Письма без установленной даты 27 страница
Я не имел никакого права запретить «оскорбительную статью», как вы её называете, по нескольким причинам. Разрешив наше имя связать с Т.О. и предать нас гласности, мы должны понести «наказание за наше величие», как сказал бы Олькотт. Мы должны разрешить выражение всякого мнения – доброжелательного и недоброжелательного; должны быть готовы в один прекрасный день чувствовать себя разнесёнными на куски и «провозглашёнными» на другой; почитаемыми на следующий и затоптанными в грязь – на четвёртый. Другая причина – Коган так распорядился. У него это означает – новые события, неожиданные результаты и опасность, я боюсь. Две первые подписи из двенадцати протестующих учеников принадлежат лицам, пользующимся доверием самого Когана. В этом направлении для м-ра Хьюма нет больше никакой надежды – свершилось! Он зашёл слишком далеко, и у меня никогда больше не будет благоприятного случая произносить его имя перед нашим уважаемым Владыкой. С другой стороны, осуждение принесло пользу. Коган дал распоряжение, чтобы молодого Туjtirmoy[71], парня лет четырнадцати, сына Бабу Нобин Банерджи, которого вы знаете, приняли в качестве ученика в один из наших монастырей близ Чамто-Донг в ста милях от Шигадзе, а его сестру, девственную восемнадцатилетнюю йогиню – в женский монастырь Пали. Таким образом у Основателей будет два свидетеля в нужное время, и они не будут зависеть от капризов м-ра Хьюма, вздумает ли он нас убить или воскресить. Что касается доказательств, знаем ли мы или не знаем больше тайн природы, чем ваши учёные и теологи, то это зависит от вас и от тех, кого вы отберёте себе в помощь в этой важной задаче.
Я надеюсь, мой дорогой друг, что вы попытаетесь внушить м-ру Хьюму следующие факты: Хотя работа, совершённая им для Общества, была в конечном счёте чрезвычайно важна, и хотя она могла бы принести наиболее полезные результаты, всё же его осудительная статья почти уничтожила совершённый им труд. Более чем когда-либо люди будут смотреть на него, как на сумасшедшего; члены-индусы будут порицать его годами; наших учеников ничто не заставит смотреть на него иначе, как на иконоборца, высокомерного навязчивого человека, неспособного на какую-либо благодарность, следовательно – негодного стать одним из них. Это вы должны выдать за своё личное мнение. Разумеется, последнего не нужно, если оно не совпадёт с вашими личными чувствами и не может быть высказано, как ваше действительное мнение по этому делу, ибо я лично получил указание не порывать с ним до того дня, как настанет кризис. Если он пожелает удержать свой официальный пост в Эклектике, помогите ему в этом. Если нет, я вас настоятельно прошу принять пост президента. Но я предоставляю всё вашему такту и благоразумию. Сообщите ему также, что протест учеников не является делом наших рук, а есть результат категорического указа, исходящего от Когана. Протест был получен в штаб-квартире на два часа раньше почтальона, принёсшего знаменитую статью, и в тот же день были получены телеграммы от нескольких учеников в Индии. Вместе с подстрочным примечанием, посланным Джуль Кулом, чтобы добавить к статье У.Оксли, сентябрьский номер рассчитан на произведение некоторой сенсации не только у наших индусов, но и среди мистиков Англии и Америки. К вопросу о «Братьях» живой интерес поддерживается, и это может принести свои плоды. Красноречивое перо м-ра Хьюма, под маской человеколюбия, изливает потоки горчайшей желчи, нападая на нас с оружием, которое под видом законности и употребления для самых честных целей, преследует цели насмешки и оскорбления. И всё же он в такой степени сохранил подобие истинной веры в наше знание, что нас, больше чем вероятно, впредь будут представлять такими, каковы мы на самом деле. Что я раз о нём сказал, того и придерживаюсь. Внешне он может иногда искренне прощать, но он никогда не может забыть. Он тот, каких, говорят, Джонсон очень обожал – «хороший ненавистник».
