О способах осуществления [йоги]. 4 страница

По аналогии рассматривают ложь и другие изъяны душевной жизни (dosa). Выделение 27 подразделов насилия и прочего служит разветвленным диагностическим обоснованием для оценки поступка и поиска соответствующей pratipaksa.

Что касается кармических последствий изъянов душевной жиз­ни, то все они также разбираются на примере насилия. Здесь рас­суждение строится по принципу симметрии: при лишении жертвы сил совершающий насилие обрекает свое сознание и организм, т. е. источник жизнедеятельности, на неизбежную потерю энергии. Следствием причинения страданий жертве выступает будущее стра­дание в новом рождении: совершающий насилие рождается в аду либо в облике животного или голодного духа. Убивая другого, он и себя ежеминутно ставит на грань смерти и жизни. Но тут кармическая ситуация принимает асимметричный вид: чтобы избыть след­ствия совершенного убийства, убийца продолжает существовать, ибо должен исчерпать плод своего деяния. И даже если ранее, до убийства, накопленные благие действия предопределяют счастливую форму рождения, новая жизнь все-таки не будет продолжительной.

Сутры 35 — 45 посвящены серии лаконичных определений тех «совершенных способностей», которые йогин обретает в результате практики самоконтроля во всех его видах и соблюдения религиоз­ных предписаний.

Совершенные способности, однако, есть нечто такое, что вовне проявляется не прямо, но опосредованно — их знаком служит йогическое могущество, которое, в свою очередь, порождено победой над ложными помыслами. Перечисляются определения десяти видов такого могущества. Это исчезновение враждебности между антаго­нистами в присутствии йогина, утвердившегося в ненасилии. Утвер­дившись в истине, он может вызывать желаемое следствие своих слов; происходит как бы заклятие правдивым словом. Оно, согласно «Таттва-вайшаради», неотвратимо (apratihata) в своем действии. Честность по отношению к чужой собственности, сделавшись лич­ностной установкой йогина, привлекает к нему «все драгоценности». Воздержание сохраняет и приумножает энергию и позволяет приблизиться к статусу учителя. Неприятие даров (последнее требо­вание правил самоконтроля, яма) порождает знание ответов на все вопросы, связанные с прошлым и будущим рождениями и промежу­точными состояниями. Таким образом, из десяти видов могущества четыре — результат практики ямы, утверждения в искусстве само­контроля.

Способностей же, порожденных соблюдением религиозных предписаний (нияма), шесть. Все они представляют собой виды лич­ного совершенства, которого добиваются вследствии очищения тела и сознания; два важнейших аспекта — самообучение и преданность Ишваре — достигаются благодаря помощи богов и мудрецов, йогин получает способность совершенного сосредоточения (сутры 44 — 45).

Асаны, т. е. специальные йогические позы, рассматриваются в сутрах 46 — 48. Вачаспати Мишра разъясняет, что само слово «асана» означает либо «сиденье», либо «позу сидящего». Она стабильна (sthira), удобна, дает ощущение приятного (sukham) и расслабление (sukhavaham). Названные в сутре 46 асаны подробно описываются в «Таттва-вайшаради». Они выполнимы при условии снятия естест­венного напряжения и сосредоточения сознания на бесконечном. Благодаря упражнению в них прекращается воздействие противопо­ложностей, организм обретает неподверженность, устойчивость относительно противоположных влияний (dvandvanabhighatah) окружающей среды.

Сутры 49 — 50 отведены таким важным разделам йогической практики, как сознательная регуляция процесса дыхания — пранаяма, возможная при условии овладения искусством асан. В сут­ре 49 Патанджали дает классическое определение регуляции дыхания: svasaprasvasayorgativicchedah pranayamah. Каждая дыха­тельная пауза после глубокого вдоха или полного выдоха называется pranayama; первая из них — внешняя, вторая — внутренняя. Третий вид осуществляется, когда легкие не слишком сжаты или расшире­ны; в этом случае движение воздуха прекращается единым усилием.

Согласно традиционной точке зрения, по мере сознательного замедления дыхания пространство (desa) его распространенияуменьшается. Оно подразделяется на внутреннее, при заполнении которого «жизненное дыхание» (ргапа) ощущается йогином даже в подошвах ног, и внешнее. В связи с разъяснением техники пранаямы вводится представление о соответствующей временной размерности, что подробно определяется в «Таттва-вайшаради».

