ЧАСТЬ 2: Современная философия 3 страница

Своеобразное развитие получило учение Фрейда в таком направлении, как фрейдо-марксизм, представляющее собой эклектическое, т.е. лишённое внутреннего единства, соединение учения Фрейда и Маркса. Наиболее видными представителями фрейдо-марксизма были Вильгельм Райх (1897-1957 гг.) и Герберт Маркузе (1898-1979 гг.). Они объявили борьбу бессознательных инстинктов и влечений (к жизни и смерти, наслаждению и разрушению) основным фактором, определяющим поведение человека, межличностные отношения и развитие общества.

Особую роль фрейдо-марксисты отводят сексуальным влечениям и половым отношениям. Когда сексуальная энергия имеет свободный выход, не подавляется теми или иными условиями, главным образом социальными, она даёт людям эмоциональную уверенность, психическую устойчивость, творческое вдохновение, т.е. рассматривается как важнейшая побудительная сила деятельности социума. Сексуально же неудовлетворённый индивид субъективно вступает в глубокое противоречие с обществом, отчуждается от него, ввергается в состояние одиночества и изоляции. Развитие общества объясняется фрейдо-марксистами, в частности, процессом превращения энергии влечений в общественно полезную энергию труда. Политические отношения также формируются под влиянием сексуальной энергии людей. Господство одного человека над другим, в том числе политическое, обусловлено склонностью людей к мазохизму и садизму. Мазохизм проявляется в доставляющем наслаждение подчинении разного рода авторитетам, а садизм – в стремлении превратить человека в беспомощный объект собственной воли, стать его тираном, «его богом», обращаться с ним так, как заблагорассудится. Решающее воздействие сексуальности, по мнению представителей данного направления, наблюдается в развитии морали и искусства.

В своей работе «Эрос и цивилизация: философское исследование о Фрейде» Г. Маркузе развивает идеи о виновности культуры за страдания людей, подавление их стремлений к счастью как к наслаждению жизнью. Он истолковывает исторический процесс как постоянно возобновляющуюся борьбу между репрессивной цивилизацией и стремлением человека к наслаждению. В этом заключается основная репрессия цивилизации, направленная на подавление первичных биологических инстинктов. Маркузе говорит также о дополнительной репрессии по отношению к человеку со стороны социально-политических и государственно-правовых институтов и учреждений, закрепляющих человека «в качестве инструмента отчуждённого труда». Маркузе и Райх ставят вопрос о преодолении отчуждения индивида от общества, ссылаясь при этом на известные положения Маркса о необходимости преобразования общественных отношений. Однако основу решения этого вопроса они усматривают опять-таки в сфере сексуальности, например, по Маркузе, путём превращения сексуальной энергии в энергию труда как игры человеческих творческих сил. Подобные идеи мы находим в концепции «сексуальной экономии» Райха, согласно которой жить «секс-экономически» – это значит свободно удовлетворять свои влечения, избегая запретов, социальных табу. Маркузе выдвинул идею «третьего пути» развития общества (некапиталистического и несоциалистического), способного привести к созданию «нерепрессивной цивилизации», при которой деятельность и поведение людей будут управляться «жизненной энергией любви». Сами потребности и влечения людей как глубинные истоки их социальной активности претерпят существенные изменения, станут более благородными. В этом плане Маркузе говорит о революции потребностей и влечений, в результате которой появится новая культура, основанная полностью на принципах гуманизма, служащая благу и наслаждению человека. Её он называет контркультурой, т.е. открыто противостоящей современной, по его мнению, антигуманной культуре и исключающей какое-либо приспособление к ней.

Лекция 5: Философия языка

Постмодернизм: истоки, становление и сущность.

