Рекомендовано к разделу: «Аксиология»

Вопросы:

1. Что такое добро, по В. С. Соловьеву? Почему в мире существует зло? Можно ли создать мир, в котором совсем не будет зла?

2. Как понимал В. С. Соловьев нравственность? Можно ли заставить человека быть нравственным?

3. На каких трех «китах», по Вл. Соловьеву, покоится наша нравственность?

4. Чем, по В. С. Соловьеву, определяется нравственный смысл жизни?

5. Как потребности и интересы человека отражаются в его ценностных представлениях? Какие ценности, на ваш взгляд, преобладают и пропагандируются в современном мире и почему?

ЭТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ И ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ

[Этическое учение]

Собственный предмет нравственной философии есть поня­тие добра; выяснить все, что разум, возбуждаемый опытом, мыслит в этом понятии, и тем самым дать определенный ответ на главный для нас вопрос о должном содержании или смысле на­шей жизни — такова задача этой философской науки.

Способность к зачаточной оценке вещей в положительном и отрицательном смысле несомненна у высших животных, где она кроме различных ощущений приятного и неприятного соединя­ется с более или менее сложным представлением желательных или нежелательных предметов; человек же в этой оценке пере­ходит за пределы единичных ощущений и частных представле­ний, и возвышается до общего разумного понятия или идеи добра и зла.

Всеобщий характер этой идеи отрицается многими, но лишь по недоразумению. Нет, правда, такой мерзости, которая бы не признавалась бы где-нибудь и когда-нибудь за добро; но вместе с тем нет и не было такого людского племени, которое не при­давало бы своему понятию добра (каково бы оно ни было) зна­чения постоянной и всеобщей нормы и идеала (3.1.98).

По существу своему нравственная философия находится в теснейшей связи с религией, а по способу познания — с теоре­тической философией. Мы не можем заранее объяснить, в чем состоит эта связь, но мы уже теперь можем и должны сказать, в чем она не состоит. Ее не следует представлять как односто­роннюю зависимость этики от положительной религии, или же от умозрительной философии, — такую зависимость, которая отнимала бы у нравственной области собственное содержание и самостоятельное значение. Взгляд, всецело подчиняющий нрав­ственность и нравственную философию теоретическим прин­ципам положительно-религиозного или же философского харак­тера, весьма распространен в той или другой форме. Несостоя­тельность его тем более для меня ясна, что я сам некогда если не разделял его вполне, то был к нему очень близок (2.1.100).

Очень распространен взгляд, что судьба нравственного сознания зависит от того или другого решения вопроса о свободе воли. Вопрос сводят к альтернативе: или наши действия сво­бодны, или они необходимы — и затем утверждают, будто вто­рое из этих двух решений, именно детерминизм, или учение о том, что все наши действия и состояния происходят с необхо­димостью, делает невозможною человеческую нравственность, и тем отнимает всякий смысл у нравственной философии. Если говорят, человек есть только колесо в мировой машине, то о каких же нравственных деяниях может быть речь? Но вся сила такого аргумента заключается в неправильном смешении де­терминизма механического с детерминизмом вообще - ошиб­ка, от которой не свободен и сам Кант. Детерминизм вообще утверждает только, что все совершающееся, а следовательно, и всякое действие человека определяется (determinatur - откуда и название этого учения) достаточными основаниями, без которых оно произойти не может, а при которых происходит с необходи­мостью (2.I.111).

Нравственность и нравственная философия всецело держатся на разумной свободе, или нравственной необходимости, и совершенно исключают из своей сферы свободу иррациональ­ную, безусловную, или произвольный выбор.

Для того чтобы идея добра могла с полною внутреннею необходимостью определять (детерминировать) сознательный выбор человека в ее пользу, - для того чтобы выбор этот был достаточно мотивированным, нужно, чтобы содержание этой идеи было надлежащим образом развито, чтобы ум представил воле эту идею в ее всеоружии, что и исполняется нравственною философиею. Таким образом, этика не только совместима с детер­минизмом, но даже обусловливает собою высшее обнаружение необходимости. Когда человек высокого нравственного разви­тия с полным сознанием подчиняет свою волю идее добра, все­сторонне им познанной и до конца продуманной, тогда уже для всякого ясно, что в этом подчинении нравственному закону нет никакого произвола, что оно совершенно необходимо (2.I.117).

