Глава вторая. Развитие темы любви в творчестве поэтов-сентименталистов
Сентиментализм, пришедший на смену классицизму, разрушал его эстетику. Для сентименталистов наиболее важен сам человек “со всеми его психологическими противоречиями, с его настроениями, чувствованиями, переживаниями”.
Одним из первых русских поэтов-сентименталистов был М. Н. Муравьев. Творчество Муравьева строится на основе его сентименталистского мировоззрения. Человек для Муравьева — это живая чувствующая личность. Чувство для него — единственная основа бытия, истины, морали.
Но, как отмечает П. А. Орлов, “собственно любовная лирика не характерна для поэзии Муравьева, о чем он сам говорит в одном из своих посланий к сестре (“Письмо к Феоне”): "Люблю, но мне любовь не есть сладчайше чувство, // Но дружба, но родство, как ты их ощущаешь, // Бесценны нежности, ты кои освящаешь, // Не отвращаются несчастного оне, // Пристрастия свои присвоила ты мне”.
Интимная лирика его посвящена родственникам и друзьям. Муравьев прославляет отца и нежно любящую сестру (в его стихах — Феона).
В лирике Муравьева образ отца — это образ гуманного воспитателя: "Ты знаешь кроткий нрав и милый // Добрейшего из человек, // Который тихостью, не силой // К добру сыновне сердце влек, // Которому я всем обязан:
Ума и сердца правотой, // ...любовью просвещенья // И сим служеньем чистых муз".
Сестре Муравьев посвятил два стихотворения: “К Феоне” и “Письмо к Феоне”. Также ей адресованы надпись на рукописи дневника Муравьева (“Присвоение сей книги Федосье Никитишне”) и несколько строк в стихотворении “Итак, опять убежище готово”. Во всех этих произведениях сплетается образ самоотверженной дочери и заботливой сестры: "И с нежным целый день родителем деля, // Тьмой маленьких услуг дух отчий веселя, // Не забываешь отсутственного брата, // Желаешь каждый день к себе его возврата".
Кроме родственных уз, брата и сестру связывает духовная близость, общность мыслей и чувств (“Чья чистая душа душе моей ближайша”). Поэт восхищается нравственным обликом Феоны и воспевает его.
Рядом с семейной темой — тема дружеской любви. Несколько дружеских посланий Муравьев посвятил вологодскому помещику А. М. Брянчанинову. Одно из них — “Письмо к Брянчанинову” — написано в связи со смертью жены последнего. Это послание — знак сердечного участия: "Одна лишь грусть твоя твое днесь утешенье; // Воззри на тлен вещей. Ум, юность, красота,
Увы! Пред божиим величьем суета".
Стихотворение “К Хемницеру” связано с той мыслью, что Муравьеву хотелось бы и после смерти жить в воспоминаниях своих друзей — Хемницера и Львова: "Когда ж со Львовым вы пойдете мимо оба, // И станут помовать цветочки сверху гроба, // Поколебавшись вдруг, // Я заклинаю вас: постойте, не бежите! // И, в тихом трепете обнявшися, скажите: // “Се здесь лежит наш друг”.
И, хотя дружеская и семейная лирика занимает большое место в творчестве М. Н. Муравьева, также в нем присутствует и лирика собственно любовная. В конце 1770-х годов появляется в его творчестве цикл, озаглавленный “Pieces fugitives”. Сам Муравьев переводит этот термин как “убегающая поэзия”.
У Муравьева мы сталкиваемся с темой, резко противоположной традиции французской легкой поэзии, где доминировала тема вполне земной любви. Он либо ограничивается поверхностным, подчеркнуто легким изображением отдельных внешних сторон своих отношений с реальной, а очень вероятно, что и условной дамой сердца: "Ты мне делаешь приветства, // Пляшешь весело со мной, // И во всех забавах детства // Ты всегда товарищ мой", либо любовная тема для него является только отправным пунктом для создания своих “убегающих” стихов: "Я жизнию доволен, // Ходя твоей тропой. // Оставить приневолен, — // Ты следуешь за мной".
