Тема3. Философия Нового времени 5 страница

33. Есть также два рода истин: истины разума и истины фак­та. Истины разума необходимы, и противоположное им невоз­можно; истины факта случайны, и противоположное им воз­можно. Основание для необходимой истины можно найти пу­тем анализа, разлагая ее на идеи и истины более простые, пока не дойдем до первичных.

34. Точно так же и у математиков умозрительные теоремы и практические правила сведены путем анализа к определениям, аксиомам и постулатам.

35. И наконец, есть простые идеи, определения которых дать невозможно; есть такие аксиомы и постулаты, или, одним сло­вом, первоначальные принципы, которые не могут быть доказа­ны, да и нисколько в этом не нуждаются. Это тождественные положения, противоположные которым заключают в себе яв­ное противоречие.

36. Но достаточное основание должно быть также и в исти­нах случайных, или в истинах факта, т.е. в ряде вещей, рассеян­ных в мире творений, где разложение на частные основания могло бы идти до беспредельного многоразличия и подробно­стей по причине безмерного разнообразия вещей в природе и разделенности тел до бесконечности. Бесконечное множество фигур и движений настоящих и прошедших входит в действую­щую причину настоящего процесса моего писания, и бесконеч­ное множество слабых склонностей и расположение их в моей душе — настоящих и прошедших — входит в его причину ко­нечную.

37. И так как все это многоразличие скрывает в себе только другие случайности, предшествующие или еще более слож­ные и многоразличные, из которых каждая, чтобы найти осно­вание для нее, требует такого же анализа, то мы не подвинемся в этом отношении дальше, а следовательно, достаточное, или последнее, основание должно стоять вне цепи, или ряда, этого многоразличия случайных вещей, как бы ни был ряд беско­нечен.

38. Таким образом, последняя причина вещей должна нахо­диться в необходимой субстанции, в которой многоразличие изменений находится в превосходной степени, как в источни­ке; и это мы называем Богом.

39. А так как эта субстанция есть достаточное основание для всего этого разнообразия, которое притом всюду находится во взаимной связи, то существует только один Бог, и этого Бога достаточно.

40. Отсюда можно заключить, что эта высшая субстанция, которая едина, всеобща и необходима, так как нет ничего вне ее, что было бы независимо от нее, и так как она есть простое следствие возможного бытия, должна быть непричастна преде­лам и содержать в себе столько реальности, сколько возможно.

41. Отсюда видно, что Бог абсолютно совершенен, так как совершенство есть не что иное, как величина положительной реальности, взятой в строгом смысле, без тех пределов, или гра­ниц, которые заключаются в вещах, ею обладающих. И там, где нет никаких границ, т.е. в Боге, совершенство абсолютно бес­конечно.

42. Отсюда вытекает также, что творения имеют свои совер­шенства от воздействия Бога, но что несовершенства свои они имеют от своей собственной природы, которая не способна быть без границ. Ибо именно этим они и отличаются от Бога. Это первоначальное несовершенство творений заметно в естествен­ной инерции тел.

43. Истинно также и то, что в Боге заключается источник не только существований, но также и сущностей, поскольку они реальны, или источник всего, что есть реального в возможно­сти. И это потому, что разумение Бога есть область вечных ис­тин, или идей, от которых эти истины зависят, и без него не было бы не только ничего существующего, но даже и ничего возможного (10.417—420).

45. Таким образом, один только Бог, или необходимое суще­ство, имеет то преимущество, что Он необходимо существует, если только Он возможен. И как бы ничто не может препятст­вовать возможности того, что не заключает в себе никаких пределов, никакого отрицания и, следовательно, никакого про­тиворечия, то одного только этого достаточно уже, чтобы познать существование Бога априори. Мы доказали это также реально­стью вечных истин. Но мы только что доказали то же самое и апостериори, так как существуют случайные существа, которые могут иметь свое последнее, или достаточное, основание толь­ко в необходимом существе, имеющем в себе самом основание своего существования.