У йогина, утвердившегося в сознательной регуляции процесса дыхания, исчезает «препятствие для света» и разрушается карма, выступавшая помехой в обретении различающего знания. Из-за пранаямы генерализующая способность разума (манас) делается пригодной для концентрации (сутра 53). Это значит, что манас обобщает данные органов чувств, и его приспособленность к кон­центрации подразумевает изменение взаимоотношений с индриями.

Завершающая проблема второй главы — подчинение органов чувств (сутры 54 — 55). Отвлечение их достигается при остановке сознания. Вьяса перечисляет четыре позиции, касающиеся сущности подчинения органов чувств: отсутствие страстного влечения к объек­там; законный чувственный опыт, или привязанность к чувствен­ным объектам, не запрещенная авторитетными религиозными тек­стами, — сфера неполного подчинения индрий; устранение или не­устранение чувственного опыта по собственному желанию; наконец, чувственный опыт, свободный от аффектов. Все эти позиции не соответствуют системе Патанджали. Ссылаясь на авторитетное сви­детельство, комментатор утверждает, что подчинение органов чувств — это отсутствие чувственного восприятия в результате кон­центрации сознания на одной точке. Отсюда прекращение деятель­ности органов чувств при остановке деятельности сознания.

В третьей главе — «О совершенных способностях» (vibhutipada) излагается концепция сверхнормальных, или совершенных, пси­хических способностей, получающих развитие благодаря практике йоги. Вачаспати Мишра в своем субкомментарии отмечает, что «сверхнормальные, или «совершенные», способности... являются причиной возникновения веры (sraddha) и благоприятствуют опыту сосредоточения.

В сутрах 1—7 рассматриваются, однако, не сами способности, а методы (samyama) их достижения. Они определяются как «внут­ренние» средства йоги в отличие от пяти «внешних»: самоконтроля и прочего, описанных в предыдущей главе (сутра 7).

«Внутренних» способов три: концентрация сознания на конкрет­ном телесном локусе (чакре), созерцание (дхьяна) и сосредоточе­ние (самадхи). Порядок перечисления методов не произвольный, поскольку в нем отражена конкретная причинно-следственная зави­симость. Концентрация — это фиксация сознания на соответствую­щем телесном локусе, например «пупочном центре» (nabhicakra).

Вачаспати Мишра уточняет, что сознание может вступать в непо­средственное отношение связи только с внутренними локусами, но не с внешними объектами.

Созерцание (дхьяна) определяется как сфокусированность од­нородных состояний сознания на данном локусе, причем, говорит Вьяса, речь идет об однородном течении содержаний сознания, не нарушаемом другими содержаниями. Следует отметить, что наи­более частый перевод ключевого термина dhyana — «медитация» — мало что объясняет в существе дела. Вачаспати Мишра сообщает, что дхьяна реализуется с помощью концентрации (dharana); «одно­родность» потока расшифровывается как «однонаправленность» (ekagrata). Ссылаясь на «Вишну-пурану», субкомментатор указы­вает на «первые шесть компонентов [йоги]» в качестве обязательно­го условия, реализация которого предшествует практике дхьяны, без этого она невозможна (сутра 2).

Третий способ — сосредоточение (самадхи) — это дхьяна, достигшая такого качественного уровня, при котором «созерцание как бы лишено собственной формы» и объект «высвечивается» сам по себе (сутра 3). Вачаспати Мишра говорит, что дхьяна в таком случае «высвечивается» (nirbhasyate) лишь как форма созерцаемого объекта, и это означает, что она проявляется как форма объекта созерцания (dhyeyakara), но не как форма самой дхьяны (dhyanakara). То обстоятельство, что сосредоточение определяется также в качестве дхьяны, «лишенной своей формы», осмысляется по­средством термина sunya («пустая»). Это состояние достигается «благодаря полному растворению во внутренней природе созерцае­мого объекта» (Вачаспати Мишра).

