Глава 3. выполнение обязательств человеческой жизни

Положение человека, ведущего внутреннюю жизнь, напоминает жизнь взрослого человека сре­ди множества детей. В то же время, при взгляде с внешней стороны, кажется, что нет той разни­цы, которая очевидна между детьми и взрослыми, — отличие заключается только в кругозоре, а это не всегда очевидно. Человек, живущий внутренней жизнью, становится намного старше, чем люди, окружающие его, и все же внешне он выглядит так же, как любой другой человек. Поэтому тот, кто достиг полноты своей внутренней жизни, при­нимает совершенно другую политику в отличие от того, кто только вступает на этот путь, а также от того, кто интеллектом знает нечто о внутренней жизни, но по-настоящему ею не живет. Опять же, действие происходит по-разному в этом мире, и такой человек будет критиковать других, которые не знают всего, что, как он полагает, известно ему, он будет смотреть на них взглядом гордеца и с определенным тщеславием или презрением, думая, что они не возвысились до мистерии, до той высоты, которой достиг он и которую он

понимает. Он хочет отгородиться от людей, гово­ря, что они отстали в своей эволюции, что он не может идти с ними рядом. Он говорит: «Я более развит, я не могу быть с ними по любому пово­ду, они — одни, а я — другой». Он смеется над мелочностью мыслей тех, кто его окружает, и смотрит на них как на человеческие существа, с которыми не стоит общаться и участвовать во всем, что они делают, потому что он намного более развит, чем они.

Однако для того, кто пришел к полноте внут­ренней жизни, общаться со своими собратьями — великая радость, так же как для родителей радост­но играть со своими малышами. Лучшие мгнове­ния в их жизни — это те, когда они могут стать как дети со своими детьми и участвовать в их играх. Добрые и любящие родители, когда дитя приносит им игрушечную чашку, делают вид, что пьют чай, и наслаждаются этим. Они не дадут почувствовать ребенку, что они выше его или что есть нечто, в чем они не будут участвовать. Они играют с ребенком и счастливы с ним, потому что счастье детей — это и их счастье. Так поступает человек, живущий внутренней жизнью, и по этой причине он соглашается с людьми, он гармоничен с людьми любых уровней эволюции, каковы бы ни были их идеи, их мысли, их суждения или веро­исповедания, в какой бы форме они ни покло­нялись Богу и ни выказывали свой религиозный энтузиазм. Он не скажет: «Я намного более раз­вит, чем вы, идти с вами для меня значило бы идти назад». Тот, кто настолько ушел вперед, никогда не откатится назад, но, присоединяясь к ним, он подтягивает их за собой вперед. Если бы он шел один, он считал бы, что по отношению к своим собратьям уклоняется от долга, который должен выполнить. Только пустой кувшин бывает гулким, но наполненный до краев не издает ни звука, он молчалив, безмолвен.

Так и мудрые, что живут среди людей этого ми­ра, — их нельзя назвать несчастными людьми. Тот, кто любит, не может быть несчастлив. Не­счастен тот, кто смотрит на мир с презрением, кто ненавидит людей и полагает себя выше их. Тот же, кто любит людей, считает, что они просто проходят через тот же процесс, через который прошел когда-то и он. Из тьмы он вышел на свет. Дело только в разнице моментов, и он с великим терпением проходит эти моменты со своими со­братьями, все еще погруженными во мрак, не да­вая им понять, что они во тьме, не задевая их чувства этим пониманием, не взирая на них с презрением, только считая, что у каждой души есть период детства, юности и зрелости. Так что для любого человека естественно пройти через такой процесс. Собственными глазами я видел души, которые достигли святости, и те, кто до­стиг великого совершенства, и все же человек такой души мог стоять перед каменным идолом рядом со своим собратом и поклоняться идолу, не давая собрату понять, что он во всех отношениях более развит, чем остальные люди, оставаясь в самом скромном виде и не претендуя на то, что он прошел дальше других в своей духовной эво­люции.