О, мой друг, несмотря на все ваши недостатки и ваше довольно шумное прошлое, насколько неизмеримо выше вы стоите в наших глазах, чем наш «Я есмь» со всеми его «весьма великолепными ментальными способностями» и внешне трогательной натурой, скрывающей внутреннее отсутствие чего-нибудь подобного настоящим чувствам и сердцу!
М. хочет, чтобы я сказал вам, что он решительно отказывается применять какую-либо предосторожность того рода, которую вы советуете. Он презирает X. совершенно. Всё же в случае действительной опасности он бы первым защитил его за его труды для Т.О. Он говорит, что в случае, если X. узнает о его смешной ошибке, он готов доказать другим существование оккультных сил, но не оставит X. ни одной ноги, на чём стоять. Его наказание должно быть полным, иначе оно не будет иметь влияния, и он будет только вымещать свою злобу на невинные жертвы. Хьюм показал нас миру, как бесчестных и лживых прежде получения им когда-либо хотя бы единого неотрицаемого доказательства, что мы таковы, и что он оправдан в своих обвинениях, хотя бы даже видимостью, подобием бесчестья. Если X. завтра решит изобразить нас, как убийц, М. постарается создать майю, чтобы эти слова оказались выполненными и, затем уничтожить её и выявить его, как клеветника. Боюсь, что он прав с точки зрения наших правил и обычаев. Они антиевропейские, я признаюсь.
За исключением телеграммы и одного письма М. никогда не писал Ферну. Пять или шесть других писем с почерком М. исходят от Дуг-па, который опекает Ферна. Он надеется, что вы не испортите его работы и что вы всегда останетесь верным и истинным другом ему также, как он вам. Ферн никогда не повторит какого-либо эксперимента, вроде салфетки по той простой причине, что больше писем ему не доверят.
Я получил письмо от полковника Чезни и отвечу ему через несколько дней через молодого ученика, который доставит ответ вам для передачи вместе с моим почтительным приветом. Не пугайте этого парня. Он ответит на все дозволенные вопросы, но не более. Из Симлы он проследует в Будда Гайя и Бомбей по делам и будет обратно около ноября.
С искренним дружелюбием Ваш К.Х.
Письмо 86
Мне приказано моим возлюбленным Учителем, известным в Индии и в Западных странах под именем К.Х.Л.С., чтобы я сделал от его имени нижеследующее заявление в ответ на некоторые сообщения, сделанные м-ром У.Оксли и посланные им для опубликования в журнал «Теософ». Упомянутый джентльмен, утверждает, что мой Учитель К.Х. три раза посетил его «в астральном теле» и имел беседу, во время которой, как утверждает м-р Оксли, он давал последнему объяснения по поводу астральных тел вообще и о неспособности его собственного Майяви-Рупа сохранить его сознание одновременно с телом «на обоих концах провода», – поэтому мой Учитель заявляет, что:
1. Кого бы не видел м-р Оксли и не беседовал с ним в указанное время, это был не К.Х., автор писем, опубликованных в «Оккультном Мире».
2. Несмотря на то, что мой Учитель знает этого джентльмена, и который однажды оказал ему честь своим собственноручным письмом, дав таким образом возможность познакомиться с ним (с м-ром Оксли) и искренне восхититься его интуитивными способностями и западной учёностью, всё же он (К.Х.) никогда не приближался к нему ни астрально, ни иным путём. Также он никогда не имел беседы с м-ром Оксли, тем более, в которой и предмет обсуждения, и то, что о нём говорилось, и предпосылки, и заключения – всё было ошибочным.
3. Вследствие вышеупомянутого утверждения, повторение которого рассчитано на то, чтобы ввести в заблуждение многих из наших теософов, мой Учитель решил издать нижеследующее постановление.