46. Однако отнюдь не следует воображать вместе с некото­рыми, будто вечные истины, завися от Бога, произвольны и зависят от Его воли, как, по-видимому, полагал Декарт и после него г-н Пуаре. Это справедливо только для случайных истин, начало которых состоит в соответствии (целесообразности) или в выборе наилучшего, тогда как необходимые истины зависят только от Его разумения и составляют внутренний объект по­следнего.

47. Таким образом, один только Бог есть первичное Единст­во, или изначальная простая субстанция. Все монады, сотво­ренные или производные, составляют Его создания и рождают­ся, так сказать, из беспрерывных, от момента до момента, излу­чений (fulgurations) Божества, ограниченных воспринимающей способностью твари, ибо для последней существенно быть ог­раниченною.

48. В Боге заключается могущество, которое есть источник всего, потом знание, которое содержит в себе все разнообразие идей, и, наконец, воля, которая производит изменения или со­здания сообразно началу наилучшего. И это соответствует то­му, что в сотворенных монадах составляет субъект, или основа­ние, способность восприятия и способность стремления. Но в Боге эти атрибуты безусловно бесконечны или совершенны, а в монадах сотворенных, или в энтелехиях (perfectihabies), как пе­ревел это слово Ермолай Варвар, — это лишь подражания в той мере, в какой монады имеют совершенства.

49. Сотворенное называется действующим, поскольку оно име­ет совершенства, и страдающим, поскольку оно имеет несовер­шенства. Таким образом, монаде приписывают действие, по­скольку она имеет отчетливые восприятия, и страдание, по­скольку она имеет смутные восприятия.

50. Творение бывает более совершенным, чем другое, по­скольку в нем находится то, что служит к объяснению априори того, что происходит в другом творении, и поэтому говорят, что оно действует на другое творение.

51. Но в простых субстанциях бывает только идеальное влия­ние одной монады на другую, которое может происходить лишь через посредство Бога, поскольку в идеях Божьих одна монада с основанием требует, чтобы Бог, устанавливая в начале вещей порядок между другими монадами, принял в соображение и ее. Ибо, так как одна сотворенная монада и не может иметь физи­ческого влияния на внутреннее бытие другой, то лишь указан­ным способом одна монада может находиться от другой в зави­симости.

52. И вот почему действия и страдания между творениями взаимны. Ибо Бог, сравнивая две простые субстанции, находит в каждой из них основания, побуждающие Его приспособлять одну к другой; и, следовательно, то, что в известном отноше­нии деятельно, с другой точки зрения — страдательно: оно дея­тельно постольку, поскольку то, что познается в Нем отчетли­во, служит к объяснению причин того, что происходит в Дру­гом, и оно же страдательно, поскольку причина того, что про­исходит в Нем самом, находится в том, что отчетливо познает­ся в другом.

53. А так как в идеях Бога есть бесконечное множество воз­можных универсумов, из которых осуществиться может лишь один, то необходимо достаточное основание для выбора, кото­рое определяет Бог скорее к одному, чем к другому.

54. Эта причина может лежать только в соответственности или в степенях совершенства, какое содержат в себе эти миры (Mundes), ибо каждый возможный мир имеет право требовать для себя существования по мере совершенства, которое он за­ключает в себе.

55. В этом и заключается причина существования наилучше­го: мудрость в Боге познает его, благость избирает и могущест­во производит.

56. А вследствие такой связи, или приспособленности (ассоmmodement), всех сотворенных вещей к каждой из них и каждой ко всем прочим любая простая субстанция имеет отно­шения, которыми выражаются все прочие субстанции, и, сле­довательно, монада является постоянным живым зеркалом уни­версума.

57. И как один и тот же город, если смотреть на него с раз­ных сторон, кажется совершенно иным и как бы перспективно умноженным, таким же точно образом вследствие бесконечно­го множества простых субстанций существует как бы столько же различных универсумов, которые, однако, суть только перс­пективы одного и того же соответственно различным точкам зрения каждой монады (10.420—423).

62. ...хотя каждая сотворенная монада представляет весь уни­версум, но отчетливее представляет она то тело, которое собст­венно с ней связано и энтелехию которого она составляет; и, как это тело вследствие связности всей материи в наполненном пространстве выражает весь универсум, так и душа представля­ет весь универсум, представляя то тело, какое ей, в частности, принадлежит.