Существует группа стихов Муравьева, которая в большей мере отвечает названию “любовная лирика”, так как имеет своим предметом сердечные взаимоотношения автора с героиней. Но чувства в этих стихах изображены достаточно условно. Даже самое “драматическое” стихотворений цикла, несмотря на специфический подбор “чувствительной” лексики, воспринимается, как стилизация минутного настроения: "Боги, все, что злее в муке, // Все то в сердце сем брегу. // Я с Еглеею в разлуке // Жить нещастный не могу. // Я чувствителен был ею, // Для нее я трепетал, // Вы похитили Еглею, // Я теперь бесстрастным стал; // Я бегу приятной неги, // Мрачну зреть желаю твердь, // В море слышать ветров беги, // Ощущать пришедшу смерть".
Муравьев и не стремится отражать реальную правду чувств. Для него характерно даже само определение любимой женщины: “Благополучие, питательница Муз”. Для его поэзии чувство любви, объект этого чувства важны постольку, поскольку они являются источником вдохновения и эмоций. Такое понятие о любви впервые появляется в русской лирике именно в творчестве Муравьева. "Приди, в сии явленья, // Со мной перенесись,
Эмилий размышленья // Мгновеньем насладись", — призывает Муравьев.
Если герой стихотворения грустит: "Воздыхаю приученно, // Сердце может ли мое, // Не прервавши бытие, // Зреть, о небо, пресечено // Упражнение свое", то в самой мелодике стиха ощущается “наслаждение” грустью. Отношение поэта к содержанию своей лирики наиболее ярко проявляется в следующем отрывке: "Не разгоняй туман волшебный // Манящих, сладостных и легких образов, // Которых общества желал бы философ // Во храмине учебной. // Желал бы суетной: затем, что весь их строй // Сегодня учится в уборной // У этой Нины непокорной, //
Которой раболепствуют и пастырь и герой".
В стихотворениях Муравьева отражены не реальные события, а порожденный ими “волшебный туман манящих, сладостных и легких образов”. Когда мы говорим о поэзии Муравьева, мы имеем дело не столько с поэзией чувств, сколько с поэзией сердечного воображения. Автор сознательно предпочитает роль стороннего наблюдателя в любовных отношениях, которые могли бы вызвать в нем определенный внутренний отклик: "А я любил бы чрезвычайно, // Когда бы дар позволил мой // Входить в сердца, хранящи тайны,
Быть зрителем минуты той, // Как чувство новое зачнется // Во всей невинности своей. // И сердце юное проснется // Ко пробужденности своей".
Такая позиция Муравьева объясняет появление малосвойственной любовной лирике 18 века темы нравоучительного восхваления добродетельности. Восторженное описание поэтом красоты своей возлюбленной: "Так сияют очи ясны, // Сладок голос уст твоих, // Все черты твои прекрасны", сменяется несколько настораживающей строкой: "Мы сперва к тебе влекомы // Внешней вида красотой, // Более с тобой знакомы, // Забываем образ твой".
Внешний “образ” оказывается забытым для того, чтобы уступить место воспеванию “добродетелей твоих”, души, открытой состраданью, и так далее.
И можно поспорить с Бруханским, который утверждает, что “легкие стихи Муравьева различны по настроению: пессимистическая медитация чередуется с анакреонтическими мотивами, сердечные горести — с радостями, салонная камерность — с интимностью. Легкая поэзия становится продуктом случайных эмоций, а не средством выражения нравственных и философских убеждений, как это имело место в поэзии Сумарокова и Хераскова. Она призвана отражать человеческие переживания даже в самых незначительных их проявлениях”. Это подтверждается стихотворением “О милое мечтанье” (1778), в котором Муравьев рассуждает о любви как о чем-то чистом, том, что не может тронуть мерзость жизни, о том, что сильнее порока: "Не внидет нагла дерзость // В то сердце, в коем ты. // Бежит порока мерзость // Соседства красоты".
А в стихотворении “Благоразумие” Муравьев приводит читателей к мысли, что лучше вообще отказаться от любви: "Хотите ль ваш покой, о, юноши, спасти? — // От искушения старайтеся уйти".