Отныне любой медиум или ясновидящий, который склонен утверждать, что он или был посещён моим Учителем, или имел беседу с ним, или видел его, должен приводить доказательство к этому путём помещения перед текстом своего сообщения трёх тайных слов, которые он, мой Учитель, доверит м-ру А.О.Хьюму и м-ру А.П.Синнетту, президенту и вице-президенту «Эклектического Теософического Общества» в Симле. До тех пор, пока они не найдут этих трёх слов правильно повторенными каким-либо медиумом или в заголовке какого-либо соответствующего сообщения, будь то устное или печатное, исходящего от него или неё, или от его или её имени, всякое утверждение должно рассматриваться, как незаслуживающее доверия, и никакого внимания на него не должно быть обращено. К своему сожалению, мой Учитель вынужден прибегнуть к этой мере, так как к несчастью, в последнее время такой самообман стал вполне частым явлением и требует быстрого пресечения.
Вышеприведённые заявление должно быть добавлено в виде подстрочного примечания к публикуемому сообщению м-ра Оксли.
По поручению Джуль Кул. М.ХХХ.
Письмо 87
К.Х. – Синнетту
Мой дорогой друг!
Это письмо доставит в ваш дом Дарбхагири Нат, один из моих учеников, и его со-ученик Чандра Кушо. Им запрещено войти в чей-либо дом без приглашения. Поэтому я прошу вас простить наши дикие обычаи и в то же время приноровиться к ним, посылая им от своего имени приглашение и теперь, если вы можете принять их наедине и без риска, что они в вашем доме могут встретить чужих; или в любое другое время сегодня вечером или поздно ночью.
Я не имею ни малейшего возражения, если м-с С, ваша леди, увидит кого-нибудь из них, но я прошу, чтобы она не обращалась к ним, потому что им по законам нашей религии запрещено говорить с какой-либо женщиной, за исключением их матерей и сестёр, иначе она их очень смутит. Я прошу её делать это во имя меня и ради меня. Я также доверяю вашей дружбе, что никто кроме вас не будет говорить с ними. У них своя миссия и дальше её они не должны идти:
1. Доставить в ваши руки мои «ответы на знаменитые противоречия»;
2. Встретиться с м-ром Ферном. Если у вас есть для меня ответ, то когда вы будете готовы, Дарбхагири Нат в любое время придёт за ним. Я также очень серьёзно прошу вас не навязывать им м-ра Хьюма. Не думайте о том, что случилось, пока всё разъяснено.
Всегда ваш К.Х.
Р.S. Им также запрещено обмениваться рукопожатиями, т.е. прикасаться к кому-либо. Но вы можете пригласить моего малыша прийти к вам и говорить с вами сколько захотите при условии, что будете осмотрительны.
Письмо 88а
Синнетт – К.Х.
ЗНАМЕНИТЫЕ «ПРОТИВОРЕЧИЯ»
Получены осенью 1882 г.
(Ответы К.Х. помещены в письме 88б)
Я надеюсь, что вы воздадите мне должное за послушание, что я тщательно и против своей склонности постарался собрать в одно дело для истца так называемые противоречия. Как я уже сказал в другом месте, мне они не кажутся стоящими, чтобы о них можно было беспокоиться, хотя в данное время они оставляют во мне неясными мои представления о Дэва-Чане и жертвах несчастных случаев. Я до сих пор не следовал вашему совету отмечать их, потому что они мне не досаждали.
1. Хьюм был склонен отыскивать противоречия в некоторых ваших письмах, относящихся к эволюции человека, но в беседе с ним я всегда настаивал, что это совсем не противоречия, а просто дело в языке и путанице в кругах и расах. Затем он делал вид, что думает, что вы создавали свою философию по мере продвижения и чтобы выйти из затруднения изобретали значительно больше рас, чем было задумано сначала, каковую гипотезу я всегда высмеивал, как абсурд.
2. Я не переписал здесь о жертвах несчастных случаев, процитированных в моём письме от 12 августа и кажущихся противоречащими поправкам в корректуре моего «Письма о Теософии». Вы уже выразились по поводу этих цитат на обратной стороне того же письма.