63. Тело, принадлежащее монаде, которая есть его энтеле­хия, или душа, образует вместе с энтелехией то, что можно на­звать живым существом, а вместе с душою — то, что называется животным. А это тело живого существа, или животного, бывает всегда органическим; ибо так как всякая монада по-своему есть зеркало универсума, а универсум устроен в совершенном по­рядке, то необходимо должен быть также порядок и в представ­ляющем, т.е. в восприятии души, и, следовательно, также и в теле, сообразно которому универсум отражается в душе.

64. Таким образом, всякое органическое тело живого суще­ства есть своего рода божественная машина, или естественный автомат, который бесконечно превосходит все автоматы искус­ственные, ибо машина, сооруженная искусством человека, не есть машина в каждой своей части; например, зубец латунного колеса состоит из частей, или кусков, которые уже не представ­ляют более для нас ничего искусственного и не имеют ничего, что выказывало бы в них машину, в отношении к употребле­нию, к какому колесо было предназначено. Но машины в при­роде, т.е. живые тела, и в своих наималейших частях до беско­нечности продолжают быть машинами. В этом и заключается различие между природой и искусством, т.е. между искусством божественным и нашим.

65. И Творец природы мог применить это божественное и бесконечно чудесное искусство, потому что каждая часть ма­терии не только способна к бесконечной делимости, как по­лагали древние, но, кроме того, и действительно подразделена без конца, каждая часть на части, из которых каждая имеет свое собственное движение; иначе не было бы возможно, что­бы всякая часть материи была в состоянии выражать весь уни­версум.

66. Отсюда мы видим, что в наималейшей части материи су­ществует целый мир творений, живых существ, животных, эн­телехий, душ.

67. Всякую часть материи можно представить наподобие са­да, полного растений, и пруда, полного рыб. Но каждая ветвь растения, каждый член животного, каждая капля его соков есть опять такой же сад или такой же пруд.

68. И хотя земля и воздух, находящиеся между растениями в саду, или вода — между рыбами в пруду не есть растение или рыба, но они все-таки опять заключают в себе рыб и растения, хотя в большинстве случаев последние бывают так малы, что неуловимы для наших восприятий.

69. Таким образом, во вселенной нет ничего невозделанно­го, или бесплодного: нет смерти, нет хаоса, нет беспорядочного смешения, разве только по видимости; почти то же кажется нам в пруду на некотором расстоянии, с которого мы видим перепуганное движение рыб и, так сказать, кишение их, не раз­личая при этом самих рыб.

70. Отсюда видно, что у каждого живого тела есть господст­вующая энтелехия, которая в животном есть душа; но члены этого живого тела полны других живых тел, растений и живо­тных, из которых каждое имеет опять свою энтелехию, или гос­подствующую душу.

71. Но нельзя вместе с некоторыми плохо понявшими мою мысль воображать, будто каждая душа имеет массу или часть материи, собственно ей присвоенную, и что она, следователь­но, владеет другими низшими живыми существами, обречен­ными на вечную ей службу. Ведь все тела, подобно рекам, нахо­дятся в постоянном течении, и части беспрерывно входят в них и выходят оттуда.

72. Таким образом, душа меняет тело только понемногу и постепенно, так что она никогда не лишается сразу всех своих органов; и часто с животными случаются метаморфозы, но у них никогда не бывает метемпсихозы, или переселения душ. Не бывает ни душ, совершенно отделенных от тела, ни бесте­лесных гениев. Один только Бог всецело свободен от тела.

73. Поэтому никогда не бывает также ни полного рождения, ни совершенной смерти, в строгом смысле, состоящей в отде­лении души. И то, что мы называем рождениями, представляет собой развития (developpments) и увеличения, а то, что мы зо­вем смертями, есть свертывания (enveloppments) и уменьшения (10.424-426).

78. Эти положения дали мне средство объяснить естествен­ным образом соединение, или, скорее, согласие, души с орга­ническим телом. Душа следует своим собственным законам, те­ло — также своим, и они сообразуются в силу гармонии, пред­установленной между всеми субстанциями, так как они все суть выражения одного и того же универсума.

