Сила и материя. общедоступный очерк естественного мирового порядка

СИЛА И МАТЕРИЯ

[...] Нет силы без материи, нет материи без силы. Материя так же немыслима без силы, как и сила без материи. Взятые от­дельно одно от другого, оба этих понятия превращаются в пустые абстракции, служащие лишь для наглядного представления двух сторон, или способов проявления одной и той же сущности вещей (подлинной природы которой мы не знаем). Следовательно, сила и материя представляют, собственно, одно и то же, но с различ­ных точек зрения (стр. 11).

Все те, которые говорят о какой-то внемировой или сверхъ­естественной творческой силе, создавшей Мир из самой себя или из ничего, находятся в непримиримом противоречии с исходным и основным принципом философского исследования природы, опи­рающегося на опыт и действительность.

Ни сила не могла создать материю, ни материя силу, ибо мы уже знаем, что их отдельное существование эмпирически невоз­можно 'и логически немыслимо. А что не может быть отделено

[друг от друга], не может и существовать раздельно. Ex nihilo nihil fit, et in -nihilum nihil potest reverti. Из ничего никогда не может создаться что-либо, и никогда что-либо не может превра­титься в ничто. Мир или материя с ее свойствами, состояниями или движениями, которые мы называем силами, всегда существо­вали и вечно будут существовать. Другими словами, мир не мог быть создан (стр. 14).

БЕССМЕРТИЕ МАТЕРИИ

[...] Материя, как таковая, бессмертна, неуничтожима. Ни одна пылинка не может бесследно исчезнуть во Вселенной и ни на одну пылинку не может увеличиться [общая масса материи]. Велики заслуги химии, доказавшей нам около ста лет назад самым недву­смысленным образом, что непрерывное изменение и превращение вещей, постоянно совершающееся на наших глазах, возникновение и уничтожение органических и неорганических форм и образова­ний представляют собой не что иное, как постоянный и непрерыв­ный круговорот одних и тех же основных веществ, общее количе­ство и строение которых всегда оставалось и остается неизмен­ным. [...] «Углерод, находившийся в дереве, — говорит Карл Фогт, — неуничтожим (unvergänglich); он так же вечен и неразрушим, как водород и кислород, в соединении с которыми он существовал в де­реве. Только связь и форма этого соединения разрушимы. Материя же никогда». [...]

Сами атомы остаются неизменными и неразрушимыми. Всту-пая сегодня в одно, а завтра в другое соединение, они образуют благодаря разнообразию своего расположения или состава бесчис­ленное множество различных форм, в которых материя представ­ляется нашим чувствам. При этом количество атомов простого вещества остается в общем неизменным. Ни одна из этих частичек материи не может вновь образоваться или исчезнуть. Ни одна из них не может изменить своей природы. Атом кислорода, или азота, или водорода, или железа остается всегда и при всех обстоятель­ствах одним и тем же; он наделен одними и теми же, неотдели­мыми от него свойствами или силами и не может никогда превра­титься во что-либо иное. Атом всегда идентичен самому себе; он может лишь менять свои соединения [...]. Но никогда и нигде он не может вновь возникнуть или совершенно исчезнуть. [...]

Уничтожение и возникновение, разложение и новообразование сменяют друг друга, образуя вечный, беспрерывный круговорот. В хлебе, который мы едим, в воздухе, которым мы дышим, мы усваиваем ту самую материю, которая тысячи лет назад входила в состав тел наших предков. Да и мы сами ежедневно отдаем часть образующего наше тело вещества внешнему миру, а спустя некото­рое время можем вновь усвоить или это же самое вещество, или то, которое принадлежало нашим современникам. [...]

Кому не надоело слышать пресловутую фразу о «смертном теле» и «бессмертной душе», фразу, которой не раз злоупотреб­ляли. При более точном исследовании мы, пожалуй, станем утвер­ждать обратное и будем ближе к истине. Конечно, в своей индиви­дуальной форме тело смертно, но бессмертны его составные части... Оно меняется не только после смерти, но и при жизни, и притом

постоянно. Но в высшем смысле этого Слова тело бессмертно, так как ни одна частичка его не может быть уничтожена. Напротив, то, что мы называем духом, душой, сознанием, исчезает с уничтоже­нием данного соединения материи, образующего индивид. [...]

