Происхождение и сущность человека.
Происхождение и сущность человека.
Метафизика человеческого бытия
Основные характеристики человека
- Несводимость
- Непредопределенность
- Незаменимость и неповторимость
- Невыразимость
// Философия: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. Отв. редакторы: В.Д. Губин, Т.Ю. Сидорина, В.П. Филатов. - М.: ТОН - Остожье, 2001. - 704 с.
Происхождение и сущность человека.
Возникновение человека является чудом, так же, как и возникновение жизни. Прежде чем возник человек, должна была возникнуть жизнь на Земле, а это возникновение не меньшее чудо, поскольку десятки факторов должны были совпасть, чтобы создались благоприятные условия: крайне редко встречаются системы с одной звездой, обычно существует две звезды - а значит большая радиация и избыток света; наша система находится на самом краю нашей Галактики, в относительно спокойном районе; Земля находится на оптимальном расстоянии от Солнца (на Венере слишком жарко, а на Марсе слишком холодно); у нее оптимальная масса (малые планеты не удерживают атмосферы, а на больших она находится в жидком состоянии) и т.д.
До сих пор неизвестно, была ли жизнь в виде спор занесена на Землю из космоса или возникла химическим путем. Но как бы то ни было, возникшая жизнь не обязательно должна была развиваться до человека, она вполне могла существовать в виде грибов или плесени. Во Вселенной, по-видимому, нет какого-то однонаправленного развития в сторону усложнения, скорее, наоборот - Вселенная изменяется от космоса к хаосу.
То, что возник человек, было совершеннейшей случайностью, непредсказуемой мутацией. Природа наобум пробовала десятки вариантов: были питекантропы, неандертальцы, синантропы, зинджантропы, родезийские люди и, наверное, множество других, не известных нам видов. И вот возник вид человекообразных обезьян, кроманьонцы, у которых был чуть-чуть больше мозг, быстрее скорость реакции. Они начали с того, что перебили своих конкурентов и стали быстро распространяться по Земле. А могли бы и не возникнуть или не выжить, поскольку у них были мощные противники, например неандертальцы. Есть гипотеза, что "снежные люди" это последние выжившие неандертальцы. Это могучие люди (имеются кадры кинохроники), до сих пор не знающие огня и прекрасно приспособленные к природе.
Человек сегодняшний, homo sapiens (человек разумный), совершенно к природе не приспособлен и не должен был бы выжить. Ученые считают, что для того, чтобы человек рождался совершенно готовым к жизни (жеребенок или теленок через несколько часов после рождения могут самостоятельно передвигаться, питаться и т.д.), он должен проводить в утробе матери 21 месяц. Иначе говоря, мы все рождаемся как бы недоношенными. Ребенок много лет не может жить самостоятельно, ни одно животное не может позволить себе такой роскоши - до 10 - 15 лет кормить и обучать собственное дитя.
Но эта неприспособленность обернулась необычайным преимуществом для человека. Ребенок, в отличие от детеныша животного, рождается с совершенно открытой программой, в нем почти ничего не заложено наследственно кроме некоторых инстинктов и неявных предрасположенностей. Ребенок формируется не во чреве матери, а здесь, в мире, когда слышит человеческую речь, чувствует материнскую любовь, видит краски и звуки мира. Любое животное, любое неразумное существо не может чего-то не делать, в нем все или почти все жестко запрограммировано природой. Ласточка не может не летать и не кормить своих птенцов, она делает по 200 вылетов в день, и, даже если птенцы вдруг погибнут, она все равно будет носить червяков и пытаться кормить ими птенцов, пока не распадется инстинктивная связь действий. А человек может вообще ничего не делать.
Поскольку человек рождается с такой открытой программой, то из него можно вылепить что угодно, в его наследственности ничего жестко не записано. Вырастет среди волков - будет волком, среди обезьян - обезьяной, а среди людей, если повезет, может стать человеком. Правда, те, кто росли с первых дней своей жизни среди животных, вернувшись к людям, больше людьми не становятся. Человеческий мозг формируется под влиянием человеческого окружения с первых часов жизни.
