ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ XIX—XX вв. 3 страница

По сути дела, в «осевое время» впервые произошло то, что сейчас наблюдается в жизни уже большинства людей. В условиях XX века особенно заметно, что истинная духовная жизнь рождается перед лицом «абсурдных ситуаций», ставящих перед человечеством «последние вопросы»; только тогда общение людей выходит на экзистенциальный уровень.

К.Ясперс считал, что жизнь и судьба людей связаны с существованием так называемой «трансцендентной реальности» (то есть Бога), абсолютно непостижимой для разума. Правда, мы можем воспринимать «шифры» трансцендентного. Прежде всего, человек представляет шифр для себя самого, и поэтому он постоянно стремится к самопознанию (например, выра­жая это в утверждении, что он создан по образу и подобию Божию). Другим шифром для личности является ее связь с миром социального — обществом и государством. В качестве третьего шифра выступает неотъемлемая от экзистенции свобода, свидетельствующая о ка­чественном отличии человека от природы. Наконец, четвертым важнейшим шифром являет­ся смерть, поскольку при ее приближении личность вступает в пограничную ситуацию, «испытывая бытие в крушении».

По утверждению К.Ясперса, важнейшая роль в истории человечества принадлежит фи­лософии, которая к тому же приобретает в XX веке новую, особую функцию. Она перестала быть уделом узких кружков и университетских курсов, стала достоянием многих людей. Бы­ло бы хорошо, если бы она связала всех людей с помощью философской веры, которая, по мысли К.Ясперса, должна служить противоядием против рационалистических тенденций и утопий, претендующих на создание рая на земле, однако в действительности лишь разру­шающих нравственные и культурные традиции.

Экзистенциализм, фрейдизм и «философия жизни» стали в XX веке наиболее известны­ми и влиятельными философскими направлениями из числа тех, в которых иррационалистический подход к миру и человеку нашел самое последовательное выражение. Для этих фило­софских направлений характерно большое внимание к человеку и его духовному миру, пре­жде всего, попытки выявить нерациональную основу жизни людей, найти смысл их индиви­дуального и социального бытия, решить проблему свободы и ответственности личности. Вместе с тем, характерное для представителей этих философских школ стремление исследо­вать субъекта во всех его проявлениях сочеталось с недооценкой онтологических проблем, сильными сомнениями или даже полным отрицанием возможности объективного познания мира, невниманием к социальным характеристикам человека.

2.4.3.3. Философский разум между полюсами рациональности и иррационализма.

Несмотря на растущую популярность неклассических подходов к мировоззренческим проблемам, большинство философов нашего столетия все же так и не стали активными сто­ронниками последовательного иррационализма и ярыми критиками интеллекта. Вместе с тем, лишь некоторые философские школы стремились сделать акцент на сохранении тради­ций классического философствования, следуя лозунгам «Назад, к Канту» или «Назад, к Геге­лю». Под влиянием сложнейших проблем и грандиозных катастроф XX века многие мысли­тели ясно осознали, что времена Ф.Бэкона и Р.Декарта, И.Канта и Г.Гегеля с их историче­ским оптимизмом и убежденностью в огромных или даже безграничных возможностях чело­веческого разума безвозвратно ушли в прошлое. Однако эти мыслители не отбросили полно­стью классические подходы, а старались использовать их (как, впрочем, и учения иррацио-

налистов) в построении и обосновании собственных концепций. Это не только позволило обеспечить преемственность в развитии философской мысли, но и дало возможность от­крыть новые исследоватепьские горизонты. Рассмотрим некоторые философские направле­ния, стремящиеся решить мировоззренческие проблемы, избежав при этом крайностей ра­ционализма и иррационализма.

