Гражданская мораль и нормы права в античную эпоху 2 страница

¹ Плутарх. Указ. соч. С. 116.

² Законы XII Таблиц. М., 1996. Считается, что в древности текст был занесен на глиняные таблицы.

опрокидывающие это правило: «В противоположность семитичес­ким системам права, от кодекса Хаммурапи и до Второзакония, при­нимающим талион в качестве принципиальной формы социального урегулирования, индоевропейские судебники (и обычаи), начиная с законов Ману и Артхашастры, относятся к нему как к чему-то ис­ключительному, предпочитая штрафы, доминирующие в области и уголовного и гражданского деликтов... Талион, как он встречается в Законах XII Таблиц и им подобных, представляется чем-то чуже­родным, результатом заимствования, находящегося в кричащем противоречии с началами всей данной системы возмещения ущер­ба... Все, что идет от талиона в позднейшем европейском законо­дательстве, внесено христианством, каноническим правом, проник­нуто библейскими началами»¹.

Смертной казни заслуживают такие действия, как потрава поля, поджог строения или скирд хлеба, воровство урожая с чужого поля в ночное время, сочинение и исполнение позорящих кого-либо песен, лжесвидетельство в суде, причинение вреда клиенту со сто­роны его патрона. Смертной казни предавали также судью и посред­ника — взяточников, подстрекателей, врагов римского народа, при­зывавших к нападению на римское государство, и того, кто предает в руки врага римского гражданина. Таблица III допускает казнь долж­ника, чтобы затем «разделить тело должника между кредиторами», присудить части его тела тем, кому он сам был должен. Законы со­держат норму — «нельзя лишать жизни без суда», смертная казнь пра­вомерна только по приговору суда. Встречается ограничение нормы отцовского права — «если отец трижды продает своего сына, то сын да будет свободен от своего отца». Статья X предусматривает уде­шевление погребений, сокращение расходов на погребение и опла­кивание (золота с покойником не класть, пусть на похоронах жен­щины щек не царапают и по умершим не причитают). Косвенным образом законы противодействуют бракам плебеев с патрициями.

Законы XII Таблиц основное внимание уделяют институтам го­сударства и гражданства, клиентуры, а также объективности судей­ства, правам кредиторов, личным владениям, репутации человека. В Дигестах преобладают разделы о военном деле и частном праве. Законы XII Таблиц отражают пласты архаической и полисной рим­ской морали с ее понятиями «нравы отцов» и «доблестный (чест­ный) муж». Эталоном поведения архаического римлянина является «доблестный муж» — отец семейства, домовладелец, жрец семейного Культа, земельный собственник, храбрый солдат, активный гражда-

¹ Черниловский З.М. Русская Правда в свете других славянских судебников // Проблемы права и правовой идеологии. М., 1984. С. 13.

нин. Моральная деятельность остальных (жены, сына, клиента) ори­ентирована на деятельность отца, патрона, господина. Он выступает как личность, т.е. юридически полноправное лицо. Сын зависит от отца в частной жизни и самостоятелен только в общественной де­ятельности. Традиционное (архаичное) сознание имеет большое влияние на общественную жизнь. С конца II в. до н.э. и до последней четверти I в. до н.э. римская гражданская община (civitas) пережи­вает острейший социально-политический кризис и гражданскую войну. Распадаются прежние нравственные отношения, возникает автономия морального сознания, раздвоение сознания на общест­венное, нуждающееся во внешней санкции, и индивидуально-непо­вторимое (совесть), обособленное от внешних стереотипов¹.

Юстиниан I (482-565) — византийский император (с 527 г.). При нем Византийская империя достигла своего могущества. С правле­нием Юстиниана связана знаменитая кодификация римского права² («Свод гражданского права»), известная как Кодекс Юстиниана (529) и Дигесты Юстиниана (533). Институции Юстиниана соеди­няют различные пласты римского права, включая Законы XII Таблиц и ценнейшие приобретения так называемого золотого века римской юриспруденции (П-Ш вв.), когда право понимали, по выражению Цельса, как науку о добром и справедливом. Дигесты — это компи­лятивный труд, подготовленный юристами-теоретиками, отражаю­щий, иногда бессистемно, устаревшие нормы и действующее право.