3. «Мне легко понять, что нас обвиняют в противоречиях и несовместимости даже в том, что сегодня пишем одно, а завтра это отрицаем. Если бы вы знали, как я пишу свои письма и сколько времени я могу им уделить, то, может быть, вы относились бы к ним менее критически, если не придирчиво».
4. Вот этот отрывок заставил меня подумать, что, может быть, некоторые более ранние письма сами сделались «жертвами несчастного случая».
Но обратимся к делу истца:
5. «Большинство тех, кого вы можете назвать, если хотите, кандидатами на Дэва-Чан, умирают и снова рождаются в Кама-Лока без воспоминаний... Едва ли вы назовёте воспоминанием один из ваших снов, какую-нибудь отдельную сцену или сцены, в ограниченных пределах которых вы найдёте включёнными несколько человек... и т.д. Назовите это личным воспоминанием А.П.Синнетта, если вы можете». Написано на обратной стороне моего письма к Старой Леди.
6. «Конечно, новое Эго, как только оно народилось в Дэва-Чане, удерживает на некоторое время, пропорционально его земной жизни, «полное воспоминание о своей духовной жизни на Земле». Длинное письмо о Дэва-Чане.
7. Все те, кто не погрязли в тине неисправимого греха и скотства, идут в Дэва-Чан.
8. Он (Дэва-Чан) является воображаемым Раем, в каждом случае создание самого Эго и наполнен им сценами событий и населён людьми, которых он ожидал бы встретить в подобной сфере возмещаемого блаженства.
9. Также не можем мы назвать это полным воспоминанием, но лишь частичным.
X. Любовь и ненависть – единственные бессмертные чувства – единственные, которые переживают после крушения Эдема или феноменального мира. Вообразите себя в Дэва-Чане с теми, кого вы любили такою бессмертною любовью, с туманными знакомыми пейзажами в качестве фона и полное отсутствие всего, относящегося к вашей социальной, политической и литературной жизни – Прежнее письмо, т.е. записки.
10. «Так как сознательное ощущение своей личности на Земле есть лишь мимолётный сон, то это чувство будет так же подобно сну в Дэва-Чане, только во сто крат усиленнее». Длинное письмо о Дэва-Чане.
11. «... Знаток, который проводит эоны в восторге, слушая божественные симфонии в исполнении воображаемых ангельских хоров и оркестров». Длинное письмо смотрите (9) X. Смотрите мои записки 10 и 11 о Вагнере и т.д.
12а. Вы говорите: «Ни в коем случае, следовательно, тогда за исключением самоубийц и пустых оболочек, нет возможности какого-либо другого привлечь на сеанс». Заметки.
12б. «На полях я писал "редко", но я не произносил слова "никогда"». Приложено к письму от 12 августа.
Письмо 88б
К.Х. – Синнетту
А.
На этом этапе нашей переписки, будучи ошибочно понимаем, как это в общем кажется, даже вам лично, мой верный друг, стоит и полезно нам обоим, чтобы вам были сообщены некоторые факты, связанные с адептством. Запомните поэтому следующие пункты:
1. Адепт, как высочайший, так и наинизший, является Адептом только в течение применения им оккультных сил.
2. Каждый раз, когда эти силы нужны, суверенная воля отпирает двери ко внутреннему человеку (Адепту), который может явиться и свободно действовать только при условии, что его тюремщик, внешний человек, будет или совершенно или частично парализован по требованию данного случая, а именно:
а) ментально и физически:
б) ментально, но не физически;
в) физически, но не совсем ментально;
г) ни то, ни другое, но с акашическим фильмом, введённым между внешним и внутренним человеком.
