ВЫВОДЫ. Философские проблемы второго периода 4 страница
Карнеад был руководителем Академии примерно на сто лет позже Аркесилая (214—129 гг. до н. э.). После Пиррона он больше всех сделал для развития скептицизма. Многие из наиболее сильных скептических аргументов восходят к нему, и, в частности, критика религиозного догматизма. Он представлял собой еще один тип личности: этот скептик был занят борьбой с догматизмом и, в соответствии с античными обычаями, не имел времени на то, чтобы стричь бороду и ногти. Карнеад, подобно Пиррону и Аркесилаю, не писал. Но как Пиррон имел Тимона, Аркесилай — Лакида, так и он имел своего Клейтомаха, который писал за него. О более поздних скептиках нет каких либо персональных данных.
Работы. Из произведений скептиков сохранились работы позднего представителя школы Секста, по прозвищу Эмпирик, который жил в III в. Две его работы, дошедшие до нас полностью, дают ясный и систематический обзор античного скептицизма. Одна из этих работ «Пирроновы положения» написана в трех книгах в форме учебника, где Секст изложил взгляды скептиков, сопоставляя сначала их общие аргументы в пользу невозможности знания в целом, а затем последовательно демонстрировалась невозможность логического, физического и этического знания. Вторая работа — «Против математиков» — в одиннадцати книгах имеет сходное содержание, но она полемична по форме и состоит из двух частей: пять книг — обращены против догматизма философов и шесть книг — против догматизма ученыхспециалистов как из области математики, так и астрономии, музыки, грамматики и риторики.
Взгляды. Исходно основы скептицизма имели практическую природу: Пиррон занимал в философии скептическую позицию, говоря о том, что только она одна обеспечит счастье, даст спокойствие, а счастье заключается в спокойствии. Именно скептик, убедившись, что он не способен к удовлетворительному решению какоголибо вопроса, нигде не имеет голоса, и эта сдержанность обеспечивает ему спокойствие. Учение Пиррона включало два элемента: этическую доктрину спокойствия и эпистемологическую скептическую доктрину. Первая свидетельствовала о принципиальной позиции Пиррона в философии, вторая была ее доказательством. Первая стала всеобщей характеристикой эллинистической философии, а вторая стала специальностью Пиррона и его учеников.
Пиррон поставил три принципиальных вопроса: 1) Какими являются качества вещей? 2) Как мы должны вести себя по отношению к вещам? 3) Каковы следствия нашего поведения по отношению к ним? И отвечал: 1) Мы не знаем, каковы качества вещей. 2) В силу этого мы должны воздерживаться от суждений по их поводу. 3) Это воздержание дает покой и счастье. Для Пиррона была наиболее важной последняя позиция, однако его последователи перенесли центр тяжести на первое положение. В нем представлено обоснование всей доктрины, и именно в нем заключалась оригинальность скептицизма, а не в эвдемонизме, который был в духе времени и к которому склонялись другие школы, особенно эпикурейцы. Отдельной проблемой, вставшей перед скептиками в тот период, была критика человеческого знания, мнение, что ни в каком виде и ни в какой сфере знание невозможно. В соответствии с этой задачей скептики воспитывали критические, негативные, деструктивные качества разума и старались эти «скептические способности» культивировать в себе. От сдержанной позиции Пиррона его последователи перешли к вызывающей позиции.
Они отбрасывали научные суждения, ибо все они неистинны. Только суждения о явлениях скептики не пытались подвергать сомнению. Например, если я ем чтото сладкое или слышу какойто звук, то это несомненно. Но наука и наши обычные суждения касаются не явлений, а их реальной основы, то есть того, что является их причиной. Мед не есть то, что есть мое ощущение сладкого. Зная лишь собственное состояние, нет необходимости нечто предполагать относительно его подобия чемулибо, так как, зная только портрет, нет способа узнать, похож он или не похож на оригинал. Причины явлений — в противоположность самим явлениям — нам неизвестны, и поэтому суждения о них всегда неистинны.