Основные предписания права и морали, сформулированные в Дигестах, таковы: жить честно, не вредить никому, ближнего не ос­корблять, воздавать каждому свое, или всякому воздавать должное. В право проникает моральный принцип взаимности: «право, кото­рое кто-либо считает справедливым применять к другому лицу, долж­но признаваться действительным и для самого себя»³. В Дигестах подтверждается институт рабства («все люди или свободные, или рабы»). Рабство существует не по природе, не потому, что некоторые народы и люди самой природой созданы, чтобы повиноваться дру­гим, как считал Аристотель, а по праву народа, т.е. как экономичес­кое и политическое отношение. В юридическом смысле проводится различие между рабами (несвободными и бесправными), свободны­ми людьми (не наделенными гражданскими и политическим права-

¹ См.: Брепкин О.В. Мораль Древнего Рима. Изд-во Мордовского Университета, 1992.

² Римское право — это «совершеннейшая, какую мы только знаем, форма права, имеющего своей основой частную собственность» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 105).

³ Юстиниан I, император византийский. Дигесты Юстиниана. М., 1984. С. 53.

ми, не являющимися субъектами права) и гражданами (свободными, полноправными, юридически правомочными).

Большинство вещей принадлежат отдельным людям. Выделены в особый класс так называемые святые, или священные, вещи, ко­торые являются предметом божественного права, а все прочие де­лятся на публичные, или общие для всех, и частные. В дальнейшем слова «sanctio» (санкция) и «Sanctus» (святой, священный, непри­косновенный) сближаются, и частную собственность начинают мыс­лить как священную и неприкосновенную.

С точки зрения этики в Дигестах особо заслуживает внимания концепция «злого умысла», положения о совести, свободе, репута­ции. Злой умысел отождествляется с корыстным обманом, лукавст­вом, хитростью, которая приносит личную выгоду. Против злого умысла выдвигается формула, принадлежащая Ульпиану, римскому классику юриспруденции: «Этим эдиктом претор выступает против двуличных и злоумышленных людей, которые вредят другим каким-либо лукавством: коварство первых не должно приносить им поль­зы, а простота вторых не должна приносить им вреда»¹. Древние римляне употребляли термин «добрый умысел» (dolus bonus), когда говорили о хитрости, в особенности против врага или неприятеля. Обман противника — это гражданская доблесть. Под термином «злой умысел» подразумевается своекорыстие, некий способ при­своения чужого имущества безнравственным путем, злоупотребле­ние доверием, двуличность, расчетливый эгоизм.

Дигесты выводят в особый разряд людей, «пользующихся дурной славой», или людей с плохой репутацией, заслуживающих нравст­венного осуждения и презрения. Это следующие лица: с позором уволенные из армии, осужденные за клевету, участники сговора, под­купленные, осужденные за воровство, грабеж, обиду и злой умысел, обман, а также актеры, сводники и нарушители семейного траура.

Дигесты Юстиниана содержат правовое представление о свобо­де, которая означает свободу действий, т.е. главным образом физи­ческую свободу: «Свобода есть естественная способность каждого делать то, что ему угодно, если это не запрещено силой или правом»². Личный произвол невозможен в правовом поле. Римское право не В признает действительным то, что совершено под влиянием принуж­дения или страха. Добрыми и справедливыми могут быть действия, основанные на праве и оправданные им, а также действия, когда субъект права реализует свободу выбора.

¹ Юстиниан I, император византийский. Дигесты Юстиниана. М.. 1984. С. 86.

² Там же. С. 35.

