Кризис современного искусства

Питирим Сорокин в книге «Кризис нашего времени» отмечал, что искусство проникло во все аспекты социальной жизни и влияет на все продукты цивилизации — от инструментов и орудий до мебели и до­машней одежды. Если раньше музыка, картины, скульптуры, поэмы и драмы были доступны только избранному меньшинству, которому по­счастливилось оказаться в той комнате, в которой исполняли музыку, выставляли картину, читали поэму или разыгрывали драму, то в теперь почти каждый может наслаждаться симфониями, исполняемыми луч­шими оркестрами; драмами, разыгрываемыми лучшими актерами, лите­ратурными шедеврами, опубликованными большими тиражами и по доступной цене; картинами и скульптурами в оригинале, выставленны­ми в музеях и размноженными в бесчисленном множестве копий, и т.д. и т.п.

Питирим Александрович Сорокин (1889-1968 гг.) — русский философ, социолог. До революции — лидер левого крыла партии эсеров. После рево­люции был схвачен ЧК, приговорен к смерти и несколько недель ожидал ее. Был освобожден и после этого с огромной энергией занялся наукой. Опубли­ковал несколько книг и множество статей по вопросам социологии. Сорокин — один из основоположников теоретической социологии XX века. В 1922 г. был выслан из России. С 1923 г. до самой смерти жил в США, был ведущим социологом, создавшим свою школу, в которой обучались поч­ти все видные американские социологи. Был президентом социологической ассоциации. Не раз хотел съездить на родину, но так и не сумел.

Искусство стало доступным любому члену развитого общества, оно вошло в повседневную жизнь и стало рутинной принадлежностью всей западной культуры. Но в то же время искусство становится все более иллюзорным, пустым, поверхностным и обманчивым. Оно очень часто оказывается средством симуляции чувственных наслаждений. Его раз­нообразие постоянно побуждает его к поискам еще большего разнооб­разия, что приводит к разрушению гармонии, превращает искусство в океан хаоса и непоследовательности.

Искусство становится товаром, выставленным на рынок, оно не может более игнорировать потребности рынка. Ему надо, прежде всего, развлекать, стимулировать усталые нервы и сексуальное возбуждение. Из царства абсолютных ценностей искусство опускается до уровня про­изводства ценностей товарных. Искусство становится лишь приложени­ем к рекламе кофе, лекарств, бензина, жвачки. Каждый день можно ус­лышать избранные темы Баха или Бетховена, но как приложение к рек­ламе масла, автомобилей или слабительных средств. Постепенно стирается граница между истинным искусством и чистым развлечением. Если нормативными персонажами античного и средневекового искусст­ва были боги, святые и благородные герои, то герои современного ис­кусства — домохозяйки, бизнесмены, политики, бандиты, проститутки и социальные извращенцы. Искусство дезинтегрируется, происходит смешение различных стилей, моделей и форм.

Сорокин писал эти строки в 1950-х годах. Для современной по­стмодернистской эпохи этот эклектизм становится принципом искусст­ва. В архитектуре, например, сторонники постмодернизма отказались от такой фундаментальной составляющей как функциональность — под­чиненность формы строения выполняемой им функции (кинотеатр, цер­ковь, стадион, жилой дом и т.д.). Постмодернистские конструкции от­личались «нефунциональностью» — введением элементов, не «нуж­ных» с точки зрения назначения того или иного строения. Тот же прием активно и небезуспешно практикуется в музыке, в изобразительном ис­кусстве, не говоря уже о литературе, где игра с традицией, с вмонтиро­ванными в текст скрытыми и явными цитатами, языковые эксперимен­ты сделались едва ли не обязательным требованием для любого автора.

Еще одна особенность постмодернистского искусства — стирание различия между «высокой» и «массовой» культурой. Рафинированные произведения могут стремительно «тривилизироваться», бесконечно тиражируясь и становясь достоянием миллионов (как Мона Лиза на по­лиэтиленовом пакете или экранизация «Войны и мира»), а произведения так называемых низких жанров (детектив, триллер) приобретают черты «высокой» литературы. Кошмарные фильмы Тарантино становятся классикой, общепризнанным образцовым стилем.

Умирание души, замена веры знанием, утрата религиозности — все эти причины приводят, по мнению многих мыслителей XX века, писав­ших о кризисе искусства (О. Шпенглера, В. Вейдле, Н. Бердяева, П. Со­рокина), к умиранию искусства. В мире померкнувшем, остывшем ис­кусство не может оставаться единственным источником тепла и света: в тепле и свете оно нуждается само. Всеми своими корнями искусство уходит в религию, но это совсем не значит, что оно может религию за­менить; наоборот, оно гибнет само от длительного отсутствия религи­озной одухотворенности, от долгого погружения 'в рассудочный, неве­рующий мир. Истинный художник в нашем мире остался духовным ли­цом среди мирян. Как писал по этому поводу философ и литературовед Владимир Вейдле: «Нет мира; сокрылся Бог; в потемках один поэт — с маленькой буквы творец — ответствен за каждое слово, за каждое дви­жение. Вовсе не одно то, что он пишет, важно. Еще важнее то, что он есть. Сожжение «Мертвых душ» столь же существенно, как и их созда­ние, и в акте этого сожжения Гоголь все еще художник».