3. Малейшие применение оккультных сил, как вы теперь видите, требует усилия. Мы можем приравнять это ко внутренним мускульным усилиям атлета, готовящегося применить свою физическую силу. Невероятно, что какой-либо атлет стал бы всё время забавляться, напрягая свои мускулы в предвкушении поднятия тяжести; также нельзя предполагать, что какой-либо Адепт будет держать в постоянной напряжённости своего внутреннего человека, держать его функционирующим, когда в этом нет немедленной необходимости. Когда внутренний человек отдыхает, Адепт становится обычным человеком, ограниченным его физическими чувствами и функциями физического мозга. Привычка обостряет интуицию последнего, но не в состоянии сделать их сверхчувствительными. Внутренний Адепт всегда наготове, всегда бодрствует, и этого достаточно для наших целей. Во время покоя его способности тоже в покое. Когда я сижу за едой или когда я одеваюсь, читаю или как-нибудь иначе занят, я не думаю даже о тех, кто находится близ меня. И Джуль Кул легко может разбить свой нос до крови, стукнувшись в темноте о балку, как это с ним случилось вчера вечером (как раз потому, что вместо введения «фильма» он необдуманно парализовал все свои внешние чувства, пока разговаривал с другом на далёком расстоянии) – и я остался в полном неведении этого факта. Я не думал о нём, отсюда моё незнание.
Из вышесказанного вы легко можете сделать вывод, что Адепт является обычным смертным во все моменты ежедневной жизни, за исключением тех, когда действует внутренний человек.
Присоедините к этому неприятный факт, что нам запрещено применять даже частицу нашей силы в связи с «Эклектиком» (за что вы должны благодарить вашего Президента, и только его), и что то малое, что сделано – сделано, так сказать, контрабандой, и затем начните силлогизировать так: К.Х., когда он пишет нам, не есть Адепт. Не Адепт подвержен ошибкам. Потому К.Х. очень легко может совершить ошибки.
Ошибки в знаках препинания, которые часто меняют значение предложения; идеоматические ошибки, которые весьма вероятны, особенно при такой спешке в писании, как у меня; ошибки, возникающие из-за случайной путаницы в терминах, которые мне приходилось узнавать от вас, так как вы являетесь автором «больших кругов», «малых кругов», «земных кругов» и т.д., и т.д. Теперь, вместе со всем этим, я прошу разрешения сказать, что после того, как я сам внимательно перечитал «Знаменитые Противоречия» снова и снова, и после дачи их для прочтения М., и затем высокому Адепту, чьи силы не сформированы канцелярией Коганов, чтобы он их не растрачивал на недостойные цели по личной склонности, после всего этого мне было сказано следующее: «Всё это совершенно правильно. Зная, что вы хотите сказать, не больше чем любой другой человек, ознакомленный с этой доктриной, я не могу найти в этих отдельных отрывках ничего, что действительно противоречило бы одно другому. Но так как многие предложения неполны и предмет разработан безо всякого порядка, то я не удивлюсь, что ваши мирские ученики находят в них недостатки. Да, они нуждаются в более исчерпывающем объяснении».
Таково решение одного Адепта, и я поддерживаю его; я постараюсь дополнить информацию ради вас.
В одном единственном случае отмеченном на ваших страницах и в моих ответах (12 и 12в), последний «истец» имеет право на выслушивание, но ни на грош на возмещение убытков, ибо по закону ни один – ни истец, ни ответчик – не имеют права ссылаться на незнание закона. Так же и в Оккультных Науках мирских учеников следовало бы заставлять принимать на веру сказанное Гуру в тех случаях, когда по своей неосведомлённости в этом они склонны к неправильному истолкованию смысла, вместо прямого обвинения Гуру в противоречиях! Теперь, разрешите констатировать, что в отношении двух предложений, соответственно отмеченных 12а и 12б, имеется явное противоречие, но только для того, кто не знаком с этим учением. Вы не были знакомы, и потому я признаю себя «виновным» в пропуске, но «невиновным» в противоречии. И даже в отношении первого, этот пропуск был настолько мал, что я, подобно девушке, обвинённой в детоубийстве, которая в своё оправдание заявила судье, что ребёночек был настолько мал, что его совсем нельзя было назвать ребёнком, я мог бы заявить то же самое, если бы перед моими глазами не было ужасающего определения в моём «изощрении изобретательности». Ну что же, прочтите объяснение, данное в моих «Записках и Ответах» и судите.
