолжаем сидеть на корточках втроем под веером пальмы. Я слышу хриплые крики ворон среди кокосовых деревьев на другом берегу реки. С этим гамом смешивается прерывистое бормотанье нескольких обезьянок, которые обследуют верхушки деревьев. От берега доносится тихий плеск воды.

— Весьма охотно! — приходит неожиданный ответ Брамы. Мне кажется, он

— понимает, что мои вопросы подсказаны чем-то более глубоким, чем простое академическое любопытство. Он прячет свою руку внизу под платком и, остановив свой взгляд на каком-то объекте на другом берегу реки, начинает рассказывать:

—Я был тихим и одиноким ребенком; мне не доставляли удовольствия обычные детские забавы. Я не имел желания играть с другими детьми, а любил бродить один в садах или в полях. Немногие понимают задумчивого ребенка, и я не могу сказать, что был счастлив в жизни. Приблизительно в двенадцать лет по чистой случайности я подслушал беседу не скольких пожилых людей и впервые узнал из этого разговора о существовании йоги. Это происшествие пробудило во мне желание побольше выяснить об этом предмете. Я стал расспрашивать людей и благодаря этому смог получить несколько книг на тамильском, в которых было много интересного о йоге. Как лошадь скачет по пустыне в жажде воды, так мой ум жаждал еще более полных знаний об этом. Но вскоре я дошел до той точки, когда казалось невозможным что-либо еще добавить к узнанному. Однажды я перечитал, как будто случайно, изречение в одной из моих книг, где говорилось: «Чтобы преуспеть на тропе йоги, нужно иметь личного учителя». Теперь эти слова произвели на меня потрясающее впечатление. Я почувствовал, что лишь оставив дом и путешествуя, я найду своего учителя. Но мои родители не согласились бы на это. Не зная, что еще делать, я начал втайне заниматься некоторыми дыхательными упражнениями, о которых собрал кое-какие крупицы информации. Эти практики не помогли, а, наоборот, навредили мне. Я тогда не представлял, что без руководства опытного учителя любому человеку небезопасно делать эти упражнения, но мое рвение было таково, что я не мог ждать до тех пор, пока встречу учителя. Через несколько лет проявился результат моего эксперимента. На моей макушке появилась маленькая ранка; казалось, что кожа прорвалась в самом слабом месте. Во всяком случае, кровь хлынула из раны, и все мое тело похолодело и оцепенело. Я думал, что умираю. Два часа спустя странное видение возникло перед моим мысленным взором. Я словно увидел фигуру почтенного йога, и он обратился ко мне со словами: «Теперь ты видишь, до какого опасного состояния ты довел себя этими запретными упражнениями. Пусть это будет тебе суровым уроком». Затем видение исчезло, и довольно странно, что с этого момента мое состояние стало улучшаться и я совершенно поправился. Но шрам все еще остается.

Брама нагибает голову. Тонкий, круглый рубец явно заметен на его макушке.

— После этого печального опыта я оставил дыхательные упражнения и ждал несколько лет до тех пор, пока не ослабеют домашние узы, — продолжает он. — Когда мне представилась удобная возможность обрести свободу, я оставил дом и отправился на поиски учителя. Я знал, что лучший способ проверки учителя — это совместная жизнь с ним в течение нескольких месяцев. Я находил учителей и то оставался с ними, то возвращался домой в разочаровании. Одни были главами монастырей, другие — лидерами центров духовного обучения, но никто из них не был тем, кто мне нужен. Они давали много философии, но мало — из своего собственного опыта. И большинство из них только повторяло, что сказано в книгах; но они не могли предложить реального практического руководства. А я хотел не книжных теорий, а практического опыта йоги. Так посетил я не менее десяти учителей, но никто из них не показался мне настоящим мастером йоги. Тем не менее я не отчаивался. От неудач моя решимость достичь цели только возрастала.

Я был уже на пороге возмужания и решил оставить родительский дом навсегда, отказаться от мирской жизни и до самой смерти искать истинного мастера. Так я ушел из дома в свое одиннадцатое паломничество. Я бродил повсюду, пока не пришел к большому селению в районе Танджора. Утром я спустился к берегу реки умыться, а потом пошел вдоль течения. Скоро я набрел на небольшое святилище из красного камня, пожалуй, даже, это был миниатюрный храм. Я заглянул в него с любопытством. И с удивлением увидел группу людей, собравшихся вокруг человека, который был почти обнажен; фактически, на нем была только набедренная повязка. Люди смотрели на него с выражением величайшего уважения. Было нечто достойное, значительное и таинственное в облике центральной фигуры. Я, в благоговейном страхе и очарованный, остался у входа и вскоре понял, что маленькое собрание проходит своего рода обучение. У меня возникло острое чувство, что человек в центре — настоящий йог, истинный учитель, а не просто наполненный книжной мудростью схоласт. Я не сумею объяснить, откуда появилось это чувство.

