Женни фон вестфален - карлу марксу

В БОНН«*

[Трир, около 10 августа 1841 г.]

Чернышок! Как я счастлива, что ты весел, что мое письмо воодушевляет тебя, что ты тоскуешь обо мне, что ты живешь в оклеенных обоями комнатах, что ты пил шампанское в Кёльне, что там существуют гегельянские клубы, что ты мечтал — короче, что ты мой любимый, мой чернышок. Одного мне все же не хватает: ты мог бы немного похвалить меня за мой греческий и посвятить моей учености небольшую, хвалебную статью. Но вы, господа гегелинги 208, не признаете ничего, даже самого превосходного, если оно не в вашем духе, и посему мне остается скромно почивать на собственных лаврах. Да, милый, к сожале­нию, я все еще вынуждена почивать и притом на перине и подушках и даже это небольшое послание написано в постели.

В воскресенье я осмелилась сделать отважную вылазку в передние комнаты, это, однако, пошло мне во вред, и теперь приходится искупать свое прегрешение. Шлейхер только что сказал мне, что он получил письмо от одного молодого револю­ционера, который жестоко ошибся в оценке своих соотечествен­ников. Он не рассчитывает, что ему удастся приобрести акции или что-либо иное. Ах, милый, милый! Ну, вот теперь ты впутываешься еще и в политику. Это опаснее всего. Карлхен, помни всегда об одном: дома у тебя есть любимая, которая надеется и тоскует и полностью зависит от твоей судьбы. Милый, сердце мое, как бы я хотела повидать тебя!

К несчастью, я еще не могу точно назвать день. Пока я совсем не поправлюсь, я не получу разрешения на поездку. Но еще неделю я задержусь, не больше. Иначе наш дорогой синоптик * в конце концов уедет, и я так и не повидаю сего достопочтенного мужа. Сегодня рано утром я уже проштудиро­вала в аугсбургской газете ** три статьи о Гегеле и сообщение о выходе в свет книги Бруно 209.

Собственно, милый, я уже теперь должна была бы сказать тебе свое vale faveque ***, так как ты хотел получить от меня лишь две строки, а лист уже исписан почти до конца. Но сегодня мне не хочется столь строго придерживаться буквы закона, и я думаю растянуть запрошенные строки на такое же количество

* — Бруно Бауэр. Ред. " — «Allgemeine Zeitung». Ред. ••• — будь здоров и оставайся верен мне, Ред,



ПРИЛОЖЕНИЯ

страниц. И не правда ли, сердце мое, ты не в обиде за это на свою ЭДеннихен, а что до самого содержания, то не забывай, что только плут дает больше, чем он имеет. Сегодня в голове у меня до обидного пусто, шумит так, словно там нет ничего, кроме громыхающих мельничных жерновов. Мысли все исчезли, зато сердце так полно, так переполнено любовью, тоской и горячим томлением по тебе, бесконечно любимому.

Разве ты не получил за это время через Вобана написанного карандашом послания? Оказывается, посредник больше не годится, и впредь мне придется направлять послания непосред­ственно своему господину и повелителю.

Как раз в этот момент проезжает коммодор Напир в белом доломане. При таком зрелище голова идет кругом. У меня такое чувство, словно передо мной волчье ущелье в «Волшебном стрелке» 210, когда мимо вдруг проносятся стаи зверей и причуд­ливые фантастические фигуры. Только при этом на нашей жалкой маленькой сцене всегда видны канаты, которыми привязаны орлы, совы и крокодилы, — здесь же механизм несколько иного рода.

Папочка * завтра первый раз подымется с постели и немного посидит. Он слегка пал духом из-за очень медленного выздо­ровления, но это не мешает ему беспрестанно командовать, так что не успеем мы оглянуться, как он получит большой крест ордена командоров.

Не будь я самым жалким образом прикована к постели, я уже скоро собралась бы в путь. Все готово. Платья, воротнички, чепчики в полном порядке, — не хватает только той, которая должна их носить. Ах, милый, сколько я думаю бессонными ночами о тебе и твоей любви, как часто я молилась за тебя, благословляла тебя и призывала благословения на твою голову и как сладко я потом грезила о прошлом и будущем блажен­стве. — Нынче вечером в Бонне играет Хайцингер. Ты пойдешь в театр? Я видела ее в роли донны Дианы.

Карлхен, я охотно написала бы тебе еще много, еще обо всем, но мама ** больше не позволяет, — она отбирает у меня перо, и я даже не могу послать тебе самый горячий сердечный привет. Шлю тебе воздушные поцелуи. Летите, летите к моему Карлу и прильните к его губам столь же жарко, сколь горячо и искренне вы ему посланы, а потом перестаньте быть немыми посланцами любви и шепните ему все те милые, ласковые слова, которые подскажет вам любовь. Расскажите ему все, — но нет, оставьте что-нибудь для вашей хозяйки.

* — Людвиг фон Вестфален. Ред. ** — Каролина фон Вестфален. Ред.