79. Души действуют согласно законам конечных причин, по­средством стремлений, целей и средств. Тела действуют по за­конам причин действующих (производящих), или движений. И оба царства — причин действующих и причин конечных — гармонируют между собой.

80. Декарт признавал, что души не могут давать телам силу, потому что в материи количество силы всегда одно и то же. Однако он думал, что душа может изменять направление тел. Но произошло это оттого, что в его время не знали закона при­зм роды, по которому в материи существует, сверх того, сохране­ние одного и того же направления в целом. Если бы Декарт заметил этот закон, он пришел бы к моей системе предустанов­ленной гармонии.

81. По этой системе тела действуют так, как будто бы (пред­лагая невозможное) вовсе не было душ, а души действуют так, как будто бы не было никаких тел; вместе с тем оба действуют так, как будто бы одно влияет на другое.

82. Что же касается духов, или разумных душ, то хотя я нахо­жу, что в сущности, как мы уже сказали, со всеми живыми существами и животными происходит одно и то же (именно что животное и душа получают начало только вместе с миром и не кончаются наравне с миром), но все-таки в разумных душах есть та особенность, что их маленькие семенные животные, по­ка они не представляют собой ничего, кроме этого, обладают только обычными, или ощущающими, душами; но, как только те, которые, так сказать, избраны, путем действительного зача­тия достигают степени человеческой природы, их ощущающие души возвышаются до степени разума и до преимуществ духов.

83. Среди прочих различий, какие существуют между обыч­ными душами и духами, часть которых я уже указал, есть еще следующие: души вообще суть живые зеркала, или отображения универсума творений, а духи, кроме того, суть отображения са­мого Божества, или самого Творца природы, и способны по­знавать систему вселенной и подражать Ему кое в чем своими творческими попытками, так как всякий дух в своей области — как бы малое божество.

84. Вследствие этого духи способны вступать в некоторого рода общение с Богом, и Он стоит к ним в отношении не толь­ко изобретателя к своей машине (каков Бог по отношению к другим творениям), но и в отношении правителя к подданным и даже отца к детям.

85. Отсюда легко вывести заключение, что совокупность всех духов должна составлять Град Божий, т.е. самое совершенное, какое только возможно, государство под властью самого совер­шенного Монарха.

86. Этот Град Божий, эта воистину Вселенская Монархия (Monarchie Universelle) есть мир нравственный в мире естест­венном и представляет собой наиболее возвышенное и самое божественное из дел Божиих; в нем и состоит истинная слава Божия, ибо ее не было бы, если бы духи не познали величия Бога и благости Его и не поражались им. Именно в отношении к этому государству и обнаруживается, собственно, Его бла­гость, так как Его премудрость, Его всемогущество проявляется повсюду.

87. Как выше мы установили совершенную гармонию между двумя естественными царствами: царством причин действую­щих и царством причин конечных, так и здесь мы должны от­метить еще другую гармонию между физическим царством при­роды и нравственным царством благодати, т.е. между Богом, рассматриваемым как устроитель машины универсума, и Бо­гом, рассматриваемым как Монарх божественного Государства Духов.

88. В силу этой гармонии вещи ведутся к благодати природ­ными путями, и наш земной шар, например, должен быть раз­рушаем и восстановляем естественными путями в те моменты, когда этого требует правление над духами для кары одних и награды других.

89. Можно сказать еще, что Бог как зодчий полностью удов­летворяет Бога как законодателя и что, таким образом, грехи должны нести с собою все возмездие в силу порядка природы, в силу самого механического строя вещей, что точно так же до­брые деяния будут обретать себе награды механическими по отношению к телам путями, хотя это не может и не должно происходить постоянно сейчас же.

90. ...если бы мы могли в достаточной мере понять порядок универсума, то мы нашли бы, что он превосходит все пожела­ния наимудрейших и что нельзя сделать его еще лучше, чем он есть, не только в общем и в целом, но и для нас самих в частно­сти, если только мы в подобающей степени привязаны к Твор­цу не только как к зодчему и действующей причине нашего бытия, но также и как к нашему владыке и конечной причине, который должен составлять всю цель нашей жизни и один мо­жет составить наше счастье (10.427—429).