Вдруг учитель повернул лицо к двери и наши глаза встретились. Тогда я, подчинившись внутреннему побуждению, вошел в храм. Учитель тепло приветствовал меня и пригласил сесть со словами: «Шесть месяцев назад я решил принять тебя в ученики. Сейчас ты пришел». Я вспомнил, приятно пораженный, что именно шесть месяцев назад оставил дом, начиная свое одиннадцатое странствие. Вот так я встретил своего Учителя. После я сопровождал его во всех путешествиях. Иногда он заходил в города, иногда удалялся, уединяясь, в леса или в джунгли. С его помощью я начал успешно совершенствоваться в йоге. Мой Учитель был йогом с большим опытом, он занимался системой контроля над телом. Существует несколько систем йоги, различающиеся в методах и упражнениях; а система, по которой обучался я, — единственная, которая начинает с тела, а не с ума. Я также учился, как добиваться контроля над дыханием. Однажды я постился сорок дней, готовясь к получению одной из сил йоги.

Можете себе представить, как я удивился, когда однажды Учитель послал за мной и сказал: «Жизнь полного ухода от мира еще не для тебя. Возвращайся к своему народу и живи нормальной жизнью. Ты женишься, у вас родится один ребенок. В возрасте тридцати девяти лет тебе будут даны знаки. После того, как ты обретешь свободу, ты снова удалишься от мира. И тогда ты отправишься в леса и будешь медитировать в одиночестве, пока не достигнешь цели, к которой стремится каждый йог. Я буду ждать тебя, и ты вернешься ко мне».

Я подчинился его приказу и вернулся в родные места. В свое время я женился на верной и преданной женщине, которая родила мне одного ребенка, как и предсказывал учитель. Но вскоре моя жена умерла. Моих родителей давно уже не было в живых, поэтому я оставил мой родной город и приехал сюда, поселился в доме старой вдовы, которая родом из моих краев и знает меня с детства. Она следит за моими домашними нуждами и, кроме того, поскольку годы умудрили ее, разрешает мне жить замкнуто согласно правилам нашей школы.

Брама замолкает, а я нахожусь под таким впечатлением от его рассказа, что мои вопросы как бы иссякли. Две или три минуты полного молчания, затем йог поднимается, поворачивается к дому и медленно уходит. Брахман и я следуем за ним.

Наша тропа ведет через прекрасные пальмовые рощи и сквозь обширные заросли казуарины. Река сверкает в ярком солнечном свете, и около часа мы с удовольствием идем вдоль ее берега. Вскоре мы добираемся до людных мест. Рыбаки заходят в воду, ибо, по древнему обычаю, они ловят рыбу не с лодок и не с берега, а стоя по пояс в потоке, сетями и корзинами.

Красоту пейзажа дополняют птицы с ярким оперением, порхающие над рекой. Ветерок приятно овевает наши лица и доносит к нам слабый запах моря. Мы подходим к дороге, и я с сожалением оставляю реку. Стадо хрюкающих свиней пробегает мимо нас, их пасет седоволосая женщина низшей касты, она подгоняет несчастных отставших животных бамбуковой палкой.

Наконец Брама оборачивается, чтобы попрощаться с нами. Я выражаю надежду на новую встречу. Он согласен, и тогда я решаюсь просить его оказать мне честь, посетив мой дом. К великому удивлению моего спутника брахмана, йог охотно соглашается побеседовать этим вечером.

* * *

С наступлением сумерек я с некоторым нетерпением жду прихода Брамы. Несколько вопросов крутятся в моей голове. Его короткая автобиография весьма заинтересовала меня, тогда как странный характер озадачил.

Когда слуга докладывает о госте, я делаю несколько шагов к веранде и поднимаю сложенные ладони в знак приветствия. Символика этого общего для индусов приветствия, которому я быстро научился, может показаться эксцентричной для западного ума. Ибо жест означает: «Моя душа и ваша — едины!» Индийцу приятно получить его от европейца, что указывает на редкость такого события, хотя это не более чем просто индийская замена рукопожатия. А поскольку мне хочется, чтобы меня принимали с дружелюбным вниманием, я стараюсь уважать индийские обычаи и условности, насколько я осведомлен о них. Это не означает, что я собираюсь «превратиться в туземца» — у меня нет такой цели, — но я уверен, что обращаться с другими нужно так, как хотел бы, чтобы обращались со мной.

