Краткие сведения о наиболее выдающихся философах 6 страница

[УЧЕНИЕ О ПОЗНАНИИ. ВЕРА И РАЗУМ]

К изучению наук ведет нас двоякий путь – авторитет и разум. По отношению ко времени первенствует авторитет, а по отношению к существу дела – разум. Ибо первое предпочитается, когда нужно располагать, а другое наиболее ценится при достижении. Итак, хотя авторитет людей добрых представляется полезнее для невежественной толпы, а разум приличнее для ученых, однако так как всякий человек делается образованным из необразованного, а всякий необразованный не может знать того, каким он должен явиться пред людьми учащими, и посредством какой жизни может сделаться способным к учению, то для всех желающих учиться великому и сокровенному дверью к этому служит лишь авторитет...

Иное дело, когда мы верим авторитету, и иное – когда разуму. Вера в авторитет весьма сокращает дело и не требует никакого труда. Если она тебе нравится, ты можешь прочитать много такого, что об этих предметах написали, как бы из снисхождения, великие и божественные мужи, находя это необходимым для пользы простейших, и в чем они требовали веры к себе со стороны тех, для чьих душ, более тупоумных или более занятых житейскими делами, другого средства к спасению быть не могло. Такие люди, которых всегда громаднейшее большинство, если желают постигать истину разумом, весьма легко одурачиваются подобием разумных выводов и впадают в такой смутный и вредный образ мыслей, что отрезвиться и освободиться от него не могут никогда или могут только самым бедственным для них путем. Таким полезнее всего верить превосходнейшему авторитету и соответственно ему вести жизнь. Если ты считаешь это безопаснее, я не только не возражаю против этого, а даже весьма одобряю. Но если ты не можешь обуздать в себе того страстного желания, под влиянием которого решился дойти до истины путем разума, ты должен терпеливо выносить многие и длинные околичные пути, чтобы вел тебя тот разум, который один только должен быть называем разумом, т. е. разум истинный, и не только истинный, но и точный и чуждый всякого подобия ложности (если только возможно для человека каким-либо образом достигнуть этого), так, чтобы тебя не могли отвлечь от него никакие рассуждения, ложные или истиноподобные (О количестве души, VII).

Душа же человеческая посредством разума и знания, о которых у нас речь и которые несравненно превосходнее чувств, возвышается, насколько может, над телом и охотнее наслаждается тем удовольствием, которое внутри ее; а чем более вдается в чувства, тем более делает человека похожим на скота (О количестве души, XXVIII).

[ТЕОЛОГИЯ ИСТОРИИ]

Для того чтобы род человеческий не только соединить взаимно сходством природы, но и связать в согласное единство мира в известном смысле узами кровного родства, Богу угодно было произвесть людей от одного челове­ка… Отсюда вышло, что, хотя такое множество и таких многочис­ленных народов, живущих по лицу земному каждый по особым уставам и обычаям, и различается между собою многочисленным разнообразием языков, оружия, утвари, одежд, тем не менее существовало всегда не более как два рода человеческого общения, которые мы, следуя Писаниям своим, справедливо можем называть двумя градами. Один из них составляется из людей, желающих жить в мире своего рода по плоти; другой – из желающих жить также по духу. Когда каждый из них достигает своего желания, каждый в мире своего рода и живет (О Граде Божием, XIV, 1).­

Граждан земного града рождает испорченная грехом природа, а граждан града небесного рождает благодать, освобождающая природу от греха; почему те называются со­судами гнева Божия, а эти – сосудами милосердия (О Граде Божьем, XV, 2).

Итак, этот небесный град, пока находится в земном странствовании, призывает граждан из всех народов и набирает странствующее общество во всех языках, не придавая значения тому, что есть различного в правах, законах и учреждениях, которыми мир земной устанавливается или поддерживается; ничего из последнего не отменяя и не разрушая, а, напротив, сохраняя и соблюдая все, что хотя у разных народов и различно, но направляется к одной и той же цели земного мира, если только не препятствует религии, которая учит почитанию единого высочайшего и истинного Бога (О Граде Божьем, XIX, 17).

