Каря Густав ЮНГ, Мишель ФУКО. животные, и нуждаются в поучениях

животные, и нуждаются в поучениях. Для этой цели, по его словам, и существует такого рода внешний декор, и, пре­жде чем ступить в пределы храма, они должны вспомнить о дхарме, иначе их сознание не пробудится и они не придут к духовному совершенству.

Когда мы вошли в ворота, индус указал на двух «искусительниц» — скульптурные изображения танцую­щих девушек с соблазнительным изгибом бедер, они улыба­лись, приветствуя входящих. «Вы видите этих танцующих девушек? — спросил он. — Смысл здесь тот же. Разумеет­ся, я не имею в виду ни меня, ни вас, кто уже достиг опре­деленного уровня сознания, мы — выше такого рода вещей. Но эти крестьянские парни нуждаются в напоминании и предостережении».

Когда мы, выйдя из храма, стали спускаться по аллее лингамов, он внезапно сказал мне: «Вы видите эти камни? Знаете ли, что они означают? Я открою вам великую тайну». Я был удивлен: мне казалось, что фаллическое содержание этих памятников ясно и ребенку. Но он прошептал мне на ухо с величайшей серьезностью: «Эти камни — интимная часть мужского тела». Я ожидал, что он сообщит мне что-либо о символах великого бога Шивы.

Ошеломленный, я посмотрел на него, но он лишь важно кивнул головой, словно говоря: «Да-да, это правда. Вы же в своем европейском невежестве никогда бы об этом не до­гадались!» Когда эту историю услыхал Генрих Циммер, он восторженно воскликнул: «Наконец-то я узнаю что-то стоя­щее об Индии!»

Ступа Санчи вызвала во мне неожиданное и сильное чувство: так бывает, когда я вижу нечто — вещь, лич­ность или идею, — что мне не вполне понятно. Ступа сто­ит на скалистом холме, к вершине которого ведет удобная тропа, выложенная большими каменными плитами. Этот храм — реликварий сферической формы, он напомина­ет две гигантские чаши для риса, поставленные одна на другую, как предписывал сам Будда в Маха-Паринибба-на-Сутре. Англичане очень бережно отреставрировали ее.

Самое большое из этих строений окружено стеной с че­тырьмя искусно украшенными воротами. Вы входите — и тропа поворачивает налево, затем вкруговую — по часовой стрелке — ведет вдоль ступы. Четыре статуи Будды об­ращены к четырем сторонам света. Пройдя один круг, вы вступаете во второй — параллельный, но расположенный несколько выше. Широкая панорама долины, сами ступы, руины храма, покой и уединение — все это растревожило и зачаровало меня. Я на время покинул своих спутников, пог­рузившись в атмосферу этого удивительного места. Где-то вдали послышались ритмичные удары гонга, они медленно приближались. Это оказалась группа японских паломников. Они двигались один за другим, ударяя в маленькие гонги, и скандировали древнюю молитву: «От mani padme hum»*. Удар гонга приходился на «hum». Паломники низко склони­лись перед ступой и вошли в ворота. Там они склонились снова у статуи Будды, распевно произнося что-то вроде мо­литвы, затем дважды прошли по кругу, приветствуя гимном каждую статую Будды.

Я проводил их глазами, но душой был с ними, что-то во мне посылало им безмолвную благодарность за то, что их появление чудесным образом помогло мне найти способ выразить охватившее меня чувство. Мое волнение указыва­ло на то, что холм Санчи явился для меня неким центром. Это был буддизм, который я увидел в новом свете. Жизнь Будды предстала передо мной как воплощение самости, именно идея самости, самодостаточности, была ее смыс­лом; она, эта идея, стояла выше всех богов и была сутью бытия — человека и мира. Как unus rmmdus" она воплощает и бытие в себе, и знание о нем — знание, без которого ни­чего существовать не может. Будда увидел и осознал кос­могонический смысл человеческого сознания, понимая, что, если человек позволит этому свету угаснуть, мир обратится в тьму, в ничто. Величайшая заслуга Шопенгауэра в том, что и он тоже — или и он вновь — признал это.

О сокровище, восседающее на лотосе (санскр.) Единый мир (лат.)

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР

Христос, как и Будда, воплощает в себе самость, но в совершенно ином смысле. Оба они одержали победу над этим миром: Будда, так сказать, здравым смыслом, Христос — искупительной жертвой. Христианство учит страдать, буддизм — видеть и делать. Оба пути ведут к ис­тине, но для индуса Будда — человек, пусть совершенный, но человек, тем более что он личность историческая, и лю­дям легче понять его. Христос — и человек, и в то же вре­мя Бог, понять это гораздо сложнее. Он и сам не осознавал всего, зная лишь то, что обречен пожертвовать собой, такова его судьба. Будда действовал, как считал нужным, он про­жил свою жизнь до конца и умер в глубокой старости. Хрис­тос же был тем, чем ему должно было быть, — он прожил очень недолго. Со временем буддизм, как и христианство, претерпел многие изменения.

Будда сделался, если можно так выразиться, воплоще­нием саморазвития, образцом для подражания, хотя сам он учил, что, преодолев цепь сансары, каждый человек спосо­бен достичь просветления, стать буддой. Аналогично и в христианстве Христос представляется неким прообразом, который жизет в каждом христианине и в своем роде яв­ляет собой идеальную модель личности. Но исторически христианство пришло к «imitatio Christ!»*, когда человек не пытается искать свои, предназначенный ему духовный путь, но ищет подражания, следует за Христом. Так и Вос­ток пришел, в конце концов, к своею рода imitatio, Будда стал образцом для подражания, что уже само по себе есть искажение его учения, равно как «imitatio Christi» привело к неизбежному застою в развитии христианства. Как Буд­да в своем знании далеко превзошел брахманов и их богов, так и Христос возвещал евреям: «Вы боги» (Ин. 10:34), но люди так и не смогли принять это. И теперь мы видим, что так называемый «христианский» Запад, так и не создав нового мира, стремительно приближается к разрушению имеющегося.

Подражание Христу (лат.)