К III в., в классический имперский период, римское право пред­усматривает обстоятельства, когда нормы права и моральный долг отделены друг от друга. Речь идет о «fideicommissum» — в Древнем Риме так называлось поручение наследодателя наследнику передать какое-либо имущество третьему лицу, указанному наследодателем в завещании. Право оставляет законному наследнику свободу выбора: он может воспользоваться всем наследством по закону (его интересы защищены юридически), а может и ущемить свои интересы, но вы­полнить волю завещателя как свой моральный долг. Сознание вы­годы сталкивается с нравственными чувствами (уважения, верности, справедливости, признательности и т.п.), сознанием морального долга. Все зависит от индивидуального выбора. Закон не требует поступать по совести, но оставляет человеку такую возможность. Право наследования в те времена было ограничено; так, им не могли воспользоваться внебрачные дети и неграждане. В действительнос­ти, наследодатель мог иметь перед ними моральные обязательства, любить их и думать о том, чтобы их обеспечить. Закон не признавал волю завещателя в полном объеме, он отнюдь не был сентиментален. . Осуществление этой воли зависело от решения законных наследни­ков. В массе своей римляне были корыстны и весьма опасны в своей погоне за богатством. Тем более заслуживает внимания тот факт, что, за редким исключением, они проявляли непонятную сентимен­тальность, благородство и нравственную волю именно в таких си­туациях.

Правовой документ дает представление о морально достойном и недостойном (низком) поведении в статьях о трауре. Там, в част­ности, говорится: «Не следует носить траур по врагам, по осужден­ным за измену, по тем, кто повесился, кто наложил на себя руки не вследствие отвращения к жизни. Но вследствие угрызений совес­ти»¹. Раскаяние имеет куда меньшую ценность в сравнении с нрав­ственным неприятием жизни. Часто вспоминают о прошлом и идеа­лизируют его: «Предки считали, что в наименьшей степени заслу­живает траура тот, кто. действовал для разрушения отечества и для убийства родителей и детей; если такой человек убит своим сыном или отцом, то все признают, что здесь нет преступления, но даже следует дать награду»². Худший из людей — это изменник, предатель, враг отечества. Он не стоит сожаления.

Документы, относящиеся к античному праву, обобщают и фор­мализуют сложившиеся в обществе фактические отношения. Они хранят определенное нравственное мировоззрение и оценки тех

¹ Юстиниан I, император византийский. Указ соч. С. 70.

² Там же. С. 200.

или иных поступков. Система норм, регулирующих отношения между юридическими лицами, является ядром социальной этики, объективированной нравственностью, внешней санкцией частной деятельности. Нормативное поведение, которое античная филосо­фия традиционно связывала с разумом образованного человека, в свете античного законодательства является объективно необходи­мым поведением индивида в конкретном государстве. Еще Аристо­тель осознал социальный аспект морали. Под влиянием социальных антагонизмов отношение «индивид — общество» начинает регулиро­ваться правом, социальная этика размещается в границах права. Вне этих границ и в своеобразных нишах развивается более тонкая и меланхоличная субъективно-личностная нравственность, особая этическая чувствительность, которая сторонится публичной сферы, общественных обязанностей.

Христианская социальная этика Амвросия Медиоланского

Император Феодосии Великий (IV в.) в эпоху поздней античности предпринял попытку путем законодательных мер реформировать общественные нравы в духе христианской этики и религии. Он про­должил религиозную политику императора Константина, который своим эдиктом официально прекратил гонения христиан, но начал преследования еретиков и язычников, которых объявил государственными преступниками, в 340 г. он закрыл языческие храмы. После Никейского Собора (325), осудившего арианскую ересь, христианство превращается в государственную религию. Прежде гонимая, церковь приступает к идеологическим репрессиям в союзе с государством. Эмблемой христианского государства становится Христос-император, предводитель небесного воинства. Константин I и Феодосий Великий, пытаясь с помощью христианской церкви укрепить государственную власть, превратили позорный крест распятия в символ военной победы; «Константинове христианство существовало в урезанном виде. Страсти Христовы были сведены до минимума. Крупным планом публике демонстрировали образ Христа торжествующего, хозяина положения, господина-Kyrios, героя под стать самому императору. Ведь только превратившись в символ победы, и вовсе необязательно победы духовной, увенчав римскую императорскую хоругвь и став вровень с орлами римских легионов, крест — древний символ позорной смерти — становится в римской эйкумене предметом единодушного и ревностного по­клонения»¹. Возобладала царская, политическая сущность Христа.

¹ Карданы Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987. С. 179.