Свою позицию античные скептики обосновывали не с помощью психологического анализа человеческого разума, так как такой анализ продемонстрировал бы неспособность разума к познанию, а посредством логического анализа утверждений. Общая их установка была следующей: каждому суждению необходимо противопоставить суждение, имеющее «не большую» силу, «не большую» истинность. Результатом их критики, в наиболее общем плане, явилась изостения или «равносильность суждений». Ни одно суждение не является логически более сильным, либо более истинным, чем другое. Метод скептического их понимания основывается на том, что, желая подвергнуть сомнению какоелибо утверждение, скептики противопоставляли ему иное, противоречащее ему, но «равносильное» суждение. Кроме этого общего метода, более поздние скептики разработали для опровержения суждений определенные специальные устойчивые аргументы, которые они называли «тропами» или способами.
Эти аргументы были сведены когдато к двум («два тропа» сформулированы, возможно, еще Менодотом); любое суждение, если оно истинно, является таковым либо непосредственно, либо опосредованно, но, вопервых, непосредственной истины не существует в силу многообразия и относительности взглядов, а во вторых, опосредованной истины не может быть, поскольку не существует непосредственноистинных суждений, которые могли бы служить предпосылками доказательства.
Каждый из этих тропов скептики специально развивали: 1) непосредственную истину нельзя искать: а) ни посредством восприятий; б) ни посредством понятий и 2) опосредованно: а) ни посредством дедукции; б) ни посредством индукции; в) ни посредством применения критериев.
I. А) Аргументы против возможности познания вещей при помощи чувств дал Энесидем в своих классических десяти тропах:!) Одни и те же вещи будут поразному восприниматься различными видами существ. Человек иначе воспринимает, чем животное, поскольку имеет другие органы чувств, иначе устроенный глаз, ухо, язык, кожу. Нельзя решить, чье восприятие лучше соответствует воспринимаемой вещи, поскольку нет оснований отдавать человеку предпочтение. 2) Одни и те же вещи поразному воспринимаются разными людьми. Также нет оснований, чтобы одному отдать предпочтение перед другим. 3) Одни и те же вещи поразному воспринимаются разными органами чувств. Один и тот же человек воспринимает вещь совсем иначе в зависимости от того, какой орган чувств используется, нет оснований для того, чтобы отдать предпочтение одному чувству перед другим. 4) Одни и те же вещи воспринимаются поразному, в зависимости от субъективных состояний воспринимающего. Поэтому даже одним и тем же чувством воспринимать одну и ту же вещь можно поразному: больному желтухой мед кажется горьким, а когда он здоров — кажется сладким. 5) Одна и та же вещь воспринимается поразному, в зависимости от ее положения и расстояния До воспринимающего. Весло в воздухе прямо, а полупогруженное в воду имеет излом; башня издалека кажется круглой, а вблизи — многогранной; каждый объект мы должны рассматривать с какогото расстояния, в какихто обстоятельствах и в каждом положении, и на определенном расстоянии он будет нами восприниматься иначе, и здесь также нет оснований для того, чтобы допустить, что то, а не иное положение, то, а не иное расстояние дает истинный образ вещи. 6) Вещи воспринимаются не непосредственно, а через среду, которая находится между ними и воспринимающим, и в силу этого ни одна вещь не может быть воспринята в чистом виде. 7) Одни и те же вещи вызывают различные впечатления в зависимости от того, в каком они количестве и какова их структура: песок в малом количестве жесток, а в большом — мягок. 8) Любые восприятия относительны и зависят от природы воспринимающего и от условий, в которых находится воспринимаемая вещь. 9) Вещи воспринимаются иначе, в зависимости от того, как часто до этого мы их воспринимали. 10) Суждения человека о вещах зависят от его воспитания, обычаев, веры и убеждений.
Эти тропы удается свести, и более поздними скептиками они были сведены, к одному — к относительности восприятий. Смысл понимания везде один и тот же: нельзя удовлетворяться восприятием, поскольку восприятия одной и той же вещи отличаются друг от друга, и нет такого смысла, ради которого можно удовлетвориться одним восприятием, а не другим; восприятия отличны друг от друга потому, что они относительны и зависимы как от субъективных (тропы 1—4), так и объективных (5—9) условий.