Высшая дисциплина сознания, санъяма, в системе Патанджали выступает в роли общего обозначения собственно психотехнической процедуры. По Вачаспати Мишре, термины dharana (концентра­ция), dhyana (созерцание) и samadhi (сосредоточение) употреб­ляются в текстах этой школы в близком значении, и «было бы излишне трудоемким [каждый раз] приводить соответствующий термин (samjna); поэтому для краткости [Вьяса] говорит об их тер­минологическом употреблении (paribhasa) в сутре: «Эти три вместе [называются] санъяма».

Если попытаться проанализировать этапы собственно психо­технической процедуры в контексте эпистемологической установки системы Патанджали, то необходимо иметь в виду, что менталь­ное конструирование как характеристика познавательной деятель­ности, концептуализация воспринимаемой реальности, выступает в виде различения между процессом созерцания (dhyana) и его объ­ектом (dhyeya). В состоянии самадхи это различение устраняется.

Результат практики санъямы — устойчивый «свет мудрости», мудрость сосредоточения, пребывающая в «незамутненном потоке» (nirmalapravaha), к которому не примешиваются другие содержа­ния сознания (pratyaya).

Психотехническая процедура осуществляется, как уже отмеча­лось, в строгой последовательности стадий: только тогда возникает «свет мудрости» (сутра 6). Совершенные способности, уточняет Вьяса, такие, как чтение чужих мыслей (paracittajnana) и прочее, обретенные посредством йоги, не должны применяться в прагмати­ческих целях, поскольку житейская практика реализуется не йогическими, а «иными средствами». Единственная цель санъямы — сама йога, т. е. освобождение (kaivalya) как ее конечный результат.

Через санъяму, связанную с внешней формой тела, «устра­няется ее способность быть воспринимаемой благодаря контакту между органом зрения и светом», т. е. достигается «невидимость» (сутра 21). Здесь интересно объяснение Вьясы: «Йогин становится невидимым, когда отсутствует связь между органом зрения [воспри­нимающего] и светом при наличии препятствия к способности быть воспринимаемым». Таким образом, речь идет не об измене­нии телесного вещества йогина, не о том фантастическом феномене, который описан Г. Уэллсом в романе «Человек-невидимка». Невиди­мость как совершенная психическая способность представляет собой обладание возможностью блокировать процесс восприятия света у других, т. е. определенным способом регулировать реакцию чужого зрачка на свет. По аналогии упоминается у Вьясы «неслы­шимость» и пр.

К области совершенных способностей относится в системе Патанджали и «знание о предстоящей кончине», достигающееся благо­даря санъяме относительно кармы и «дурных предзнаменований» (сутра 22). В комментарии Вьясы даются две классификации: дихо­томия кармы и трихотомия дурных предзнаменований. Карма, со­зревающая на протяжении одной жизни, приносит результат либо не­посредственный, либо отстоящий во времени. Благодаря санъяме, объ­ект которой — карма, ограниченная одной жизнью и определяющая ее продолжительность, у йогина возникает знание сроков кончины.

Дурные предзнаменования разделены на три группы в зависи­мости от сферы соотнесения: к самому йогину, к другим живым су­ществам и, наконец, к существам божественным. Эти предзнамено­вания служат указанием на близкую кончину.

Совершенные способности, которые Патанджали именует «си­лой дружелюбия» и прочими благими чувствами (сутра 23), возни­кают благодаря санъяме на дружелюбии, сострадании и радости. Взращиваются эти чувства соответственно по отношению к трем объектам: к существам, пребывающим в счастливом состоянии; к тем, кто подвергается страданию; к склонным к добродетели. Куль­тивирование этих чувств и рождает силу дружелюбия, силу состра­дания и силу радости, что возможно лишь благодаря сосредоточе­нию. «Силы» означают «энергии, не встречающие препятствий».

Те, кто склонен к греху, должны вызывать у йогина лишь беспри­страстность, нейтральность, которая по своей природе не есть чувст­во. Таким образом, санъямы на бесстрастии не может быть по определению, и следовательно, никакой силы бесстрастия не возни­кает. По-видимому, имеется в виду энергетическое неучастие в грехе.

Совершенные способности, трактуемые как обретение силы, включают также «силу слона», «силу царя гарудов Вайнатеи»,»силу ветра» и пр. Все они достигаются посредством санъямы на этих объектах (сутра 24).