Феодосий Великий являет собой христианствующего политика того времени — непоследовательного, ленивого, запятнанного убий­ствами и прегрешениями, действующего из сиюминутной необхо­димости. В Амвросии Медиоланском сочетаются античный государ­ственный деятель и христианский священник, схимник, «добрый пастырь», стоик-цицеронист и экзегетик Писания. Они олицетво­ряли соперничество и союз Церкви и Империи, действовали каждый по-своему, считались друг с другом и одновременно покинули арену истории, сыграв свои роли.

Феодосий издал 17 эдиктов против еретиков (391-393) и запретил все языческие культы. Изображение ереси как антигосударственной деятельности оправдывало поражение еретиков в правах. Еретики и язычники отныне не имели права существовать в христианском государстве. Влиятельным еретическим движением в то время было арианство¹.

Религиозно-этическое значение имел закон Феодосия против зре­лищ, отрады городского плебса, глубоко въевшейся греко-римской традиции многочасовых цирковых представлений, зрелищ, спор­тивных игр и сражений со зверями. Зрелища привлекали много на­роду. Церкви и литургии в эти дни никто не посещал. Не соблюдался церковный календарь. Атмосфера празднеств, их дионисийское на­чало, взрыв низменных страстей и опьянение сценами жестоких схваток и бесстыдства разрушали христианское умонастроение. Амв­росий Медиоланский считал, что досуг надо отдавать домашним бла­гочестивым и добродетельным занятиям, а не пиршествам и раз­вратным женщинам. По его словам, есть люди-ратоборцы, ведущие содержательную и порой героическую жизнь, и люди-зрители, жи­вущие ради увеселений, роскоши, богатства, почестей, хищений. Он осудил траты на зрелища и спорт, широкие пиры, цирковые и те­атральные увеселения, охоту, подарки гладиаторам. Зрелища лиши­лись государственных субсидий, проводились скромнее, реже, в оп­ределенные дни и постепенно вытеснялись религиозным театром и религиозными празднествами. Император Феодосий также стре­мился укротить мирской гедонизм, греко-римскую модель общест­венной жизни, вульгарное проявление гражданского общения, из­менить социально-культурную политику.

Феодосий законодательно воплотил идею христианского брака, урегулировал брачное право таким образом, что брак между хрис-

¹ Арианство (от Ария — основателя учения, александрийского пресвитера) от­ражает церковный раскол IV в.; ариане признавали монархическое толкование док­трины тринитаризма, верховенство бога-отца и инструментальное значение Христа как уникального трансцендирующего человека, но не признавали его божественности.

тианами и иноверцами превратился в прелюбодеяние, т.е. в уголов­ное преступление. Еврей под страхом смерти не мог жениться на христианке, а христианин — на еврейке. Запрещались браки двою­родных братьев и сестер. За нарушение запрета полагалась казнь и конфискация имущества. Препятствия возникали перед повторны­ми браками. Идеалом мыслилось безбрачие. Св. Амвросий произно­сил увлекательные проповеди о девстве. Оно считалось высшей жен­ской добродетелью, христианским подвигом. Вдовство, хотя и усту­пало девству в моральной ценности, имело привилегии, в частности право на вспомоществование, первоочередность при получении средств, распределяемых церковью. Эталоном христианского брака стремились сделать супружеские отношения, лишенные чувствен­ности, превратить брак в совместное существование под одним кро­вом. Феодосии христианизировал и брачное право. Кроме того, он разрушил дома терпимости, издал закон против мужской проститу­ции¹, античного распутства, которое не вписывается в христиан­ский образ жизни.

Феодосий пробовал улучшить положение рабов, исходя из хрис­тианских этических требований, запретил превращать в рабство христиан, чем осложнил работорговлю. Св. Амвросий считал пер­вейшим благодеянием выкуп рабов-христиан, для чего церкви было позволено использовать церковное имущество, сокровища, утварь, обменивать их на «живые сосуды», т.е. на людей. Оба деятеля доби­вались, чтобы не стало христиан-рабов, чтобы исчезла угроза раб­ства для христиан. Христиане не должны быть рабами. Св. Амвросий был уверен в том, что «человек сотворен ради человека» и люди должны помогать друг другу.