Брама следует за мной в большую комнату и сразу же садится на корточки, скрестив ноги, на полу.

— Вы не сядете на диван? — спрашиваю я его через переводчика. — Он очень мягкий и чрезвычайно удобный.

Но нет — он предпочитает твердый пол! Хотя индийские полы выложены плиткой, а не дощатые.

Я выражаю ему мою благодарность за посещение и предлагаю немного еды, которую он благосклонно принимает и ест в молчании.

После трапезы я чувствую, что должен рассказать что-то о себе, что могло бы объяснить мое неожиданное вторжение в его жизнь. Поэтому я коротко рассказываю о силах, которые привели меня в Индию. По окончании рассказа Брама покидает крепость отчужденности, в которой был так надежно укрыт, и дружелюбно кладет руку мне на плечо.

— Приятно слышать, что такие люди есть на Западе. Ваше путешествие не напрасно, ибо вы узнаете многое. В счастливый для меня день судьба привела нас на одну и ту же тропу. Спрашивайте все, что хотите знать, и насколько позволит мой обет, я с радостью расскажу вам обо всем.

Эти слова на самом деле — большая удача! Я спрашиваю о природе его системы йоги, о ее истории и целях.

— Кто рискнет сказать, каков возраст системы контроля над телом, которую я изучаю?

—Наши тайные тексты говорят, что ее поведал бог Шива мудрецу Гхеранде. Из губ того ее узнал мудрец Матраянда и научил других. Так переходила она по традиции непрерывной линией сквозь тысячи лет; но сколько именно тысяч, мы знать не знаем и не интересуемся, хотя считается, что это — последнее из учений йоги, которое возникло в древности. Таково было падение человека даже в те дни, что боги дали ему путь духовного спасения, который вел исключительно через тело. Йога контроля над телом малопонятна для всех, кроме ее адептов, которые мастерски владеют ею, а обычные люди обладают самыми фальшивыми представлениями о нашем древнем учении. Поскольку таких адептов — увы! — теперь редко встретишь, самые дурацкие искаженные упражнения ходят беспрепятственно среди толпы под видом нашей системы. Сходите в Бенарес и вы увидите человека, который сидит весь день и спит всю ночь на ложе из острых гвоздей; в другом месте вы найдете человека, который держит одну руку поднятой, так что она наполовину высохла от бездействия, а ногти выросли до нескольких дюймов. Вам будут рассказывать, что эти люди занимаются нашей системой йоги, но это не так. Такие люди скорее позорят ее. Нашей целью не могут являться мучения тела дурацкими способами ради удовольствия публики; эти самоистязатели-аскеты — невежественные люди, узнавшие из слухов или от какого-нибудь друга несколько упражнений, коверкающих тело. А поскольку они не знают наших целей, то искажают эти упражнения, преувеличивая их неестественность. Однако обычные люди уважают таких глупцов и награждают их едой и деньгами.

— Но заслуживают ли они порицания? Если настоящие йоги стали столь редки и хранят свои методы в секрете, то непременно возникнет неправильное понимание, — возражаю я.

Брама пожимает плечами, и насмешливое выражение кривит его губы.

— Разве раджа выставляет свои драгоценности на большой дороге напоказ публике? — спрашивает он.

— Нет, он скрывает их в сокровищнице в глубинах подвалов своего дворца. Знание нашего учения — одно из величайших сокровищ, какими может владеть человек. Разве их предлагают на базаре всем и каждому? Кто бы ни желал завладеть этим сокровищем — пусть ищет его. Это единственный правильный путь. Наши тексты неизменно предписывают секретность, поэтому наши Учителя позволяют открывать важные знания, только проведя через испытания учеников, преданных им не менее чем в течение нескольких лет. Наша йога — самая тайная из всех; она полна серьезных опасностей не только для самого ученика, но и для других людей. Вы думаете, я соглашусь открыть вам какие-нибудь даже самые первоначальные догмы без крайней осторожности?

— Это понятно.

— Но в нашем учении есть ветвь, о которой я могу рассказать вам более свободно. С ее помощью мы укрепляем волю и совершенствуем тело новичков, ибо только так их можно подготовить для более сложных упражнений настоящей йоги.

— Полагаю, этим бы заинтересовались на Западе!

— Многие наши упражнения укрепляют разные части тела и органы, уничтожают или предотвращают определенные болезни. При некоторых позах происходит нажатие на особые нервные центры; они в свою очередь воздействуют на определенные органы, которые не работают должным образом, и помогают им войти в норму.

— Вы применяете лекарства?

