Опыт новой теории человеческой способности представления

Слова «способность представления» охватывает в своем ши­роком значении все то, что принадлежит к условиям представле­ния (стр. 195).

Имеются внешние и внутренние условия представ­ления. Внешние — это те, которые существуют сами вне пред­ставления, должны с необходимостью от него отличаться, но вместе с тем связаны с ним как необходимые условия. Внутрен­ние — это те, которые должны существовать в самом представ­лении, являются его существенной составной частью и не могут быть от него отделены, не упраздняя самих себя. Так, например, родители являются внешними, а душа и тело внутренними усло­виями [существования] человека. [...]

Следует согласиться, к чему вынуждает нас сознание, с тем, что каждому представлению принадлежит представляющий субъект и представленный объект, которые оба отличаются от представления, хотя и принадлежат ему (стр. 199—200).

Поскольку представляющий субъект и представленный объект не только можно, но и должно отличать от представления, к ко­торому они принадлежат, постольку они не являются составной частью представления и относятся только к внешним условиям последнего [...] (стр. 202).

Слова «способность представления» охватывают в своем узком значении только то, что принадлежит к внутренним условиям представления, и исключают, следовательно, как представленный объект, так и представляющий субъект, которые относятся к внешним условиям [представления] (стр. 202).

Слово «представление» охватывает в своем широком значе­нии чувство, мысль, взгляд, понятие, идею — одним словом, все то, что существует в нашем сознании как непосредственное дей­ствие чувствования, мышления, воззрения, понимания (стр. 209).

Способность чувствовать, мыслить, понимать и т. д. при­надлежит к способности представления в узком смысле; [...] слова «способность представления» охватывают в своем узком значении чувственность, рассудок и разум (стр. 212).

Слово «представление» охватывает в своем самом узком зна­чении только то, что является общим в чувстве, мысли, взгляде, понятии и идее (стр. 214).

Слова «способность представления» охватывают в своем самом узком значении только то, что принадлежит к внутренним условиям чистого представления в самом строгом смысле [этого слова] и не является, следовательно, ни чувственностью, ни рас­судком, ни разумом (стр. 216).

Каждому представлению принадлежит в качестве внутреннего условия (как существенная составная часть чистого представле­ния) нечто, что соответствует представленному .' (т. е. предмету представлений, отличаемому от самого представления посредством сознания); это я и называю материей (Stoff) представления (стр.230). .

То, чему в представлении не соответствует никакая материя, безусловно, непредставляемо. [...]

К представлению вообще принадлежит в качестве внутрен­него условия (как существенная составная часть чистого представ­ления) нечто, посредством чего чистая материя становится пред­ставлением; и это нечто я называю формой представления (стр. 235).

Понятию представления вообще противоречит представление предмета в его собственной форме, независимой от формы пред­ставления или, иначе говоря, так называемой вещи в себе, т. е. вещь в себе непредставляема (стр. 244).

В «Критике [чистого] разума» Кант доказал с недостижимой глубиной и величайшей ясностью невозможность познания вещей в себе и показал, что познаваемы только вещи, выступающие в форме чувственных представлений, или, как οή выражался, явления. Однако ни его последователи, ни его противники не могут прийти к соглашению относительно того, что хотел сказать этим великий мыслитель. При этом догматические приверженцы

познаваемости (Kennern) вещей в себе объявляют [Канта] догма­тическим скептиком, а догматически-скептические, отрицающие познаваемость (Nichtkennern) вещи в себе, считают его обычно идеалистом. Если я, смею надеяться, буду понят" моимичитате­лями (эту надежду я основываю лишь на том обстоятельстве, что моя проблема разрешается легче, чем кантовская), то доказанная Кантом невозможность познания вещи в себе сможет быть понята более простым путем. Ведь вещь в себе непредставляема, как же она может быть тогда познана! (стр. 254—255).

Чистая материя представления и чистая форма представления, безусловно, вообще непредставляемы (стр. 276).

.Способность представления состоит, во-первых, из рецептив-ности, или восприимчивости к материи представления, под кото­рой понимается только пассивно проявляющая себя способность (стр. 264).

Способность представления состоит, во-вторых, из спонтан­ности, или деятельной способности, которая производит из данной материи форму представления (стр. 267).

Бытие предметов вне нас настолько же очевидно, как и бытие представления вообще (стр. 299).

Все представления, которые содержат объективную материю, являются представлениями a posteriori или эмпирическими пред­ставлениями (стр. 302).

Представления чистой формы рецептивности и спонтанности содержат в способности представления определенную a priori ма­терию и поэтому называются представлениями a priori [...].

Представление a priori ни в коем случае не следует смеши­вать с материей a priori, которая составляет лишь его содер­жание, чтобы не могли возникнуть путаница и недоразумение (стр. 304-305).

МАЙМОН

Соломон Маймон (Maimon), настоящая фамилия Хейман (Hei-man), (1753/54—1800) — немецкий философ-идеалист. Родился близ Несвижа (ныне территория БССР), в бедной еврейской семье, воспитывался в духе иудаизма. Не получив никакого системати­ческого образования, Маймон изучал философию самостоятельно. Вначале он увлекся идеями еврейского средневекового философа Маймонида (в связи с чем изменил свою фамилию), позже стал последователем Канта, комментировал его сочинения, пытался найти выход из противоречий кантовской философии.

Маймон — один из первых критиков кантианства с позиций последовательного субъективного идеализма. Своей главной зада­чей он считал очищение учения Канта от понятия «вещи в себе». Согласно Маймону, «вещь в себе» не только непознаваема, она вообще немыслима. Он уподоблял «вещь в себе» мнимой единице, сравнивал ее с иррациональным числом. Маймон утверждал, что сознание постигает лишь то, что создает само в виде своих объектов, придавая им характер логической всеобщности и необ­ходимости.

В отличие от Канта Маймон настаивал на том, что не только форма, но и содержание познания обусловлены нашим сознанием, выводится из него. В соответствии с этим он отвергал мысль Канта о чувственной природе априорных форм пространства и времени, объявляя их чисто субъективными формами созерцания. Неприемлемым для Маймона было также стремление Канта вы­вести знание из синтетических суждений, поскольку это означало признание того, что в мысли есть нечто, что не может быть вы­ведено из самой же мысли, а обусловливается чем-то объектив­ным. Таким образом, Маймон критикует Канта справа за его уступки материализму. Эта критика была продолжена и развита Фихте, а впоследствии представителями эмпириокритицизма.

Свою собственную философскую систему Маймон назвал трансцендентальной философией. Она включала учение об апри­орной чувственности (трансцендентальная эстетика), учение о рассудке (трансцендентальная аналитика) и учение об идеях (трансцендентальная диалектика). Маймон занимает определен­ное место и в истории логики. В логике он был последователем Лейбница и, отправляясь от его идей, создал свое «логическое знаковое исчисление», которое явилось дальнейшим развитием формальней логики.

Свое философское учение Маймон изложил в сочинении «Опыт трансцендентальной философии» («Versuch über die Trans­zendentalphilosophie», 1790). Логическая система Маймона изла­гается в произведении «Опыт новой логики, или Теория мышле­ния» («Versuch einer neuen Logik oder Theorie des Denkens», 1794).

Ниже публикуются в переводе М. И. Шефтелъ извлечения из «Опыта трансцендентальной философии». Перевод сверен с ори­гиналом автором данного вступительного текста Б. В. Мееров-ским по изданию: S. Maimon. Gesammelte Werke. Bd. 2. Hildes­heim, 1965).