Амвросий Медиоланский (339-397), один из отцов церкви, епископ (374), христианский святой, «придворный теолог», противник арианской ереси, платонизирующий моралист, опирающийся на идеи Филона, Оригена, цицероновское учение о морали, крупнейший нравоучитель IV в. Самое значительное нормативно-нравственное сочинение св. Амвросия «Об обязанностях священнослужителей» (386) отталкивается от работы Цицерона «Об обязанностях», рим­ских нравственно-правовых символов и понятий. Он не располагал образцами христианской моралистики. Его сочинение является первым отчетливым этическим трактатом христианского писателя, пер вой систематической попыткой целостного изображения жизни христианина-мирянина, первым опытом преподнесения христиан-

¹ См.: Чернявский Н.Ф. Император Феодосии Великий и его царствование в церковно-историческом отношении. Сергиев Посад, 1913.

ской морали отдельно от вероучения, на основе одних только ис­торических библейских примеров-прецедентов, не обращаясь к уче­нию о божественности Христа. Он соединил христианскую помощь бедным («бедные важнее золота») и стоический моральный риго­ризм. Общественная деятельность и нравственная позиция св. Амв­росия сообщали церкви гуманизм и высокую духовность.

Амвросий христианизировал классические идеалы, прославлял четыре кардинальные добродетели античности — мудрость, справед­ливость, мужество и умеренность, советовал жить по закону приро­ды и христианским примерам. Он считал тождественными полез­ное, справедливое и честное. Природа и Бог обязывают к челове­колюбию и взаимопомощи. Важнейшая обязанность человека — по­могать ближнему и нуждающемуся (бедному), защищать притесняе­мого («ты подаешь ему монету, а он получает жизнь»).

Нормами христианской жизни, по Амвросию, являются справед­ливость, равенство, человеколюбие, честность, верность. Только общественная цель, или «общая выгода», может быть целью добро­детели («не может быть полезным то, что полезно только одному»; «что не полезно для всех, то вредит»). Взятая сама по себе, личная польза означает корысть, сребролюбие, стремление к обогащению, деньгам, сравниваемое с «засухой добрых дел». Отсюда выводит­ся правило: «Делай то, что никому не вредит, а всем приносит поль­зу», перекликающееся с принципом римского политического права: «Что касается всех, должно быть одобрено всеми». Нравственность наполнена социальным смыслом. Любовь к отечеству стоит рядом с любовью к Богу. Добродетель мужает и крепнет в кратере соци­альных потрясений: «Никакие бедствия не в состоянии воспрепят­ствовать проявлению честности, ибо она сияет и среди бедствий; даже напротив, во время постигающих человека несчастий она про­является еще заметнее, чем во дни благополучия. Итак, среди оков, среди войны, огня, в рабстве, которое для свободных хуже всякого наказания, среди страданий умирающих при гибели отечества, среди ужаса живых и крови погибших у наших предков не погасла забота о честном, а, наоборот, еще больше заблистала и просияла в благочестивых сердцах среди праха и пепла разрушенного оте­чества»¹.

Амвросий порицает торгующих, наемников и притворных ни­щих. «Тирские торговцы и галаадские купцы» обозначают у него всяких бесчестных людей. Праведный не захочет торговать, так как

¹ Амвросий, епископ Медиоланский. Об обязанностях священнослужителей. М.; Рига, 1995. С. 357.

забота о барышах не дело честности, «продающий зерно проклят в народе». Наемники и поденщики также полезным признают деньги, подсчитывают свой ежедневный заработок. Притворные нищие, ра­ботоспособные, имеющие склонность к бродяжничеству, отнимают у бедняка кусок хлеба, разными способами стараются приумножить свои доходы. Этот сорт «бесчинных» людей уже в I в. паразитировал на христианском милосердии, пользуясь средствами религиозной общины. Амвросий различает нищих и нуждающихся бедняков. Он выражает презрение, равнодушие и недоверие к деньгам («деньги уплывают и скоро совсем истощаются», деньги быстро кончаются, они обманчивы, их трудно сохранить, они портят и тех, кто их имеет, и тех, кому их недостает»).