В настоящее время бессмертие, или сохранение материи, есть научно установленный факт, против которого нельзя спорить. Эта великая истина была известна мыслителям и философам прежних времен; но они скорее догадывались о ней, скорее предчувствовали ее; они не могли еще обосновывать ее научным путем. Доказать эту истину смогли только наши весы и химические реторты (стр. 18—21).

ЦЕННОСТЬ МАТЕРИИ

Материя существовала гораздо раньше духа, и в той первона­чальной туманности, из которой образовалась или возникла наша Солнечная система со всеми ее чудесными явлениями и обитате­лями, уже должны были содержаться в виде возможности или спо­собности все будущие образования, включая разумные существа. [...] Дух может существовать лишь на основе организованной материи, и [...] нет ни малейшего доказательства в пользу возможности само­стоятельного существования духа вне материи. [...] Веществу или материи присущи не только физические, но и духовные силы, и эти последние появляются всюду, где встречаются необходимые для этого условия или где движущаяся определенным образом мате­рия в мозгу или в нервной системе производит явления ощущения и мышления, как при других обстоятельствах таким же образом производятся явления притяжения и отталкивания. [...] Разу­меется, развитие духа из материи является одним из самых труд­ных, самых сложных и самых поздних триумфов сил природы; оно представляет собой результат длительной работы бесчислен­ных столетий или тысячелетии, благодаря которой жизнь мед­ленно поднималась со ступеньки на ступеньку вплоть до появления человечества (стр. 42).

[...] Материя в действительности не является тем, чем ее зача­стую ошибочно представляют, наделяя целым рядом отрицатель­ных свойств. Она является полной противоположностью этому. Материя не мертва, не безжизненна, напротив, она всюду дви­жется и полна активной жизни. [...]. Материя также не бесфор­менна, форма и движение являются ее необходимыми и неотъем­лемыми свойствами [...]. Материя не груба, [...] она бесконечно тонка .[...].. Она не бесценна, нет, являясь общей матерью и роди­тельницей^ всего возникающего или образующегося, она обладает наивысшей ценностью. Она не бесчувственна, не лишена духа и мысли, а, наоборот, полна тончайшего ощущения и способна к высшему развитию мысли в вышедших из ее лона и постоянно развивающихся живых существах (стр. 44).

ДВИЖЕНИЕ

[...] Мы должны рассматривать движение как вечное неотъем­лемое свойство материи или как ее необходимое состояние. Мате­рия без движения так же не существует, как материя без силы;

движение без материи так же немыслимо, как сила без материи. Движение не может быть также произведено от какой-либо силы, так как оно является сущностью самой силы, и поэтому не может возникнуть: оно вечно и вездесуще. Движение имеется повсюду во Вселенной, как в малом, так и в великом. Понятие мертвой или неподвижной материи совершенно несостоятельно; оно существует только в уме или в нашей абстракции, а не в действительности. Ф. Энгельс называет (в своей полемике с Дюрингом) понятие не­подвижной материи «одним из самых пустых и нелепых представ­лений, настоящей «горячечной фантазией»» («Анти-Дюринг») '. По его мнению, движение есть способ существования материи. Нико­гда и нигде не было и не может быть материи без движения. Дви­жение в мировом пространстве, механическое движение менее значительных масс на отдельных небесных телах, колебания моле­кул в виде теплоты, электрического тока или магнетизма, химиче­ское разложение или соединение, органическая жизнь — в той или иной из этих форм движения или в нескольких одновременно находится каждый из атомов вещества (Stoffatom) в мире в каж­дое данное мгновение. [...] Материя без движения так же немыслима, как и движение без материи; и поэтому движе­ние так же несотворимо и неразрушимо, как и сама материя (стр. 48—49).

ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ И ИХ НЕИЗМЕННОСТЬ

Законы, которым следует или по которым действует природа в своем вечном движении, в своем непрестанном становлении и уничтожении, созидании и разрушении не предписываются ей [...] каким-то законодателем или законодателями, стоящими вне или над ней. Нет, эти'законы являются необходимым и естественным выражением самих вещей природы [...]. Связанные между собой с абсолютной необходимостью явления или состояния природы не имеют ничего общего с произвольными постановлениями чело­веческих законодателей. Закон природы существует не наряду с материей или природой и не вне природы. [...] Он является только выражением неразрывно связанных с ней свойств или движений или же выражает правильность явлений в том виде, в каком они действительно наблюдаются в физическом мире, что в абстракции мы и называем «законом». [...]