Важное место в философии XX века принадлежит немецкому мыслителю Эдмунду Гус­серлю, основоположнику феноменологии. Одним из главных вопросов он считал определение возможностей строго научного познания. При этом, по его мнению, по­стижение бытия не должно начинаться с «природной» установки (идти от внешнего мира), поскольку в этом случае оно сводится к зеркальному отражению, и человек теряется за объ­ективным содержанием. В результате, по мысли Э.Гуссерля, исходным пунктом философст­вования должны стать явления (феномены) самого сознания, «данные впечатлений» или «поток переживаний». Феномены сознания трактовались им как возникающие в нем смыслы предметов, определенные духовные структуры. По убеждению немецкого философа, именно они и есть то единственное, что доступно человеку. Основанием же познания является интуи­тивное созерцание феноменов как очевидных данностей. Вместе с тем, в феноменах нам дан и объект познания, поскольку сознание всегда на него устремлено, а «сознание — обязательно сознание о чем-либо».

Согласно Э.Гуссерлю, философия должна найти те «чистые структуры» сознания, кото­рые содержатся в начале всякого познания. Для этого им был разработан метод феноменоло­гической редукции, состоящий в «вынесении за скобки», то есть отвлечении от всех воздейст­вий внешней действительности, сосредоточении на собственно смысловых связях феноменов. Следуя таким путем, Э.Гуссерль пришел к идеалистическим выводам. Так, по его мнению, важно не столько содержание феноменов, сколько их «конструирование» свободным и ак­тивным сознанием. Правда, хотя сознание и «конструирует» объекты, самостоятельное «Я» возможно только благодаря «бытию-вместе-с-другими», поскольку общность первичнее от­дельного «Я». В ходе постижения бытия происходит переход от феноменов к структурам «чистого сознания», например, к таким научным идеализациям, как клетка, число и точка. Последние рассматривались философом как некоторые «предельные субъективные творе­ния». Однако наиболее полно жизненный мир предстает перед нами все же не в понятиях, а в составляющих «поток сознания» образах.

Таким образом, феноменология не является наукой о реальных вещах (которые она «заключает в скобки», то есть убирает из предмета рассмотрения), а представляет собой ис­следование значений и смыслов, рассмотрение процесса создания «чистых сущностей», кон­струирования мира таким, каким он имеет значение для человека. Несомненное достоинство феноменологии состоит в пристальном внимании к духовному миру субъекта, акцентирова­нии активности сознания. Вместе с тем, согласно Э.Гуссерлю, все познание и практика сво­дятся в конечном итоге к сопоставлению явлений сознания, что ведет к отрыву субъекта от объекта. Следует отметить, что идеи основоположника феноменологии повлияли на концеп­ции многих философов XX века, в том числе экзистенциалистов.

Под особым углом зрения к анализу человеческой жизни обратилась герменевтика (от имени древнегреческого бога Гермеса, дословно «истолковывающая»). Фундаментальным вопросом для этого направления является проблема возможности понимания окружающего мира человеком, который рассматривается как «понимающее бытие».

Истоки герменевтики прослеживаются еще в XIX веке. Немецкий философ Фридрих Шлейермахер подходил к герменевтике как к искусству понимания письмен­но фиксированных проявлений жизни людей. Он задумался над проблемой постижения смысла письменных произведений и полагал, что для этого необходимо как бы воспроизве­сти заново творческий акт, в ходе которого в свое время автор создавал текст. Немецкий мыслитель Вильгельм Дилътей считал, что для понимания произведения не­обходимо прежде всего войти в историческую атмосферу, существовавшую в момент его соз­дания, и как бы «сопережить» ее. По его мнению, жизнь должна постигаться непосредствен­но, в ее духовной целостности. Понимание рассматривалось В.Дильтеем интуитивистски, как «непосредственное проникновение» в жизнь. При этом он полагал, что исследование собст­венного духовного мира достигается путем самонаблюдения, чужой же индивидуальности — в ходе так называемого «вживания» или «сопереживания».

В XX столетии герменевтика перестала рассматриваться только как способ философст­вования, исходным пунктом которого является истолкование и понимание текстов. Понима­ние превратилось в универсальный способ освоения бытия, в совокупный опыт человека, включающий и практическую деятельность, и коммуникацию. Наиболее известным предста­вителем герменевтики в нашем столетии является Ханс-Георг Гадамер. Соглас­но его концепции, жить и мыслить возможно только в пределах определенной исторической традиции. Эта мысль перекликается с идеей Э.Гуссерля о том, что у каждой культуры есть свой «исторический горизонт». Философы сделали и сходные выводы: понимание происхо­дит благодаря традиции или особенностям «жизненного мира». Х.-Г.Гадамер определил и еще одно условие понимания — здравый смысл, который формируется в результате образо­вания, вырабатывающего у человека самые общие жизненные установки.