Кстати, мой дорогой Брат, я до сих пор не подозревал в вас такой способности к защите и извинении неизвиняемого, какое проявили вы в защиту меня по теперь знаменитому «изощрению изобретательности». Если статья (ответ К.К.Мэсси) написана в духе, какой вы приписываете мне в вашем письме, и если я или любой из нас имеет «склонность допускать более тонкие и прямые способы в преследовании своей цели», нежели это вообще считается честным правдолюбивыми и откровенными европейцами (включён ли м-р Хьюм тоже в эту категорию?), то действительно, вы не имеете никакого права извинять такой образ действия, даже мне. Также вы не имеете права рассматривать это как «просто в духе пятен на солнце», ибо пятно есть пятно, будь оно на сияющем светиле или же на медном подсвечнике. Но вы ошибаетесь, мой дорогой друг. Тут не было ни более тонких, ни прямых видов действий, чтобы выручить её из затруднения, созданного её двусмысленным стилем и незнанием английского языка, а не её незнанием предмета, что не есть одно и то же и совершенно изменяет дело. Так же я не остался в неведении о том факте, что М. писал вам перед тем по этому предмету, так как это было в одном из его писем (в последнем случае перед тем, как я взял это дело на себя), в котором он коснулся вопроса о «расах» в первый раз и говорил о перевоплощениях. Если М. велел вам быть осторожным и не слишком исчерпывающе доверять «Изиде», то это было потому, что он преподавал вам истину и факт и что в то время, когда этот абзац был написан, мы ещё не пришли к решению по поводу учения людей без разбора. Он давал вам несколько таких примеров – если бы вы только перечитали его письмо, добавляя, что такие-то и такие-то предложения, написанные так-то, гораздо лучше объясняют факты, на которые только намекалось.
Конечно, для К.К.М. этот абзац должен показаться неправильным и противоречивым, ибо он «вводит в заблуждение», как говорит М. Много тем трактуется в «Изиде», даже таких, с которыми Е.П.Б. не было разрешено тщательно ознакомиться; всё же они не противоречивы и «не вводят в заблуждение». Заставить её сказать, как я её заставил, что «критикуемый абзац был неполон, хаотичен, неясен, неуклюж, как многие абзацы в этом труде» – было, я полагаю, достаточно «откровенным признанием», чтобы удовлетворить наиболее капризного критика. Признать, что «этот абзац был неправилен», с другой стороны, равнялось бы бесполезной лжи, ибо я утверждаю, что он правилен, ибо если он не даёт всей истины, он не искажает её в отрывках тех доказательств, которые даны в «Изиде». Суть недовольной критики К.К.М. не заключалась в том, что не была выдана вся истина, но в том, что истина и факты 1877 года были представлены, как ошибки, и опровергнуты в 1882 году; и это был тот вопрос, вредный для Общества, для его мирских и внутренних учеников, и нашего учения, который нужно было показать в его истинном свете, именно как ошибочное понимание, обязанное тому факту, что доктрина «семеричности» ещё не была разглашена миру в то время, когда писалась «Изида». И таким образом это было показано. Мне жаль, что вы находите, что её (Е.П.Б.) ответ, написанный под моим непосредственным вдохновением, «не очень удовлетворителен», ибо это доказывает мне только то, что вы ещё не очень прочно усвоили разницу между шестым, седьмым и пятым [принципами] или бессмертной и астральной или личной «монадами-Эго». Это подозрение подтверждается тем, что Н – X даёт в своей критике на моё объяснение в конце своего письма в сентябрьском номере; ваше письмо передо мною дополняет доказательство к этому. Нет сомнения, «действительное Эго присуще в высших принципах, которые воплощаются» периодически каждые одну, две или три и более тысячи лет. Но бессмертное Эго, «индивидуальная монада», не есть личная монада, которая есть пятый принцип; и этот абзац в «Изиде» не отвечал восточным учениям о воплощении, которые утверждали в той же самой «Изиде», если бы вы прочли её целиком, что индивидуальность или бессмертное Эго должно снова появиться в каждом цикле, но западные, в особенности французские реинкарнисты, которые учат, что личная или астральная монада, Манас или интеллектуальный ум, короче говоря, пятый принцип является тем, что каждый раз воплощается. Таким образом, если вы ещё раз прочитаете цитированный К.К.М. отрывок из «Изиды» против «Обозревателя Совершенного Пути», вы, может быть, найдёте, что Е.П.Б. и я были совершенно правы, утверждая, что в вышеуказанном отрывке подразумевалась только «астральная монада». А далее имеется значительно более сильный «шок недовольства», нанесённый моему рассудку, когда я нашёл, что вы отказываетесь признать в астральной монаде личное Эго, тогда как все мы называем его, несомненно, этим именем, и звали так в течение тысячелетий; этот шок более сильный, чем будет ваш, когда вы встретите эту монаду под настоящим именем в «Отрывках о Смерти» Э.Леви.
