Социально-философские размышления Н.В. Гоголя

Гоголь масштабно подходил как к современной ему, так и прошлой России. Он видел вполне особенности ее становления:

— «строение нынешнего нашего гражданского порядка произошло не из начал, уже пребывавших прежде в земле нашей … гражданское строение наше произошло от потрясения, от того богатырского потрясения, которое произвел царь-преобразователь» (С. 213).

Затем последовал «блистательный маневр»: «Россия вдруг облеклась в государственное величие, заговорила громами и блеснула отблеском европейских наук» (С. 214). Произошел «разлив гражданских законов» (С. 205), хотя — «законы остаются только для вида» (С. 190).

Еще противоречивы характеристики современного Гоголю общества:

— «… богатырски задремал нынешний век» (С. 103), «… дремлет ум наш среди вялой и бабьей светской жизни, которую привели к нам, под именем просвещения, пустые и мелкие нововведенья» (С. 106).

Но с другой стороны:

— «… слава Богу, уже прошли те времена, чтобы несколько сорванцов (декабристов — С.Х.) могли возмутить целое государство» (С. 201).

Или:

— «… мысли о счастии человечества сделались почти любимыми мыслями всех; … многие только и грезят о том, как преобразовать человечество, как возвысить внутреннее достоинство человека» (С. 263); «…стали даже поговаривать о том, чтобы все было общее — и дома, и земли» (С. 264).

— «»… еще никогда не бывало в России такого необыкновенного разнообразия и несходства во мнениях и верованиях людей, никогда еще различие образований и воспитанья не оттолкнуло так друг от друга всех и не произвело такого разлада во всем» (С. 133).

В то же время:

— «Все более или менее согласились называть нынешнее время переходным. Все, более чем когда-либо прежде, чувствуют, что мир в дороге, а не у пристани, не на ночлеге, не на временной станции или отдыхе. Все чего-то ищет, ищет уже не вне, а внутри себя. Вопросы нравственные взяли перевес и над политическими, и над учеными, и над всякими другими вопросами. И меч и гром пушек не в силах занимать мир. Везде обнаруживается более или менее мысль о внутреннем строении: все ждет какого-то более стройного порядка. Мысль о строении как себя, так и других делается общею» (С. 300-1).

Мысли Гоголя о России, о русском народе, несмотря на все то темное и отсталое, что он, как никто другой видел, имеют патриотический, но отнюдь не квасной характер:

— «Еще пройдет десяток лет, и вы увидите, что Европа придет к нам не за покупкой пеньки и сала, но за покупкой мудрости, которой не продают больше на европейских рынках» (С. 184). Впрочем, это Гоголь говорил больше в успокоенье другим. Но вот его слова об умных русских людях:

— «… до сих пор еще, к нашему стыду, указывают нам европейцы на своих великих людей, умней которых бывают у нас иногда и невеликие люди; но те хоть какое-нибудь оставили после себя дело прочное, а мы производим кучи дел, и все, как пыль, сметаются они с земли вместе с нами» (С. 187).

О европейских веяниях:

— «… еще во всяком из нас бестолковая встреча чужеземного с своим, а не разумное извлечение того самого вывода, для которого повелена Богом эта встреча» (С. 255).

Но «европейские» веяния уже овладели Россией, и Гоголь это тоже отмечал:

— «Велико незнанье России посреди России. Все живет в иностранных журналах и газетах, а не на земле своей» (С. 138).

— «… газетный листок, признаваемый лживым всеми, становится нечувствительным законодателем его не уважающего человека» (С. 268).

Но тут же, парадокс, совсем другие утверждения:

— «… еще нет у нас непримиримой ненависти сословья противу сословья и тех озлобленных партий, какие водятся в Европе и которые поставляют препятствие непреодолимое к соединению людей в братской любви между ними» (С. 271).

— «… страсти ума уже начались; уже враждуют лично из несходства мнений, из-за противуречий в мире мысленном. Уже образовались целые партии, друг друга не видевшие, никаких личных сношений еще не имевшие — и уже друг друга ненавидящие» (С. 267). «Даже честные и добрые люди между собой в разладе; только между плутами видится что-то похожее на дружбу и соединение в то время, когда кого-нибудь из них сильно станут преследовать» (С. 135).

Гоголь, как говорится, нутром чувствует присутствие особого надличностного начала:

— «… вина так теперь разложилась на всех, что никаким образом нельзя сказать вначале, кто виноват более других. Есть безвинно-виноватые и виновно-невинные» (С. 190).

Он отмечает и такое новое явление:

— «Все, с которыми мне случалось познакомиться, наделяли меня уже готовыми выводами, заключениями, а не просто фактами, которых я искал. Я заметил вообще некоторую перемену в мыслях и умах. Всяк глядит на вещи взглядом более философическим, чем когда-либо прежде, во всякой вещи хотел увидеть ее глубокий смысл и сильнейшее значение, — движение, вообще показывающее большой шаг общества вперед. Но, с другой стороны, от этого произошла торопливость делать выводы и заключения из двух-трех фактов о всем целом и беспрестанная позабывчивость того, что не все вещи и не все стороны соображены и взвешены» (С. 296); «… я и сам начал невольно заражаться этой торопливостью заключать и выводить, всеобщим поветрием нынешнего времени» (там же).

И вот еще одно обстоятельство, которое огорчительно привлекло внимание Гоголя:

— «… в последнее время, сильней всех прочих свойств наших, развилась у нас насмешливость» (С. 255).