В сутрах 26—29 определяются совершенные способности зна­ния внешних объектов, включая и строение тела. Так, благодаря направлению деятельности манаса (интеллекта) на «тонкие», скры­тые или весьма удаленные объекты йогин обретает постижение их сущности (сутра 25).

Санъяма, объектом которой выступает Солнце, порождает кос­мологическое знание, или «знание Вселенной» (сутра 26). В ком­ментарии к этой сутре Вьяса довольно подробно излагает строение космоса. Согласно «Вьяса-бхашье», Вселенная охватывает семь ми­ров: мир земли (от ада Авичи до вершины горы Меру), мир «проме­жуточного пространства» (от вершины Меру до Полярной звезды — планеты, звезды, созвездия) и над ним пятеричный Небесный мир («Свар», включающий мир Махендры, Великий мир Праджапати и Мир Брахмы, состоящий из трех ступеней).

Ад Авичи («Без избавления») — как бы нижний предел, дно Великого ада, над которым надстраиваются шесть его ступеней. Великий ад — вместилище несчастных форм существования, являю­щихся кармическим следствием прошлой деятельности. В целом мир земли последовательно опирается на твердь, воду, огонь, ветер, акашу (особый вид пространства, выступающий средой распростра­нения звука) и на тьму.

Земная поверхность имеет своим центром «золотую царицу гор Сумеру», четыре стороны которой ориентированы по странам света. Гора Сумеру — центр континента Джамбудвипа, а всего континен­тов семь. К северу и югу от Сумеру располагаются по три цепи гор и по три равнинные области.Семь континентов омываются семью морями. Вся космологическая структура, в свою очередь, замкнута внутри Мирового яйца, этой «мельчайшей частицы прадханы, подоб­ной светлячку в воздушном пространстве» (Вьяса).

Выше земли, говорит Вьяса, «планеты, созвездия и звезды, при­крепленные к Полярной звезде, движутся, подчиняясь импульсу [космического] ветра. Все они расположены над Сумеру и вращаются вокруг нее». Солнце в данной картине мира связано с вершиной го­ры Сумеру, «прикреплено» к ней. Таким образом, дилемма геоцен­тризма и гелиоцентризма в этой системе астрономических представ­лений как бы не имеет под собой почвы: «...день и ночь сменяются по мере движения Солнца, как бы прикрепленного к вершине Суме­ру», а движение небесных тел подчинено своим собственным законам.

Любопытно, что в целом космология, представленная во «Вьяса-бхашье», соотносима с буддийской картиной мира в узловых пунктах (см. наши комментарии к сутре 26). Подробный сравнительный анализ двух космологических схем позволит прояснить культуроло­гический смысл сходства и различия, выявить общеиндийскую осно­ву и те особенности, которые обусловлены конфессиональной миро­воззренческой принадлежностью.

Важно, на наш взгляд, остановиться здесь на проблеме числовых космологических универсалий — «три», «пять» и «семь». Членение космоса по вертикали на три мира (земной мир, промежуточный и Свар) демонстрирует очень раннюю космологическую универ­салию архаических, а точнее, первобытных культур. Если и дальше вглядываться в космологическую схему «Вьяса-бхашьи» по вертика-ли, то обнаружится количественная несимметричность по отноше­нию к промежуточному миру: семь подземных сфер и пять божест­венных миров. В космологических моделях первобытных культур чаще всего наблюдалась вертикальная симметрия подструктур. «Пять» — кросс культурная числовая универсалия — в этнологиче­ских исследованиях обычно объясняется по аналогии с пятью паль­цами человеческой руки. Это, в свою очередь, означает, что «пять» указывает на присутствие антропоморфных представлений. Такое объяснение вполне приложимо к рассматриваемому материалу: боги Небесного мира подобны людям, причем боги нижних небесных сфер привержены чувственным и магическим наслаждениям, а при­надлежащие высшим — брахмачарины, приверженные созерцанию.