Но затем опять появляется понимание любви как наваждения, захватившего лирического героя; как это происходит в стихотворении “Постоянство”: "Я могу тебя, сурову, // Без надежды обожать, // Слезы в сих глазах держать // И оставить жизнь по слову, // Не преставши воздыхать".
Те же мысли — и в стихотворении “Обаяние любви”. Любовь — это то, что переживается как яркое внутреннее действо, то, что связано с красотой и юностью: "Влюбленного очам яснее день сияет: // Волшебства смутные природа исполняет, // Душа величится, и силы, спящи в ней, // Восходят в полноту деятельности своей. // Любовью дышит все от небеси до ада".
Таким образом, М. Н. Муравьев как один из первых русских поэтов-сентименталистов ввел в литературу круг тем сентиментализма — нежные чувствования, связанные с дружбой, нежной любовью между родственниками, между мужчиной и женщиной. Но теоретическую базу для русского сентиментализма создал другой выдающийся литературный деятель 18 века — Н. М. Карамзин.
Доминантой “человеческой природы” сентиментализм объявил чувство, а не разум. Сентиментализм остался верен идеалу нормативной личности, однако условием его осуществления полагал не “разумное” переустройство мира, а высвобождение и совершенствование “естественных” чувств. Русский сентиментализм в значительной степени рационалистичен, в нем сильна дидактическая установка. Сентименталистов привлекают не страсти, как классицистов Сумарокова и Тредиаковского, а чувства, создающие устойчивые отношения между людьми. Социальные и политические отношения между людьми сентименталисты стремятся обосновать и объяснить также законами природы. Поэтому они так идеализируют первичные, “естественные” связи людей — супружеские, семейные, в которых человек проходит первую школу общения и тем самым воспитывает в себе будущие гражданские добродетели.
Н. М. Карамзин в своей лирике стремился выразить принципы именно сентиментализма. И поэтому его лирика отличается стремлением к описанию громадного мира человеческих чувств и, конечно же, любви. Карамзин-лирик выступил как выразитель эмоционально-субъективного начала в поэзии. Поэзия для Карамзина являлась, по словам исследователя Н. Л. Степанова, “средством создать интимно-иллюзорный мир, отгороженный от жизненных волнений и конфликтов”. “Чувствительность”, любовная тема или философическое созерцание природы, чуждой суетным треволнениям света, — таков основной круг тем и эмоций поэзии Карамзина. Для него реальный мир, конкретные житейские чувства — лишь обман, лишь оболочка чувств идеальных: "Что здесь счастьем называют, // То едина счастья тень..."
По мнению того же Н. Л. Степанова, “вся поэтическая система Карамзина подчеркивает это настроение умиления, грусти, меланхолии, отграничения от “грубой” действительности, используя нюансы, полутоны, чувствительные эпитеты и эмоционально окрашенные слова (“кроткие”, “тихие”, “нежные”, “нежнейшие”)”. Вот как эти “нежные” чувства показаны в стихотворении “Прости”: "Мучительно плениться, // Быть страстным одному! // Насильно полюбиться // Не можно никому".
Мы попадаем в мир лирики Карамзина и видим, что автор в своих стихотворениях создает образ человека с тонкой душой и нежными чувствами. Эти чувства проявляются и по отношению к любимым, и по отношению к друзьям. Любовь в этих стихотворениях всегда высокая, очищенная от “бытовой” мишуры. Как, например, в стихотворении “Раиса”: "В восторге, с трепетом сердечным // И с пламенной слезой любви // В твои объятия упала // И сердце отдала тебе. // Душа моя в твою вселилась, // В тебе жила, дышала я; // В твоих глазах я солнце зрела; // Ты был мне образ божества".
Такая же чувствительность проявляется и в отношении дружбы (“Послание к Дмитриеву”): "Любовь и дружба — вот чем можно // Себя под солнцем утешать. // И кто любил, кто был любимым, // Был другом нежным, другом чтимым, // Тот в мире сем недаром жил, // Недаром землю бременил".