Б) Аргументы против возможности познания вещи посредством понятий. Здесь приводится уже другой аргумент. Объектом, который мы должны познать посредством понятий, является вид. Вид либо включает в себя все подпадающие под него единицы, либо их не включает. Последнее допущение нельзя принять, ибо если бы он их не включал, то не был бы видом. Но и первое невозможно, так как, охватывая все единицы, вид должен был бы иметь характеристики их всех, например, дерево должно было бы быть одновременно и платаном, и каштаном, иметь и иглы, и листья, листья — и круглые, и заостренные. А поскольку каждое дерево принадлежит к определенному виду деревьев, то каждое должно было бы иметь все качества вида, но качества не соединимые и противоречащие друг другу. Следовательно, вид в чемто противоречив, и в силу этого несуществен. Следовательно, ни один предмет не соответствует понятиям, и мы ничего при помощи понятий не познаем. Следовательно, метод познания при помощи понятий, провозглашенный большинством философов, в частности Сократом, Платоном, Аристотелем, должен быть отброшен.
II. Ни один метод опосредованного обоснования суждений не удовлетворителен — ни дедуктивный, ни индуктивный.
А) Дедукция опровергает некоторые из тропов Агриппы. Этих тропов пять: 1) противоречивость взглядов; 2) незавершенность доказательства; 3) относительность восприятия; 4) использование недостаточных условий; 5) наличие ложного круга в доказательстве.
Эти положения были сформулированы позже, чем положения Энесидема, и охватывают в меньшем количестве тропов большее количество материала. Здесь первый троп соответствует последнему у Энесидема, а третий троп — остальным девяти. Три оставшиеся, не имея аналогов в положениях Энесидема, обращены против возможности дедукции и доказательства. Второй и четвертый представляют собой дилемму. Разыскивая основания для следствий из какоголибо суждения, мы прерываем дальнейшее доказательство и в таком случае оставляем все доказательства на необоснованных предпосылках (4й троп), либо не прерываем доказательства, но тогда мы вынуждены идти в бесконечность, однако ни одну бесконечность нам не удается реализовать (2й троп). Но этого недостаточно: в соответствии с пятым тропом, в каждом доказательстве мы идем по ложному кругу в том случае, когда вывод уже содержится в посылках. В соответствии с этим утверждением, если все люди смертны, то мы делаем вывод, что Дион смертен, однако в утверждении, что все люди смертны, уже заложено суждение, что Дион смертен.
Эти вопросы не ставили под сомнение отношение следования между посылками и умозаключением, но они касались самих посылок, которые никогда не бывают ими, чтобы их можно было положить в основу рассуждения; они специально обращены против аристотелевского учения о непосредственно истинных предпосылках.
Б)Против индукции аргументация скептиков была следующей: индукция бывает либо полной, либо неполной, но полная индукция невозможна (поскольку не имеет окончательного решения, поэтому она невыполнима), неполная же индукция ничего не стоит (в силу того, что не предусмотренный ею случай может свести на нет полученные результаты).
В) Следовател ьно, знание мы не можем получить ни непосредственно, ни опосредованно, ни при помощи чувств, ни с помощью понятий, ни посредством дедукции, ни посредством индукции. Мы обречены лишь на перечисление множества существующих суждений, противоречащих друг другу, и не способны среди них выбрать те, которые являются истинными. Ни одно суждение не является истинным само по себе; не существует внешних отличий, которые бы отделяли истинное суждение от ложного. (Это утверждение было направлено против стоиков и их каталептических представлений.) Также не существует внешних критериев, которые были бы мерилом истинности суждений. Учение о критериях, которое развивала эллинистическая теория познания, по мнению скептиков, приводит к необычайным трудностям,
1. Критерий должен быть дополнен доказательством, что он истен. Однако, доказывая его истинность, мы либо используем его самого и тогда попадаем в ложный круг доказательства; либо применяем другой критерий, который в свою очередь, мы вывели, и так до бесконечности, до тех пор, пока не впадем в ошибку доказательства, в бесконечность.
2. Существуют разнообразные взгляды на критерий, и каждая школа предлагает свой, однако отсутствует критерий выбора между ними. Необходимо сделать выбор, но кто может быть судьей, какая сила разума должна судить и в соответствии с какой нормой? И в то же время отсутствует способ, с помощью которого можно разрешить эти проблемы.