Отсюда следует, что, без сомнения, подтверждает и опыт, что законы природы неизменны, т. е. недоступны никакому произволу или внешнему вмешательству, и что их надо считать такими же вечными, как и саму материю и природу. [...] Законы природы не знают ни исключений, ни ограничений; никакая мыслимая власть не в состоянии стать выше этой необходимости. [...] Теперь мы мо­жем с полным правом и с величайшей научной определенностью заявить: нет ничего чудесного; все свершившееся, свершающееся и имеющее свершиться было, есть и будет происходить естествен­ным образом, т. е. таким образом, как это обусловлено закономер­ным взаимодействием или противодействием вечно существующей материи и связанных с ней сил природы или движений (стр. 58—59).

ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ В ПРИРОДЕ

Каждый распускающийся цветок с его разнообразными див­ными красками, каждый порыв ветра, разгоняющий туман, каж­дая звезда, сияющая на небе, каждый звук, сотрясающий воз­дух, каждая заживающая рана, каждый продукт или явление природы дают повод верящему в целесообразность богослову поражаться удивительной мудрости мнимого творца и вседер­жителя и восхвалять ее. Философу же, верящему в целесообраз­ность, все эти явления дают повод к тому, чтобы, основываясь на них, прийти к выводу о существовании метафизической, т. е. сверхъестественной, первопричины всех вещей, обозначаемой раз­ными терминами.

Современные естествознание и натурфилософия отказались от этих бессодержательных понятий целесообразности, затрагиваю­щих явления только поверхностно [...].

Если материя, как мы это доказывали выше, не может суще­ствовать или быть мыслима без силы, без движения, без формы, то возникновение и гибель отдельных явлений или образований (Bildungen) природы есть необходимый и само собой разумею­щийся результат естественного бытия или взаимодействия пред­метов природы (Naturdinge). Не менее очевидно и несомненно, что при взаимных столкновениях, происходивших миллионы и миллионы раз, эти предметы природы должны были так опреде­лять и ограничивать друг друга, что в конце концов возник кажу­щийся порядок или целесообразность, которая должна представ­ляться нам результатом деятельности сознательного разума, вносящего порядок в природу, если мы будем рассматривать ее с человеческой точки зрения или прилагать к ней масштаб чело­веческих установлений, не думая о причинах ее возникновения. Мы не учитываем при этом, что иной результат был уже заранее исключен природой обстоятельств и что нецелесообразные или неприспособленные вещи или явления или даже попытки в этом направлении должны были с течением времени погибнуть от своих собственных недостатков. Другими словами, целесообразное явле­ние представляет собой лишь единичный случай среди тысячи нецелесообразных или менее целесообразных явлений, которые и были поэтому не в состоянии сохраниться...' Природа является в некотором роде своим собственным врачом, и в ее закономерной деятельности заключается тот естественный метод лечения, бла­годаря которому нецелесообразное устраняется, а целесообразное остается (стр. 116—117).

ЧЕЛОВЕК

Те же самые законы, которые управляют макрокосмом, т. е. Вселенной, господствуют также и в микрокосме, в мире человека [...]. Тот факт, что человек со всеми своими высокими преимуществами и способностями представляет собой не дело рук божества, а такой же продукт природы, как и все другие существа; тот факт, что он возник путем постепенного, естественного развития и самовоспи­тания, — это составляет в настоящее время великую и очевидную истину, в которой может сомневаться лишь невежественный или закоренелый в своем упорстве ум (стр. 133).

МОЗГ И ДУША

Мозг есть место (Sitz) и орган мышления; его величина, его форма, его развитие, состав и образование, образование его от­дельных частей находятся в определенном отношении к величине и силе исходящих из него психических или душевных действий (стр. 140—141). [...] Можно привести бесчисленное множество фак­тов [...], доказывающих, что мозг и душа тожественны или нахо­дятся в необходимой связи друг с другом. [...]

Вся антропология, вся наука о человеке представляет собой непрерывное доказательство нераздельности понятий мозга и души; и вся болтовня философов-психологов о самостоятельности человеческого духа и его независимости от его материального суб­страта не в состоянии опровергнуть бесспорные факты (стр. 155).

