Принцип добросовестного выполнения принятых на себя обязательств 1 страница

Цивилизованный нормативный порядок в обществе устанавливается не в результате насилия, но переговоров и соглашений. Это положение начинает считаться в Новое время безусловным, выражающим естественный порядок вещей. Поэтому совершенно не случайно, что этика прав человека считает одним из основополагающих принцип добросовестного выполнения человеком принятых на себя обязательств. Реализация данного принципа в практике межличностных отношений является, по мнению этической доктрины Нового времени, пожалуй, самым веским доказательством нравственной суверенности человека, его доброй воли и справедливости.

Как известно, принцип добросовестного выполнения принятых на себя обязательств возник в форме определенного социального института, обычая pacta sunt servanda (соглашения надо выполнять) в глубокой древности. Однако только в Новое время этот принцип признается объективной основой нравственности и в качестве общепризнанной нормы поведения людей закрепляется в гражданском и конституционном законодательстве. Так, например, в Конституции Франции 1791 г. прямо подчеркивается решимость государства создать условия, при которых могут соблюдаться справедливость и уважение к обязательствам, вытекающим из договоров между людьми1. А в Декларациях прав и свобод человека XVIII столетия прямо провозглашается, что члены общества должны добросовестно выполнять принятые на себя обязательства, чтобы обеспечить себе и своим детям все преимущества, вытекающие из принадлежности к цивилизованному человеческому сообществу.

Принцип добросовестного выполнения обязательств, вытекающих из соглашений между людьми, распространяется этикой прав человека только на действительные соглашения. Это значит, что рассматриваемый принцип должен применяться только к соглашениям и договорам, заключенным людьми добровольно и на основе равноправия, с учетом их жизненных интересов и нравственного суверенитета. Любой неравноправный договор прежде всего нарушает суверенитет человека и как таковой нарушает основополагающие принципы этики прав человека, и потому должен считаться и аморальным, и антиправовым.

Как отмечалось в самом начале, принципы этики прав человека, или нравственные принципы концепции прав человека, возникли и сформировались не сразу. Только в Новое время они находят свою адекватную форму выражения и обоснования. Именно в этот период они составляют целостно-единую систему норм, прежде осознававшихся порознь (фрагментарно) либо в качестве подчиненных аспектов иных нормативных образований, начинают разворачиваться социально-философской мыслью в конкретные программы политического, экономического, социального и собственно нравственного обновления общества, определяют перспективы этого обновления.

Сама этика прав и свобод человека в лице своих наиболее видных представителей - Гроция, Гоббса, Локка, Канта, Руссо и др., конечно же, была склонна преувеличивать свою роль в нравственном обновлении людей и общества. Она верила в нравственно очищающую силу разума, образования. Многие философы наивно считали, будто люди потому живут плохо, что не знают истинных основополагающих принципов общежития: уважения свободы других, соблюдения договоров, ненасилия и т.п. Этическое просвещение, развенчание моральных предрассудков с позиции этики прав человека считались ключом к возрождению и преобразованию общества. Поэтому просветительская составляющая этики прав человека неоднократно подвергалась критике с позиции социально-сущего, с точки зрения реально практиковавшихся в обществе нравов. Примеров этому можно назвать множество. Несовпадение принципов этики прав человека и социальной реальности можно было обнаружить и в сфере экономики - эксплуатация и отчуждение труда; и в сфере межнациональных отношений - расовая сегрегация и дискриминация; и конечно же, в сфере межличностных отношений.

И тем не менее ни одна этическая концепция Нового времени не обладала таким мощным зарядом социально-нравственного обновления, как этика прав человека. Она по сути оказалась единственной действенной теоретической формой нарождавшегося в Новое время правосознания. На принципы этики прав человека прямо опиралась конституционная, законодательная практика ранних буржуазных государств. Именно этика прав человека сумела зафиксировать и высказать такие принципы, которые в известном смысле приобрели "надвременной" характер. Жизненность принципов этики прав человека определяется жизненностью тех форм практической жизни, которые ими санкционируются, - институтов гражданского общества и правового государства, всей той конкретной культуры, психологии, политики, которые реализуют концепцию прав человека.