Любовь и дружба — это единственные ценности, которые могут быть у человека в жизни. О всеохватности любви говорится в стихотворении “К неверной”: “Любви покорно все, любовь... одной судьбе”. А в стихотворении “К верной” Карамзин говорит о самодостаточности любви: "Ах! Истинная страсть питается собою, // Восторги чувств не нужны ей".
То есть любовь не только самодостаточна, для того, чтобы быть настоящей, любовь должны быть спокойной, нежной, и ее ничто не может разрушить: "Разлука — опыт нам: // Кто опыта страшится, // Тот, верно, нелюбим, тот мало любит сам".
Для Карамзина очень важно передать тончайшие оттенки чувств, что он с блеском делает в стихотворении “Меланхолия”: "О, Меланхолия! Нежнейший перелив // От скорби и тоски к утехам наслажденья! // Веселья нет еще, и нет уже мученья, // Отчаянье прошло. Но слезы осушив, // Ты радостно на свет взглянуть еще не смеешь // И матери своей, печали, вид имеешь".
Итак, любовь, по Карамзину, — это всеохватывающее чувство, то, что живет в душе вечно. Если же она проходит, то только тогда, когда заканчивается жизнь. Любовь — это восторг, сердечный трепет, нежность, солнечное чувство: "Унылый мрак душевных чувств моих // Как солнцем озарится".
Карамзин создал свою концепцию любви в русле сентиментализма, которому как раз и свойственна тонкая чувствительность.
Далее принципы сентиментализма развивали в своем творчестве поэты — последователи М. Н. Муравьева и Н. М. Карамзина. Одним из них был известный поэт 18 века Иван Иванович Дмитриев. Его творчество полностью исчерпывается сентиментализмом, он воспринял это литературное течение и творил, не выходя за его рамки.
Иван Иванович Дмитриев как лирический поэт был учеником Н. М. Карамзина. Изящное остроумие, тонкая “чувствительность”, легкая ирония отличают стихи Дмитриева. И. И. Дмитриев — человек, проведший всю жизнь на государственной службе, что не помешало ему заниматься творчеством, и причем достаточно успешно. Дмитриев более всего прославился как автор иронических “сказок”, басен и песен. В своих песнях он свел поэзию с высот оды, приноровив ее к выражению непритязательных и конкретных переживаний “чувствительного сердца”. Песню Дмитриева “Стонет сизый голубочек” еще полвека спустя пели русские люди.
Любовная лирика занимает большое место в стихотворном наследии поэта. Он писал свои любовные стихотворения, как уже говорилось выше, в сентиментальной традиции. В стихотворении “Любовь и дружество” любовь оказывается силой, которую невозможно победить, как невозможно и понять: “Среди любви рассудок бесполезен”. Любовь здесь — неразрешимая дилемма, то, что разрешается только смертью. А, например, в стихотворении “О выгодах быть любовницею стихотворца” ирония по отношению к любви звучит в каждой строчке: "Возьми, возьми навек ты сердце в дар мое, // Люби меня, хотя для собственныя славы, // Или страшись и жди, что, пересиля страсть, // Забывши верности уставы // И скучась наконец сносить сурову часть, // Со равнодушием навек тебя оставлю, // Другую полюблю, другую и прославлю".
А в стихотворении “К лире” любовь опять описывается как чувство, захватывающее человека, освободиться от которого невозможно, пока он жив: "Но, ах, ты тем не успокоишь // Мою растерзанную грудь, // Лишь торжество его удвоишь, // Нет, лучше ты безгласна будь!".
В другом стихотворении, “К Хлое”, любовь — это чувство преходящее. "Еще одна морщина // Прибавилась к другим, // О прелестей кончина, — // В тебе то смерть мы зрим".
“Подражание Проперцию” опять возвращает нас к любви как чувству всеобъемлющему.
"Единый только тот, который любит страстно, // Имеет оный дар, чтоб ведать свой предел, // Не вострепещет он быть целью вражьих стрел. // Любовь, любовь сильней вседействующа рока, // Любовь отъемлет жизнь и оную дает!".