III. Не удовлетворившись общим отрицанием возможностей познания, скептики старались опровергнуть частные теории и суждения как в теологии, так и в естествознании, как в математике, так и в этике.
l.Bce теологические проблемы весьма противоречивы, так как в них содержатся, как правило, противоречивые высказывания. Одни теологидогматики считают божество телесным, другие — бестелесным; одни считают его имманентным миру, другие — трансцендентным. Нельзя отдать предпочтение ни одному из этих взглядов.
Следовательно, понятие божества полно противоречий. Если божество совершенно, то оно неограниченно, если неограниченно, то неподвижно, если неподвижно, то бездушно, а если бездушно, то несовершенно. Если оно совершенно, то должно обладать всеми добродетелями. А некоторые добродетели (например, терпение в страдании является проявлением несовершенства, так как лишь несовершенство может подвергаться страданию). Особые трудности содержат в себе понятие божественного провидения. Если бы провидение распространялось только на некоторых людей, то это было бы несправедливо, поскольку оно возможно лишь для всех. Всеобщее божественное провидение раскрывается следующим образом: Бог либо желает и может, либо может, но не желает, либо желает, но не может. Три указанные возможности не соответствуют божественной природе, а первая не соответствует фактам, именно: факту существования зла в мире. . Любые доказательства существования Бога (посредством всеобщего согласия, гармонии мира, высказывания явно абсурдных следствий, например, что существовала бы вера в Бога без существования Бога) являются недостаточными. Тем не менее, скептики не утверждали, что Бога нет: в силу того, что доказательства отсутствия Бога так же недостаточны, как и доказательства его существования.
Остается лишь одно существование в вещах, такое же, как и в характеристике божества: признать, что мы о них ничего не знаем, и воздержаться от выводов и суждений.
2. Основные понятия естествознания не менее противоречивы, чем теологические. Что касается материи, то существует огромное разнообразие во взглядах на ее природу; признание всех этих взглядов достаточными приводит к абсурду, а признание лишь некоторых — к необходимости выделить критерий и, следовательно, к ошибочному кругу либо к бесконечности в доказательстве.
Понятие причины, которым больше всего пользуются естественники, также является противоречивым. Его можно истолковать одним из трех способов: либо как одновременное со следствием, либо имеющее место до него, либо после него. Она (причина) не может быть одновременной, поскольку нельзя создать нечто, если оно уже существует; она не может проявить себя раньше, ибо в этом случае не было бы никакой связи между причиной и следствием: нет следствия, пока существует причина, и не было бы причины, пока существует следствие; тем более что причина не может проявить себя позднее следствия, это был бы еще больший нонсенс. Если же невозможен ни один из этих трех случаев, то невозможно существование причин. Подобным образом скептики стремились показать, что невозможна ни телесная, ни внетелесная, ни движимая, ни неподвижная, ни действующая самостоятельно, ни в совокупности с другими причина. Поэтому причина есть нечто, о чем мы думаем и говорим, но о чем в действительности ничего не знаем. С другой стороны, отрицание того, что в природе действуют причины, также приводит к абсурдным следствиям. Ничего нельзя ни утверждать, ни отрицать.
Подобные трудности скептики обнаруживали как в признании, так и в отрицании и других исходных понятий естествознания, которые касаются движения, времени и пространства.
3. Рассуждения математиков также неистинны, их понятия также полны противоречий. Противоречива точка, противоречива линия как множество точек, линия как величина, лишенная ширины, плоскость — лишенная глубины.
4. В этике скептицизм опирался на те же аргументы. Прежде всего на многообразие, имеющее место как в моральных обычаях, так и в этических теориях; нет ничего такого, что могло бы быть всеми признано как благо. Следовательно, никто не знает, что такое благо, поскольку никто не может его определить; определения же, которые даются либо вообще не имеют отношения к благу, либо относятся лишь к вещам, которые с ним связаны (например, когда его определяют как пользу), либо настолько абстрактны (когда определяют его как счастье), что каждому удается интерпретировать его по собственному усмотрению. Наконец, нет ничего такого, что бы по своей природе было благом, таким определенным, как, например, вещи, которые по своей природе либо горячи, либо холодны, поскольку, например, огонь всегда и всех греет, а снег всегда и всех охлаждает, а ни одно из так называемых благ не дает всегда и везде ощущения блага.