Раздел 3. ПОНЯТИЕ МОРАЛИ

Понятие морали есть философская абстракция, подразумевающая и охватывающая все богатое содержание реальной нравственности, выявляющая идеально-всеобщее в действительных и многообразных нравственных отношениях. Различные философские школы и направления привнесли свое в понимание нравственности, дополнили представление об этом многогранном явлении. Нравственность можно трактовать и как человеческую добродетель, и как область духа, сознания, и в качестве резидента трансцендентных сущностей, как некоторое усилие особым образом направленной воли, и как область общественно значимого и необходимого поведения, и как совокупность норм и требований, и как область универсальных суждений, и как феномен, ответственный за целеполагание в истории и в отдельно взятой человеческой жизни, а также как идеологию или мировоззрение либо особенную мотивацию поступков, как способ существования человечности (гуманности), как применение языка. В понятие морали включается область объективно всеобщего (нравы) и область всеобщей субъективности (система ценностей, связанные с нею переживания).

Последнее слово о понятии морали еще не сказано. Понятие морали - это не проблема дефиниции (определений), а проблема содержательной философской теории морали.

В данном разделе затрагиваются некоторые вопросы теории морали. Это метафизическая традиция истолкования морали как духовности, имеющей опору в трансцендентной сфере, в абсолютных ценностях, традиция, которая имеет очень глубокие корни и встречается с критикой в свой адрес. Это различные способы обоснования морали, характеризующие методологию этических теорий, призванные противодействовать эгоистической ревизии моральных требований, скептицизму и отчуждению от морали, прохладному имморализму. Проблема обоснования морали встает в связи с трудным и зачастую опасным вопросом "Почему я должен быть моральным?", которым задаются индивиды в посттрадиционном обществе. Далее, рассматривается гуманистический потенциал морали, связанный с понятием достоинства личности, ее развития, социальной ответственности, свободной и деятельной жизни. Кроме того, мораль раскрывается как система норм и предписаний, составляющих единство и противоречие, обладающих специфическими особенностями. Отдельная глава посвящена моральным мотивам как очень важному критерию оценки поступка. Наконец, своеобразной манифестацией морали является моральный язык (лектон), или "речи", в которых опредмечены те или иные нравственные и социальные отношения. Даже тогда, когда мысль старается их скрыть, язык их выдает.

Как нам кажется, в этом разделе показаны и умопостигаемые, или скрытые, проявления морали (предпосылки, основания, принципы, ценностные ориентиры), и объективированные фрагменты морали (нормы, суждения, поступки), а также ее отражение и материализация в языке.

МЕТАФИЗИКА И ЭТИКА

Метафизика1 как форма философского теоретизирования и абстрактного мышления зародилась на почве античной Греции, в учениях досократиков, Сократа и Платона, процветала в университетах средневековой Европы и потеряла свое прежнее значение в эпоху Ренессанса. Несмотря на заметное оживление в ХVII в., она не получила высокой оценки у представителей Просвещения. Философский скептицизм и эмпиризм также пытались низвергнуть метафизику с ее пьедестала. Противником метафизики является социальная философия. Против метафизики выступили логические позитивисты, утверждавшие, что метафизические высказывания эпистемологически пусты и метафизика является синонимом философского нонсенса. Метафизика подверглась ревизии в связи с актуализацией проблемы метода в философии. Р. Декарт, И. Кант, М. Хайдеггер целенаправленно реформировали метафизику. Г. Гегель придал метафизике значение догматического, косного, статичного мышления в противоположность диалектическому развивающемуся мышлению. В познании сущего метафизическая философия имеет сильнейшего соперника и противника в лице естественных и точных наук. Метафизические гипотезы и умозрительные построения не могут сосуществовать с научным знанием, неизбежно изгоняются из сферы науки с клеймом суеверия и предрассудка. С точки зрения науки метафизика есть не что иное, как позднее варварство, упразднение науки. Метафизические гипотезы оседают в познании социокультурных интересов, отражения реальности с позиции норм, идеалов и ценностей, в аспекте должного.