Весь человеческий род, жизнь которого от Адама до конца настоящего века есть как бы жизнь одного человека, управляется по законам божественного промысла так, что является разделенным на два рода. К одному из них принадлежит толпа людей нечестивых, носящих образ земного человека от начала до конца века. К другому – ряд людей, преданных единому Богу, но от Адама до Иоанна Крестителя, проводивших жизнь земного человека в некоторой рабской праведности; его история называется Ветхим заветом, так сказать, обещавшим земное царство, и вся она есть не что иное, как образ нового народа и Нового завета, обещающего царство небесное. Между тем временная жизнь последнего народа начинается со времени пришествия Господа в уничижении и [продолжается] до самого дня суда, когда он явится во славе своей. После этого дня, с уничтожением ветхого человека, произойдет та перемена, которая обещает ангельскую жизнь; ибо все мы восстанем, но не все изменимся (1 Кор 15, 51). Народ благочестивый восстанет для того, чтобы остатки своего ветхого человека переменить на нового; народ же нечестивый, жив­ший от начала до конца ветхим человеком, восстанет для того, чтобы подвергнуться вторичной смерти. (Об истинной религии, XXVII).

Августин А. Сочинения // Антология мировой философии:
В 4-х т. – М., 1969. – Т. 1. – Ч. 2. – С. 584–605.

5.3 СРЕДНЕВЕКОВАЯ Схоластика.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА БЫТИЯ БОЖИя

Наряду с «проблемой универсалий» в центре внимания средневековой схоластики находилась и проблема доказательств Бытия Божия. Самое известное его доказательство получило название «онтологического доказательства Бытия Божия». Оно принадлежит Ансельму Кентерберийскому (1033–1109) – крупному церковному деятелю (архиепископу Кен­терберийскому – руководителю римско-католической церкви в Англии) и теологу, представителю ранней схоластики, которого еще при жизни называли «вторым Августином». В приведенном ниже отрывке из его сочинения «Прослогион»как раз и излагается знаменитое «онтологическое доказательство».

Вопросы и задания:

1. Объясните своими словами, в чем суть «онтологического доказательства Бытия Божия».

2. Попробуйте привести аргументы, показывающие ошибочность точки зрения Ансельма.

Итак, Господи, дающий вере разумение, дай мне, сколько сам знаешь, чтобы я понял, что Ты есть, как мы веруем, и то есть, во что мы веруем. А мы веруем, что Ты есть нечто, больше чего нельзя ничего себе представить... Ведь одно дело – быть вещи в уме; другое – подразумевать, что вещь существует. Так, когда художник заранее обдумывает то, что он будет делать, он, правда, имеет в уме то, чего еще не сделал, но отнюдь не подразумевает его существования. А когда он уже нарисовал, он и имеет в уме, и мыслит как существующее то, что уже сделал. Значит, убедится даже безумец, что хотя бы в уме есть нечто, больше чего нельзя ничего себе представить, так как когда он слышит это (выражение), он его понимает, а все, что понимается, есть в уме. И, конечно, то, больше чего нельзя себе представить, не может быть только в уме. Ибо если оно уже есть по крайней мере только в уме, можно представить себе, что оно есть и в действительности, что больше. Значит, если то, больше чего нельзя ничего себе представить, существует только в уме, тогда то, больше чего нельзя себе представить, есть то, больше чего можно представить себе. Но этого, конечно, не может быть. Итак, без сомнения, нечто, больше чего нельзя себе представить, существует и в уме, и в действительности.

Ансельм Кентерберийский. Прослогион
// Соч. – М., 1995. – С. 128–129.

Теперь ознакомьтесь с самыми известными философскими опровержениями онтологического доказательства Бытия Божия, принадлежащими великим немецким философам Иммануилу Канту (1724–1804) и Георгу Вильгельму Фридриху Гегелю, перескажите своими словами их аргументы и выскажите собственную точку зрения: что вам показалось более весомым – доказательства бытия Божия или их опровержения?