“Нежные” чувства ярко представлены в стихотворении “Песня” (1793): "Ах! Сладко и прохладу // Вкушать не одному".
Это стихотворение — об одиночестве, охватившем лирического героя.
А “Стансы к Н. М. Карамзину” говорят уже о любви дружеской: "Осужден к несносной скуке: // Грусть в самом себе таить — // Ах! И с другом быть в разлуке, // И от дружбы слезы лить!.. "
Стихотворение “Видел славный я дворец...” опять вводит нас в мир сентименталистских образов, так как в нем любовь семейная возносится выше богатства и власти.
"Лиза, рай всех чувств моих! // Мы не знатны, не велики, // Но в объятиях твоих // Меньше ль счастлив я владыки?".
Но мрачные ноты встречаются и светлой поэзии Дмитриева: стихотворение “К Г. Р. Державину” проводит мысль о том, что все в этом мире преходяще, и смерть сильнее любви.
"И где ж сей ангел днесь? И где твое блаженство? // Увы! Все в мире сем мечта, несовершенство!".
Стихотворение “Подражание Горацию” является во многом программным как для Дмитриева, так и для всех сентименталистов: "Но кто же более проводит // В покое круг летящих дней? // Лишь тот, кто счастие находит // Среди семейства и друзей".
В этом стихотворении воспевается идеал любви сентиментализма — любви друзей и родных.
Так же, как и в творчестве других сентименталистов, в творчестве И. И. Дмитриева силен автобиографический момент, особенно в его стихотворениях, посвященных друзьям.
Сентименталистские мотивы развиваются также и в творчестве Ю. А. Нелединского-Мелецкого. Но этот поэт воспринял достаточно узкий круг тем: в его творчестве превалирует тема любви между мужчиной и женщиной.
Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий служил при дворе и при этом был придворным поэтом. В. Г. Белинский отмечал, что в его стихах “...сквозь румяны сентиментальности проглядывали иногда чувство и блестки таланта”.
Основным жанром Нелединского являлась песня, отличавшаяся интимным, глубоко личным характером. В своих стихах и песнях он следовал поэтическим принципам Дмитриева и Карамзина, “очищая” фольклорные произведения от присущего им подлинно народного характера. “Салонная слащавость, стремление подчеркнуть трогательность самого сюжета, характерная сентиментальная фразеология сочетается в песнях Нелединского с мелодической легкостью стиха, с уменьем уловить отдельные подлинные черты фольклора”.
В творчестве Ю. А. Нелединского-Мелецкого присутствует мотив силы любви. И. Н. Розанов верно отметил, что для этого поэта характерна “безусловная, абсолютная” преданность любви. Стихотворение Нелединского “Ты велишь мне равнодушным...” рассказывает о сердце поэта, всецело захваченного глубоким чувством: “Дай такое, чтоб хотела не одну тебя любить”.
“Батюшков... называет Нелединского-Мелецкого “Анакреоном нашего времени”. И он прав, потому что в творчестве Нелединского присутствуют анакреонтические мотивы: любви, радости, юности. Без любви не существует жизни — это позиция присутствует в творчестве Нелединского-Мелецкого.
"Ах! Тошно мне // На своей стороне; // Все уныло, Все постыло; // Моей милыя нет! // Счастье есть только тогда, когда любимая рядом: // Здесь милой нет!! // Я пойду за ней вслед; // Где б ни крылась, // Ни таилась, // Сердце скажет мне путь".
Стихотворения Нелединского-Мелецкого были стилизованы под произведения фольклора, но это была очень изящная стилизация, которая была по вкусу утонченным придворным дамам.
"Милая вчера сидела // Под кустом у ручейка; // Песенку она запела, // Я внимал издалека. // С милою перекликался // Ближней рощи соловей. // Голос милой раздавался, // Отдался в душе моей... "
Тема любви у Нелединского-Мелецкого является самой главной, любовь для него всеобъемлюща и самодовлеюща: "Чем же злую грусть рассею, // Сердце успокою чем? // Не хочу и не умею // В сердце быть властна моем. // Милый мой им обладает; // Взгляд его — мой весь закон. // Темный дух пусть век страдает, // Лишь бы мил всегда был он".