Метафизическая традиция имеет большое влияние на этику. Более того, кажется, что это единственная область социального знания, где метафизика не просто уцелела, но и взяла под свою юрисдикцию так называемые "метафизические проблемы", т.е. в отличие от поведенческих проблемы морального сознания и мировоззрения, высших целей в жизни человека.

Метафизика означает онтологию, теологию и науку о первопринципах, или универсалиях. Она апеллирует к сверхчувственному, внеопытному и доопытному априорному знанию, устремляется на поиски трансцендентального обоснования феноменального мира, абстрактных параметров или структур мышления, незримых или даже фиктивных сущностей. Метафизическое часто ассоциируется с спекулятивным, теорией идей, сущностным созерцанием, трансцендентным "я" как источником свободы и творчества, религиозными интенциями, вечными и неизменными ценностными плеядами, гипостазированием возможных идеальных миров. Методом метафизической философии выступает априоризм, трансцендирование, или возвышение сознания, извлечение сущностного и фундаментального знания из недр самого сознания, стремление добыть истину из субъективного, в конце концов, видения и понимания мира ценой сверхнапряжения мышления, недоверие ко всему происходящему извне и, конечно, к чувственности. Метафизика легко трансформируется в философию сознания, так как в сущности всецело занята проблемой сознания и только ею, все сводит к проблеме сознания, абстрактного и надличностного. Метафизика трактует о бытийствующем сознании, о "бремени сознания, об отчужденном сознании, об абсолютных правах субъективности, которые не сбываются и не подтверждаются действительностью, неуместном и бесполезном в объективно заданных обстоятельствах. Поэтому метафизика конструирует интеллигибельный мир, мир, только возможный, в основе которого находятся не враждебные и чуждые человеку тенденции, а идеи разума, сознания. Метафизика переосмысливает недостаточные или отсутствующие условия для той или иной деятельности, воплощения идей. Так появляется метафизика бессмертия, метафизика свободы, метафизика солидарности, метафизика творчества. Они отвечают не на вопрос "как есть на самом деле", а "как возможно" или при каких условиях умозрительно должное, например свобода, справедливость, может существовать, а не случаться эпизодически. Метафизика поэтому может рассматриваться как философия утопического сознания. Метафизические аргументы, как правило, призваны защитить идеалистическую позицию и ценностный абсолютизм.

Рефлексия над универсалиями выдвигает притязания на собственную универсальность. Метафизические системы стремятся к монументальности. Предполагается, что их основоположения обладают высокой разрешающей способностью и исключают все проблематичное. Универсализм Аристотеля, наименее метафизичного из античных авторов, достигался путем использования в философствовании самого широкого социально-исторического контекста. Универсализм гегелевской философии отвечает требованиям научности философии в противоположность "бесформенно растекающимся размышлениям" и методу внутренних различений и опосредований в философском познании предмета. Оба теоретика были выдающимися систематизаторами и энциклопедистами. В большинстве случаев в метафизике претензии на универсальность реализуются путем тривиализации и формализации основных принципов, а то и просто путем ухода в мистицизм. Среди метафизиков есть и мистагоги, и формалисты, и фанатики одной идеи, и те, кто избирает путаную форму для выражения простейшей мысли. В отдельных случаях метафизика выказывает брезгливость и спесь по отношению к здравому смыслу и органической культуре.

Фундаментальными объектами метафизики являются субстанции, сущности, принципы, телосы, ноуменальное, но не феноменальное. Истинным бытием обладает всеобщее, абстрактное, а единичное, конкретное лишь пребывает и мнится. Факты есть проявление субстанций, видимость. Идея субстанциональности и эссенцеизма (познания сущности) глубоко укоренены в философии. Р. Декарт и И. Кант выводили ее за рамки метафизики, поскольку она ассоциировалась у них с идеей теоцентризма. Она, тем не менее, возвращается как богатство всего содержания преходящих вещей в философию Гегеля и как гидра мировой воли - в философию А. Шопенгауэра. Противоположное мнение, а именно мнение о том, что единичное реально существует, высказано Д. Юмом и Б. Расселом.