Слово «душа» представляет собой не что иное, как суммарное понятие (Kollektivbegriff) или общее выражение для всей дея­тельности мозга, включая нервную систему, точно так же как слово «дыхание» является суммарным понятием для деятель­ности органов дыхания, а слово «пищеварение» — для деятельно­сти органов пищеварения.

Разумеется, мы не хотим отождествлять мозг, этот высший и самый нежный цветок земной организации, с дыханием или пище­варением; здесь дело идет о высшем результате материальных комбинаций, некоторым образом об одухотворении материи, о жизни и судьбе всего того великого и прекрасного, что создал че­ловек на земле. Все исходит от него, все исходит из него. Он при­нимает все в себя, он же возвращает все обратно (стр. 161).

мозга, как таковых, а в особом виде их соединения и их совмест­ной деятельности, направленной к одной цели и происходящей при определенных анатомофизиологических предпосылках [...]. По­этому мышление может и должно рассматриваться как особая форма всеобщего движения природы, настолько же характерного для субстанции центральных нервных элементов, как для му­скульной субстанции характерно движение сокращения, как миро­вому эфиру присуще движение света или как магниту присуще явление магнетизма. Разум или мысль не представляют собой ма­терии, они материальны лишь в том смысле, что являются выра­жением материального субстрата, от которого они так же неотде­лимы, как сила неотделима от материи. [...] Следовательно, мыш­ление и протяжение могут рассматриваться лишь как две стороны или два способа проявления одной и той же единой сущности (стр. 161—162).

МЫСЛЬ

Поводом к написанию следующих строк послужило мне из­вестное высказывание Карла Фогта о том, что «мысли находятся в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени или моча к почкам» ², высказывание, которое было сформулировано еще за­долго до Фогта французским врачом и философом Кабанисом (1757—1808). «Мозг, — говорит он, — предназначен для мышления, как желудок для пищеварения или печень для выделения желчи из крови» ³ и т. д. [...]

Отнюдь не желая присоединяться к всеобщему голосу осуж­дения, вызванному этим изречением против его автора (который, кстати говоря, сопровождает свое высказывание словами: «выра­жаясь несколько грубо»), мы не можем, однако, признать это сравнение подходящим или удачно выбранным. Даже при самом беспристрастном рассмотрении мы не в состоянии отыскать анало­гию или черты действительного сходства между выделением желчи или мочи и процессом, посредством которого в мозгу воз­никает мысль. Моча и желчь представляют собой осязаемые, ве­сомые и доступные нашему восприятию вещества; они являются к тому же шлаком, отбросами, которые тело выделяет из себя. Мысль же или мышление не являются продуктом выделения, от­бросами, а представляют собой деятельность или отправление известным образом скомбинированных в мозгу веществ или соеди­нений этих веществ. Тайна мышления заключается не в веществах

УТОПИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИЗМ

предшествуя распространению марксизма, выступали в органиче­ской связи с революционно-демократической идеологией и про­должали играть прогрессивную роль и позднее. Так, в России, Польше и на Балканах они отражали нужды и чаяния крестьян­ских масс, подвергавшихся жестокой феодальной эксплуатации.

В рамках данной антологии наибольший интерес представляют, естественно, философско-методологические взгляды социалистов-утопистов, их воззрения на человеческую природу, закономерности и периодизацию социальной истории. Существенно важно из их обобщенно-абстрактных схем и доктринерского рационализма вы­делить подходы к диалектической теории развития, в особенности выразившиеся в критике Противоречий современного им общества, описании динамики социальных «страстей» и механизма их воз­действия на общественный прогресс.

В этом разделе помещены фрагменты из сочинений трех ве­ликих социалистов-утопистов XIX в. — Сен-Симона, Фурье и Оуэна, а также представителей революционно-демократической мысли Германии, Польши, Сербии и Болгарии середины XIX в., органически сплетенной с утопически-социалистическими идеями, поставленными на службу революции. Основоположники научного социализма и коммунизма К. Маркс и Ф. Энгельс высоко оцени­вали теоретическую деятельность Сен-Симона, Фурье и Оуэна, видя в них провозвестников грядущей борьбы пролетариата за социализм. Энгельс писал, что «немецкий теоретический социа­лизм никогда не забудет, что он стоит на плечах Сен-Симона, Фурье и Оуэна — трех мыслителей, которые, несмотря на всю фантастичность и весь утопизм их учений, принадлежат к вели­чайшим умам всех времен и которые гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно» *.