Люди обладают общей склонностью представлять все суще­ствующее подобным себе и приписывать каждому объекту те качества, с которыми они близко знакомы и которые они не­посредственно осознают. Мы усматриваем на луне человече­ские лица, в облаках армии и в силу естественной склонности, если таковую не сдерживают опыт и размышление, приписыва­ем злую или добрую волю каждой вещи, которая причиняет нам страдание или же доставляет удовольствие (21.11.380—381).

Даже философы не могут вполне освободиться от этой есте­ственной слабости; они часто приписывали неодушевленной ма­терии страх перед пустотой, симпатии, антипатии и другие аффекты, свойственные человеческой природе. Не менее аб­сурдно обращать свой взор вверх и переносить, как это часто бывает, человеческие аффекты и слабости на божество, пред­ставляя его себе завистливым и мстительным, капризным и при­страстным — словом, подобным злобному и безрассудному че­ловеку во всех отношениях, за исключением свойственной это­му божеству высшей силы и власти. Не удивительно, что чело­вечество, находящееся в полном неведении относительно при­чин и в то же время весьма озабоченное своей будущей судь­бой, тотчас же признает свою зависимость от невидимых сил, обладающих чувством и разумом. Все неведомые причины, по­стоянно занимающие мысли людей и всегда предстающие в од­ном и том же аспекте, считаются принадлежащими к одному и тому же роду или виду; и немного времени надо для того, чтобы мы приписали им мышление, разум, аффекты, а иногда даже человеческие черты и облик с целью сделать их еще более похо­жими на нас (21.11.381—382).

Не трудно заметить, что, чем больше образ жизни человека зависит от случайностей, тем сильнее он предается суеверию; в частности, это наблюдается у игроков и мореплавателей, кото­рые из всех людей меньше всего способны к серьезному раз­мышлению, но зато полны всяких легкомысленных и суевер­ных представлений (21.11.382).

1. ФРАНСУА МАРИ АРУЭ ВОЛЬТЕР (1694—1778)

[ФИЛОСОФСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ВОЛЬТЕРА]

1. «Я был завзятым поклонником Локка: я видел в нем един­ственного разумного метафизика…

Я первым решился изложить для моего народа понятным языком открытия Ньютона. Картезианские предрассудки, за­менившие во Франции предрассудки перипатетиков, были тог­да очень прочны...»

2. «Множество мыслителей создавали роман о душе — явил­ся мудрец, который скромно написал историю души. Локк раз­вернул перед людьми человеческий разум подобно превосход­ному анатому, который объясняет пружины человеческого тела. Он повсюду прибегает к помощи светильника физики, иногда он осмеливается говорить утвердительно, но он имеет смелость и сомневаться. Вместо того, чтобы сразу определить то, чего мы не знаем, он постепенно изучает то, что мы хотим знать. Он берет ребенка в момент его рождения и шаг за шагом следует за успехами его разума: он видит то, что есть у него общего с животными и в чем он превосходит их; особенно он опирается на собственное свидетельство, на осознание процесса своего мышления» (1.547).

5. «Несомненно, что наши первые идеи — это ощущения. Постепенно мы приобретаем идеи, составленные из того, что раздражает наши органы; память удерживает эти ощущения. Затем мы распределяем их по общим идеям. Из этой естествен­ной способности, которой мы обладаем, — образовывать и упо­рядочивать наши идеи — вытекают все обширные познания че­ловека».

6. «Trans naturam», за природой. Но есть ли что-нибудь за природой? Так как под природой понимают материю, то пред­метом метафизики стало все, что не является материальным.