Один из основных тезисов метафизики о том, что мир не таков, каким представляется и кажется. Это проблема "майи", иллюзорности, неподлинности бытия, беспрерывного обмана и отсутствия удовлетворения.

Недовольство метафизическим подходом в этике выражали многие выдающиеся мыслители. Ф. Бэкон выступил против методологии схоластов и абстрактного гуманизма в этике. Он по достоинству оценил великолепные и вдохновляющие образцы добродетели, долга и иных целей, предлагаемые моральной философией, которая, к несчастью, не объяснила - как можно их достичь. Д. Юм оставил как она есть "легкую" житейскую нормативную философию, содержащую здравые предписания, но отверг "туманную философию с ее метафизическим жаргоном". На место последней, согласно Юму, должна встать "истинная метафизика", уничтожающая ложную и поддельную. В его понимании моральные умозаключения касаются фактов, и именно их истинность не может быть доказана с помощью отвлеченных априорных рассуждений. "Истинная метафизика", или скептическая философия, основанная на опытных свидетельствах, обращена к обыденной жизни. Действительный разум никогда не выходит за границы опыта, фактической реальности, чувственной достоверности. Идеи не появляются путем самопорождения. Говоря о том, что нравственность не имеет своим источником разум, что ее сущность не состоит в согласии или несогласии с разумом, Юм выступает против этического рационализма и философии априоризма.

Скептический метод Декарта полностью освобождает сознание от эмпирического и идеологического содержания. Поддающееся сомнению не существует. Только истинное существует. Единичное сознание, "мыслящая вещь" - единственно что существует и может существовать безотносительно к "вещи протяженной", или материальному миру, и "вещи бесконечной", или Богу. Свой метод Декарт взял у Августина.

Декарт игнорирует метафизику как теологию и создает свою онтологию, или метафизику субъективности, где роль субстанции выполняет единичное сознание, инертное по отношению к мыслимому содержанию, даже от Бога не требующее санкции для своего существования. Применительно к морали Декарт не воспользовался своим открытием, воспринимая ее как естественный феномен.

И. Кант отверг старую метафизику, нацеленную на постижение сверхъестественной и сверхчеловеческой реальности, и ее понятия, в частности понятия сущего, субстанции, совершенства, единого и высшего начала, блага и т.п. Он создал свою трансцендентальную метафизику (метафизику нравов), которая является наукой о принципах, законах свободы, моральном законе. Кант преодолел и рассудочную метафизику, абстрактные представления рассудка, т.е. юмовский философский идеал. Метафизика Канта является учением о человеке как трансцендентальном субъекте, в котором снята единичность и эгоизм, для которого существенен только абстрактно всеобщий интерес. Закон свободы не терпит рядом с собой никакого другого принципа. В "царство свободы" не вступает эгоизм. Канту удалось, наконец, разорвать отношение "природа-нравственность", хотя и небезболезненно.

Кант едко иронизирует над морализирующей метафизикой, характеризуя ее как "спекулятивное истощение философии", амбициозные стремления и далее порождать "безмерно великие творения" о субстанции и самосознании. Он замечает: "В метафизике можно нести всякий вздор, не опасаясь быть уличенным во лжи"1 и добавляет: "Метафизические утверждения всем наскучили; люди хотят знать возможности этой науки"2. Он наблюдает упадок догматической и пророчествующей метафизики. Кант предпринял попытку создать метафизику как науку, имеющую дело с законченным и непротиворечивым априорным знанием, верную основополагающим принципам, представляющую собой целостность и не выводящую познание за пределы опыта трансцендентным (религиозным) способом. В его понимании метафизика опирается не на абстракции, но основывается на действительно всеобщих воззрениях.