Много лет в исторической науке, антропологии, философии господствовала точка зрения, согласно которой труд сделал человека человеком. Человек поднялся над животным состоянием только тогда, когда стал производить орудия труда, и в этом его главное отличие от животных. Однако подобное положение дел сейчас представляется неверным: примитивные каменные орудия - топоры, дубины просуществовали почти миллион лет, не подвергаясь значительным изменениям, за это время, согласно данным археологии, не произошло существенного усовершенствования техники обтесывания камней.
Животные в этом преуспели значительно больше, они оказались более искусными строителями и изобретателями. Плотины бобров, геометрически правильные ульи, термитники свидетельствуют о том, что животные значительнее прогрессировали в такого рода деятельности, чем человек. Если бы техническое умение могло быть достаточным основанием для определения интеллекта, то, по мнению известного американского философа Л. Мэмфорда, человек долгое время рассматривался бы как безнадежный неудачник.
Благодаря чрезмерно развитому и постоянно активному мозгу, человек с самого начала обладал большей умственной энергией, чем ему было необходимо для выживания на чисто животном уровне. И он давал выход этой энергии не только при добывании пищи и размножении, но и в производстве очень странных, с точки зрения насущных потребностей, вещей: наскальных рисунков, культовых предметов (тотемных столбов, которым поклонялись как духам рода, молитвенных дощечек и т.д.). "Культурная работа" заняла более важное положение, чем утилитарный ручной труд.
Далеко не всегда при раскопках древних стоянок человека археологи находят орудия труда, но почти всегда - предметы религиозного культа или образцы примитивного искусства. Человек оказался не столько животным, производившим орудия труда, сколько животным, производившим символы, - символическим животным. Например, первобытная семья, перед тем как идти на охоту, три раза обегала вокруг тотемного столба и пять раз приседала. Считалось, что после этого охота будет удачной. Если бы животное могло размышлять, то оно решило бы, что люди ведут себя подобно сумасшедшим. Но, с точки зрения человека, это было важнейшее символическое действо, в котором он вводил себя в особое состояние, творил себе невидимых, символических покровителей, т.е. совершал чисто человеческие действия, развивал свою специфическую человеческую природу.
Так, у некоторых народов сохранился древнейший обряд похорон, когда на них приглашаются плакальщицы. Эти женщины ведут себя артистически, рвут на себе волосы, бьются головой о гроб, жалобно кричат, хотя на самом деле никаких чувств к покойнику не испытывают, их наняли разыграть действо. Дело в том, что этот "спектакль" имеет огромный символический смысл: родственники после такой встряски уже никогда не забудут умерших, особенно дети родителей. Этот ритуал способствует образованию и закреплению памяти, потому что забывать естественно, а помнить - искусственно. Человек - существо искусственное, его не рождает природа, он сам себя рождает и творит. Человек должен был пройти через человекообразующую машину (миф, ритуал), чтобы стать человеком.
Особенно быстро человек стал развиваться с возникновением языка - теперь уже производство "культурных" предметов намного обогнало создание орудий труда и, в свою очередь, способствовало быстрому развитию техники. Расширявшая границы жизни культурная "работа" заняла более важное положение, чем утилитарный ручной труд. До этого ничего уникального в технической деятельности человека не было, не было ничего специфически человеческого в орудиях труда. Главным орудием, потрясающим и великолепным, было его тело. Удивительно пластичное, приспособленное к любому виду деятельности, управляемое разумом, оно могло создавать гораздо более важные и сложные вещи, чем примитивные топоры и деревянные колья. "Даже рука, - полагал Л. Мэмфорд, - была не просто мозолистым рабочим орудием: она ласкала тело возлюбленного, прижимала ребенка к груди, делала важные жесты или выражала в упорядоченном танце и в совместном ритуале некоторые иным образом невыразимые чувства жизни или смерти, о запомнившемся прошлом или желаемом будущем" [1].
1 Мэмфорд Л. Техника и природа человека // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С.228.