ЖЕННИ ФОН ВЕСТФАЛЕН = КАРЛУ МАРКСУ, [НАЧАЛО МАРТА 1843 Г.] 657

Будь здоров, дорогой, единственный!

Больше писать не могу, иначе у меня закружится голова... * и т. п. Ты знаешь, quadrupedante putrem sonitu ** и т. д. и т. п. Adieu ***, дорогой человеке железной дороги. Adieu, дорогой человечек. — Неужто я вправду могу выйти за тебя замуж?

Прощай, прощай, мой любимый.

Впервые опубликовано в Печатается по рукописи

Marx/ Engels ^Vertte
Ergänzungsband. Erster Перевод с немецкого

Teil. Berlin, 1968 ца руССК0М языке публикуется впервые

ЖЕННИ ФОН ВЕСТФАЛЕН — КАРЛУ МАРКСУ В КЁЛЬН2"

[Крейцнах, начало марта 1843 г.]

Хотя на последней конференции обе великие державы по известному пункту не приняли решения и не заключили ника­кого договора об обязанности начать переписку и, значит, не было никакого внешнего повода, заставляющего сделать это, все же маленькая корреспондентка с прекрасными локонами чувствует внутреннюю потребность положить начало переписке выражением чувства глубокой, искренней любви и благодар­ности тебе, мой любимый, хороший, дорогой и единственный. Ты никогда еще не был так мил и дорог моему сердцу, и все же я каждый раз была в восторге, когда ты прощался со мной, мне снова хотелось вернуть тебя, чтобы еще раз сказать тебе, как люблю, как горячо я люблю тебя. Но последний раз ты ушел победителем.Л Я не могу выразить, как ты мне дорог, как глубоко запал в мое сердце, когда я не вижу тебя и передо мной стоит, как живой, только твой образ, такой преданный, такой ангельски кроткий и добрый, во всем величии любви и блеске ума. Если бы ты теперь мог быть здесь, мой любимый Карлхен, сколько желания счастья нашел бы ты в своей слав­ной резвушке! А если ты еще раз проявишь плохие намерения, злой умысел, то я не приму никаких реакционных мер; я покорно склоню свою голову, отдавая ее во власть злого мальчишки.

* Далее следуют три неправильно написанные латинских слова, не имеюпще смысла. Рев.

** — «Топотом громких копыт,,,» (Вергилий, «Энеида», книга восьмая, стих 696). Ред.

•** -^ До свидания, Ред,



ПРИЛОЖЕНИЯ

«Что», как? Свет, что, как, свет. Ты еще помнишь наши разго­воры в сумерках, наши объяснения без слов, часы в полудреме? Мой дорогой, каким милым, хорошим, каким снисходительным и радостным ты был!

Передо мной стоит твой образ, такой блестящий, сильный, мое сердце стремится всегда быть вместе с тобой, оно радостно трепещет при мысли о встрече, оно с тревогой всюду следует за тобой. Идешь ли ты в Пасшритир, идешь ли в Золотой Мертен, к папаше Руге, к Пансе, везде я сопровождаю тебя, и обгоняю, и следую за тобой. Если бы я могла расчистить тебе дорогу и утрамбовать, убрать все препятствия, стоящие на твоем пути! Но, увы, нам пока еще не суждено ухватиться за колесо судьбы. Со времени грехопадения, со времени про­ступка мадам Евы мы обречены на пассивность. Наша судьба — ждать, надеяться, терпеть и страдать. Самое большее, что нам доверяют, — это вязанье чулок, иголку и ключ, а все, что сверх того, то от лукавого. Только когда речь заходит об опре­делении места издания «Deutsche Jahrbücher» *, тут вторгается женское вето и играет незримо решающую роль. Сегодня ночью я подумала о Страсбурге. Если ты предпочтешь Францию Германии, не воспрепятствует ли это твоему возвращению в Германию и не окажется ли, что либеральная суверенность может прийти к выводу: «эмигрируйте или просто оставайтесь вдали от отечества, если оно вам не мило»? Но все это, как я уже сказала, только мои мысли, и кум Руге будет знать, что надо делать, особенно если за всем этим издали наблюдает твоя курочка и подает свое особое прошение. Итак, пусть дело покоится в лоне отца Авраама.

Сегодня утром, когда я убирала комнату, ставила на место шашки, собирала окурки сигар, сметала пепел, мне попался на глаза прилагаемый листок. Ты оторвал листок из работы друга Людвига ** и забыл его здесь. Возможно, ты уже читаешь дальше, так что он тебе не нужен. Но для почтенного господина переплетчика, в случае, если ему придется переплести все в один том, он крайне необходим. Иначе была бы испорчена вся работа. Наверняка ты посеял еще какие-нибудь листы. Это было бы очень жаль. Побереги же остальные.

А теперь я должна тебе рассказать, как я переживала, когда ты ушел. Я вдруг увидела, что ты не взял кашне, которое бы тебя выручило, и, отдав свой носик на произвол ветра, непогоды, воздуха, подверг его всем превратностям судьбы.