Стихотворения Нелединского являлись образчиком салонной лирики, за простотой скрывалось высочайшее поэтическое искусство. И хотя темы стихотворений близки любовным песням русского фольклора, их отличала ровность, выдержанность и изящная галантность. И все любовные стихотворения оформлены в изящное обрамление галантного произведения: "Я рай бы видел свой в том, что моя Темира, // Моя владычица — любовь всего и мира".
Но любовь в его произведениях — это не только радость, но и потери: "Я свободен стал неложно, // Усмирилась пылка кровь, // И уж чувствую, что можно // Не носить твоих оков. // Душу что во мне питало, // Смерть не в силах то сразить; // Сердцу, что тебя вмещало, // Льзя ли не бессмертну быть".
В этом стихотворении любовь приравнивается к бессмертию. Та же тема прослеживается и в стихотворении “Полно льститься мне слезами”: "Пламень, что в себе вмещаю, // Он душа, он жизнь моя: // Им я вечность постигаю,
Им бессмертен буду я".
А в стихотворении “Если б ты была на свете” любовь — это живая душа: "Знаешь ты сама неложно: // Сколько сердце ни круши, // Жить, равно мне жить не можно // Без тебя, как без души".
В другом стихотворении “Выйду я на реченьку” Нелединский опять говорит о всевластии любви: "Каждое души движенье — // Жертва другу моему. // Сердца каждое биенье // Посвящаю я ему".
Любовь заполняет весь мир, и всех людей она задевает: "Стрел, что любовь имеет, // Никто не избежит".
Эта же тема прослеживается и в других строчках Нелединского: "Всечасно он (зрак) в моих глазах, // Всегда живет в душе унылой. // О время! Быстротой своей // Яви услугу мне полезну: // Скорее достигай тех дней, // В который мне узреть любезну. // На медленность твою впервой // Ты жалобы мои внимаешь. // Но, время! // Ты того не знаешь, // Что нет души моей со мной!".
В стихотворении же “Прости мне дерзкое роптанье...” любимая становится божеством для лирического героя стихотворения: "Мне мило от тебя страданье — // Утеха, рай моих ты дней. // Ты жизнь его (сердца)... его стихия, // В тебе тобой живет оно, // И в самые минуты злыя // Тебе одной, тебе дано // Души жестокое волненье // Единым взглядом усмирять // И без надежды утешенье // В унылы чувства поселять".
Итак, обобщая все вышесказанное, можно сделать вывод, что любовь является центральной темой лирики Ю. А. Нелединского-Мелецкого. Все его песни, которыми он и прославился, являются любовными песнями. Любовь, по Нелединскому, — это жизнь сердца, отрада и свет, это то чувство, которое наполняет душу и делает ее живой.
Сентиментализм внес в любовную лирику новый круг тем — тему дружеской любви и любви семейной, а также перевел любовную лирику из сферы мыслимого в сферу внутреннего чувства. Поэты этого направления пытались описать чувства, которые испытывает человек со всеми переживаниями, настроениями, психологическими противоречиями.