В конечном счете, благо так же, как и зло, непознаваемо, как Бог, природа или математическая фигура; каждый имеет о них иное представление. Единственно приемлемая позиция по отношению к нему — воздержаться от суждения. Это касается, в конечном счете, теоретического знания, вещи, а не явления: существует сомнение, что данная вещь есть благо, но, несомненно, что м ы ее принимаем за благо.
В любом случае необходимо както жить и сосуществовать с другими людьми; скептики не признавали никаких принципов познания, но должны были иметь и имели определенные принципы жизни, а именно: довольствовались тем, к чему каждого из них приводят естественные склонности и обычаи. В практической жизни не требуется уверенности, достаточно разумно понятого правдоподобия.
В таком вероятностном духе пошло развитие академического скептицизма, а также более позднего пирронизма; вероятность позже проникла в теорию. Карнеад утверждал, что на самом деле ни одно суждение не является истинным, но оно в одинаковой мере является и неистинным. Существуют уровни истинности: 1) только истинные суждения; 2) истинные и непротиворечивые; 3) истинные непротиворечивые и подтвержденные. Карнеад полагал, что не обязательно воздерживаться от суждений, можно высказать их, если они истинны. В силу этого характер учения скептиков претерпел изменения: оно потеряло свой радикализм и приблизилось к здравому рассудку.
Значение скептицизма. Несмотря на это, задачи, которые перед собой ставили скептики, носили негативный характер. Речь в их работах шла не об установлении истины, а о вскрытии лжи и демонстрации неистинности человеческих суждений, их роль в философии была скорее позитивной и даже значительной. Они обнаружили множество заблуждений и ошибок в признанных философских взглядах; использовали и систематизировали все, что было в критической мысли Греции, увеличив свою славу. Они были «теоретической совестью» своей эпохи, подняли уровень доказательности науки в целом. Развивая в течение нескольких веков со скрупулезной систематичностью свои воззрения, они собрали истинную сокровищницу скептических идей и аргументов, из которой многое почерпнули более поздние эпохи.
Оппозиция, направленная против скептицизма, изза трудности прямой атаки боролась с ним, как правило, окольными путями: 1) стремилась продемонстрировать отсутствие последовательности в скептической позиции; показать, что жизнь скептика не может развиваться в соответствии с его теорией; 2) обвиняла скептиков в использовании скрытых, догматических принципов, без которых их аргументация теряла свою силу; 3) выявляла явно губительные моральные следствия скептицизма.
Влияние пирронизма. Пирронизм вышел из античности и кроме своей школы оказывал влияние на другие. Помимо Академии в ее «средний период» (III и II вв. до н. э.) под его влиянием находилась «эмпирическая школа» лекарей, которые применяли в медицине принципиальную идею скептиков: признавали, что причины заболеваний непознаваемы, и поэтому ограничивались регистрацией болезненных симптомов.
Античный скептицизм был высшей точкой развития скептицизма; в более поздние времена его дополняли только в частностях, и никогда не развивали дальше. Он не был столь уж влиятелен, однако последовательный скептицизм находил своих сторонников. В средние века скептицизм выступал как вспомогательная доктрина, служащая догматической мысли: для того, чтобы усилить веру, некоторые схоласты скептически унижали знание. В чистом виде скептицизм проявился в Новое время в эпоху Возрождения непосредственно во Франции в XVI в. во взглядах Монтеня. Собственно говоря, начиная с этого времени, скептицизм имел сторонников во все века (Бейль — в начале XVIII в., Шульце — в конце XVIII в.), во всех случаях это были отдельные мыслители, у которых не было большого количества сторонников и влиятельной скептической школы. Идеи античного скептицизма использовались не только сторонниками скептицизма, но и критицизма: Декарт, Юм и Милль обновили трактовку и аргументацию скептиков, но не сделали таких крайних выводов, как они.