Метафизика многолика. Эзотерические школы славились пристрастием к метафизическим аллюзиям, по выражению К. Юнга, "метафизическим нуминозным высказываниям". Античная культура презрения к материальному, к мускульному усилию произвела знание как трансцендирование явлений, устремления "прочь". Средствами метафизики философия ослабляла традиции и привычки, отрывала нравственность от жизни, чтобы обосновать самоценность нравственности. В рамках метафизики велись упорные поиски универсального основания нравственности, такого принципа, который смог бы объяснить всякую мораль, взятую вне социально-исторического контекста, нравственность для всех времен и народов, найти для нее неизменную опору. Метафизика защищала энтузиазм, черпающий силы в абстрактных утопиях. Для всех метафизических теорий мораль осенена тайной, как это есть у Канта. "Метафизический призрак морали", по выражению Гегеля, остается в фокусе философских интуиций, но не в поле научного анализа. Эта "рефлексия тайны", как называл метафизику Г. Марсель, отражает противоречие между логикой и опытом. Постепенно и с большим трудом метафизические проблемы превращаются в научные проблемы, эмпирические гипотезы. Центр тяжести переносится с онтологии в гносеологию. Апогеем метафизики является философский и этический рационализм, сконцентрированный на проблеме универсальности и логического обоснования морали. В этой связи М. Хайдеггер говорит о преодолении, точнее, об "уходе метафизики" как черты западно-европейской истории и "человека метафизики", то есть рационального животного. По мысли Хайдеггера, "метафизика не дает слова самому бытию", "существо истины является метафизике всегда лишь в уже производном облике истины познания и ее выражения", "представляющая мысль метафизики никогда не сможет достичь существа истины", "кажется, что метафизика тем способом, каким она мыслит сущее, обречена на то, чтобы, не зная о том, быть преградой, воспрещающей человеку исконное отношение бытия к человеческому существу1.

Философия, кружащаяся вокруг морали как тайны, благоговеющая перед ней, не смеющая ее расчленить, есть философия убеждений и "этика мыслящая", по словам А. Швейцера, общедоступное философствование или "легкая философия", говоря словами Юма. А. Швейцер пишет: "Философия почти стала историей философии. Творческий дух покинул ее. Все больше и больше она становилась философией без мышления"1, имея в виду рационализм. Согласно Швейцеру, этика не является наукой, "наукой является только история этики ...нет никакой научной этики, есть только этика мыслящая"2. Философия, утратившая энергию убеждения, не может равняться даже с религиозным морализаторством: "Там, где религиозные мыслители-моралисты получили слово и проникают до чистых вод подземных глубин, философская этика иногда роет лишь небольшое углубление, в котором образуется всего лишь лужа"3. Он укоряет философию за этическое бездумье и этическую фразу. "Бездомными и жалкими бродят по свету этические идеалы рационализма", оставшиеся от эпохи догматизма и этического доктринерства. А. Швейцер видит выход в историческом толковании существующих условий, которое подготовлено философией Гегеля.

В отличие от интуицирующей, грезящей, вместе с тем понимающей метафизики, проникающей в существующие условия, интерпретирующей эти условия, существует метафизика в качестве особенного громоздкого дискурса объясняющей философии, цель которой - обоснование нравственности с помощью аргументов. В современных дискуссиях по поводу метафизики и этического метода метафизика ассоциируется с линией Платон - Кант, которой противопоставляется линия Аристотель - Гегель. Дискурсивной этике, которая вобрала в себя идеи Просвещения и либерализма, противостоит неоконсерватизм, протестующий против антиисторического, формалистического, индивидуалистического мышления, которое абстрактно, бессодержательно и вынуждено колебаться между тривиальностью и ригоризмом.