Однако самую главную роль в понимании все же играет язык, который у герменевтов приобретает самостоятельную жизнь и, по сути дела, трактуется с позиций объективного идеализма. Согласно Х.-Г.Гадамеру, язык «бытиен», а мир, где мы существуем, есть не что иное, как мир языка. Занимавшийся также и герменевтическими проблемами экзистенциа­лист М.Хайдеггер писал, что «язык — дом бытия» и «язык говорит нами». Фактически все сущее является текстом, который можно постичь. Язык — это не только носитель историче­ских традиций и духовных ценностей, он также всеобщая основа понимания между людьми. Язык бесконечен в проявлениях и поэтому бесчисленны возможности его самостоятельного развития через коммуникацию. Люди никогда не знают точно, чем завершится любой диа­лог, ведь всегда может быть поставлен новый вопрос и дан новый ответ.

Согласно Х.-Г.Гадамеру, базовым свойством понимания является существование так называемого герменевтического круга. Дело в том, что, с одной стороны, для характеристики целого нужно постичь его части. Однако, с другой стороны, для познания отдельных элемен­тов уже следует иметь какое-то представление о смысле целого! Поэтому отдельные слова и предложения трудно понять без смысла всего текста и знания творческих особенностей авто­ра. Напротив, мы ничего не поймем в произведении и без отдельных слов и предложений. В научном познании герменевтическому кругу соответствует взаимодействие эмпирических фактов и теории. Факты подбираются (и отбираются!) исходя из теории, которая, в свою очередь, создается на основе фактов. Таким образом, человек всегда находится в так назы­ваемом круге понимания, и его задача — постичь то, внутри чего он с самого начала сущест­вует.

Поскольку, с позиций герменевтики, язык бесконечен, а круг понимания индивидуален, то объективной истины не существует, она всегда временна, исторична и субъективна. Вме­сте с тем, уже сам вопрос определяет некоторый смысловой горизонт каждого высказывания (то есть задает возможные варианты ответа). Поэтому истина раскрывается и развивается в процессе коммуникации между людьми. При герменевтическом подходе легко объяснить на­личие в XX веке плюрализма мировоззрений — оно проистекает из того факта, что сущест­вует не один, а бесконечное множество смыслов и толкований. В силу всего сказанного гер­меневтика придает исключительно важное значение постоянному диалогу текстов и лично­стных позиций, ценностных установок и культур. Призыв герменевтики к мировоззренче­ской терпимости, многообразию подходов и диалогу идей заслуживает высокой оценки, од­нако абсолютизация в ней роли понимания и языка привела к трудностям при попытке объ­яснения природы.

В XX веке определенное распространение в Западной Европе получило такое философ­ское направление, как прагматизм (от греческого «прагма» — дело, действие). Однако его виднейшими представителями являлись не европейские, а американские философы Чарльз Пирс, Уильям Джемс и Джон Дьюи. Соглас­но прагматизму, мир представляет собой нечто бессмысленное и непознаваемое, «хаос слу­чайных событий». По выражению У.Джемса, мы находимся в мире так же, «как собаки и кошки в наших библиотеках; они видят книги и слышат разговор, не чуя во всем этом ника­кого смысла». Поэтому единственной реальностью для людей является опыт.

Согласно прагматизму, знания, получаемые на основе опыта, не могут оцениваться на степень соответствия объективному миру, их следует рассматривать лишь с точки зрения по­лезности. Если знания помогают достичь успеха и получить желаемый эффект, то и являются истинными. Иными словами, истина в прагматизме отождествляется с пользой. В этой связи, по мнению сторонников прагматизма, философия должна не размышлять о мировоззренче­ских проблемах, а быть средством решения «жизненных» задач. В прагматизме заметны ир-рационалистические тенденции — отрицается упорядоченность бытия, предпринимается по­пытка упростить и приземлить разум, ограничить сферу его деятельности достижением поль­зы. Вместе с тем, в прагматизме ярко выражено по сути рационалистическое стремление раз­работать способы преобразования мира для блага человека.