— При необходимости используются определенные травы, собранные на прибывающей луне. Мы владеем четырьмя видами упражнений, или методов, которые при их регулярном выполнении ведут к оздоровлению физического тела. Сначала мы учим искусству отдыха для успокоения нервов. Для этого существует четыре соответствующих упражнения. Затем мы изучаем «потягивание», которое копирует естественные движения здоровых животных. В третьей части мы основательно очищаем тело разнообразными методами, которые могут показаться вам забавными, но на самом деле превосходно действуют. Наконец, мы учим искусству дыхания и его контроля.

Я настойчиво прошу продемонстрировать какие-нибудь упражнения.

— Нет большого секрета в том, что я вам сейчас покажу, — улыбается Брама. — Начнем с искусства отдыха. Кое-чему по этому предмету мы можем научиться у обычной кошки. Наш Учитель усаживал кошку в круг учеников и велел нам обращать внимание, как грациозно отдыхающее животное. Он учил нас внимательно наблюдать за ней, когда полуденный зной заставляет ее засыпать. Он рассказывал нам, как она бывает осторожна, пристально наблюдая, когда припадает к земле перед мышиной норкой. Он объяснял нам, что поведение кошки — совершенный образец истинного отдыха, ибо она знает, как запасать и сохранять каждую частицу силы. Вам кажется, что вы умеете отдыхать, но на самом деле это не так. Вы посидите на этом стуле некоторое время, затем начнете перемещаться с места на место, потом нервно ерзать, а затем вытягиваете ноги. Хотя вы не встаете со стула и внешне кажетесь спокойным, мысли одна за другой пробегают в вашем сознании. И это вы называете отдыхом? Но чем он отличается от состояния активности?

— Эта точка зрения никогда не приходила мне в голову, — говорю я.

— Животные знают, как расслабиться, но немногие люди владеют таким знанием. Ведь животными управляет инстинкт, этот голос Природы, в то время как людьми управляют их мысли. А поскольку люди редко владеют своим сознанием, их нервы и тела в результате оказываются пораженными болезнями; к тому же они мало отдыхают по-настоящему.

— Что же нам тогда делать?

—Для начала вам необходимо научиться сидеть по-восточному! Кресла, может, и полезны в ваших северных странах, но вам нужно уметь обходиться без них во время упражнений йоги. Наш способ сидеть действительно самый спокойный. После работы или прогулки он дает покой всему телу. Он очень прост — для вашего обучения сядьте на коврик или циновку возле стены вашей комнаты; сядьте, как вам удобнее, и обопритесь спиной о стену. Или же садитесь посреди комнаты на циновку, опираясь на кушетку или кресло. Потом согните ноги в коленях и скрестите их. Не должно быть ощущения напряжения, вы не должны напрягать мускулы. Итак, это ваше первое упражнение — сядьте и полностью расслабьте тело, стараясь выдерживать дыхание спокойным. И находясь в этом положении, пообещайте себе увести свои мысли от всех мирских забот и дел; пусть ваш ум покоится на прекрасном предмете, картине или цветке.

Я оставляю легкое кресло и сажусь на пол, лицом к Браме, в описанной им позе. Это поза портного старых времен, сидящего за работой, скрестив ноги.

— Да, вам она дается легко, — замечает Брама, — но другие европейцы считают ее неудобной, потому что они не привыкли к этому. У вас одна ошибка — нужно держать позвоночник в прямом положении, а не в согнутом. Теперь я покажу вам еще одно упражнение.

Брама подтягивает колени к подбородку, хотя его ноги по-прежнему скрещены, но немного отодвинуты от туловища. Потом он обхватывает колени руками.

— В этой позе хорошо отдыхать после того, как вы долго стояли на ногах. Осторожно перенесите большую часть веса тела в центр тяжести седалища. Позанимайтесь так несколько минут, если сильно утомлены. Эта поза расслабляет важные нервные центры.

— Во всяком случае, она чрезвычайно проста.

—Нам требуется неусложненное обучение искусству отдыха; фактически самые легкие наши упражнения дают лучшие результаты. Ложитесь теперь на спину и вытяните ноги вместе. Поверните пальцы наружу. Пусть и ваши руки отдыхают вдоль тела. Расслабьте каждый мускул. Закройте глаза. Как бы распластавшись на полу, перенесите весь свой вес в пол. Невозможно правильно сделать это упражнение в постели, ибо нужно держать позвоночник совершенно прямым. Положите на пол ковер. В этой позиции вас успокоят исцеляющие силы Природы. Мы называем ее позой мертвеца. На практике можно научиться отдыхать в любом из этих положений в течение часа, если захотите. Они снимают напряжение мускулов и успокаивают нервы. После расслабления мускулов приходит покой ума.