Заключение
Итак, обобщая все вышесказанное, мы делаем вывод, что русская любовная лирика 18 века развивалась стремительно. Если в начале века, кроме фольклорных любовных песен, мы встречаем только силлабические вирши, то уже в 30-х годах появляется переведенный В. К. Тредиаковским роман “Езда в остров любви”, издание которого положило начало развитию русской любовной лирики. Но аллегорическое изображение любви, традиции которого идут еще от средневекового “Романа о Розе”, не имело продолжения в русской литературе, так как Тредиаковский прервал эту традицию в своем переводе романа Тальмана. Последующими поэтами были восприняты традиции “Стихов на случай” (приложенных к “Езде в остров любви”), многие из этих стихотворений превратились в любовные песни и были очень популярны в середине 18 века. Тема любви не получает своего развития в творчестве М. В. Ломоносова (в его стихотворениях более прославляется любовь к Родине), но она ярко проявляется в произведениях А. П. Сумарокова, который воспевал любовь во многочисленных эклогах, идиллиях, песнях, продолжая традицию описания любви как страсти, начатую В. К. Тредиаковским, также он продолжает использовать образы античных богов в описании любви, в его творчестве, в отличие от Тредиаковского, появляется мотив неразделенной любви. Хотя Сумароков еще не выходит за рамки классицизма, его творчество (а особенно песни) является шагом вперед, в нем появляются личностные мотивы. Но особенно ярко этот мотив проявился в творчестве А. А. Ржевского, последователя А. П. Сумарокова. Его лирика — это своеобразный поэтический дневник, запечатлевший движения души читателя. Поэт-классицист Г. Р. Державин в своих стихотворениях использовал мотивы, во многом свойственные другому направлению — сентиментализму, он говорил о чувствах интимных, личных, которые не входили в поле зрения классицизма. В его лирике любовь становится радостным, светлым чувством, которое не может остаться неразделенным.
А в это время на смену классицизму приходит сентиментализм, направление, которое по сути своей призвано отражать внутреннюю жизнь человека. Сентименталисты стремились к спонтанности, к тому, что чувства должны отражаться именно так, как требует сердце. Впервые сентименталистские мотивы получили свое развитие в произведениях М. Н. Муравьева, который ввел круг основных тем сентиментализма — тема любви и особенно дружбы, которая для сентименталистов была во многом важнее.
Н. М. Карамзин, создавший теоретическую базу русского сентиментализма, ввел в лирическую поэзию образ всеохватывающей любви. А И. И. Дмитриев, один из ближайших соратников Н. М. Карамзина, продолжил развивать в своем творчестве тему дружеской любви. И только в творчестве Ю. А. Нелединского-Мелецкого любовь между мужчиной и женщиной становится главной темой, и именно в его творчестве, наконец, начинают играть роль фольклорные мотивы, которые подвергаются изящной стилизации.
Хотя во многом сентименталисты говорят о любви еще весьма условно, но это уже громадный шаг вперед, к той искренности, которая поражает в лирике 19-го – 20-го веков. Все произведения любовной лирики 18 века оказали величайшее влияние на развитие всей последующей любовной лирики. И в 19-м веке Россия вступила в золотой век русской поэзии, первыми ласточками которого были поэты — ученики сентименталистов, например Батюшков и Жуковский.
Самым же ярким явлением, венчающим этот этап развития русской лирики, был, конечно же, А. С. Пушкин, в творчестве которого объединились лучшие черты любовной лирики 18 века.
Библиографический список
1. Антология мировой философии: В 4-х томах. — Москва, 1969. — Т. 1, Ч. 2.
2. Бахмутский В. Я. Классицизм.// Литературный энциклопедический словарь. — Москва, 1987. — С. 157 – 158.
3. Бруханский Л. Н. М. Н. Муравьев и легкое стихотворство.// XVIII век. — Москва – Ленинград, 1959.
4. Валицкая А. П. Русская эстетика XVIII века. — Москва, 1983.
5. Гудошников Я. И. Очерки истории русской литературной песни XVII – XIX веков. — Ленинград, 1938.
6. Гуковский Г. А. История русской литературы и общественной мысли XVIII века. — Ленинград, 1938.
7. Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. — Ленинград, 1939.
8. Гуковский Г. А. Русская поэзия XVIII века. — Ленинград, 1927.
9. Гусев В. Песни, романсы, баллады русских поэтов.// Песни русских поэтов. — Ленинград, 1988. — С. 52 – 54.
10. Державин Г. Р. Анакреонтические песни. — Москва, 1986. — (“Литературные памятники”).
11. Дерюгин Д. А. В. К. Тредиаковский — переводчик. — Саратов, 1985.
12. Дмитриев И. И. Стихотворения. — Москва, 1987.
13. Домострой. — Москва, 1990.
14. Древнерусская литература. — Москва, 1997.
15. Западов А. В. Поэты XVIII века: М. В. Ломоносов. Г. Р. Державин. — Москва, 1979.