Любая культурная деятельность человека, любое производство орудий были направлены не столько на подчинение окружающей среды, на увеличение добычи пищи, сколько на укрощение самого себя. Ему нужно было реализовать громадную внутреннюю энергию, суперорганические потенциальные возможности. Когда человеку не угрожало враждебное окружение, его расточительная гиперактивная нервная организация, часто неразумная и неуправляемая, служила скорее препятствием, чем помощью в его выживании. Контроль над своей психикой с помощью создания символической культуры был более существенным, чем контроль над внешней средой.
Пока человек не сотворил самого себя в своем человеческом образе, он мало что мог сделать в окружающем его мире. К счастью, борьба за существование не завладела полностью энергией и жизнеспособностью первобытного человека и не отвлекла его от более насущной потребности - внести порядок и значение в каждую часть своей жизни. В решении этой задачи ритуал, танец, песня, рисунок, резьба и более всего дискурсивный язык играли решающую роль.
Многие русские философы также пытались внести свою лепту в разрешение проблемы происхождения человека. Во Франкфурте-на-Майне, вспоминал в "Опавших листьях" В.В. Розанов, он впервые увидел в зоологическом саду шимпанзе и поразился ее способностям - она помогала сторожу собирать на стол, сметала крошки, стлала скатерть. Дарвину, подумал тогда Розанов, повезло, если он произошел от такой умной обезьяны. Он мог бы произойти и от более мелкой, более позитивной породы. По мнению Льва Шестова, есть две гипотезы происхождения человека: библейская и дарвиновская. Библейская выдумка, полагал он, более правдоподобна: об этом свидетельствует неутолимая тоска и вечная жажда человека, его вечное неумение найти на Земле то, что нужно. Если бы человек произошел от обезьяны, он по-обезьяньи умел бы найти то, что ему нужно. Но на свете очень много людей, сумевших по-обезьяньи приспособиться к жизни. Из этого следует только, что и Дарвин и Библия правы. Часть людей произошли от согрешившего Адама, чувствуют в своей крови грех предков, мучаются им, а другие - от не согрешившей обезьяны, их совесть спокойна, они не терзаются и не мечтают об избыточном.
Современное "научное", "просвещенное" сознание с его принципами доказательства не хочет, согласно С.Л. Франку, ничего принимать на веру, для всего ищет объяснения. Только одно, самое главное, оно оставляет: спокойно примиряется с тем, что наше Я, наша личность, наша внутренняя жизнь со всеми ее потребностями, упованиями и мечтаниями совершенно случайно, неведомо откуда затесались в мир бытия и остаются в нем совершенно инородными, одинокими, бесприютными существами, обреченными на крушение и гибель.
Наука сводит бытие человека лишь к его природному существованию и дает беспомощные объяснения по поводу его происхождения. С точки зрения теории эволюции, человек с его душой, разумом постепенно развился из амебы или протоплазмы. Это все равно, как если бы мы сказали, что круг постепенно развился из треугольника или точки, а машина - из какой-нибудь гайки. Теория эволюции - это наивная мифология, полагал Франк. Человек не может развиться из того, что в принципе ему чуждо, он возникает совсем из другого источника. Можно даже сказать, что он не возникает, а в определенном смысле всегда есть. И если человек остается одиноким перед лицом холодного и равнодушного к нему космоса, если он в нем беззащитный скиталец, то это лишь значит, что он имеет родину совсем в иной сфере реальности.
Об этом, например, свидетельствует само рождение и первые младенческие годы существования человека. Удивительные строчки посвятил В. Розанов человеку, только что появившемуся на свет. Маленький человек, считал он, явственно обнаруживает бездонную тайну своего происхождения. Младенец - это не только сияние жизни, не только свежесть и чистота, которую мы утрачиваем с годами, но это еще явление той единственно бесспорной безгрешности, какую на Земле знает и испытывает человек. Мало сказать, что младенец невинен, (ни в чем не виновен и камень). Младенец обладает положительной невинностью, в нем есть не только отсутствие греха, но и присутствие святости. Понимающий человеческую природу не может смотреть на младенца без слез, без "переполненного сердца" (Гете).