Будучи в отличие от различных реакционных утопий отра­жением протеста трудящихся масс в сравнительно ранний период развития буржуазного общества, утопический социализм начала XIX в. был связан с реальной критикой классовой эксплуатации; в то же время для него характерно убеждение, что общество мо­жет быть перестроено в соответствии с директивами разума и эта­лонами нравственности. Имевшиеся в учениях домарксистских утопических социалистов критические оценки взаимоотношений л)одей в условиях капитализма, их подходы к пониманию клас­совой структуры общества и классовой борьбы как движущей силы социального развития, догадки в отношении будущего обществен­ного строя определили то, что учения Сен-Симона, Фурье и Оуэна стали одним из теоретических источников марксизма, который возник, однако, уже тогда, когда утопический социализм во Фран­ции и Англии переживал кризис и в учениях его эпигонов дегра­дировал и распадался. Но в тех странах, которые несколько отста­вали в своем развитии, утопически-социалистические концепции,

* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 18, стр. 498—499.

СЕН-СИМОН

Анри Клод де Рувруа Сен-Симон (Saint-Simon, 1760—1825) — великий социалист-утопист. Отпрыск богатой аристократической семьи, воспитанник Даламбера и в юности приверженец Руссо, он служил в экспедиционных войсках Франции в Северной Америке, где они действовали на стороне боровшихся за свою независимость колонистов. В годы французской буржуазной революции сначала примкнул к якобинцам, но затем отошел от политической дея­тельности, усиленно занялся самообразованием, а с начала XIX в. приступил к пропаганде устно и в печати своих социалистических воззрений. Окончательно разорившись, он тем не менее упорно продолжал свою подвижническую деятельность.

Развивая материалистический взгляд на природу, Сен-Симон стремился перенести его на истолкование социального прогресса. У него сложилась концепция смены созидательных и разру­шительных периодов истории, из которых последние подготав­ливают почву для новых периодов созидания, таким образом, каждый из периодов относительно прогрессивен. Главным факто­ром прогресса он считал философские воззрения той или иной эпохи, определяющие характер трех основных стадий обществен­ного развития — теологической, метафизической и позитивной. Однако Сен-Симон указывал и на экономическую борьбу классов. Преобразование общества должно быть поставлено на базу твер­дого, «позитивного» знания, науки, которая исследует формы соб­ственности. В итоге мирных реформ власть в обществе .должны в противоположность «праздным» получить «индустриалы», т. е. люди, причастные к производству, начиная от крестьян и рабочих и кончая предпринимателями. Сен-Симон не видел исторической миссии пролетариата и возлагал надежды на моральные пропове­ди, использующие авторитет «обновленной» христианской церкви.

Замечательные прозрения Сен-Симона относительно будущего общественного строя, как-то его идеи о плановом ведении коллек­тивного хозяйства, об ассоциации науки и производства, общеобя­зательности труда и другие, сочетались с наивными упованиями на бескорыстную заинтересованность крупных капиталистов — «индустриалов» в благе всего общества. Утопические стороны уче-

ния Сен-Симона еще более были развиты его учениками (Анфантен, Базар и др.) Счи-тая необходимой передачу орудий труда государству, они выработали формулу__«от каж-дого по спосооностям, каждой способности по её делам», но в то же время видели путь к ликвидации частной со6ствен-ности в отмене права насле­дования и проповеди христи­анской церкви, обращённой ко всем общественным классам. Вскоре сенсимонизм превра­тился в узкую секту, которая в начале 30-х годов XIX в. прекратила свое существова­ние.

В настоящем издании даны извлечения из всех важней­ших сочинений Сен-Симона. Таковы: «Письма женевского обитателя к современникам» (1802 г.), «Очерк науки о че­ловеке» (1813—1816 гг.), «Труд

о всемирном тяготении» (1813 г.), «О теории общественной орга­низации» (1819 г.), «О промышленной системе» (1821 г.), «Рассуж­дения литературные, философские и промышленные» (1825 г.). Фрагменты всех этих работ подобраны И. Н. Немановым по изда­нию: Сен-Симон. Избранные сочинения. Перевод с француз­ского под ред. Л. С. Цейтлина, r. I—II М. —Л., 1948.