«Астральная монада» есть личное Эго и поэтому она никогда не перевоплощается, вопреки учению французских спиритов; она перевоплощается только «в исключительных обстоятельствах», и в таком случае, перевоплощаясь, она не становится оболочкой. Если она успешна в своём втором воплощении, она становится оболочкой и затем постепенно теряет свою личность после того, как становится, так сказать, опорожнённой от своих лучших и высших духовных атрибутов, уносимых бессмертною монадою или «духовным Эго» в течение последней и величайшей борьбы. «Потрясение чувств» поэтому, должно бы быть с моей стороны, так как, действительно, это только «казалось ещё одною иллюстрацией различия между восточным и западным методами», но не было, в данном случае. Мне очень понятно, мой дорогой друг, что в расхолаживающих условиях, в каких вы находитесь ментально, вы готовы греться даже в лучах погребального костра, на котором совершается современное Сатти; но почему, почему называть это солнцем с его пятном – трупом?
Письмо, адресованное мне, которое ваша деликатность не позволила вам прочесть, предназначалось для вашего прочтения и было послано с этой целью. Я хотел, чтобы вы прочли его.
Ваш намёк в отношении предстоящего испытания Дж.К. в искусстве искусен, но недостаточно, чтобы скрыть белые нитки иезуитской чёрной инсинуации. Дж.К., однако, за этим застали: «Nous verrons, nous verrons!»[72] – гласит французская песня.
Джуль Кул говорит, посылая свои самые смиренные селями, что вы «неправильно» описали ход событий в отношении первого портрета. Он говорит следующее:
1. «В тот день, когда она пришла», она не просила вас «дать ей лист бумаги», прежде чем вы начали говорить ей о моём портрете, насчёт которого она очень сомневалась, что вы сможете его получить. Только после получасового разговора об этом в парадной гостиной, вы двое образовали две верхних точки треугольника близ дверей вашей конторы, а ваша леди образовала низшую точку (он говорит, что он был там), когда она сказала вам, что она попытается. Вот тогда она попросила у вас лист толстой белой бумаги, а вы ей дали лист тонкой бумаги, носящей следы прикасания очень антимагнетической личности. Однако, он говорит, он сделал всё, что мог. На следующий день миссис С. взглянула на него ровно за 27 минут до завершения портрета, а не за «один или два часа перед тем», как вы говорите, ибо он сказал С.Л., чтобы она посмотрела как раз перед завтраком. После завтрака она попросила у вас кусок бристольского картона, и вы ей дали два куска, оба помеченные, а не один, как вы говорите. Когда она вынесла его в первый раз, это была неудача (он говорит: «брови, как пиявки»), и он был закончен лишь в течение вечера, пока вы были в клубе и на обеде, на который старая Упасика отказалась пойти. И опять это был он, Дж. Кул, «великий художник», который убрал эти пиявки и поправил шапку и черты, и который сделал его «похожим на Учителя» (он упорно называет меня Учителем, хотя в действительности он более не является моим учеником), так как М., после того, как испортил его, не стал беспокоиться, как его исправить, но предпочёл лечь спать вместо этого; и наконец, он говорит мне, что сходство большое и было бы ещё больше, если бы М. Сахиб не вмешался и предоставил бы свободу действий Дж.К. с собственным «художественным» приёмом. Таков его рассказ, и он неудовлетворён вашим описанием и сказал об этом Упасике, которая рассказала вам совсем по другому. Теперь обратимся к моим заметкам.