Всякое нравственное учение, какова бы ни была его внут­ренняя убедительность или внешняя авторитетность, оставалось бы бессильным и бесплодным, если бы не находило для себя твердых точек опоры в самой нравственной природе человека. Несмотря на все разнообразие степеней духовного развития в прошедшем и настоящем человечества, несмотря на все инди­видуальные отклонения и на все более широкие воздействия расы, климата и исторических условий, все-таки существует не­разложимая основа общечеловеческой нравственности, и на ней должно утверждаться всякое значительное построение в обла­сти этики (2.I.119).

Есть одно чувство, которое не служит никакой обществен­ной пользе, совершенно отсутствует у самых высших животных и, однако же, ясно обнаруживается у самых низших человече­ских рас. В силу этого чувства самый дикий и неразвитый чело­век стыдится, т.е. признает недолжным и скрывает такой физиологический акт, который не только удовлетворяет его соб­ственному влечению и потребности, но сверх того полезен и необходим для поддержания, рода, В прямой связи с этим нахо­дится и нежелание оставаться в природной наготе, побуждаю­щее к изобретению одежды и таких дикарей, которые по клима­ту и простоте быта в ней вовсе не нуждаются.

Этот нравственный факт резче всего отличает человека ото всех других животных, у которых мы не находим ни малейшего намека на что-нибудь подобное (2.I.121).

... Я стыжусь, следовательно, существую, не физически толь­ко существую, но и нравственно, — я стыжусь своей животно­сти, следовательно, я еще существую как человек.

Собственным действием и испытанием своего существа до­стигает человек нравственного самосознания. Материалисти­ческая наука тщетно пыталась дать со своей точки зрения удовлетворительный ответ на столь давно поставленный чело­веку вопрос: кто возвестил тебе, что ты наг?

Самостоятельное и первоначальное значение чувства стыда было бы устранено, если бы удалось связать этот нравственный факт с какою-нибудь материальною пользою для особи или для рода в борьбе за существование (2.I.124).

Рядом с этим основным нравственным чувством находится в природе человеческой другое, составляющее корень этического отношения уже не к низшему, материальному началу жизни в каждом человеке, а к другим человеческим и вообще живым су­ществам, ему подобным, — именно чувство жалости. Оно состоит вообще в том, что данный субъект соответственным образом ощу­щает чужое страдание или потребность, т.е. отзывается на них более или менее болезненно, проявляя, таким образом, в боль­шей или меньшей степени свою солидарность с другими.

...Если человек бесстыдный представляет собою возвраще­ние к скотскому состоянию, то человек безжалостный падает ниже животного уровня.

Тесная связь чувства жалости с общественными инстинктами у животных и у человека не подлежит сомнению по самому суще­ству этого чувства; однако оно в корне своем есть все-таки индивидуально-нравственное состояние, не покрываемое всецело со­циальными отношениями даже у животных, не только у человека. Если бы единственным основанием симпатии была потребность общественного организма, то каждое существо могло бы испы­тывать это чувство лишь по отношению к тем, которые принад­лежат с ним к одному и тому же социальному целому (2.I.127).