Откуда же это странное волнение в нас? Глядя на дитя, считал Розанов, мы и в себе как будто пробуждаем видение "миров иных", только что оставленных этим человечком, свежесть, яркость и святость этих миров. Младенец - это "выявленная мысль Божия". Около младенца всякая взрослая добродетель является ограниченной, почти ничтожной, и человек, чем дальше отходит от момента рождения, тем больше "темнеет". В раннем детстве почти все дети обладают гениальными способностями: поражают их память, непосредственная яркость и свежесть восприятия, удивительное чутье по отношению к окружающим людям. Это все как бы дано ребенку от рождения. Его изначальная одаренность действительно представляется даром свыше, а потом ее уже невозможно специально удержать никаким воспитанием и обучением. В сиянии младенца есть глубинная святость, словно влага, еще не сбежавшая с его ресниц. Став взрослыми, люди вспоминают свое гениальное детство, свою память, свои способности к языкам и спрашивают себя: было ли это? Ведь взрослому человеку так трудно выучить хотя бы один иностранный язык, так трудно "расшевелить" свое воображение, так быстро все забывается и совершенно не верится, что когда-то в детстве мы все были гениями, по крайней мере, в наших задатках.
Ф. Ницше считал, что человек вообще еще не возник, в массе своей он еще остается супершимпанзе. Именно "супер", потому что в сравнении с обезьяной он более умный, более хитрый, более ловкий, но все равно - обезьяна. Как и русские мыслители, Ницше полагал, что теория Дарвина не подтверждается никакими серьезными фактами. Естественный отбор действительно способствует выживанию, но отнюдь не самых лучших и самых значительных особей. В результате естественного отбора никакого прогресса не происходит. Все яркое, красивое, талантливое вызывает зависть или даже ненависть и погибает - это особенно характерно для общества, но и в природе творится то же самое. Потомство дают лишь серые, невзрачные индивидуумы. У гениальных людей вообще редко бывают дети. Яркие люди, сильные и смелые, всегда идут вперед, не боятся рисковать жизнью и потому чаще всего рано сходят со сцены истории.
Единственными представителями истинной человечности являются, согласно Ницше, лишь философы, художники и святые. Только им удалось вырваться из животного мира и жить целиком человеческими интересами. Расстояние между обычным человеком (супершимпанзе) и обезьяной гораздо меньше, чем между ним же и истинным человеком. Здесь наблюдаются уже качественные различия, тогда как в первом случае только количественные. Но Ницше говорил о философах или художниках, конечно, не в профессиональном плане. Философ у Ницше - это тот, кто живет философски, обдумывает свою жизнь, предвидит последствия всех своих поступков, сам выбирает свой жизненный путь, не оглядываясь на стандарты и стереотипы. Так же и художник - это не только артист или писатель, это человек, который все, что бы он ни делал, делает мастерски, все у него получается добротно и красиво. Ну а святой - это по определению человек, ибо он совершенно избавился от страстей, жадности, эгоизма, полон любви и сострадания к любому человеку.
К сожалению, большинство людей - это слишком люди, слишком заземленные, слишком погруженные в свои мелочные дела и заботы, в то время как они должны, согласно Ницше, стремиться к сверхчеловеческому, к тем сверхчеловеческим (значит, не животным) качествам, которыми обладают философы или святые. Такие люди чаще всего похожи на обломки ценнейших художественных эскизов, где все взывает: придите, помогите, завершите, соедините! Они как бы еще не произошли и существуют как истинные люди только потенциально.
Но каким образом жизнь отдельного человека может иметь высшую ценность и глубочайшее значение? При каких условиях она менее всего растрачивается даром? Надо, считал Ницше, чтобы человек смотрел на себя как на неудавшееся произведение природы, но вместе с тем как на свидетельство величайших намерений этой художницы. Каждый должен сказать себе: на этот раз ей не удалось, но я буду стараться, чтобы когда-нибудь у нее это получилось. Я буду работать над воспитанием в себе философа, художника или святого.