16. Западов А. В. Поэты XVIII века: А. Кантемир. А. Сумароков. В. Майков. М. Херасков. — Москва, 1984.
17. Истомин К. Книга любви знак в честен брак. — Москва, 1989.
18. История русской литературы: В 3-х томах. — Москва – Ленинград, 1958. — Т. 1.
19. История русской литературы: В 4-х томах. — Ленинград, 1980. — Т. 1.
20. История русской поэзии. — Москва – Ленинград, 1968. — Т. 1.
21. История всемирной литературы. — Москва, 1985. — Т. 3. — С. 45 – 51.
22. Карамзин Н. А. Избранные сочинения: В 2-х томах. — Москва – Ленинград, 1964.
23. Карамзин Н. А. Сочинения: В 2-х томах. — Ленинград, 1984.
24. Кочеткова Н. Д. Ю.А. Нелединский-Мелецкий.// Краткая литературная энциклопедия. — Москва, 1968. — Т. 5. — С. 186.
25. Лирика древней Эллады и Рима. — Москва, 1990.
26. Литературное творчество Ломоносова. — Москва – Ленинград, 1965.
27. Ливанова Г. Н. Русская музыкальная культура XVIII века. — Москва 1952. — Т. 1.
28. Ломоносов М. В. Избранные произведения. — Москва – Ленинград, 1965.
29. Макогоненко Г. П. Н. М. Карамзин.// Краткая литературная энциклопедия. — Москва, 1966. — Т. 3. — С. 393.
30. Михайлов А. Д. Любовная лирика средневекового Запада.// Прекрасная Дама: Из средневековой лирики. — Москва, 1984.
31. Муравьев М. Н. Стихотворения. — Ленинград, 1967.
32. Новикова А. М. Русская поэзия XVIII – первой половины XIX века и народная песня. — Москва, 1982.
33. Орлов П. А. Русский сентиментализм. — Москва, 1987.
34. Песни русских поэтов: В 2-х томах. — Ленинград, 1988.
35. Платон. Собрание сочинений: В 4-х томах. — Москва, 1990. — Т. 1.
36. Позднеев А. В. Рукописные песенники XVII – XVIII веков. — Москва, 1927.
37. Поэты XVIII века: В 2-х томах. — Ленинград, 1958.
38. Поэты XVIII века: В 2-х томах. — Москва, 1972.
39. Пуришев Б. Лирическая поэзия средних веков.// Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов. — Москва,1974.
40. Русский и западноевропейский классицизм. — Москва, 1982.
41. Русская литература XVIII века. Словарь-справочник. — Москва, 1997.
42. Русская литература последней четверти XVIII века. — Москва, 1985.
43. Русская литература XVIII века и ее международные связи. — Москва, 1975.
44. Русская поэзия XVIII века. — Москва, 1972.
45. Русская эпиграмма. — Ленинград, 1988.
46. Серман И. З. Поэтический стиль Ломоносова. — Москва – Ленинград, 1966.
47. Серман И. З. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира. — Ленинград, 1973.
48. Семенко И. М. И. И. Дмитриев.// Краткая литературная энциклопедия. — Москва, 1964. — Т. 2. — С. 704 – 705.
49. Сумароков А. П. Стихотворения. — Москва, 1953.
50. Сумароков А. П. Избранные произведения. — Москва, 1963.
51. Тредиаковский В. К. Избранные произведения. — Москва, 1963.
52. Философия любви: В 2-х томах. — Москва, 1990.
53. Фридман Н. Р. Поэзия Батюшкова. — Москва, 1971.
54. Харитонов В. А. Сентиментализм.// Литературный энциклопедический словарь. — Москва, 1987. — С. 375.
55. Хейзинга Й. Осень Средневековья. — Москва, 1988.
56. Шестаков В. П. Философия любви и красоты эпохи Возрождения. // О любви и красотах женщин: Трактаты о любви эпохи Возрождения. — Москва, 1992. — С. 3 – 14.
57. Шишмарев В. Ф. Французская литература. Избранные статьи. — Москва – Ленинград, 1965.