В присущих нам чувствах стыда и жалости основным образом определяется наше нравственное отношение, во-первых, к соб­ственной нашей материальной природе и, во-вторых, ко всем другим живым существам. Поскольку человек стыдлив и жалост­лив, он относится нравственно «к самому себе и ближнему» (упот­ребляя старинную терминологию); бесстыдство и безжалостность, напротив, в корне подрывают его нравственный характер. Кроме этих двух основных чувств есть в нас еще одно, третье, несводи­мое на них, столь же первичное, как они, и определяющее нрав­ственное отношение человека не к низшей стороне его собствен­ной природы, а также не к миру подобных ему существ, а к чему-то особому, что признается им как высшее, чего он ни стыдиться, ни жалеть не может, а перед чем он должен преклоняться. Это чувство благоговения (благочестия, pietas) или преклонения перед высшим (reverentia) составляет у человека нравственную основу религии и религиозного порядка жизни; будучи отвлеченно фи­лософским мышлением от своих исторических проявлений, они образуют так называемую «естественную религию» (2.I.128-129).

Господство над материальною чувственностью, солидарность с живыми существами и внутреннее добровольное подчинение сверхчеловеческому началу — вот вечные, незыблемые основы нравственной жизни человечества. Степень этого господства, глубина и объем этой солидарности, полнота этого внутреннего подчинения изменяются в историческом процессе, переходя от наименьшего к наибольшему совершенству, но принцип в каж­дой из трех сфер отношений остается один и тот же.

Все прочие явления нравственной жизни, все так называе­мые добродетели могут быть доказаны как видоизменения этих трех основ или как результат взаимодействия между ними и умственною стороной человека (2.I.130).

Каждая да установленных мною нравственных основ — стыд, жалость и религиозное чувство — может рассматриваться с трех сторон: как добродетель, как правило действия и как условие известного блага (2.I.183).

Добродетельный человек есть человек, каким он должен быть. Другими, словами, добродетель есть нормальное или должное отношение человека ко всему (2.I.185).

Ясно, значит, что в повелении «будьте совершенны» требу­ются не единичные акты воли, а ставится задача жизни. Про­стой акт чистой воли необходим, чтобы принять эту задачу, но он один еще недостаточен для се исполнения. Требуется про­цесс совершенствования как неизбежный путь к совершенству, так что безусловное повеление «будьте совершенны» означает на деле: становитесь совершенными (2.I.254-255).

[Смысл жизни]

Есть ли у нашей жизни вообще какой-нибудь смысл? Если есть, то имеет ли он нравственный характер, коренится ли он в нравственной области? И если да, то в чем он состоит, какое будет ему верное и полное определение? (2.I.83).

Нравственный смысл жизни первоначально и окончательно определяется самим добром, доступным нам внутренно через нашу совесть и разум, поскольку эти внутренние формы добра осво­бождены нравственным подвигом от рабства страстям и от ограни­ченности личного и коллективного себялюбия. Здесь крайнее ме­рило всяких внешних форм и явлений. «Разве вы не знаете, — говорит ап. Павел верующим, — что мы будем судить и анге­лов?» — если же нам подсудно и небесное, то тем более все земное. Человек в принципе или по назначению своему есть безусловная внутренняя форма для добра как безусловного содержания; все остальное условно и относительно. Добро само по себе ничем не обусловлено, оно все собою обуславливает и через все осуществля­ется. То, что оно ничем не обусловлено, составляет его чистоту; то, что оно все собою обуславливает, есть его полнота, а что оно через все осуществляется, есть его сила, или действенность.

Без чистоты добра, без возможности во всяком практическом вопросе различить добро от зла безусловно и во всяком единич­ном случае сказать да или нет жизнь была бы вовсе лишена нрав­ственного характера, и достоинства; без полноты добра, без воз­можности связать с ним все действительные отношения, во всех оправдать добро и все добром исправить жизнь была бы односто­роннею и скудною; наконец, без силы добра, без возможности его окончательного торжества над всем, до «последнего врага» - смерти - включительно, жизнь была бы бесплодна.

Внутренними свойствами добра определяется жизненная за­дача человека; ее нравственный смысл состоит в служении до­бру чистому, всестороннему и всесильному.

Такое служение, чтобы быть достойным своего предмета и самого человека, должно стать добровольным, а для этого ему нужно пройти через человеческое сознание. Помогать ему в этом процессе, а отчасти и предварять то, к чему он должен прийти, есть дело нравственной философии (2.I.96-97).