Св. Амвросий отождествляет нравственные отношения с отно­шениями бедняков и к беднякам: «Вообще же дружба бедняков по большей части прочнее (meliores), чем богатых, и часто богатые не имеют друзей, в то время как у бедных их очень много... чужды об­мана все отношения к бедному и дружественное расположение к нему не ведает зависти»¹. Бедность для Амвросия не является мета­форой, символом неудовлетворенности, испытанием добродетели, стоической позой, религиозной заслугой, но действительным поло­жением большинства. Бедность взывает о помощи. С позиций хрис­тианского гуманизма бедность является моральным злом, порождает моральный долг дать бедному необходимое, быть справедливым и щедрым. Амвросий нигде не связывает бедность с какой-либо рели­гиозной или моральной виной, не изображает бедняков виновными, завистливыми, буйными, никчемными. И именно на «территории бедных» следует ждать появления «новых дел и нравов», которым способствовали и император, и святой.

По учению Амвросия, нужно быть гостеприимным, милостивым, справедливым, благожелательным, щедрым, чистым и простосер­дечным, тихим, кротким, скромным, ласковым, невозмутимым, сми­ренным, не обещать бесчестного и всегда исполнять обещания, не нарушать ничьих прав, стремиться к согласию и избегать распрей, [ взаимно помогать друг другу, пренебрегать богатством, не отнимать чужого, не вредить, но сострадать и творить добрые дела. Это уже не сектантская христианская мораль, противостоящая мирскому раз­врату, а христианская гражданская нравственность, противостоя­щая эгоизму богатых и монетарным структурам.

¹ Амвросий, епископ Медиоланский. Указ. соч. С. 357.

Паулинизм. Этика любви

Апостол Павел (ум. в 64 г.) — первый христианский богослов-мета­физик, теоцентрист и мистик, наследник ветхозаветных пророков, автор четырнадцати Посланий к христианским общинам (цер­квям), о котором Э. Ренан написал: «Павел — отец хитроумного Ав­густина, сурового Фомы Аквинского, мрачного кальвиниста, горь­кого янсениста, свирепого богословия, осуждающего и предрекаю­щего гибель»¹. Мистическая этическая доктрина Павла, его соци­альный оппортунизм контрастируют с мечтательной плебейской этикой Христа, его революционной утопией.

Как известно, до своего разрыва с иудаизмом Павел, этот потом­ственный римский гражданин, обойщик и изготовитель армейских палаток, ревностный фарисей, участвовал в преследованиях назарействующих иудеев и их активистов, одним из которых был Иисус. Павел никогда не видел исторического Христа, не принадлежал к его ближайшему окружению. Христиане из иудеев, ученики Иисуса, оспаривали легитимность апостольства Павла. Его ненавидел автор «Апокалипсиса», не признавал Иаков, иерусалимский священник, «брат Господен», с ним соперничал апостол Петр. Павел провозгла­сил себя апостолом язычников по убеждению и призванию, но не по завещанию и поручению исторического Христа. В оправдание своего апостольства² Павел апеллировал к метафизическому Христу, воплощающему трансцендентную реальность и абсолют, к метафи­зическому событию распятия, заключенного в исторические рамки. Его апостольство следует из внутреннего мистического опыта, ин­тенсивной веры, совести, интуиции и болезненных видений, непо­средственного общения с Богом. Этот сентиментальный и тиранич­ный, меланхоличный и мужественный человек, умный политик и настойчивый проповедник был обезглавлен в Риме при императоре Нероне.

Павел отделил христианство от иудаизма и существенно способ­ствовал превращению локальной религиозной ереси в универсаль­ную этическую религию. Он атаковал еврейскую концепцию избран­ности и аннулировал мессианство как политическую идею. Христи­анская мистическая литература начинается с Посланий Павла. Павел распространил несистематизированное христианство, кото-

¹ Ренан Э. Апостол Павел. СПб., 1907. С. 242.

² Апостолами называли странствующих проповедников, в обязанности которых входил сбор средств в пользу религиозных общин. Легитимных христианских апос­толов, согласно каноническим Евангелиям, было 12, затем их число возросло до 70-72 человек.

рое несло с собой импульс созидания, идеал внутренней свободы, достоинства, совести человека, этический критерий личностного общения (любовь). Павел развил неавторитарную, неспекулятив­ную, неорнаментальную нормативную этику, основанную на общих ценностях и взаимной любви.