Числовая универсалия «семь» особенно интересна в том виде, как она дана в «Вьяса-бхашье». В этнологии существуют два объясне­ния ее генезиса. Во-первых, предполагается, что «семь» — это сумма числовой космологической индексации по вертикали (деление на три мира) и по горизонтали (ориентированность по четырем странам света). Подобное объяснение вполне приложимо к описаниям строе­ния мира Вьясой, причем частота употребления этой универсалии и различные аспекты ее приложимости свидетельствуют о большой культурной значимости, смысловой нагруженности числа. Второе объяснение, предложенное Б. А. Фроловым ', сводится к тому, что семь составляет четверть лунного месяца; это весьма важно для культур, опиравшихся на лунный календарь. Одновременно семь — число звезд в созвездии Большой медведицы, где Полярная звезда есть альфа этого созвездия. Данное объяснение, разработанное на основе анализа археологического материала бесписьменных куль­тур, находит благодаря приложимости к тексту «Вьяса-бхашьи» новое подтверждение.

Завершая космологическую инкорпорацию, комментатор возвра­щается к основной проблеме шастры — проблеме религиозного освобождения. Несмотря на то что боги высших сфер предаются практике созерцания, они погружены в сансару, правда, пребывают в сфере счастливых форм рождения. Лишь йогины, достигшие освобождения, «не располагаются ни в одном из миров», ибо все эти миры в своей совокупности — сансара.

Санъяма на Луне дает, согласно системе Патанджали, знание расположения звезд, а на Полярной Звезде — законов движения не­бесных тел (сутры 27—28). Описание совершенных способностей знания завершает определение способности знания строения тела, хотя такое определение отнюдь не означает знание только анатомии. Упоминание Вьясой «трех гуморальных составляющих — ветра, желчи и слизи», а также крови позволяет прийти к заключению, что речь идет о знании организма и его функций. Это достигается посредством санъямы на пупочной чакре. Иными словами, сутра 29, закончившая рассмотрение совершенных способностей знания, одновременно открывает описание способностей, достигаемых посредством санъямы на определенных телесных локусах.

Совершенная способность не ощущать голода и жажды дости­гается, по системе Патанджали, санъямой на области гортани: «хор­да под языком, за ней горло, за ним гортань» (сутра 30). Любопытно, что именно данная локализация, согласно современным представле­ниям психофизиологии, отвечает за возникновение речевых возбуж­дений в процессе осознания чего-либо — ив состоянии сна, и в со­стоянии бодрствования. Нужда организма в воде и пище становится у человека осознанной потребностью, только пройдя через акт осознавания и соответствующее этому речевое возбуждение. Когда процесс блокируется, голод и жажда не осознаются и не причиняют беспокойства.

Неподвижность достигается при санъяме на «трубе под гортанью внутри» (сутра 31). Вероятно, эта локализация соответствует брон­хиальному дереву.

Санъяма на области черепной коробки (sirah kapala) порождает видение существ, «передвигающихся в пространстве между небом и землей» (сутра 32).

Далее Патанджали вводит представление о способности к интуи­тивному озарению (pratibha, синоним taraka) — начальной форме знания, порождаемого различением (сутра 33). С помощью интуи­тивного озарения «йогин познает все» (Вьяса). Остается неясным, проявляется ли данная совершенная способность спонтанно в про­цессе санъямы на черепной коробке или как-то иначе.

Санъяма на сердечной области, на «лотосе сердца», в котором, согласно Вьясе, локализуется способность сознавания, порождает «постижение сознания» (сутра 34). Оно настоятельно необходимо, поскольку вне этого невозможно перейти к санъяме на «том, что существует для собственной цели», т. е. на Пуруше, радикально отличном от сознания как такового.

Таким образом, материал «Вьяса-бхашьи», комментирующий сутры 9—15, представляет собой изложение концепции сознания-носителя, противопоставленной абхидхармистскому учению о прин­ципиальной бессубстанциальности потока психической жизни. На­правленность контраргументации строится так, чтобы позиция оппонентов-сарвастивадинов, утверждавших, что «все есть дхармы», выглядела не более чем поверхностным описанием предмета, не учитывающим подлинной основы самоидентичности сознания — привязки всех его состояний к субстанции-носителю. (Подробно буддийский взгляд на дхармы изложен нами в соответствующих разделах комментария.)

Материал сутр 16—54 полностью посвящается «рассмотрению области санъямы йогина, который обрел все средства для дости­жения желаемой цели» (Вьяса).