Заметное место в западноевропейской духовной культуре XX века занимает религиоз­ная философия. Одной из ее школ является неотомизм, представляющий собой модернизи­рованную схоластическую философию Фомы (Томаса) Аквинского. Наиболее известные ее представители — Жак Маритен и Этьен Жильсон. Неото­мизм формально провозгласил права разума и науки и выступил против иррационализма. Вместе с тем, неотомисты исходят из принципа гармонии разума и веры, которые не исключают, а дополняют друг друга как два данных нам Богом источника истины. По убеждению представителей модернизированной религиозной философии, вера может и должна опирать­ся на логическое обоснование.

В качестве такого обоснования неотомисты, естественно, приняли доказательства бытия Бога, впервые предложенные Фомой Аквинским в XIII веке. Вместе с тем, по мысли неото­мистов, самые передовые достижения современной науки также доказывают бытие Всевыш­него и акт Творения мира. Например, расширение Метагалактики объяснялось ими как ре­зультат ее творения и первотолчка, некоторые до конца не решенные научные проблемы (например, возникновение жизни вообще и человека в частности) также относились к веде­нию Бога. Неотомисты считали, что без вмешательства Бога невозможно объяснить единст­во мира, движение и возникновение качественно нового; он также придает материи форму. Правда, в этих доводах имеется уязвимое место, ведь таким образом неотомисты по сути де­ла уже подразумевали, что пока необъясненное принципиально необъяснимо, и это давало возможность говорить о доказанности бытия Бога. Кроме того, если мы сейчас не можем полностью обосновать единство мира, то это еще не означает абсолютной необходимости существования объединяющего бытие всемогущего существа. Возможно и другое объяснение мира — на научно-материалистических началах, исходя из бесконечности и саморазвития Вселенной.

Одним из серьезных доводов бытия Бога, по мысли неотомистов, является открытый наукой так называемый аптропный принцип. Согласно ему, основные мировые физические константы нашей Вселенной соответствуют друг другу таким образом, что допускают воз­можность появления человека. Отсюда был сделан вывод, что Бог сотворил целесообразно устроенный мир для человека. Однако возможна и другая, научно-материалистическая трак­товка, согласно которой мы живем лишь в одном из бесчисленных вариантов неисчерпаемо­го и развивающегося по естественным законам мира. Именно в этом его варианте и возникли условия для нашего появления, в другом мире просто не было бы того, кто смог бы задать себе вопрос о целесообразности Вселенной. Значительное внимание неотомизм уделил про­блеме человека, особенно исследованию его духовной жизни сквозь призму бессмертия души и необходимости обращения личности к Богу.

Будучи продолжателем идей теоцентризма, Жак Маритен разделял креационистское миропонимание. По его мнению, в разуме Бога присутствуют прообразы или формы всех вещей, содержатся основания их сотворенного многообразия. Каждая вещь состоит из сущ­ности и существования. Сущность представляет собой то, чем является вещь, что позволяет назвать ее таковой, это предмет в возможности. Существование же показывает, есть ли эта вещь в действительности. Согласно Ж.Маритену, единственным бытием, сущность которого состоит в существовании, является Бог. Все вещи получают существование именно от него, то есть творятся.

В развитие идей томизма Ж.Маритен обосновал шестое доказательство бытия Бога. По его мнению, оно вытекает из того факта, что «экзистенциальный опыт человеческого мыш­ления приводит к выводу о бессмертии нашей мысли и ее «предсуществовании» до времени в разуме Бога». В качестве седьмого доказательства бытия Всевышнего мыслитель рассмат­ривал так называемый моральный аргумент. Дело в том, что божественное Благо явлено нам в каждом акте морального выбора. Уже при первом свободном волеизъявлении ребенок ин­стинктивно тянется к доброму. Именно добро становится незримой целью любого человече­ского действия, совершенного и верующим, и благонамеренным атеистом. Даже склонив­шиеся к злу люди стремятся оправдать свои действия какими-то благими целями.