1. Меня они тоже не особенно беспокоят. Но так как они дают нашему общему другу хороший повод против нас, который он вероятно использует когда-либо гадким образом, преимущественно ему принадлежащим, лучше ещё раз объясню с вашего любезного разрешения.
2. Конечно, конечно, это наш обычный приём, чтобы выбраться из затруднений. Сами будучи «изобретёнными», мы оплачиваем изобретателям изобретением воображаемых рас. Имеется ещё многое, в чём нас обвиняют в изобретении. Ну, ну, ну, во всяком случае имеется одна вещь, в изобретении которой нас никогда не смогут обвинить – это сам м-р Хьюм. Изобрести нечто подобное не под силу высочайшим сиддхи-энергиям, какие только я знаю. А теперь, добрый друг, прежде чем мы двинемся дальше, пожалуйста, прочтите добавление А. Настало время, когда вы должны узнать нас такими, какие мы есть. Только для того, чтобы доказать вам, если не ему, что мы не изобрели тех рас, я выдам вам ради вашей пользы то, что никогда прежде не выдавалось. Я объяснял вам целую главу из труда Риса Девидса по буддизму или, скорее, по ламаизму, который по своему природному невежеству он считает искажением буддизма! Так как эти джентльмены ориенталисты берут на себя смелость давать мир[у] soi disant[73] переводы и комментарии на наши священные книги – пусть теософы показывают великое невежество этих «мировых» пандитов посредством дачи публике правильных доктрин и объяснение того, что они склонны бы рассматривать, как абсурдную фантастическую теорию.
3. И потому, что я признаю поверхностную или кажущуюся противоречивость – и то только в случае с человеком, который как и вы, совершенно не знаком с нашими доктринами – является ли это причиной, по которой они должны признаваться противоречивыми на самом деле? Предположим, что в одном из предыдущих писем я бы написал: «Луна не имеет атмосферы» – и затем перевёл бы речь на другие предметы; а затем в другом письме сказал бы: «Ибо луна имеет свою собственную атмосферу» и т.д. Несомненно, меня обвинили бы в том, что сегодня я говорю чёрное, а завтра – белое. Но где в этих двух предложениях мог бы увидеть противоречие каббалист? Я уверяю вас, что он не видел бы, ибо каббалист, который знает, что Луна не имеет атмосферы подобной земной, но имеет свою собственную, совершенно отличную от той, какую ваши люди назвали бы атмосферой. Знает также, что, подобно западникам, мы, восточники, а в особенности оккультисты, обладаем нашими собственными способами выражения мыслей, такими же ясными для нас, как ваши для вас. Для примера задумайте преподавать астрономию своему слуге. Скажите ему сегодня: «Посмотрите, как красиво заходит Солнце, посмотрите, как быстро движется, как оно восходит и заходит и т.д.» А завтра попытайтесь внушить ему факт, что Солнце сравнительно неподвижно, и что Земля сама теряет его из виду и снова видит его в своём суточном вращении; и десять против одного, что ваш ученик, если только у него имеются мозги, прямо обвинит вас в противоречии самому себе. Будет ли это доказательством вашего незнания гелиоцентрической системы? И могли бы быть обвинены при наличии хоть какой-нибудь справедливости, что вы «в один день пишете одно, а на другой день это отвергаете», хотя и ваше собственное чувство подсказывает вам, что нужно признаться, что вам «очень легко понять это обвинение».