Например, ваш разум, который не является ни длинным, ни широким, ни высоким, ни плотным, ни острым;

Ваша душа, вам неизвестная и являющаяся причиной ваше­го разума;

Духи, о которых постоянно говорили, которым долгое время приписывали столь тонкое тело, что оно уже не было больше телом, и у которых отняли наконец всякое подобие тела, не зная, что после этого остается;

Способ чувствования этих духов, не стесняемых пятью орга­нами чувств, способ их мышления при отсутствии головы, спо­соб передачи ими своих мыслей без помощи слов и знаков;

Наконец, Бог, которого мы знаем через Его творения, но которого наша гордыня хочет определить; Бог, могущество ко­торого мы чувствуем неограниченным; Бог, между которым и нами лежит бездна бесконечности и природу которого мы пы­таемся постичь;

Вот предметы метафизики» (1.547—548).

10. «Все находится в движении, все действует и противодей­ствует в природе.

...Все есть действие, сама смерть действует. Трупы разлага­ются, превращаются в растения, кормящие животных, которые в свою очередь служат пищей для других животных. Каков же принцип этого универсального действия?»

11. «Наша планета, без сомнения, испытала превращения, и ее форма изменилась. Каждая планета претерпевает изменения. Так как все находится в движении, то все необходимо должно изменяться. Только неподвижность незыблема, только природа вечна, но мы появились недавно. Мы откроем тысячи призна­ков, говорящих об изменениях на нашем земном шаре. Эти свидетельства расскажут нам, что были погребены тысячи горо­дов, что исчезли реки, что на обширном пространстве земли мы ходим по обломкам» (1.548—549).

13. «Есть два способа дойти до понятия о существе, которое управляет миром. Для обычных способностей самым естествен­ным и совершенным способом является рассмотрение не толь­ко порядка, существующего во Вселенной, но и цели, для кото­рой каждая вещь представляется существующей. На эту тему написано много толстых книг, но все эти толстые книги, вме­сте взятые содержат лишь следующий аргумент: «Когда я вижу часы, стрелка которых указывает на время, я заключаю о разум­ном существе, которое устроило пружины этого механизма так, чтобы стрелка указывала время. Вот почему, когда я вижу пру­жины человеческого тела, я делаю вывод, что разумное сущест­во устроило его органы так, чтобы быть воспринятыми и вскор­мленными в течение девяти месяцев в матке; что глаза даны для того, чтобы видеть, руки для того, чтобы брать и т.д.» Но из одного только этого аргумента я не могу вывести ничего иного, кроме того, что, вероятно, разумное и высшее существо созда­ло и устроило материю с большим искусством. Только из этого я не могу сделать вывода, что данное существо создало мате­рию из ничего и что оно бесконечно во всех отношениях. На­прасно я буду искать в моем уме связи следующих идей: «Веро­ятно, я являюсь творением существа более могущественного, чем я. Следовательно, это существо существует от вечности, следовательно, оно все сотворило, следовательно, оно беско­нечно и т.д.». Я не усматриваю связи, которая бы прямо приводила меня к этому заключению. Я вижу лишь, что есть нечто более могущественное, чем я, и не вижу ничего более.

Второй аргумент более метафизичен и менее пригоден для усвоения грубыми умами. Он приводит к гораздо более обшир­ным познаниям. Вкратце он таков:

«Я существую, следовательно нечто существует. Если нечто существует, то что-то должно существовать вечно, ибо сущест­вующее существует или само по себе или получило свое суще­ствование от другого. Если оно существует само по себе, то оно необходимо, и оно всегда было необходимо, значит, это Бог. Если же оно получило свое существование от другого, а это другое от третьего, то это означает, что последнее, от чего оно получило свое существование, с необходимостью должно быть Богом. Ведь не можете же вы понять, что одно существо дает существование другому существу, если оно не обладает способ­ностью творить. Более того. Если вы утверждаете, что некая вещь получает, не говоря уже о форме, само свое существова­ние от другой вещи, а эта от третьей, третья еще от иной и так до бесконечности, то вы говорите нелепость, так как в таком случае все эти существа не будут иметь никакой причины свое­го существования. Взятые вместе, они не имеют никакой внеш­ней причины своего существования. Взятые порознь, они не имеют никакой внутренней причины своего существования. Т.е. взятые в целом, они ничему не обязаны своим существовани­ем, а каждая из них в отдельности не существует сама по себе. Следовательно, ни одна из них не может существовать с необ­ходимостью.