Ж.Маритен развил также концепцию интегрального гуманизма. По его убеждению, ис­точником и смыслом человеческой жизни является стремление к Богу и забота о душе. Сле­дует отвергнуть такое поведение, когда человек слишком занят земной жизнью как по пово­ду недостатка, так и изобилия материальных ценностей. Мыслитель обратился и к традици­онной в религиозной философии проблеме мирового зла. По его мнению, Бог вовсе не ответ­ственен за зло, которое творится в мире. Он задает не сценарий, а всего лишь набросок того, чему надлежит случиться, отнюдь не исключающий отклонений от линии добра. Зло высту­пает как результат свободного волеизъявления человека, обратная сторона полученного им свыше дара свободы. Принудительное очищение мира от зла означало бы утрату этого бес­ценного дара, поэтому Бог и не налагает заранее запрета на все проявления зла. Человек должен сам бороться со злом, реализовывая свою свободу, которая «есть само условие мыс­лительной деятельности», залог движения человечества к общему благу. В качестве важней­шей задачи философии Ж. Маритен рассматривал противостояние тоталитаризму во имя свободы и демократии.

Отличный от неотомизма вариант модернизированной религиозной философии при­надлежит французскому мыслителю Пьеру Тейяру де Шардену. Как и представители неотомизма, он отстаивал точку зрения о необходимости объединения усилий ре­лигии и науки в объяснении мира и решении проблем современного человечества. Однако Тейяр де Шарден отверг креационистскую теорию, согласно которой Бог раз и навсегда со­творил мир, и исходил из того, что Вселенная существует вечно. В обозримых пределах мы наблюдаем процесс эволюции мира, которая фактически и является божьим творением. По убеждению мыслителя, эволюция начинается в некой точке (Тейяр де Шарден условно на­звал ее Альфа) и движется к другой точке (Омега). Последняя выступает как источник по­рядка и движения, духовное бытие, привлекающее к себе все, что существует. Альфа и Омега в их единстве были отождествлены Тейяром де Шарденом с Богом. Таким образом, его уче­ние имеет пантеистический характер.

Французский философ считал, что в процессе эволюции физическая энергия убывает в силу действия закона энтропии, а духовная энергия возрастает благодаря точке Омега. Раз­витие Вселенной проходит три стадии: «преджизнь» (литосфера), «жизнь» (биосфера) и «феномен человека» (ноосфера). Духовное начало в той или иной мере присуще всему бы­тию, оно источник целостности и единства объектов. Например, благодаря ему, по мысли Тейяра де Шардена, существуют и атомы, и молекулы. В живой природе это начало обретает психическую форму, в человеке же становится самосознанием (ибо он знает, что знает). Творческая эволюция человека происходит на основе его духовности и любви с помощью энергии, идущей от Бога.

Поскольку человек сам стремится к точке Омега, то Тейяр де Шарден отверг принцип ортодоксального христианства, согласно которому необходимо недеятельное отношение к миру и пассивное ожидание спасения от Всевышнего. Философ исходил из того, что работа вовсе не является наказанием за грехи. Напротив, зло отождествлялось им с пассивностью, а добро — с активностью. В этой связи он считал, что человек должен продолжать творение мира. Эти взгляды французского мыслителя перекликаются с идеями представителей русской религиозной философии. Вместе с тем, как и В.И.Вернадский, Тейяр де Шарден развивал концепцию ноосферы, понимая под ней некое идеальное образование, своеобразную обо­лочку мысли Земли, имеющую источник развития в точке Омега. Французский философ также отстаивал идею гармонизации отношений общества и природы, призывал отказаться от эгоистических устремлений во имя объединения и выживания человечества.