Чем дальше продвигается душа человека, тем бо­лее смиренным он становится; чем больше тайна, которую он постиг, тем менее он будет говорить о ней. Трудно себе представить, но за четыре года присутствия моего Муршида мы говорили на духов­ные темы один-два раза. Обычно разговор затраги­вал вполне мирские темы, как у всех, никто не мог бы заметить, что это Богоосуществивший человек, всегда пребывающий в Боге. Его разговор был таким же, как у любого другого человека, он говорил обо всем, что принадлежит этому миру, никогда не поднимая духовных тем, не показывая благочестия или духовности, и все же его атмосфера, голос его души и его присутствие открывали то, что было сокрыто в его сердце.

Богоосуществившие — те, кто прикоснулся к мудрости, говорят на эти темы очень мало. Толь­ко незнающие пытаются их обсуждать, не потому, что они знают, а потому, что у них самих есть со­мнения. Когда есть знание — есть удовлетворение и нет стремления к дискуссии. Когда человек дис­кутирует — это потому, что он чем-то не удовлет­ворен. Нет в этом мире ничего, будь то состояние, ранг, положение, власть или познание, что могло бы дать такое тщеславие, чтобы человек не мог сделать еще один шаг, когда он пригвожден к ме­сту, которое занимает, ибо сама идея духовного осуществления состоит в бескорыстии. Человеку надлежит осознать себя либо как нечто, либо как ничто. В осознании себя как ничто присутству­ет духовность. Если человек обладает небольшим знанием внутренних законов природы и гордится этим знанием, или же в том случае, если он на­ходит смысл думать: «Какой я хороший, какой я добрый, какой благородный, какой воспитанный, какой я влиятельный и какой привлекательный», — малейшая мысль такого рода, приходящая на ум, закрывает двери, ведущие в духовный мир. Легкий путь, и все же так трудно идти по нему. Гордость очень естественна для человека. Человек может тысячу раз отрицать добродетель на словах, но он не может не принять ее своими чувствами, поскольку само по себе эго — это гордость. Гор­дость есть эго, человек не может жить без нее. Для того чтобы осознать внутреннюю жизнь, че­ловеку не надо очень много знать, ему надлежит

знать то, что он уже знает, только это необходимо открыть в себе. Для понимания духовного знания ему не нужно никакого знания, только знание самого себя. Он обретает знание своего «я», ко­торое и есть он сам, и это знание лежит так близ­ко и все же так далеко.

Еще одна тенденция, характерная для человека, любящего Бога, — та же, что и для влюбленного в человека: он не говорит о своей любви никому — он не может о ней говорить. Человек может сказать, как сильно он любит возлюбленного, но никакие слова этого не смогут выразить, и, кро­ме того, он не хочет говорить об этом никому. Даже если бы он и смог сказать, он замыкает уста в присутствии своего возлюбленного. Как в таком случае может любящий Бога проповедовать: «Я люблю Бога!»? Истинно любящий Бога хранит свою любовь, молчаливо спрятанную в сердце, как семя, посаженное в землю. И если оно прораста­ет, то будет расти в его поступках по отношению к собратьям. Все его поступки наполнены добро­той, он не может не испытывать чувства всепро­щения, каждое его движение, каждое действие го­ворит о его любви, но не уста.

Это показывает, что во внутренней жизни са­мый главный принцип, которого надлежит придер­живаться, состоит в том, чтобы быть нетребова­тельным и спокойным, не показывая мудрость, не демонстрируя познание, не желая дать другим по­нять, насколько вы развиты, не давая даже себе понять, насколько далеко вы продвинулись. Зада­ние, которое надлежит выполнить, — это достиже­ние полного забвения самих себя и гармонизация со своими собратьями, это действие в согласии со всеми, отношение ко всем соответственно их уров­ню, общение с каждым на его языке, ответ на смех ваших друзей улыбкой, на боль ближнего слезами,

пребывание со своими друзьями в радости и горе, какова бы ни была личная степень эволюции. Если бы человек, проживая жизнь, становился ангелом, он очень мало успел бы совершить, ибо свершение, наиболее желанное для человека, — выполнить обязательства человеческой жизни.