Глава 8. Страдание и Сострадание 189

покорно и с облегчением принимает страдание, но даже стремится к нему как единственно возможному способу искупления и наказания -за пре­ступление.

Если же человек принимает страдание во имя веры или идеи, то он

»

тем более не просто героически претерпевает все муки, но и сознатель­но идет на них, так как в этом случае страдание обретает для него смысл. А страдать, зная, что это не бессмысленно, страдать во имя, ради кого-то или чего-то — значит победить страдание. Так жертвен­но и самоотверженно шли на страдание убежденные поборники рели­гиозной веры (первые христиане, русские старообрядцы и др.), той или |иной политической идеологии (народовольцы в дореволюционной России) или определенных научных взглядов (алхимики средневе­ковья, советские генетики). Когда Джордано Бруно предоставили возможность купить жизнь ценою отречения от своих идей, он, уже зная приговор инквизиции (смерть на костре), ответил: «Я умираю мучеником добровольно». Мученичество — одна из форм доброволь­ного принятия страдания и, в то же время, противостояния ему.. Но подлинный способ преодоления страдания — это любовь и творчество, ибо они не только приносят забвение от мук страдания, но и помогают находить в нем источник радости. Так, не только страдание, но и наслаждение приносят муки неразделен­ной любви: страдая, я упиваюсь собственным чувством, я благословляю любимого человека, я счастлив, что он есть. И возможно, именно из страдания неразделенной любви рождается у А.С. Пушкина альтруис­тическое, самозабвенное пожелание счастья любимой женщине: Я Вас любил так искренне, так нежно, Как дай Вам Бог любимой быть другим... Наверное, не многие способны на подобное величие души.

Физические страдания, осознание собственного несовершенства или несовершенства мира порождают у творческой личности стрем­ление выразить и компенсировать это несовершенство в творчестве — стремление, воплощающееся в настоящих шедеврах философии (Ницше), поэзии (Байрон, Лермонтов), музыки (Бетховен, Скрябин), пронизанных болью всего человечества.

Когда Бетховен, отличавшийся, как известно, совершенным музыкаль­ным слухом, стал чувствовать признаки надвигающейся глухоты, стра­данию его не было предела. В своих письмах он писал: «Такие случаи

190 Раздел III. Высшие моральные ценности

доводили меня до отчаяния; еще немного, и я покончил бы с собой. Меня удерживало только одно — искусство. Мне казалось немысли­мым покинуть свет раньше, чем исполню все, к чему я чувствовал себя призванным». И далее: «Человек обязан жить, пока может совершить что-либо хорошее... Я схвачу судьбу за глотку, совсем согнуть меня ей не удастся». Французский писатель Ромен Роллан, который называл Бетховена «героической силой современности», писал, что он победу «чеканит из своего несчастья, как он сам сказал в гордом слове, которое подводит итог жизни и становится девизом всякой героической души: «Радость через страдание».

Радость через страдание... В конце XIX в. английский писатель Г.К. Честертон разработал философию радости. Она была основа­на не на равнодушии к человеческим страданиям, а на том, что «...все прекрасно в сравнении с небытием». Честертон считал, что: во-первых, есть страдание и есть мода на страдание. У человека со здоровой душой должна быть «трагедия в сердце и комедия на уме»; во-вторых, радость не унижает страдание, не умаляет его значения, но помогает его преодолевать. Радость, а не страдание соответству­ет природе человека; она помогает ему выжить и жить.

Это особенно важно иметь в виду в наш век торжества пессимизма и скепсиса, когда осознание глобальности человеческих страданий долж­но быть уравновешено честертоновским оптимизмом: «...все прекрасно в сравнении с небытием...» И еще: не в утешение страдающим, но как стратегию выживания рекомендуем помнить другое изречение — царя Соломона: «Все проходит — и это пройдет...»

Итак, отношение к страданию может быть разным: бежать от него, прятаться или принимать, использовать во благо и даже испы­тать «радость через страдание» — каждый человек должен решать эту проблему самостоятельно, руководствуясь собственными ценно­стями, идеалами и жизненными целями.

8.4. Сострадание - страдание с Другим

Отдельный вопрос, также относящийся к проблеме страдания, — это вопрос о том, как оно сказывается на отношении человека к дру­гим людям. По мнению Э. Фромма, всеобщий характер страдания

Глава 8. Страдание и Сострадание_____________ Ш

в XX веке привел к тому, что в современном обществе выработался синдром привыкания к страданию — как собственному, так и чу­жому, и, как следствие, значительно снизилась способность человека к сопереживанию.

Об этом же, только более резко и эмоционально, говорит в книге «Это я, Эдичка» писатель Э. Лимонов: «...я ненавижу цивилизацию, породившую монстров равнодушия, цивилизацию, на знамени которой я бы написал са­мую убийственную со времен зарождения человечества фразу — «Это твоя проблема...» «Это твоя проблема!» произносится, чтобы откреститься от чужих проблем, поставить границу между собой и беспокоящим...»

Но не только равнодушие к чужому страданию может стать не­гативной реакцией на свое собственное страдание. Еще более опас­ными являются озлобленность, агрессивность, жестокость, мститель­ность, выражающиеся формулой: «Если я страдал, то пусть пострадают и другие». Подобное отношение к страданию сегодня довольно широко распространено.

К счастью, именно «всеобщий характер страдания» дает челове­ку надежду на достойный выход. Как отмечают многие философы и писатели, страдающий человек находит утешение в человеческой со­лидарности: он может облегчить собственные страдания, испытывая сострадание к другим. Поэтому Ф.М. Достоевский считал состра­дание главнейшим и, может быть, единственным законом всего чело­вечества, а Н.А. Бердяев писал, что новая этика должна сделать сострадание наряду со свободой и творчеством одним из краеуголь­ных своих камней.

Столь высокую роль сострадания в человеческой жизни в работе «О наз­начении человека» он объясняет несколькими причинами. Во-первых, способность к состраданию наиболее полно выявляет нравственный об­лик человека, ибо в ней проявляется умение жить чувствами и мыслями других людей, бороться с различными формами жестокости. Людей, спо­собных к полному и деятельному состраданию, можно назвать носителя­ми абсолютного и высшего добра. Во-вторых, сострадание относится к сущ­ностным чертам славянского национального характера. Н.А. Бердяев писал: «Изоляция и самодовольство индивидуумов, семейств, профессий, классов, наций чуждо русскому нравственному сознанию, и в этом рас­крывается русское этическое призвание. Именно русское этическое со­знание ставит любовь и сострадание к человеку выше любви к государ­ству, к нации, к отвлеченной морали, к семье, к науке, к цивилизации и пр.»