Здесь начинается рассказ Чосера о сэре Топасе

Внемлите, судари! Сейчас

Я вам поведаю рассказ

Веселый и забавный.

Жил‑был на свете сэр Топас,

В турнирах и боях не раз

Участник самый славный.

В приходе Попринге был он,

В заморской Фландрии рожден,

Как это мне известно;

Его отцу был подчинен

Весь край кругом, – он был силен

По милости небесной.

И быстро сэр Топас подрос.

Был рот его алее роз,

Белей пшена – ланиты.

А спросите, какой был нос, ‑

Отвечу смело на вопрос:

Красою знаменитый.

Была до пояса длинна

Волос шафрановых волна;

Камзола золотого

Была неведома цена;

Штаны из брюггского сукне,

А обувь – из Кордовы.

Он за оленями скакал

И в небо соколов пускал

За водяною птицей;

Был как никто в стрельбе удал,

В борьбе всегда барана брал,

С любым готов схватиться.

Немало девушек тайком,

В ночи не зная сна, по нем

Томилось и вздыхало;

Но он, с пороком не знаком,

Был чист, с терновым схож кустом,

Чьи ягоды так алы.

И вот однажды сэр Топас ‑

Я повествую без прикрас ‑

На вороной кобыле,

Мечом, копьем вооружась,

Собрался в путь – и вмиг из глаз

Исчез за тучей пыли.

Дубраву вдоль и поперек

Обрыскал он, трубя в свой рог,

Гоняя зайцев, ланей;

Скакал на север и восток

И вдруг почувствовал приток

Прельстительных мечтаний.

Там рос пахучих зелий стан ‑

Гвоздика, нежный балдриан

И тот орех мускатный,

Что в эля старого стакан

Иль в ларь кладут, чтобы им дан

Был запах ароматный.

Там раздавался птичий гам,

И попугай и ястреб там

Все звонче, чище пели;

Дрозд прыгал резко по ветвям

И вторил диким голубям

Как будто на свирели.

У рыцаря стал влажен взор,

В нем вызвал этот птичий хор

Любовное томленье;

В коня шипы вонзая шпор,

Помчался он во весь опор

В каком‑то исступленье.

Но вот, коня сбивая с ног,

От скачки рыцарь изнемог,

И посреди дубравы

Он на поляне свежей лег,

Где конь его усталый мог

Щипать густые травы.

«Любовь царит в душе моей.

Мне, мать пречистая, ей‑ей,

Час от часу тяжеле.

Мне снилось, что царица фей ‑

Жена моя и будто с ней

Мы спим в одной постели.

По ней тоскую я душой,

Я не хочу жены другой,

Меня достойной нет Девицы;

Я в поисках объезжу свет,

Чтоб наконец напасть на след

Приснившейся царицы».

Наш рыцарь снова поскакал

По долам и по склонам скал,

И поздно, перед ночью,

Край фей, который он искал,

Среди глуши лесной предстал

Пред рыцарем воочью.

Он смотрит, отирая пот

И широко открывши рот, ‑

Места пустынны эти:

Как будто вымер весь народ,

Никто навстречу не идет,

Ни женщины, ни дети.

Но вот ужасный великан ‑

А был он Олифантом зван ‑

Вдруг выбежал навстречу,

Крича: «Ни с места, мальчуган,

Не то – свидетель Термаган – [123]

Коня я изувечу

Дубиной.

Средь арф и флейт царица фей

Живет в стране чудесной сей

Владычицей единой».

Ответил сэр Топас: «Постой,

Сразимся завтра мы с тобой,

Я за оружьем съезжу;

Ужо – могу поклясться я ‑

Вот этим острием копья

Попотчую невежу.

Я смело

Твой мерзкий проколю живот

И, только солнышко взойдет,

Дух вышибу из тела».

Тут рыцарь обратился вспять,

А великан в него метать

Стал из пращи каменья;

Но избежал их сэр Топас,

Его господь от смерти спас

За храбрость поведенья.

Внемлите повести моей, ‑

Она гораздо веселей,

Чем щекот соловьиный.

Я расскажу вам, как домой

Примчался рыцарь удалой

Чрез горы и долины.

Он челядь всю свою созвал

И песни петь ей приказал:

«В сражении кровавом

Иду иль победить, иль пасть;

Велит мне биться к даме страсть

С чудовищем трехглавым.

Покуда воинский убор

Я надеваю, разговор

Ведите меж собою

Про королей, про папский двор,

Про то, как у влюбленных взор

Туманится слезою».

Тут слуги, бывшие при нем,

Поставили бокал с вином

Пред юным господином.

Он выпил все одним глотком

И пряника вкусил потом,

Обсыпанного тмином.

На тело белое свое

Надев исподнее белье

Из ткани полотняной,

Сорочку он покрыл броней,

Чтоб сердце, идя в смертный бой,

Предохранить от раны.

Затем облек себя вокруг

Щитками лат – издельем рук

Искусного еврея,

Поверх всего надел камзол,

Который белизною цвел,

Как чистая лилея.

С кабаньей головою щит

Имел отменно грозный вид;

Над элем и над хлебом

Поклялся рыцарь, что убит

Им будет великан, – сулит

Пусть что угодно небо.

Огнем латунный шлем сверкал,

В кости слоновой меч лежал,

Сапог из мягкой кожи

На каждой был ноге надет,

Поводья испускали свет,

На лунный блеск похожий.

И кипарисовым копьем

С каленым тонким острием

Наш рыцарь красовался.

Конь вороной играл под ним,

Он был в пути неутомим,

Нигде не спотыкался.

Рассказу

Тут перерыв – конец главы.

Хотите дальше слушать вы?

Что ж, я продолжу сразу.

О рыцари и дамы, вас

Прошу не прерывать рассказ,

Который поведу я.

Пойдет в рассказе этом речь

Про радости любовных встреч,

Про схватку боевую.

Прославлены сэр Ипотис,

Ги, Плендамур, Либо, Бевис,

Все знают имя Горна.

Но сэр Топас затмил их всех:

Был им одержанный успех

Прекраснейшим бесспорно.

Сев на горячего коня,

Он, словно искра из огня,

Помчался к чаще бора.

Воткнуть успел он в шлем цветок,

Храни его господь и рок

От смерти и позора!

Был рыцарь странствующий он

И потому вкушал свой сон

Под боезым нарядом;

Подушкой шлем ему служил,

Конь от него не отходил

И пасся тут же рядом.

Лишь из ручьев он воду пил,

Как Парсиваль, который был

Так строен и наряден.

И вот внезапно…