Феноменология и прагматизм, герменевтика и современная религиозная философия предложили новые способы и пути решения мировоззренческих проблем, внесли заметный вклад в философскую мысль XX века. Прежде всего, следует отметить попытки феноменоло­гии определить возможности строго научного познания на основе подробного изучения со­стояния духовного мира человека, всесторонний теоретический анализ проблем языка в гер­меневтике, установление тесной связи философии с практикой в прагматизме, интересные варианты обоснования, модернизации и гуманизации религиозной философии с помощью достижений современной науки в учении П.Тейяра де Шардена и неотомизме.

2.4.3.4. Развитие «философии науки» в XX веке.

Двадцатое столетие стало временем не только социальных катастроф и кровавых войн, но и веком небывало успешного прогресса науки и техники, периодом значительного повы­шения материального уровня жизни (правда, прежде всего в развитых странах мира). Это способствовало появлению в западноевропейской философии различных форм так назы­ваемой «философии науки», делающих акцент на разработке методологии научного позна­ния. Представители «философии науки» опирались на разум, ищущий позитивное (положительное), точное знание о мире, и в этом отношении являлись продолжателями тра­диций классического философствования. Вместе с тем, сторонники указанного направления отрицали претензии философии на создание всеобъемлющего знания о мире в целом, и здесь они отошли от классической рациональности.

Еще в конце прошлого — начале нынешнего столетия сформировался так называемый «второй позитивизм». Его возникновение связано с именами Эрнста Маха и Рихарда Авенариуса. Будучи не только философами, но и естествоиспытате­лями, эти исследователи находились под сильным воздействием «кризиса в физике», когда появившиеся электродинамика Д.Максвелла, специальная теория относительности А.Эйнштейна и теория атомных частиц привели к крушению старых представлений о мате­рии. Стало очевидным, что не всем данным науки можно доверять. Поэтому Э.Мах и Р.Авенариус поставили задачу провести последовательный научный критический анализ всякого опыта (отсюда и еще одно название их теории — эмпириокритицизм), в результате чего наше знание было бы освобождено от всяких «метафизических допущений».

С этой целью Э.Мах прежде всего попытался устранить противоположность материаль­ного и идеального и ввел понятие «нейтральные элементы мира» (то есть ни физические, ни психические). Он исходил также из того, что изучаемые явления существуют не иначе, как в координации с субъектом. Получилось, что «нейтральные элементы мира» и базовые науч­ные данные — это ощущения, с которыми мы только и имеем дело в процессе познания. Роль ощущений была абсолютизирована, и весь мир в концепции Э.Маха и Р.Авенариуса пред­стал как совокупность «комплексов ощущений». Отсюда также был сделан вывод, что кате­гории науки и философии не имеют никакого объективного содержания вне человека. По­этому главная задача научного исследования состоит не в объяснении явлений, а в описании ощущений. Это описание должно происходить максимально строгим, избегающим всякой метафизической абстрактности способом, что находит отражение в основном научном прин­ципе — «экономии мышления» (Э.Мах) или «наименьшей траты сил» (Р.Авенариус).

В результате такого подхода Э.Мах и Р.Авенариус удалили из своей философии понятия субстанции, материи и движения, пространства и времени, необходимости и т.п. Причин­ность они предложили заменить «функциональной зависимостью признаков явлений». Во­обще, вся объяснительная часть науки объявлялась ими «паразитической» и «излишней», в силу чего ее следовало убрать. По мнению Э.Маха, законы всякой науки устанавливают лишь связь элементов нашего сознания. Таким образом, Э.Мах и Р.Авенариус, по сути дела, пришли к агностицизму (сущность вещей непознаваема). Более того, фактически были сде­ланы и субъективно-идеалистические заключения, поскольку существование объективной реальности вне «комплексов ощущений» ставилось под сомнение. Ошибка эмпириокрити­цизма заключалась в том, что он недооценивал роль понятийного мышления и игнорировал практику. Поэтому выводы Э.Маха и Р.Авенариуса не только не дали прочной основы для исследования, но и на деле вели всякое научное познание в тупик.

