В человеке кроме представлений имеется еще способность рефлексии, отражения!

Кроме рассмотренных до сих пор представлений, которые по своему составу, с точки зрения объекта могут быть сведены ко времени, пространству и материи, а с точки зрения субъек­та—к чистой чувственности и рассудку, — кроме них исключи­тельно в человеке между всеми обитателями земли присоедини­лась еще другая познавательная способность, взошло совсем новое сознание, которое очень метко и проницательно названо рефлексией. Ибо это действительно отражение, нечто производ­ное от интуитивного познания, но получившее характер и свой­ства, вполне отличные от него, не знающее его форм (стр. 36-37).

[ЕДИНСТВЕННАЯ ФУНКЦИЯ РАЗУМА: ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЯ]

Как рассудок имеет только одну функцию — непосредствен­ное познание отношения между причиной и действием; как воз­зрение действительного мира, а также всякий ум, смышленость и изобретательность, при всем разнообразии их применений, представляют еобой не что иное, как обнаружения этой простой функции, — так и разум имеет одну функцию — образование по­нятия (стр. 40).

[ВЕСЬ МИР РЕФЛЕКСИИ ПОКОИТСЯ НА МИРЕ ИНТУИЦИИ]

[...] Весь мир рефлексии покоится на мере интуиции как своей основе познания. Поэтому класс отвлеченных представлений имеет тот отличительный признак сравни­тельно с другими, что в последних закон основания всегда требует только отношения к другому представле­нию того же класса, между тем как при отвлеченных представлениях он требует в конце концов отношения к представлению из другого класса (стр. 42).

[ТОЛЬКО ОТВЛЕЧЕННОЕ ПОЗНАНИЕ ЕСТЬ ЗНАНИЕ]

Знать вообще значит: иметь во власти своего духа для про­извольного воспроизведения такие суждения, которые находят себе достаточную основу познания в чем-нибудь вне себя самих, т. е. истинны. Таким образом, одно лишь отвлеченное познание есть знание; оно цоэтому обусловлено разумом, и о животных мы, строго говоря, не можем утверждать, будто они что-либо знают, хотя у них и есть наглядное познание, воспоминание о нем и потому воображение, — последнее доказывается сверх того их сновидениями. Сознание мы им приписываем, и его по­нятие, следовательно (хотя самое слово происходит от знания), совпадает с понятием представления вообще, какого бы рода

оно ни было. Вот почему растению мы приписываем жизнь, но не сознание.

[...] Знание — это отвлеченное сознание, это закрепление в понятиях разума того, что познано иным путем (стр. 53).

[ВСЯКАЯ СВЯЗНАЯ И ПЛАНОМЕРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДОЛЖНА РУКОВОДСТВОВАТЬСЯ ОТВЛЕЧЕННЫМ ЗНАНИЕМ]

[...] Всякая продолжительная, связная, планомерная дея­тельность должна поэтому исходить из основных принципов, т. е. из отвлеченного знания, и им руководиться. Так, например, познание, которым владеет рассудок, об отношении между при­чиной и действием, несомненно, само по себе гораздо совер­шеннее, глубже и содержательнее, чем то, что можно мыслить об этом in abstracto: только рассудок наглядно, непосредственно и совершенно познает, как действует рычаг, палиспаст, шестерня, как сам собой держится свод и т. д. Но вследствие только что затронутого свойства интуитивного познания — обращаться исклю­чительно к непосредственно данному — одного рассудка недоста­точно для построения машин и зданий: здесь должен приняться за дело разум, на место воззрения установить отвлеченные поня­тия, держаться их как путеводной нити в своей деятельности, и если они верны, то успех обеспечен. Точн.о так же в чистом воззрении мы совершенно познаем сущность и закономерность 'параболы, гиперболы, спирали; но для того, чтобы сделать из этого познания верное приложение к действительности, его необходимо сперва, обратить в отвлеченное знание, причем оно, конечно, потеряет наглядность, но зато приобретет достоверность и точность отвлеченного знания (стр. 55—56).

[ИСТОЧНИК ИСТИНЫ И ОСНОВА НАУКИ — ВОЗЗРЕНИЕ]

Воззрение — априорно ли чистое, как его знает математика, апостериорно ли эмпирическое, каково оно во всех других на­уках, — вот источник всякой истины и основа всякой науки.

[ГЛАВНОЕ В НАУКЕ — СУЖДЕНИЯ, ПОЧЕРПНУТЫЕ ИЗ ИНТУИЦИИ]

Не доказанные суждения, не их доказательства, а суждения,

непосредственно почерпнутые из интуиции и на ней вместо

всякого доказательства основанные, — вот что в науке является

. тем, чем солнце в мироздании: ибо от них исходит всякий свет,

озаренные которым светятся и другие.

Так как все доказательства — умозаключения, то для новой истины следует искать сначала не доказательства, а непосред­ственной очевидности, и, лишь покуда недостает еще последней, можно на время приводить доказательства. Всецело доказатель­ной не может быть ни одна наука, как не может здание висеть на воздухе: все ее доказательства должны сводиться к чему-ни-· будь наглядному и потому далее недоказуемому. Ибо весь мир рефлексии имеет свою опору и корень в мире наглядности (стр. 67—68).

Философия является совершенным повторением, как бы от­ражением мира в отвлеченных понятиях, которое возможно только посредством объединения существенно-тожественного в· одно понятие и выделения различного в другое понятие. Эту задачу поставил перед философией уже Бэкон Веруламский в своих словах: «Лишь та философия истинна, которая с совер­шенной точностью передает голоса самого мира, написана как бы под диктовку мира, представляет собой не что иное, как его образ и отражение, и ничего не прибавляет от себя, а только повторяет и дает отзвуки» (De augm. scient, l, 2, с. 13). Мы, однако, понимаем это в более широком смысле, чем это мог де­лать Бэкон в свое время (стр. 87).

[ТЕЛО СУБЪЕКТА ПОЗНАНИЯ ДАНО НЕ ТОЛЬКО КАК ПРЕДСТАВЛЕНИЕ , НО И КАК ВОЛЯ]

Субъекту познания, который в силу своего тожества с телом выступает как индивидуум, это тело дано двумя совершенно различными способами: во-первых, как представление в воззре­нии рассудка, как объект среди объектов, подчиненный их за­конам; но в то же время оно дано и совсем иначе, именно как то каждому непосредственно известное, что обозначается словом воля. Каждый истинный акт его воли сейчас и неминуемо яв­ляется также движением его тела: субъект не может действи­тельно пожелать такого акта, не заметив в то же время, что последний проявляется в движении тела. Волевой акт и действие тела не два объективно познанные различные состояния, объеди­ненные связью причинности; они не находятся между собой в отношении причины и действия: нет, они одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами — во-первых, совсем непосредственно и, во-вторых, в воззрении рас­судка. Действие тела не что иное, как объективированный, т. е. вступивший в поле воззрения, акт воли.