После Гегеля большинство философов скептически относятся к метафизике, в особенности представители утилитаризма, позитивизма, экзистенциализма, социологической мысли, марксизма. Логические позитивисты объявляют все метафизические высказывания пустыми и бессмысленными. Утилитаристы подчиняют метафизический дискурс здравому смыслу. Сартр видит в этике "собрание идеалистических трюков", дающее возможность как-то прожить ту жизнь, которую навязывают нам скудность ресурсов и техники. М. Мерло-Понти напоминает об ответственности "говорящего человека", то есть философа, и о том, что время "импровизирующего мышления" прошло. Метафизика долго была подпорками науки, которая манипулировала вещами и ощупывала их, видела перед собой, но не пыталась вжиться в них4. Декарт открыл мир только как мир мыслей. Мерло-Понти, критик ортодоксального марксизма и либеральных мифов, выступил как критик идеализма в философии, против механической рефлексии, спекулятивной философии в защиту критической мысли и конкретного мышления. Он считал, что одна из самых значительных идей Маркса состояла в том, что ничто не может быть изолировано в тотальном контексте истории. Автор экзистенциальной феноменологии допускал, что эра морали еще не наступила. В его представлении универсальным классом должен стать пролетариат. Этика пролетариата возникает из его действительной всеобщности, а не через процесс мышления, не из абстрактных принципов1. М. Хайдеггер также говорит о том, что "человек метафизики" ныне превращается в "трудящееся животное".

Г. Зиммель считает, что из того, что мы вынуждены постулировать некоторое абстрактное основание этической теории, ни в коем случае не следует, что им является некоторая метафизическая данность. Зиммель утверждал, что нет "монистической морали", а есть много моралей. Тем самым он отрицает философский монизм и его этическую импликацию. Речь не может идти о простом моральном субстрате как о чем-то всем известном. В таком случае под моралью следовало бы понимать лишь отжившие окостенелые формы, предрассудки, стремящиеся к самосохранению. Среди многих моралей должна быть и новая, иная мораль. Эта мораль не описывается в терминах трансцендирования и перфекционизма.

А. Бергсон язвит по поводу интеллектуалистских теорий морали, в основном кантианства: "Претензия на то, чтобы основать мораль на уважении к логике, смогла родиться у философов и ученых, привыкших поклоняться логике в умозрительной области и склонных, таким образом, думать, что во всякой области и для всего человечества в целом логика навязывается в качестве высшей власти"2. Он подчеркивает, что не может быть и речи об основании морали на культе разума. Обязанности существуют помимо интеллектуальных реконструкций морали. Он также предвосхищает появление иной морали.

Одним из тех, кто безжалостно обрушился на этическую метафизику, был, как известно, Ф. Ницше. Он противопоставляет метафизической философии историческую философию. Ницше восстает против морального истолкования и морального значения существования человека, против представлений о том, что существование мира может быть оправдано как моральный феномен, что мораль является метафизической (высшей, совершенной) деятельностью человека. В метафизике он видит "бесчинство нелогического мышления". Ницше унижает религиозного человека, это "трансцендентное я", дышащее угаром своей социальной психологии.

Христианско-европейскую мораль Ф. Ницше называет моралью стадных животных, тиранией по отношению к природе, моралью умеренного, трусливого, посредственного человека, внутренне страдающего от нечистой совести. Эта мораль твердит: "Я - сама мораль, и ничто, кроме меня, не есть мораль!", прославляет такие добродетели, как дух общественности, благожелательство, почтительность, прилежание, умеренность, скромность, снисходительность, сострадание. Должны быть или возможны другие, прежде всего, высшие морали. "Есть морали, назначение которых - оправдывать их создателя перед другими; назначение одних моралей - успокаивать его и возбуждать в нем чувство внутреннего довольства собою; другими - он хочет пригвоздить самого себя к кресту и смирить себя; третьими - мстить, при помощи четвертых - скрыться, при помощи еще других - преобразиться и вознестись на недосягаемую высоту. Одна мораль служит ее создателю для того, чтобы забывать, другая - чтобы заставить забыть о себе или о какой-нибудь стороне своей натуры; один моралист хотел бы испытать на человечестве мощь и творческие причуды; какой-нибудь другой, быть может, именно Кант дает понять своей моралью следующее: "во мне достойно уважения то, что я могу повиноваться, - и у вас должно быть не иначе, чем у меня"1.

