Глава i. философия науки как прикладная логика: логический позитивизм

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Чисть I. История.

Введение: Предмет философии науки

Глава I. Философия науки как прикладная логика:

Логический позитивизм

Логико-философские предпосылки концепции

Некоторые гносеологические предпосылки

Модель науки и научного прогресса

Эмпирический базис

Критерии демаркации

Принцип верифицируемости

Эмпирическая редукция

Логический позитивизм и философия науки

Глава II. Фальсификационизм: От анализа структуры к

Анализу развития знания

Философские и логические предпосылки фальсификационизма

Критерии демаркации

Фальсифицируемость и фальсификация

Реабилитация философии

Природа научного знания

Теоретическое знание

Метод науки

Содержание и правдоподобие теорий

Условия роста знания

Модельразвития науки

. Карл Поппер и логический позитивизм

Глава III. Разрыв с кумулятивизмом: Томас Кун

Парадигма и научное сообщество

"Нормальная" наука

Научная революция

Антикумулятивизм в понимании развития знания

Глава IV. Эпистемологический анархизм Пола Фейерабенда

В русле попперианства

На пути к анархизму

Пример из истории: Галилей

Наука или миф?

Кризис аналитической философии науки

Часть II. Некоторые проблемы философии науки.

Глава I. Идеализация и гипотеза

Абстрагирование и идеализация

Способы формирования идеализированного объекта

Идеализация на теоретическом уровне

Гипотеза. Виды гипотез

Гипотетико-дедуктивный метод

Подтверждение и опровержение гипотез

Глава II. Эмпирические методы научного познания

Наблюдение

Измерение

Эксперимент

Глава III. Понятие научного факта

"Одномерное" понимание факта. Фактуализм и теоретизм

Пример из истории науки

Структура научного факта

Взаимоотношение теории с фактами

Глава IV. Виды научного объяснения

Дедуктивно-номологическое объяснение

"Рациональное" объяснение

Интенциональное объяснение. Практический силлогизм

Глава V. Семантическая концепция понимания

Традиционное истолкование

Понимание как интерпретация

Основа понимания

Взаимопонимание

Глава VI. О понимании человеческой деятельности

Деятельность

Субъективный смысл деятельности

Объективный смысл деятельности

Социальный смысл деятельности

Глава VII. Понятие истины в философии науки XX века

Современный отказ от понятия истины

Истинностные оценки знания и истории познания

Понятие истины для общественных наук

Глава VIII. Научная рациональность и истина

Рациональность как соответствие "законам разума"

Рациональность как "целесообразность"

Научная рациональность и цель науки

Понятие научной рациональности

Следствие нашего определения рациональности

Заключение

Глава IX. Основы дифференциации наук

Онтологическое основание: Разнообразие форм движения и видов материи

Гносеологическое основание: Неизбежность абстракций

Методологическое основание: Специфичность методов

Социальное основание: Общественное разделение труда

Смысл и судьбы единства науки

Заключение

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда начался XX век? — Ответ кажется очевидным: 1 января 1901 года. Но это —хронологически. А если "век" понимать культурно— исто­рически — как определенную эпоху в жизни общества, в том смысле, в котором мы говорим о "викторианском веке" или "веке Просвещения", то в гаком понимании век никогда не совпадает с хронологическими рамками столетия. Он то больше, то меньше ста лет, начинается то раньше, то поз­же хронологического рубежа между столетиями.

По-видимому, XIX век закончился лишь с началом 1-й мировой вой­ны, в 1914 году. В августе этого года на полях сражений в Бельгии, Фран­ции, Восточной Пруссии догорала целая эпоха в общем—то довольно мирного развития, обращались в дым идеалы европейского единства и прогресса на основе технического развития. Под грохот пушек рождался новый, гораздо более динамичный и жестокий XX век с его мировыми бойнями, концентрационными лагерями, угрозами глобальных катастроф. И люди, бессмысленно просидевшие четыре года в окопах, испытавшие газовые атаки, стали другими. Их уже не могли взволновать стихи о "Прек­расной даме". Образовался разрыв в ткани общественной жизни. Она ста­на делиться на две части — на "до" и "после" войны.