И. Кант: «… к понятию, выражающему только возможность, ничего не может быть прибавлено, потому что я мыслю его предмет просто как данный (посредством выражения он есть). Таким образом, в действительном содержится не больше, чем только в возможном. Сто действительных талеров не содержат в себе ни на йоту больше, чем сто возможных талеров. В самом деле, так как возможные талеры означают понятие, а действительные талеры – предмет и его полагание само по себе, то в случае, если бы предмет содержал в себе больше, чем понятие, мое понятие не выражало бы всего предмета и, следовательно, не было бы адекватным ему. Но мое имущество больше при наличии ста действительных талеров, чем при одном лишь понятии их (т. е. возможности их)» (Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 8 т. – М., 1994. –Т. 3. – С. 452–453).

«… высшая сущность остается для чистого разума только идеалом, однако безукоризненным идеалом, понятием, которое завершает и увенчивает все человеческое знание и объективную реальность которого этим путем, правда, нельзя доказать, но и нельзя также опровергнуть» (Там же. – С. 481).

Г. В. Ф. Гегель: «В том и состоит дефиниция [определение. – Авт.] конечных вещей, что в них понятие и бытие различны, понятие и реальность, душа и тело отделимы друг от друга, и потому преходящи и смертны; напротив, абстрактная дефиниция бога состоит именно в том, что его понятие и его бытие нераздельны и неотделимы. Истинная критика категорий и разума заключается как раз в том, чтобы сделать познание этого различия ясным и удерживать его от применения к Богу определений и соотношений конечного» (Гегель Г. В. Ф. Наука логики. – М., 1970. – Т. 1. – С. 148).

Достижения средневековой схоластической мыслиобобщилв своих сочинениях «Сумма теологии» и «Сумма против язычников» теолог и философ Фома Аквинский (1225/1226–1274), краткие сведения о котором можно найти в конце «Практикума». Для этого Фома Аквинский использовал философию Аристотеля, которого он для этой цели «крестил». В ХІХ в. учение Фомы – томизм7[7] – было объявлено официальной доктриной католиче­ской церкви и легло в основу неотомизма как одного из самых влиятельных направлений современной западной философии. Основная идея томизма (и неотомизма) – единство науки и ре­лигии, знания и веры. Далее помещаются доказательства Бытия Божия, взятые из современной биографии «ангельского доктора» польского философа Ю. Боргоша, которые сопровождаются его краткими комментариями (выделены курсивом).

Вопросы и задания:

1. Перечислите пять доказательств Бытия Божия Фомы Аквинского.

2. Попробуйте определить, в каких доказательствах и в чем Фома опирается на следующие положения философии Аристотеля: учение о «перводвигателе», учение о 4-х видах причин, учение об «энтелехии».

…Бытие Божие может быть доказано пятью путями.

Первый и наиболее очевидный путь исходит из понятия движения. В самом деле, не подлежит сомнению и подтверждается показаниями чувств, что в этом мире нечто движется. Но все, что движется, имеет причиной своего движения нечто иное: ... посох сообщает движение лишь постольку, поскольку сам движим рукой. Следовательно, необходимо дойти до некоторого перводвигателя, который сам не движим ничем иным; а под ним все разумеют Бога.

Как видно, кинетическое «доказательство» основано на двух предпосылках: 1. Всякое бытие, находящееся в движении, должно быть приведено в движение посредством другого бытия, являющегося его двигателем. 2. Цепь двигателей не может быть бесконечной. Ни она из этих предпосылок не выдерживает критики с точки зрения физики и механики Нового времени. Закон инерции Галилея–Ньютона неопровержимо доказывает, что движение по прямой совершается без воздействия каких-либо других сил. Этому отнюдь не противоречит тот факт, что любое криволинейное и ускоренное движение, как и прямолинейное и равномерное, при условии противодействия других тел, совершается с участием силы. Воспользуемся … примером из атомистики, которая дока­зывает, что в ядрах атомов заключена громадная энергия, ­являющаяся внутренним источником движения материи. В кинетическом «доказательстве» явно спутан абсолютный первый двигатель с первым двигателем, действующим в отдельно взятой цепи движущих причин.