Первая из совершенных способностей, на которой останавли­вается Патанджали,— «знание прошлого и будущего». Вьяса ком­ментирует это, опираясь на концепцию parinama: знание прошлого и будущего достигается вследствие санъямы относительно измене­ний качественной определенности, отличительных признаков и усло­вий существования, т. е. того «тройственного изменения, которое испытывается непосредственно в личном опыте» (сутра 16).

Затем рассматривается совершенная способность «знания зву­ков, издаваемых всеми живыми существами». Она обретается благо­даря различению объекта слова и значения, которые обычно сме­шиваются ввиду ложного их отождествления (сутра 17). Коммента­тор в этой связи разворачивает довольно пространное лингвофило-софское рассуждение. Слово понимается в качестве «целостной последовательности артикулируемых звуков, соотнесенной в резуль­тате условного соглашения с данным объектом и передающей [со­держание] единичного ментального акта». Слово, или обозначающее (vacaka) ,— знак объекта, т. е. обозначаемого (vacya).

Вьяса придерживается традиционной лингвофилософской кон­цепции, согласно которой различие между словом (sabda) и звуком (dhvani, varna) имеет абсолютный характер. Их отождествление, когда комплекс звуков принимается за слово, в рамках данной кон­цепции полагалось категориальной ошибкой. Такой взгляд опирался на следующее рассуждение: передача значения — это функция слова; звук (nadanusamhara, т. е. нераздельность звучания) — лишь способ обнаружения слова. Правильное понимание языка становится воз­можным благодаря насыщению рассудка обычных людей «следами бессознательных впечатлений» в процессе языкового общения.

Комментатор стоит на той лингвофилософской точке зрения, что любое слово, будь то имя или глагол, способно выражать смысл законченного предложения: имя подразумевает предикат, глагол — все необходимые актанты. В этом его позиция отличается от воззре­ний некоторых иных школ, утверждавших, что носителем смысла в предложении выступает глагол, а все прочие части речи лишь слу­жат ограничителями, конкретизирующими этот смысл.

Затем Вьяса указывает, что «строение слова», его граммати­ческая форма способны передавать смысл предложения, ибо разъяс­нение грамматической формы (совместно с семантикой слова) всег­да имеет вид предложения. Приводится такой пример: «шротрия» — тот, кто знает ведийские тексты наизусть.

Другой аспект, связанный с пониманием значения слова, соглас­но Вьясе, выражается в том, что лишь в результате анализа грам­матической формы слова в предложении можно выяснить, что есть само слово — глагол, имя или что-либо иное. Это необходимо преж­де всего потому, что внешняя форма различных частей речи в пред­ложении может оказаться идентичной.

Слово выражает и действие, и отношение, и объект, и значение. Объект выступает «опорой слова», «опорой понятия», но, пребывая в изменении собственных состояний, он не сопровождается ни сло­вом, ни понятием. Иначе говоря, объект — одна реальность, язык — другая, а сознание нетождественно ни тому, ни другому. Именно это различие и постигается йогином.

Совершенная способность знания прошлых рождений (сутра 18) обретается через непосредственное постижение формирующих фак­торов, которые Вьяса разделяет на два вида: во-первых, причины памяти и аффектов (выступающие в форме следов бессознательных впечатлений), во-вторых, причины созревания плодов кармы (в фор­ме праведности и неправедности). Непосредственное постижение санскар достигается через санъяму на изменении и усилии сознания, прекращении его развертывания, потенциальной энергии аффектов, жизнеспособности и дхармы, т. е. на тех качественно-определенных состояниях сознания, которые были охарактеризованы Вьясой ранее как «невоспринимаемые». Необходимое условие — чувственный опыт касательно пространства, времени и порождающих условий. Благодаря всему этому возникает знание собственных прошлых рождений и прошлых рождений других живых существ.

Свой комментарий к этой сутре Вьяса завершает указанием на то, что любые рождения — в счастливой или несчастной форме — всецело принадлежат сфере страдания, поскольку даже такое свойство саттвы разума, как счастье удовлетворения, обладает при­родой трех гун. А все, что с ними связано, безусловно, подлежит устранению.