Этот разрыв проявился во многих сферах человеческой деятельности. В том числе и в той области, которая будет предметом нашего рассмотре­ния — в философии науки. Конечно, и Эрнст Мах, и Поль Дюгем, и Анри Пуанкаре, тем более, Бертран Рассел и Альфред Норберт Уайтхед хроно­логически успели пожить и поработать и в XX столетии, но, мне кажется, все они в значительной мере остались в XIX веке. Удивительно, но моло­дые философы науки 20-х годов, члены Венского кружка, их уже почти не тают. Они слышали о Махе или Пуанкаре, но в своих построениях никак не опираются на идеи этих людей, хотя порой почти бессознательно вос­производят их. Наступила новая эпоха, и все, что было сделано до войны, казалось далекой древностью, хотя этой древности и было-то всего 15—20

лет, а то и того меньше.

Это длинное рассуждение понадобилось мне вот для чего. Когда пы­таешься представить очерк истории какого-то духовного развития, всегда очень трудно выбрать начальный пункт. Мне хотелось бы дать набросок истории философии науки. Но с чего начать? — с Эрнста Маха? Но поче­му не с Уильяма Уэвелла с его "Историей индуктивных наук" или Джона Стюарта Милля? А может быть, тогда уж принять за отправной пункт Oгюста Конта — ведь именно он превозносил науку как высшую ступень человеческого познания? Но Кант многое взял у Сен-Симона и француз­ских энциклопедистов, а от тех уже не так далеко до Рене Декарта и Фрэнсиса Бэкона с их учением о методе. Увы, я не историк и не могу забираться так далеко в глубь веков. Поэтому-то я и решил начать свое рассмотрение с довольно очевидного разрыва и с тех идеи и концепции, к которым и доныне не утрачен интерес.

Книга разделена на две части. В первой я пытаюсь дать набросок ис­тории развития философии науки, начиная с Людвига Витгенштейна и Венского кружка, и до конца 80-х годов. Строго говоря, это вовсе не исто­рия, для многих из нас это сама наша жизнь. Именно мы, работавшие в данной области, поочередно увлекались то логическим позитивизмом, то становились попперианцами, то — сторонниками Томаса Куна или Имре Лакатоша. В силу некоторых внешних обстоятельств нам было трудно от­крыто претендовать на создание оригинального образа науки, ибо все мы работали над созданием одного — марксистского — представления о нау­ке; тем не менее, в рамках критики модных идей многие советские фило­софы создавали собственные, достаточно общие концепции. Поэтому сле­довало бы, может быть, посвятить отдельную главу результатам советских ученых и философов в этой сфере, но я не решился на это: одно дело — смотреть издалека на Поппера, живущего в Англии, или на Куна, рабо­тающего в США, и совсем другое — говорить о людях, живущих и рабо­тающих рядом с тобой. Взгляд невольно останавливается на тех, кто тебе наиболее близок, и общая картина искажается.

Во второй части я рассматриваю важнейшие проблемы философии науки — главным образом, те, в обсуждении которых я сам принимал не­которое участие. Поэтому данная книга — не совсем учебник, хотя она и дает достаточно полное представление о философии науки и может ис­пользоваться для преподавания соответствующих курсов. В большей мере мне хотелось бы сохранить то, что было сделано в данной области на про­тяжении 70 лет, в качестве трамплина для следующего поколения филосо­фов науки в нашей стране.

Сейчас в нашей стране период безвременья. Разрушаются общест­венные связи, разрушается и умирает наука. В советский период мы ощу­щали себя членами единого научного сообщества, независимо от того, кто где жил и работал — в Новосибирске или в Киеве, в Ленинграде или в Минске, в Тарту или в Ростове. Сейчас это сообщество распалось или близко к распаду. Оснований для надежд что-то не видно, однако я уверен в том, что духовное единство людей, работающих в дайной области, рано или поздно восстановится, когда уйдут политические страсти и наладится нормальная экономическая жизнь. Вот тогда-то данная книга может при­годиться.

И последнее замечание. Книга чрезвычайно субъективна: в ней вы­ражены мои вкусы и предпочтения, отражены мои интересы. Я вовсе не претендую на адекватное изображение тех или иных концепций или взгля­дов. Неинтересно писать о том, что представляется тебе скучным. А если ты сам чем-то увлекался и рассматриваешь взгляды других людей на этот предмет, ты невольно исказишь их. Вместе с тем, я глубоко убежден, что вполне понять какую-то идею, какой-то результат способен только тот, кто сам думал над данной проблемой и пытался предложить свое решение.