Второй путь исходит из понятия производящей причины. В самом деле, мы обнаруживаем в чувственных вещах последовательность производящих причин; однако не обнаруживается и невозможен такой случай, чтобы вещь бы­ла своей собственной производящей причиной; тогда она пред­шествовала бы самой себе, что невозможно. Нельзя помыслить и того, чтобы ряд производящих причин уходил в бесконечность, ибо в таком ряду начальный член есть причина среднего, а средний – причина конечного (причем средних членов может быть множество или только один). Устраняя причину, мы устраняем и следствия. Отсюда, если в ряду производящих причин не станет начального члена, не станет также конечного и среднего. Но если ряд производящих причин уходил бы в бесконечность, отсутствовала бы первичная производящая причина; а в ­таком случае отсутствовали бы и конечное следствие, и промежуточные производящие причины, что очевидным образом ложно. Следовательно, необходимо положить не­которую первичную производящую причину, каковую все именуют богом.

Здесь, как и в кинетическом доказательстве, Фома смешивает понятия абсолютно первой причины и первой причины в определенной причинной цепи.

Третий путь исходит из понятий возможности и необходимости и сводится к следующему. Мы обнаруживаем среди вещей такие, для которых возможно и быть, и не быть; обнаруживается, что они возникают и гибнут, из чего явствует, что для них возможно и быть, и не быть. Но для всех вещей такого рода невозможно вечное бытие; коль скоро нечто может перейти в небытие, оно когда-нибудь перейдет в него. Если же все может не быть, когда-нибудь в мире ничего не будет... Итак, не все сущее случайно, но в мире должно быть нечто необходимое. Однако все необходимое либо имеет некоторую внешнюю причину своей необходимости, либо не имеет. Между тем невозможно, чтобы ряд необходимых сущностей, обусловливающих необходимость друг друга, уходил в бесконечность (таким же образом, как это происходит с производящими причинами, что доказано выше). Поэтому необходимо положить некую необходимую сущность, необходимую самое по себе, не имеющую внешней причины своей необходимости, но самое составляющую причину необходимости всех иных; по общему мнению, это есть Бог.

Это доказательство находится в явном противоречии с основными положениями науки, прежде всего с законом сохранения энергии. Единичные вещи, как конкретные формы материи, исчезают, подвергаются взаимной трансформации, но материя не исчезает. Существование материального мира основано на вечном превращении одних форм материи в другие, на постоянном преобразовании того, что существовало, в то, что существует. Будущие вещи в настоящий момент не существуют, но существует материя, являющаяся их по­тенциальным носителем.

Четвертый путь исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах. Мы находим среди вещей более или менее совершенные, или истинные, или благородные; и так обстоит дело и с прочими отношениями того же рода. Но о большей или меньшей степени говорят в том случае, когда имеется различная приближенность к некоторому пределу; так, более теплым является то, что более приближается к пределу теплоты. Итак, есть нечто в предельной степени обладающее истиной и совершенством, и благородством, а следовательно, и бытием; ибо то, что в наибольшей степени истинно, в наибольшей степени есть, как сказано во II кн. «Метафизики», гл. 4. Но то, что в предельной степени обладает некоторым качеством, есть причина всех проявлений этого качества; так, огонь, как предел теплоты, есть причина всего теплого, как сказано в той же книге. Отсюда следует, что есть некоторая сущность, являющаяся для всех сущностей причиной блага и всяческого совершенства; и ее мы именуем Богом.

Нетрудно заметить, что приведенный выше ход рассуждений Фомы полностью лишен логики. Ведь не подлежит сомнению, что если определенной группе предметов присуща какая-либо специфика, то по крайней мере один из этих предметов обладает этой спецификой в наибольшей степени, пре­восходит с этой точки зрения все остальные предметы, относящиеся к этой группе. Но из этого отнюдь не следует, что предметы, обладающие этой спецификой в меньшей степени, чем все остальные, обладают ею в силу сопричастности тем предметам, которым имманентно [внутренне. – Авт.] присуще наивысшее совершенство. Ведь известно, что наивысшей горной вершиной на земном шаре является Эверест, а все остальные в той или иной степени ниже его. Но было бы нелепостью считать, что остальные вершины обладают своей высотой в силу сопричастности высоте Эвереста.