Способность знания чужой ментальности, постижение чужого сознания достигается благодаря непосредственному восприятию содержаний познавательного акта (сутра 19). Такая санъяма, гово­рит Вьяса, — это непосредственное восприятие содержаний чужого сознания (pratyayasya paracittajnanam). Йогин воспринимает окрашенность содержаний чужого сознания, но не может восприни­мать опору аффекта. Таким образом, чужая ментальность не пред­стает здесь в роли «оптического устройства», посредством которого йогин видит объекты чужого чувственного опыта, — он непосред­ственно воспринимает лишь содержательную сторону психической жизни другого, но не объектную реальность, служащую опорой для нее (сутра 20).

Санъяма, будучи определена применительно к задачам позна­вательного сосредоточения как совокупность «трех внутренних средств», одновременно рассматривается в системе Патанджали и как внешнее средство по отношению к йоге, «лишенной семени», т. е. к сосредоточению непознавательному (сутра 8). Отсюда вопрос: если в момент прекращения деятельности сознания продолжается развертывание гун, то какова в этом случае природа изменения сознания?

Вьяса разъясняет, что активно действующие санскары есть ка­чественно-определенные состояния сознания (дхармы), но они отнюдь не тождественны познавательным актам (pratyaya), т. е. содержанию сознания. Здесь проводится различение процес­суальной (дхармы) и содержательной сторон сознания. Прекраще­ние развертывания содержаний сознания, согласно Вьясе, не озна­чает устранения процессуального аспекта сознания.

«Подавленные» санскары, т. е. формирующие факторы, действие которых направлено на остановку, также суть дхармы. Их появле­ние означает, что началось истощение активно действующих сан­скар. Изменение состояния сознания на стадии остановки и характе­ризуется чередованием этих дхарм (сутра 9).

Искусность в практике остановленных санскар приводит к спо­койному течению сознания, т. е. к «непрерывному течению форми­рующих факторов остановки, свободному от загрязнения актуализи­рующими факторами» (Вачаспати Мишра). Если же йогин еще не искушен в этом, то «санскара, тяготеющая к остановке, подавля­ется той, что имеет свойство активного проявления» (сутра 10).

Сознание обладает также свойствами «направленности на все объекты» (sarvarthata) и «однонаправленности» (ekagrata). В «Таттва-вайшаради» это разъясняется так: «Направленность на мно­жество объектов есть свойство рассеянности сознания (viksiptata). Будучи всегда существующей, она не исчезает <...>. Сознание, свя­занное по самой своей сути с постепенным исчезновением (арауа) многонаправленности и появлением однонаправленности как своими качественными характеристиками (...), тяготеет к сосредоточению, т. е. специфицируется сосредоточением, которое реализуется (sad-hyamana) постепенно, в свойственной ему последовательности (purvaparibhuta)».

Изменение однонаправленности сознания трактуется как дости­жение тождества прошедших и только что возникших содержаний сознания. Отметим, что «изменение» здесь следует понимать в смыс­ле развития, трансформации, преобразования. В состоянии сосредо­точения сознание связано с двумя видами содержания (когниций): прошлыми, «успокоенными» концентрацией, и теми, что возникают в тождестве с предыдущими. Прошлые и настоящие одинаковы (tu-lya), но тождественность бывает лишь при условии однонаправлен­ности тех и других содержаний сознания. Это и есть трансформация сознания как носителя (dharmin) качественно-определенных со­стояний (dharma).

В сутре 12 проводится различение между сознанием и его состоя­ниями, причем сознание трактуется в качестве носителя, а состоя­ния — в качестве свойств. Это чрезвычайно важно для понимания всей психологической концепции, представленной в «Вьяса-бхашье». Система Патанджали, как видно из комментария Вьясы к сутрам 13—14, стремилась противопоставить учению абхидхармистов о несводимости потока психической жизни к чему-либо иному, кроме себя, самого (т. е. потока дхарм), идею нетождественности этого потока и сознания в качестве носителя.

Школа санкхья-йога придерживалась той позиции, что транс­формация сознания (трактуемого как dharmin) осуществляется через преобразование его качественно-определенных состояний (дхарм). Эти состояния связаны с тремя формами времени, на что указывает отличительный признак каждой дхармы. Формула транс­формации сознания-носителя, приводимая Вьясой, такова: «Изме­нение носителя достигается через дхармы, изменение дхарм, ха­рактеризующихся [связью] с тремя формами времени,— через отличительный признак, а изменение отличительного признака — через условия существования».