ЧАСТЬ I. ИСТОРИЯ

ВВЕДЕНИЕ: ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ НАУКИ

Жизнь современного общества в значительной мере зависит от ус­пехов науки. В нашей квартире стоят холодильник и телевизор; мы ез­дим не на лошадях, как это было еще в начале века, а на автомобилях, истаем на самолетах; человечество избавилось от холеры и оспы, кото­рые когда-то опустошали целые страны; люди высадились на Луну и готовят экспедиции на другие планеты. — Все эти достижения челове­чества связаны с развитием науки и обусловлены научными открытия­ми. В настоящее время трудно найти хотя бы одну сферу человеческой деятельности, в которой можно было бы обойтись без использования научного знания. И дальнейший прогресс человеческого общества обычно связывают с новыми научно-техническими достижениями.

Громадное влияние науки на жизнь и деятельность людей застав­ляет нас обратить внимание на саму науку и сделать ее предметом осо­бого изучения. Что такое наука? Чем отличается научное знание от ми­фа или религиозной веры? В чем ценность науки? Как она развивается? Какими методами пользуются ученые? — Попытки найти ответы на другие вопросы, связанные с пониманием науки как особой сферы че­ловеческой деятельности, привели к возникновению особой дисципли­ны — философии науки, которая сформировалась в XX веке на стыке грех областей: самой науки, ее истории и философии. Философия нау­ки пытается понять, что такое наука, в чем состоит специфика научно-| о знания и методов науки, как развивается наука и как она получает свои изумительные результаты. Таким образом, философия науки — >то не особое философское направление и не философские проблемы естественных или общественных наук, а изучение науки как познава­тельной деятельности. Иногда философию науки называют методоло­гией научного познания, желая подчеркнуть ее внимание к методам науки. Философия науки включается в науковедение — совокупность дисциплин, исследующих те или иные стороны науки.

Прежде чем приступать к исследованию науки и пытаться отвечать на какие-то вопросы относительно научного знания, исследователь очевидно должен иметь хоть какое-то представление о том, что такое человеческое познание вообще, какова его природа и социальные функции, его связь с производственной деятельностью и т. п. Ответы на эти вопросы дает философия, причем разные философские направ­ления предлагают различные ответы. Поэтому каждый философ науки с самого начала вынужден опираться на ту или иную философскую систему. Конечно, он может этого не осознавать и не считать себя сторонником определенного философского направления. Чаще всего так и бывает, философы науки, как правило, не стремятся уточнять своих философских позиций и склонны в этом отношении к эклектизму. Тем не менее, достаточно очевидно, что если вы не верите в познаваемость мире или наивысшую ценность приписываете знанию фактов, то это неизбежно скажется на вашем понимании научных методов и теорий.

Вместе с тем, современная наука слишком обширна для того, что­бы один исследователь смог охватить ее всю целиком, да еще с ее исто­рией. Возьмите, к примеру, физику, биологию или медицину — каждая из них охватывает громадный комплекс специальных дисциплин, часто весьма далеких друг от друга. Каждый философ науки избирает для изучения и анализа какие-то отдельные научные дисциплины или даже отдельные научные теории, например, математику, математическую физику, химию или биологию. Обычно этот выбор определяется его философскими предпочтениями или случайностями его образования. Так вот, если теперь мы примем во внимание то обстоятельство, что представители философии науки могут ориентироваться на различные философские направления и в своих исследованиях опираться на раз­ные научные дисциплины и особенности их возникновения и развития, то мы сразу же поймем, что они часто будут приходить к выработке сильно отличающихся представлений о науке.

И это находит выражение в факте существования в философии науки множества различных методологических концепций — теорий науки, дающих систематизированные и логически согласованные отве­ты на указанные выше вопросы. В конце XIX — начале XX вв. широ­кой известностью пользовались методологические идеи, сформулиро­ванные австрийским физиком и философом Э. Махом, французским математиком А. Пуанкаре, французским физиком П. Дюгемом. Однако первая целостная концепция науки была создана по-видимому логиче­ским позитивизмом. Она не была вставлена в раму философской кон­цепции, как это было у Маха, и не сливалась с самой наукой, как это было у Пуанкаре. И она пользовалась почти всеобщим признанием в течение 30-ти лет. Во второй половине XX в. выступили со своими ме­тодологическими концепциями К. Поппер, Т. Кун, Н. Хэнсон, М. Поланьи, У. Селларс и многие другие философы и ученые.