Пятый путь исходит из распорядка природы. Мы убеждаемся, что предметы, лишенные разума, каковы природные тела, подчиняются целесообразности. Это явствует из того, что их действия или всегда, или в большинстве случаев направлены к наилучшему исходу. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, но будучи руководимы сознательной волей. Поскольку же сами они лишены разумения, они могут подчиняться целесообразности лишь постольку, поскольку их направляет некто одаренный разумом и пониманием, как стрелок направляет стрелу. Следовательно, есть разумное существо, полагающее цель для всего, что происходит в природе; и его мы именуем Богом.

Если в мире наблюдается определенная упорядоченность вещей и явлений, то это свидетельствует лишь о том, что природой управляют объективные законы, а отнюдь не целесообразность, имеющая своим источником сверхъестественные силы.

Фома Аквинский. Сумма теологии.
// Боргош Ю. Фома Аквинский. – 2-е изд. –
М., 1975. – С. 70–71, 73–76, 145–148.

В заключение сопоставьте доказательства Фомы Аквинского с их опровержениями, также принадлежащими Гегелю, и примите в этой заочной дискуссии чью-либо сторону:

«При этом способе доказательства имеют некую предпосылку, нечто устойчивое, из которого вытекает другое. Здесь, следовательно, демонстрируют зависимость определения от предпосылки. Если мы должны доказать таким способом бытие Бога, то от этого получается тот смысл, что Бытие Божие зависит от других определений и что последние, следовательно, составляют основание Бытия Божия. Сразу же ясно, что при этом должно получиться нечто несуразное, ибо Бог ведь должен быть безусловным основанием всего и, следовательно, не может зависеть от другого» (Гегель. Энциклопедия философских наук: В 3 т. – М., 1974. – Т. 1. Наука логики. – С. 146).

«…метафизические доказательства Бытия Божия (ныне уже отошедшие в прошлое) выдавались за нечто такое, знание чего и убеждение в чем единственно только и приводит к вере и убеждению в бытии Бога. Это утверждение подобно утверждению, будто бы мы не можем есть, не узнав прежде химические, ­ботанические и зоологические определения пищи, и что мы долж­ны ждать с пищеварением до тех пор, пока не окончено изучение анатомии и физиологии. Казалось бы, в этом случае полезность указанных наук в их области, как и философии в ее, сильно возрастает и даже достигает степени абсолютной и всеобщей необходимости. Вероятнее, однако, что вместо того чтобы быть необходимыми, эти науки тогда вовсе не существовали бы» (Там же. – С. 86).

Раздел 6

ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ
ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

План

1. Натурфилософия эпохи Возрождения.

2. Гуманисты периода Возрождения о месте человека в мире и свободе его воли.

3. Социально-политический идеал эпохи Возрождения.

Теоретический итог:

– определите смысл переворота от теоцентризма Средневековья к антропоцентризму возрожденческой философии;

– сравните отношение гуманистической философии к Богу, человеку, природе со средневековым;

– объясните, в чем состоит переходный характер философии Возрождения;

– охарактеризуйте экономическое, политическое и социальное устройство утопического общества и возможные пути достижения утопического идеала.

Философский словарь:антропоцентризм, гуманизм, индивид, индивидуальность, Николай Кузанский, Н. Макиавелли, пантеизм, утопия.

По мере перехода от Средневековья, экономическую основу которого составляло сельское хозяйство, к город­скому образу жизни и промышленному производству выявляется особая значимость человека, его своеобразия и творческой активности. Присущие нарождающейся эпохе ориентации на природно-телесное видение мира, внимание к человеческому телу, интерес к гуманитарному знанию, эстетическое понимание действительности оказались созвучными античным ценностям. Поэтому новую эпоху назвали периодом Возрождения(по фр. – периодом Ренессанса). В хронологическом отношении эпоха Возрождения охватывает XIV–XVI ст., хотя первые признаки Возрождения появились в городах Северной Италии еще в конце ХІІ–ХІІІ ст. (Проторенессанс). К большому количеству различных периодизаций Возрождения можно прибавить еще одну – философскую:

– гуманистический период (XIV–середина XV ст.) (Дан­те, Петрарка, Валла).