Апостольская деятельность Павла послужила стимулом к созда­нию Евангелий. Послания Павла написаны раньше Евангелий. По­явление Евангелий связано с иудейскими восстаниями 66-74 гг. и 132-135 гг. Исходный текст, Евангелие от Марка, написан племян­ником Варнавы, соратника Павла, еще до падения Иерусалима в 70 г., в Риме и предназначался для образованной греко-римской ау­дитории. Евангелие от Луки написал греческий врач, друг Павла, около 80 г. Этот текст предназначался для образованных слоев на­селения г. Цезареи, столицы Палестины, и ориентирован на стан­дарты и нормы эллинистической историографии и философии. Евангелие от Матфея написано евреем-христианином в 85 г. и за­висит от Павлова Послания к галатам. Евангелие, которое церковная традиция приписала во II в. Иоанну, создавалось в окрестностях Эфеса в 100-120 гг. Пролог этого текста знаменует начало христи­анской теологии. Впервые Иисус назван Богом, Словом и Светом. В Евангелии от Иоанна чувствуется влияние гностицизма и мисти­ки¹. Евангелия дали мало или не дали никакой метафизики. Язык теологии был им чужим. Они дали портрет личности, обладающей необычным опытом единения с Богом, доктрину воплощения, «сыновности». С самого начала христианство было мистической религией, стремящейся на языке тайны, символа, иррациональным i путем выразить проблему соотношения вечного и преходящего, самодовлеющего Абсолюта и конечности человека.

Евангелия суммировали ранние утраченные записи, устные пре­дания, пророчества, мифологические сюжеты, мессианские и эсха­тологические очерки, притчи. Кумранская община ессеев (II в. до н.э. — I в. н.э.), протестующая против угнетения и неравенства, на­зывалась «Новый Завет». Как и всякое компилятивное произведе­ние, Евангелия полны противоречий и разночтений.

Павел стоит на консервативной, оппортунистической социаль­но-политической позиции, выражает взгляды «кротких христиан», лояльных к властям. Этим объясняется панегирик власти и оправ­дание политических репрессий: «нет власти не от Бога», «противя­щиеся сами навлекут на себя осуждение», «начальник есть божий

¹ См.: Байджент М., Лей Р., Линкольн Г. Священная загадка. СПб., 1993; История Древнего Мира. Упадок древних обществ. М., 1982.

слуга, тебе на добро» (Рим. 13: 1-6). Он не разделял революционных настроений, которые разрешились иудейским восстанием 66-73 гг. Восстание было жестоко подавлено римской регулярной армией. Повстанцы, осажденные в Масаде, прибегли в 73 г. к коллективному самоубийству, включая женщин и детей. Согласно легенде, Христос был среди восставших и погиб с ними в Масаде. Вторично револю­ционный пожар в Иудее был залит кровью в 132-135 гг. при импе­раторе Адриане. В итоге мессианский подъем и вооруженная борьба за социальную справедливость, против римского владычества были подавлены. Оппозиционные социальные группы подверглись реп­рессиям и были уничтожены. Последовала этническая катастрофа. «Апокалипсис» (69) аллегорически, но не двусмысленно выражает ненависть к Риму, живописует сцены низвержения зла силой, про­поведует честную месть врагам, ликует, предвкушая их погибель. В этом произведении нет ни слова о религии любви и смирения. Оно отражает надежды левого крыла христиан, зелотов, или «гнев­ных», которым не суждено было сбыться. Павел выступает за ком­промисс с Римом и отказ от политических акций.

Исторический Христос — религиозный учитель, но и мятежник, агитатор, один из многих неудачников-подстрекателей, потерпел провал, намереваясь мирно войти в Иерусалим со своими сторон­никами. Его предали позорной мучительной казни по политическим мотивам («се царь иудейский»), его ученики тут же разбежались и затаились. Над его финалом простерлась тень предательства и рас­терянности. Не крах утопического замысла, не политическое фиас­ко, а личный героизм, цельность личности, верность высшему долгу сделали из этой истории парадигму, героический и альтруистичес­кий идеал.