Это заставляет нас обратить внимание еще на один фактор, влияющий на методологическую концепцию, — предшествующие и со­существующие одновременно с ней методологические концепции. Каж­дая новая концепция возникает и развивается в среде, созданной ее предшественницами. Взаимная критика конкурирующих концепций;

проблемы, поставленные ими; решения этих проблем; способы аргу­ментации; господствующие моды — все это оказывает неизбежное дав­ление на новую методологическую концепцию. Она должна выработать собственное отношение ко всему предшествующему материалу:

принять или отвергнуть предложенные решения проблем, признать об­суждаемые проблемы осмысленными или отвергнуть их как бессмыс­ленные, развить критику существующих концепций и т. п. Короче го­воря, на содержание методологической концепции оказывают влияние не только наука и философия, но и уже созданные образы науки.

Философия наукиXX в. породила довольно больше количество разных теорий науки — методологических концепций. В первом разде­ле книги я хочу дать анализ некоторых из них — тех, которые пред­ставляются мне наиболее интересными, которые, на мой взгляд, оказа­ли наибольшее влияние на формирование образа науки в сознании со­временного общества. Именно в этих концепциях была сформулирова­на та совокупность представлений о науке, знакомство с которыми не­обходимо каждому, кто берется ныне рассуждать о структуре научного знания и его развитии *.

Однако скучно просто анализировать ту или иную методологиче­скую концепцию. Хочется выстроить их в ряд и попробовать в этом ря­ду найти какие-то устойчивые изменения, направленные в определен­ную сторону, т. е. представить хронологическую последовательность как процесс развития, результатом которого является современной со­стояние философии науки. И в самом деле, если рассматривать важ­нейшие методологические концепции в том порядке, в котором сменя­лась на них мода или возникал и спадал к ним интерес, то в хаосе из­менений, происходивших на протяжении 50-ти лет, действительно можно обнаружить некоторые устойчивые тенденции.

В частности, как мне представляется, одна из таких тенденций со­стояла в постепенном отходе методологических концепций от ориента­ции исключительно на формальную логику и все большее их сближение с историей науки. Если в эпоху господства логического позитивизма образцом для методологических построений служили формальные ло­гические конструкции, а основным орудием методологического иссле­дования был логический анализ языка науки и построение формальных моделей, то с начала 60-х годов большинство методологов начинает заботиться не столько о формальной строгости своих построений, сколько об адекватности их историческому процессу развития науки. В свое время это обстоятельство было отмечено нашим известным специ­алистом в этой области В. А. Лекторским: "Если до недавних пор представитель “философии науки” в США и Англии, как правило, был спе­циалистом по математической логике, а публикации такого рода не-

* Этот раздел в значительной мере воспроизводит содержание моей книги:

Никифоров А. Л. От формальной логики к истории науки. М., 1983. Однако на многие вещи я сейчас смотрю иначе, поэтому в старые тексты внесены сущест­венные изменения.

редко были посвящены всякого рода формальным проблемам, то в на­стоящее время, пожалуй, наибольший интерес среди “философов науки” вызывают работы исследователей другого типа, соединяющих знание истории науки с широкими философскими обобщениями" 2.

Обращение философии науки к истории науки было обусловлено, как мне представляется, существенным изменением ее проблематики, происшедшим приблизительно на рубеже 50-х—60-х годов. Если в предшествующий период внимание методологов — как неопозитивисткого направления, так и их критиков — в основном было направлено на обсуждение и решение проблем, связанных с анализом структуры научного знания, процедур проверки и подтверждения теорий, то с на­чала 60-х годов центральными вопросами в философии науки стано­вятся вопросы, возникающие при описании развития знания. Обсужде­ние и решение этих вопросов потребовало привлечения исторического материала. Обращение к реальной истории развития научных идей да­ло мощный стимул к развитию самой философии науки. Происходит быстрое ослабление и смягчение жестких методологических стандартов и норм, замена их более мягкими и слабыми. В конечном итоге этот процесс привел к отказу вообще от каких-либо универсальных стан­дартов научности, рациональности и т. п. Одновременно изменялось отношение к метафизике (философии в традиционном смысле): неопо­зитивисты объявили метафизику бессмыслицей; затем ей вернули ос­мысленность и даже признали ее плодотворное влияние на развитие науки; в конечном итоге пришли к отрицанию каких-либо границ меж­ду наукой я философией.