– неоплатонический период (середина XV–XVІ ст.) (Николай Кузанский, Пико делла Мирандола, Парацельс);

– натурфилософский период (конец XVІ–середина XVІІ ст.) (Н. Коперник, Г. Галилей, Дж. Бруно).

Формально философы этого времени по-прежнему в центр мироздания ставили Бога, но преимущественное внимание уделяли не ему, а человеку. Таким образом, основополагающим принципом философской мысли эпохи Возрождения был антропоцентризм (от греч. «антропос» – человек). Подобный подход способствовал развитию гуманизма – воззрения, признававшего за человеком как личностью высшую ценность, его право на свободу, всемерное развитие творческих способностей и обретение счастья не в загробном мире, а в обычной земной жизни. Гуманисты этого периода, составлявшие очень немногочисленную творческую элиту, в которую входили представители самых разных социальных групп, наряду с Богом возвеличивают человека как творца мира культуры, обожествляют его как субъекта творческой деятельности, сближая его с Богом. Человек в эпоху Возрождения считается не пассивным «об­разом и подобием Божьим», он становится «богоравным» существом. Уравнивают же человека с Богом два основных присущих ему качества – разум и свобода воли, по мнению гуманистов, позволяющие человеку перебирать бес­конечное количество возможностей для творческой самореализации. Жизнь и деятельность многих гуманистов, например, Леонардо да Винчи, бывшего од­новременно и художником, автором знаменитой «Джоконды», и инженером, чей творческий гений предвосхитил многие открытия будущего (танк, парашют, вертолет), и ученым, служит прекрасной иллюстрацией к словам Ф. Энгельса, назвавшего Возрождением эпохой, «которая нуждалась в титанах и которая по­родила титанов по силе мысли и характеру, по многосторонности и учености» (Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 20 – С. 346). Превознося человека, гуманисты одновременно остро критико­вали схоластическую философию, настаивали на необходимости выхода за пределы «схоластиче­ской науки» к неформальному, жизненному, гуманистическому знанию.

Одним из основных условий возможности реализации гуманистического идеала человека считалось преобразование общества. Именно в период Возрождения получает дальнейшее развитие и даже собственное название литературный жанр утопии (в пер. с греч. «место, которого нет»), по названию романа английского гуманиста Томаса Мора. Идеальное общество в глазах гуманистов должно было быть построено:

– в экономической сфере – на отказе от частной собственности, всеобщей трудовой повинности и централизованном распределении произведенной продукции;

– в политической сфере – на демократических началах выборности всех должностных лиц;

– в социальной сфере – на замене сословного строя, определявшего ценность человека по его происхождению, такой социальной иерархией, в которой место человека определялось степень образованности и общественной значимости выполняемых им обязанностей;

– в сфере культуры – на создании всеобщей и обязательной системы образования и воспитания, государственной поддержки развития наук.

Подобному социально-политическому идеалу трудно дать однозначную оценку: ему были присущи как те элементы, которые впоследствии были реализованы и ныне успешно функционируют во многих современных странах, так и те, которые пока не выдержали проверку временем. Однако очевидно, что утопии эпохи Возрождения предлагали строй, гораздо более совершенный, нежели тот, который существовал во времена их создания в государствах Западной Европы.

В завершение общей характеристики философской мыс­ли эпохи Возрождения следует обратить внимание на важнейшую ее особенность – непрофессиональный характер. Для гуманистов и мыслителей Ренессанса философия не являлась ни профессией, ни родом занятий, ни даже творческим хобби. Просто те идеи, которые высказывали кардинал Николай Кузанский, политик и дипломат Николо Макиавелли или ученый-астроном Николай Коперник, оказывались идеями философскими по своему масштабу и значению.