Итак, я вынужден признать, что некое существо существует само по себе от вечности и является причиной всех других су­ществ. Отсюда следует, что это существо бесконечно во време­ни, по величине и могуществу: кто может его ограничить?»

14. «Философия Ньютона, которая принимает и доказывает вечность материи и существование пустоты, столь же убеди­тельно обосновывает бытие Бога.

Вот почему я смотрю на истинных философов как на апо­столов божества. Такие апостолы нужны для разного рода лю­дей. Приходский учитель катехизиса говорит детям, что есть Бог; Ньютон доказывает это мудрецам».

15. «То, что вначале покажется парадоксом, а при внима­тельном рассмотрении окажется истиной, это то, что теология часто направляла умы к атеизму и что наконец-то философия отвратила их от него. По правде говоря, надо простить людям, что они некогда сомневались в существовании Божества, потому что те, кто возвещал его, спорили относительно его природы».

16. «Мне кажется, что главное заключается не в метафизиче­ской аргументации, а в том, чтобы возвестить, нужно ли для общего блага людей, этих несчастных мыслящих животных, при­нять существование вознаграждающего и карающего Бога, ко­торый служит нам одновременно и уздой и утешением, или отвергнуть эту идею, оставляя нас в бедствиях без надежды, а при совершении преступлений — без угрызений совести».

17. «Итак, вера в Бога, вознаграждающего за добрые дела и наказывающего за дурные, прощающего небольшие проступки, является самой полезной для человеческого рода. Это единст­венная узда для могущественных людей, которые нагло совер­шают явные преступления. Это единственная узда и для людей, которые ловко совершают тайные преступления. Я не говорю вам, друзья мои, что к этой необходимой вере надо примеши­вать суеверия, которые ее позорят и которые могли бы даже сделать ее гибельной. Атеист — это чудовище, которое пожира­ет только для того, чтобы удовлетворить свой голод. Суеверный человек — это другое чудовище, которое терзает людей во имя долга. Я всегда замечал, что можно излечить атеиста, но суевер­ного человека никогда нельзя вылечить полностью. Атеист — это разумный человек, который ошибается, но который мыслит сам. Суеверный человек — это грубый глупец, который всегда имеет лишь заимствованные у других людей мысли... Да, друзья мои, атеизм и фанатизм — это два полюса смуты и ужаса. Не­большая зона добродетели лежит между этими двумя полюса­ми. Идите твердым шагом по этой тропинке. Веруйте во благо­го Бога и будьте добродетельны».

18. «Атеизм и фанатизм — это два чудовища, которые могут пожрать и растерзать общество; но атеист и в своем заблужде­нии сохраняет разум, подрезающий его когти, а фанатик одер­жим постоянным безумием, которое оттачивает его когти».

19. «В метафизике мы рассуждаем только о вероятностях. Все мы плаваем по морю, берегов которого никогда не видели. Горе тем, кто во время плавания сражается друг с другом. При­ставайте к берегу, кто может. Но тот, кто кричит мне: «Напрас­но вы плывете, никакого порта нет», — тот лишает меня муже­ства и всех сил.

О чем идет речь в нашем споре [Вольтер полемизирует с Гольбахом]? Об утешении нашего жалкого существования. Кто же утешает? Вы или я?

В нескольких местах Вашего труда [речь вдет о «Системе природы» Гольбаха] вы сами признаете, что вера в Бога удержа­ла некоторых людей на грани преступления: этого мне доста­точно. Если это верование предупредило хотя бы только деся­ток убийств, обманов и несправедливых приговоров, то я счи­таю, что его должна принять вся земля».

20. «Никакое общество не может существовать без справед­ливости. Объявим же Бога справедливым.

Если закон государства карает явные преступления, возве­стим Бога, который наказывает тайные преступления.

Пусть философ будет спинозистом, если он хочет, но пусть государственный человек будет деистом.

Вы не знаете, что такое Бог, как Он будет наказывать, как Он будет вознаграждать. Но вы знаете, что он должен быть ра­зумным государем и честным государем; этого достаточно. Ни один смертный не в праве вам противоречить, потому что вы утверждаете вещь вероятную и необходимую для человеческого рода».