Я постараюсь проследить здесь все эти взаимосвязанные тенден­ции: изменение и расширение проблематики в философии науки; ее по­степенный поворот от формальной логики к истории науки; ослабле-

2 Лекторский В. А. Философия, наука, “философия науки” // Вопросы фи­лософии, 1973, № 4, с. 112—113. — По-видимому, читатель обратил внимание на го, что выражение "философия науки" В. А. Лекторский берет в кавычки. Увы, отношение к философии науки у советских философов было двусмыслен­ным: было неясно, куда ее зачислять. С одной стороны, анализ научного зна­ния и научных методов как будто бы философски нейтральное занятие. С дру­гой стороны, западные философы науки, как правило, не были марксистами, следовательно, придерживались "реакционных" философских воззрений, и их следовало критиковать. Когда я писал статью "Философия науки" в "Фило­софский энциклопедический словарь" (М., 1983), мне пришлось обозвать ее "течением в современной буржуазной философии", хотя это, конечно, нонсенс. Тем не менее, прикрываясь кавычками или ярлыками подобного рода, мы все-таки могли заниматься проблемами философии науки и знакомить с ними со­ветского читателя.

ние жестких методологических стандартов и изменение отношения к метафизике. Но в то же время мне хотелось бы дать достаточно цель­ное представление и о рассматриваемых методологических концепциях.

Я начинаю с рассмотрения методологической концепции логиче­ского позитивизма. Именно эта концепция в течение длительного вре­мени господствовала в философии науки и ее господство наложило от­печаток не только на обсуждение методологических вопросов, но про­явилось даже в истолковании и изложении истории отдельных научных дисциплин. Концепция логического позитивизма создавалась под сильнейшим влиянием современной формальной (математической) ло­гики, ее средств и методов. Научное знание отождествлялось с выра­жающим его языком и основным средством исследования у логических позитивистов был логический анализ языка науки. С помощью логиче­ского анализа они надеялись очистить язык науки от псевдонаучных выражений и придать ему ту строгость и точность, которые были дос­тигнуты в математике и логике. Однако все попытки логических позитивистов втиснуть науку в прокрустово ложе узких логических схем потерпели крушение. В конечном итоге эта методологическая концеп­ция выродилась в решение специальных задач, возникающих в ходе ло­гико-семантического анализа научных терминов и предложений.

Расширение и изменение проблематики философии науки я связы­ваю здесь с деятельностью К. Поппера, который основной задачей сво­ей методологической концепции сделал анализ развития научного зна­ния и с конца 40-х годов оказывал возрастающее влияние на филосо­фов науки. Сфера представителей философии науки постепенно начи­нает смещаться от проблем анализа структуры и языка науки к про­блемам ее развития. Это вызвало пробуждение широкого интереса к истории науки. В свою очередь, обращение методологов к истории тотчас обнаружило узость и жесткость формальных методологических предписаний как логических позитивистов, так и самого Поппера.

Осознанием того факта, что методологические построения нужно соотносить с историей науки и что не только логико-философские принципы, но также и история науки может служить источником мето­дологических проблем и их решений, философия науки обязана работам К. Хэнсона, М. Поланьи, Дж. Холтона, С. Тулмина и многих дру­гих исследователей, выступивших в конце 50-х годов. Среди них я вы­деляю построения Т. Куна и И. Лакатоса. Именно эти два исследователя четко поставили вопрос о соотношении методологии науки и ее истории. Они же в очень большой степени способствовали ослаблению методологических стандартов научности и рациональности, стремясь привести эти стандарты в соответствие с реальной практикой науки. В методологических концепциях Куна и Лакатоса метафизика уже не от­деляется от науки, а становится ее существенной частью.