6.1 Натурфилософия эпохи Возрождения
(Николай Кузанский, Н. Коперник, Дж. Бруно)

Основные философские идеи Николая Кузанского (1401–1464) – теолога, церковно-политического деятеля (кардинала), ученого и философа, оказавшие большое влияние на философию и естествознание Нового времени, изложены в его основном­ сочинении «Об ученом незнании» (1440). Акт божественного творения изображен в нем как беспрерывное «разворачивание» божественного существа во множество. Но тем самым Бог-творец оказывается тождественным своему творению-миру. Так формулируется пантеистическая точка зрения (от греч. «пан» – все, «теос» – Бог), получившая широкое распространение в фи­лософской мысли эпохи Возрождения. Суть ее заключается в том, что Бог, в отличие от средневековых религиозно-философских представлений, пребывает не вне мира, но «присутствует всюду» в мире, пронизывает собой все бытие, является «живой душой», самим «бытием» мира. В отличие от схоластических трактовок Вселенной как чего-то замкнутого, ограниченного, конечного и в пространстве, и во времени, Кузанский склоняется к признанию бесконечности природы. В результате Земля больше не может рассматриваться как центр мира (официально признанная геоцентрическая система). Человек у Кузанского вы­ступает как богочеловек, он есть творческое начало, его главная отличительная черта – способность к познанию. Сам процесс познания рассматривается Кузанским не как последовательное приближение к раз и навсегда данным Богом истинам, но как нескончаемое накопление и углубление человеческих знаний.

Вопросы и задания:

1. Какое место в мире отводит Николай Кузанский Богу? Ка­кие историко-философские паралелли со своей позицией он проводит?

2. Чем пантеистический взгляд Николая Кузанского отличался от представлений о Боге, распространенных в античной и сред­невековой философии?

3. На каком основании Николай Кузанский считает, что наш разум не в состоянии постичь абсолютную истину?

4. Какую цель в таком случае должен преследовать процесс познания?

[ПАНТЕИзм]

Бог, который един, пребывает в единой Вселенной; Все­ленная пребывает в универсальной совокупности вещей, определяясь в них. Таким путем мы понимаем, что Бог, простейшее единство, существует в единой Вселенной, как бы в порядке следствия через посредство Вселенной пребывает во всех вещах, а множество вещей через посредство единой Вселенной – в Боге <…>.

Ф и л о с о ф: Что скажешь ты о душе мира? То, что Платон назвал душой мира и Аристотель – природой, есть Бог, создающий все во всем; и он творит в нас ум.

П р о с т е ц: Время не позволяет обсудить всего. Думаю, что душой мира Платон назвал то, что Аристотель – природой. Но я полагаю, что эта душа и природа есть не что иное, как Бог, который все во всем создает и которого мы называем духом всего в совокупности.

Ф и л о с о ф: Платон сказал, что эта душа содержит в нерушимости первообразы вещей и всем движет; Аристотель говорил, что природа прозорлива и всем движет.

Кузанский Н. Об ученом незнании; Книги простеца. Простец об уме
// Соч.: В 2 т. – М., 1979. – Т. 1. – С. 109, 435.

[ТЕОРИЯ «УЧЕНОГО НЕЗНАНИЯ»]

Наш конечный разум, двигаясь путем уподоблений, не может… в точности постичь истину вещей. Ведь истина не бывает больше и меньше, она заключается в чем-то неделимом и, кроме как самой же истиной, ничем в точности измерена быть не может, как круг, бытие которого состоит в чем-то неделимом, не может быть измерен не-кругом. Не являясь истиной, наш разум тоже никогда не постигает истину так точно, чтобы уже не мог постигать ее все точнее без конца, и относится к истине, как многоугольник к кругу: будучи вписан в круг, он тем ему подобнее, чем больше углов имеет, но даже при умножении своих углов до бесконечности он никогда не станет равен кругу, если не разрешится в тождество с ним.

Итак, об истине мы явно знаем только, что в точности, как есть она неуловима: наш разум относится к истине, как возможность – к абсолютной необходимости, не могущей быть ни больше, ни меньше, чем она есть. Недаром суть вещей, истина сущего, непостижима в своей чистоте, и, хоть философы ее разыскивают, никто не нашел ее как она есть. И чем глубже будет наша ученость в этом незнании, тем ближе мы приступим к истине.