• Речь идет* о «Deutsch-Franzöeieche Jahrbücher» a>2, Ред, ♦ • _, Фейербаха'», Ред,

ЖЕННИ ФОН ВЕСТФАЛЕН — КАРЛУ МАРКСУ, [НАЧАЛО МАРТА 1843 Г.] 659

Это вызвало у меня большое беспокойство. А в дополнение к этому, семеня ногами, появился парикмахер. Я думала, что смогу сэкономить, и спросила его с особой любезностью, сколько ему остался должен господин доктор. Последовал ответ — 7,5 зильбергрошена. Я быстро подсчитала в уме, и 2,5 грошена были спасены. Но у меня не было подходящей монеты, и я дала ему 8 зильбергрошенов в уверенности, что он даст мне сдачи. Но что делает этот негодяй? Он благодарит и прячет все деньги в карман, мои 6 пфеннигов пропали, и я осталась с носом. Я всячески пыталась дать понять ему, но или он не заметил моего опечаленного взора, да и мать * старалась меня успокоить — короче, мои 6 пфеннигов исчезли, как исчезает все прекрасное. Какое разочарование!

Ну, а теперь о предметах туалета. Сегодня утром я вышла в город и увидела у купца Вольфа много новых кружев. Если ты не сможешь купить их недорого или будешь просить кого-либо выбрать, то уж прошу тебя, мой дорогой, предоставь это мне самой. Вообще, дорогой, я считаю, что теперь было бы действительно лучше, если бы ты ничего не покупал, а сберег свои деньги на дорогу. Знаешь, дорогой, когда я буду с тобой, мы будем покупать вместе, а если нас обманут, так уж обоих, пожалуйста, дорогой, сейчас пока не покупай. То же самое и с цветами. Я боюсь, ты заплатишь за них слишком дорого, а выбрать вместе было бы очень приятно. Если ты все-таки не хочешь отказаться от цветов, то возьми розовые. Они больше всего подходят к моему зеленому платью. Но лучше бы ты этим не занимался. Знаешь, дорогой, лучше, если ты это сделаешь, когда станешь моим законным, представшим перед алтарем муженьком. И еще одно, пока я не забыла. Разыщи мое последнее письмо. Мне было бы очень неприят­но, если бы оно попало в чужие руки. Оно написано не со­всем в доброжелательном духе, и его цели необоснованно злы.

Напали они на тебя, как на беглеца, когда ты вернулся? Или сменили гнев на милость? Возвратился ли Оппенхейм и сердится ли все еще Клессен? Лафарж 214 пришлю, как только смогу. Ты уже передал Айссу злосчастное письмо? Как обстоит дело с паспортом? Дорогой мой, все эти вопросы не имеют ко мне прямого отношения, а теперь начинаются те, которые затрагивают мое сердце. Хорошо ли ты вел себя на пароходе, или снова на борту была некая мадам Герман? Ах ты негодник, я тебя отучу от этого. Все время на пароходах. На подобного

* — Каролина фон Вестфален. Ред,



ПРИЛОЖЕНИЯ

рода поездки я сразу же наложу запрет в contrat social *, в нашем брачном контракте, и всякие отклонения от него будут строго наказываться. Каждый такой случай будет учитываться, и за каждый ты должен будешь покаяться. Я создам другое, в высшей степени мучительное брачное право, подобное земель­ному праву. Уж попадешься ты в мои руки! Вчера вечером я опять смертельно устала, но все же справилась еще с одним яйцом. Следовательно, акции на еду не так уж низки и, как и дюссельдорфские, поднимаются. Когда ты приедешь, они будут, надеюсь, альпари и государство гарантирует проценты. А теперь прощай. Разлука причиняет боль, боль в сердце. Прощай, любимый, единственный, чернышок милый, родной, «что, как!» Ах ты, плутишка. Талатта, талатта, прощай, пиши скорее, талатта, талатта.

Впервые опубликовано в сборнике Печатается по рукописи

«Familie Marx in Briefen». „ a

Berlin, 1966 Перевод с немецкого

БРАЧНЫЙ ДОГОВОРМЕЖДУ КАРЛОМ МАРКСОМ И ЖЕННИ ФОН ВЕСТФАЛЕН

Брачный договор

между

г-ном Карлом Марксом, д-ром философии, проживающим в Кёльне, и девицей Иоганной Бертой Юлией Женни фон Вест-фален, не имеющей занятий, проживающей в Крейцнахе,

от 12 июня 1843 года ш. № 715 описи актов

Мы, Фридрих-Вильгельм, Божьей милостью Король Пруссии, Великий Герцог Нижнего Рейна и т. д. и т. д. возвещаем и сим обязываем знать, что:,

Перед нижеподписавшимся Вильгельмом Христианом Ген­рихом Еургером, королевским прусским нотариусом, прожи­вающим в городе Крейцнахе, в Кобленцском судебном округе и обоими поименованными в конце свидетелями, предстали

* =• общественном договоре, Рев,

Наши рекомендации