Тенденцию к ослаблению методологических стандартов, к стира­нию граней между наукой и метафизикой, между наукой и другими формами духовной деятельности довел до логического конца П. Фейерабенд. В его концепции наши наиболее полное и яркое выражение те идеи, зерна которых были заложены еще в методологических воззрени­ях логических позитивистов и в методологической концепции Поппера.

ГЛАВА I. ФИЛОСОФИЯ НАУКИ КАК ПРИКЛАДНАЯ ЛОГИКА: ЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ

В 1925 году на кафедре натуральной философии Венского универ­ситета, которую после смерти Э. Маха возглавил проф. Мориц Шлик, собралась группа молодых ученых, поставивших перед собой смелую цель — реформировать науку и философию. Эта группа вошла в исто­рию под именем "Венского кружка" философов и ученых. В него вхо­дили сам М. Шлик, Р. Карнап, вскоре ставший признанным лидером нового направления, 0.'Нейрат, Г. Фейль, В. Дубислав и другие. Члены кружка вдохновлялись идеей обновления науки и философии, прочно­го эмпирического обоснования научного знания и его преобразования в соответствии со строгими стандартами математической логики.

Постепенно она нашли единомышленников в Берлине, Варшаве, Лондоне, стали издавать собственный журнал "Erkenntnis" ("Позна­ние"), в котором пропагандировали свои взгляды. Экспансия герман­ского фашизма вынудила большую часть сторонников нового движе­ния эмигрировать в Англию и США, что содействовало распро­странению их идей. Члены Венского кружка и их соратники сформули­ровали методологическую концепцию, которая пользовалась широким признанием до середины 50-х годов и не забыта до сих пор.

О логическом позитивизме написано чрезвычайно много э. Без большого преувеличения можно даже сказать, что практически все публикации 30—50-х годов, затрагивающие проблемы методологии научного познания, так или иначе были связаны с этим направлением — с его критикой, уточнением тех или иных его идеи или с их дальнейшей разработкой. Сейчас, когда после смерти этого направления прошло уже немало лет, можно более спокойно оценить его место в философско-методологическом анализе науки.

По-видимому, основным стимулом творчества членов Венского кружка и их сторонников в разных странах был поиск достоверности — стремление найти в конгломерате человеческих идей, убеждений, мне-

3 Глубокое рассмотрение различных сторон его методологической концеп­ции см. в работах: Проблемы логики научного познания. М., 1964, и Швырев В. С. Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки. М., 1966.

ний те безусловно истинные элементы, которые могли бы служить на­дежным базисом познания и деятельности. В общем, стремление к дос­товерности всегда было присуще философии, и в этом отношении представители логического позитивизма продолжали древнюю фило­софскую традицию. Однако именно в 20-е годы это стремление чрезвы­чайно усилилось и приобрело гораздо более широкий характер: бес­смысленная мировая бойня, разоблачившая ложь и лицемерие полити­ков; крушение вековых монархии и всего традиционного уклада жиз­ни; революции, потрясшие сами основы общественного устройства;

наконец, крушение классической науки, принципы которой почти 200 лет считалось абсолютно верными, и возникновение новых безумных теорий — все это порождало желание найти в этом хаосе хоть что-нибудь устойчивое, надежное, несомненное. Вот это всеобщее желание и нашло выражение в концепции логического позитивизма.

Члены Венского кружка и их друзья в Варшаве и Берлине были до­вольно хорошо знакомы с наукой, многие из них и пришли в филосо­фию из математики, логики, физики, биологии. В этом заключалась их сильная сторона. Но мне кажется, в философии — особенно в началь­ный период своей деятельности — они были в значительной мере неве­жественны. Поэтому они часто изобретали велосипеды и с апломбом высказывали идеи, почти буквально воспроизводящие положения Беркли или Юма, Канта или Спенсера, Маха или Милля — положения, порочность которых уже давно была выявлена.

Тем не менее, блестящее владение логикой и знание науки своего времени позволило представителям логического позитивизма получить немало серьезных результатов, относящихся к структуре научного зна­ния и к описанию методов науки. Эти результаты получили всеобщее признание и обеспечили почетное место в истории философии тем мо­лодым людям, которые в 1925 году собрались вокруг Морица Шлика и со всем пылом юности бросились реформировать науку и философию.

Наши рекомендации