Традиции философского рационализма в большей мере продолжила третья форма пози­тивизма — неопозитивизм. Наиболее известными его представителями являются австрийские философы Людвиг Витгенштейн и Мориц Шлик, английские мыслители Алфред Уайтхед, Джордж Эдуард Мур и Бер­тран Рассел, немецко-американский исследователь Рудольф Карнап. Неопозитивисты осознали недооценку Э.Махом и Р.Авенариусом логической, по­нятийной ступени познания. Они пришли к выводу, что истинно научные положения должны базироваться не на ощущениях, а на научных фактах. Элементарное явление, доступное на­шему изучению — это факты; задача же науки сводится к их описанию, а также приведению в порядок, то есть обобщению в виде законов и научных теорий. Факты констатируются в высказываниях, которые, в свою очередь, строятся на основе языка. Поэтому главное вни­мание неопозитивисты обратили на анализ употребления слов и выражений, а философские проблемы рассматривались ими как проблемы языковые (либо языка науки, либо обыденно­го разговорного языка).

По убеждению неопозитивистов, задача философии состоит в логическом анализе науч­ных высказываний и сообщений (то есть исследовании мышления о мире, а не самого мира). Неопозитивисты пришли к выводу о необходимости объяснения не сути действительности, а деятельности, анализирующей сознание. В этой связи ими исследовались проблемы значения и смысла языковых структур, определялись те пределы мышления, за которые оно не может выходить. С их точки зрения, философия должна разработать принципы проверки понятий и высказываний на их соответствие реальности и проанализировать их. Высказывания, не со­ответствующие требованиям научности, следует отбросить.

Одним из первых к анализу значения наших высказываний призвал Дж.Э.Мур. Он скеп­тически отнесся к многим философским категориям и утверждениям, доказывая их «пустоту» и отсутствие в них реального содержания. Согласно Э.Муру, задача философии — проясне­ние, а не открытие (чем занимаются частные науки), ее предмет — мысли, а не факты.

Б.Рассела интересовал вопрос, каким образом люди пользуются языком, почему в нем содержатся парадоксы, и что необходимо сделать, чтобы эти парадоксы решить. В Древней Греции была популярна история об Эпимениде-критянине, утверждавшем, что «все критяне лгут». Поскольку же он сам был критянином, то, следовательно, он тоже лгал. Но в этом случае оказывалось, что все критяне говорят правду! Однако, если они говорили правду, то и Эпименид это делал тоже, и нужно было признавать, что «все критяне лгут». Получался замкнутый круг. Б.Рассел предложил разрешить этот парадокс введением ограничений в пользовании терминами. Нельзя включать утверждение в ту совокупность утверждений, к которой оно само относится, о которой оно говорит. Б.Рассел полагал, что парадоксы воз­никают из-за обыденного языка, именно он заводит нас в тупик. Так, мы говорим, что «золотая гора не существует», а «круглый квадрат невозможен» (однако о чем мы говорим?).

Можно вспомнить и знаменитый философский вопрос о бытии небытия: если мы гово­рим, что «небытия нет», то о чем наше утверждение? Ведь говоря так, мы все-таки подразу­меваем наличие какого-то небытия. Б.Рассел сделал вывод о том, что парадоксы возникают из-за особенностей обычного языка, который не имеет строго логической природы. В ре­зультате этого в нем могут быть не только истинные или ложные предложения, но и такие, которые вообще говорить нельзя. Следовательно, необходимо создать строго логичный «правильный язык», в котором предложение не может утверждать ничего о самом себе, то есть о своей истинности. В этом языке следует говорить: «нет такого объекта, который одно­временно был бы горой и золотом».

На основании исследований языка Б.Рассел пришел к заключению, что с помощью ло­гики могут быть решены и все философские вопросы: «дело философии, как я его понимаю, состоит, по существу в логическом анализе, сопряженном с логическим синтезом...». Анг­лийский ученый пришел к выводу, что логически совершенный язык науки строится из эле­ментарных суждений. Скажем, «человек красив» и «человек умен» есть такие, атомарные су­ждения. Из них можно построить другие, более сложные высказывания — «человек красив и умен», «человек некрасив и умен» и т.п. Новый язык науки свободен от неточных в логиче­ском отношении терминов и утверждений, и прежде всего это касается метафизических поня­тий. Таким образом, базисом науки являются элементарные, так называемые протокольные предложения.