Науке о морали недостает учения о типах морали, сравнения многих моралей, проблемы морали. Философы стремились обосновать мораль, сама же мораль считалась при этом данною: "То, что философы называли "обоснованием морали" и чего они от себя требовали, было, если посмотреть на дело в надлежащем освещении, только ученой формой твердой веры в господствующую мораль, новым средством ее выражения, стало быть, фактом, который сам коренится в области определенной нравственности; в сущности, даже чем-то вроде отрицания того, что эту мораль можно понимать как проблему, - и во всяком случае чем-то противоположным исследованию, разложению, сомнению, вивисекции именно этой веры"2.

Этическая метафизика бедна содержательно и нормативно. Ее сильной стороной являются формализации. Мода на формализм проходит. Как утверждает К. Манхейм, "... приходит конец преобладанию формалистической этики над этикой содержательной. Говоря о формализме этики, мы имеем в виду те этические принципы, которые намеренно отказываются давать конкретные советы относительно того, что следует делать, и вместо этого сводятся к абстрактным формулам правильного и неправильного действия"1. Социологической основой формалистического мышления он считает мировоззрение, соответствующее "стадии социальной слепоты индивидов" в обществе с неплановой экономикой, свободой конкуренции и индивидуальным приспособлением. А. Хеллер отмечает: "Фундаменталистские этические теории ведут себя как религиозная мораль, даже если суть их моральных предписаний и целей нерелигиозная по своей природе"2. Она объясняет формализм теорий с позиций экзистенциального субъекта, "случайного индивида" как набора нереализуемых возможностей без телоса, без предзаданной модели поведения. Метафизическое кредо противопоставляется экзистенциальному выбору. Критика формализма отражает переориентацию этики, подтверждающей универсальность и законность некоторых норм, на проблемы личного выбора, самосознания, моральной психологии. Критическую оценку этического формализма разделяет П. Сорокин: "Трагедия моральных наук заключалась в том, что они давали только общие формулы, вроде императива Канта, неясные и чисто формальные"3. Социальной философии и этике недостает знания объективных связей и опосредствований между явлениями. Нормативная этика не может быть наукой в этом смысле слова.

Согласно русскому философу И.А. Ильину, вопрос этики есть вопрос о содержании, а не о форме. Философия должна быть конкретной и по предмету, и по методу. Ее теоретическая позиция должна составлять единство с жизненными ориентирами, которые и гарантируют предметность философствования. Другими словами, вначале быть, потом действовать, а после этого - философствовать. Он рассматривает этику как описательную теорию в противовес основанным на чисто понятийных конструкциях спекулятивным концепциям и приводит наблюдение о том, что самое легкое, самое непроизводительное и наиболее импонирующее множеству обывателей есть дедукция, а самое скромное и значительное - созерцающая интуиция.

А.Ф. Лосев сохраняет метафизику в качестве учения о добре и зле, свободе воли. Он понимает ее как учение о сверхчувственном мире. Это не наука, в строгом смысле слова, например психология и социология. Он ее отделяет от "произвольной метафизики", которая существовала во все времена, не имела определенных границ с мифологией, религией, наукой и искусством. Настоящая научная метафизика, которая есть "критика степени соответствия нашей мысли объективной реальности"1, имеет дело со сложным предметом, включающим интимнейшие переживания и находится в начальной стадии: "То, что составляет теперь предмет метафизики и что многим кажется непостижимым, без сомнения, станет самой точной и всеобще необходимой наукой в будущем"2. Рационального обоснования положения метафизики не имеют, по Лосеву. Научность метафизики вытекает из его понимания науки: "Наука всегда там, где возможно установление единых и вообще необходимых (по крайней мере, в пределах этой науки) принципов, всеми признаваемых как закон"3. А.Ф. Лосев убежден, что этика - одна из самых молодых наук.