Понятие «постмодернизм» (или «постмодерн») означает ситуацию в культурном самосознании стран Запада, сложившуюся в кон. XIX столетия. Дословно этот термин переводится как «послесовременность» (или «постсовременность»). Однако само понятие модерн (современность) является при этом не совсем определённым. Одни обозначают им духовную обстановку Нового времени, утвердившего безграничную веру в силу человеческого разума и написавшего на своём знамени знаменитое декартовское «cogito ergo sum» (мыслю, следовательно, существую). Другие начало этапа «современности» связывают с эпохой Просвещения, апофеозом которой явилась наука, разум, прогресс.

Среди основных положений модерна, с критикой которых и связано возникновение постмодернизма, можно отметить следующие: 1. Вера в мощь человеческого разума, утверждение рационализма как способа познания и основы организации общественной жизни. Вера в то, что бытие во всех его проявлениях проницаемо для мысли и укладывается в систему, обозначаемую логическими категориями и понятиями. 2. Развитие объективной науки и объективного знания. Стремление к однозначным ответам на любой вопрос. Единообразие и унификация в методах научного познания. 3. Попытка освобождения философии, науки и культуры от иррационалистичности (мифологии, религии, предрассудков). 4. Утверждение идеи прогресса в познании и различных областях социальной жизни. 5. Стремление к системной организации и к центризму в социальной, экономической и политической жизни социума. 6. Провозглашение универсальных норм морали, права и стремление к выработке общих критериев и эстетических норм в искусстве.

Начиная со второй половины XIX в. этот тип мышления и общекультурная парадигма были подвергнуты критике со стороны неклассической философии. Ф. Ницше с его философским нигилизмом и переоценкой всех ценностей оказал значительное влияние на возникновение постмодернистской ситуации в мировоззрении. Именно он первым выступил за отказ от господства рационализма и от «иллюзий» гуманизма. Поставив в центр своей философии «волю к власти» как вечное становление. Ницше отказался от какой-либо определённости и законченности категорий и содержания своей философии. Утверждение плюрализма и релятивизма во всех областях человеческого опыта, в том числе в познании и морали, было воспринято постмодернизмом в полном объёме. В качестве фундаментального было взято и утверждение Ницше о том, что мышление и язык – это лишь средства упорядочивания хаоса человеческих впечатлений и реальности, но они не могут раскрыть истинную картину мира, ибо искажают её и не способны её адекватно выразить. З. Фрейда также можно считать предтечей постмодернизма. Открыв роль бессознательных, архетипических факторов, психоанализ изменил само понимание бытия и реальности. Бытие это, прежде всего, индивидуальное бытие и главное в нём не сознание, а бессознательное, занимающее основное пространство – «переднюю» в человеческом доме, а место сознания – это лишь небольшая «прихожая». История, по Фрейду, есть результат действия не рациональных и сознательных сил, а иррациональных и бессознательных. Тем самым утверждалась недостаточность позитивистского и рационалистического подходов к объяснению общественной и индивидуальной жизни. Психоанализ оказал также большое влияние на возникновение постмодернизма через «структурный психоанализ» Клода Леви-Строса (р. 1908 г.). Изучая соотношение биологического и социального в поведении человека, Леви-Строс признаёт главным наличие формальных институтов во взаимоотношениях между людьми, влияние на функционирование индивида традиций, правил брака и родства, мифов как особого рода языков, моделирующих структуры общественных институтов. В его структурной антропологии большое место занимает толкование мифа как фундаментального содержания коллективного сознания, основы устойчивости социальных структур.

В качестве теоретического понятия «постмодернизм» начинает употребляться лишь в 80-е гг. XX столетия, прежде всего, благодаря работам Жана Лиотара (1924-1998 гг.). Именно в это время постмодернизм приобрёл свою концептуальную оформленность и самостоятельность. Согласно Лиотару, для постмодерна характерно окончательное разрушение принципа универсального языка, «никто не владеет целым». Содержательную основу постмодернизма составляет анализ языка как знаковой системы. Учение о языке как знаковой системе получило название семиология. Знаковая концепция языка уходит своими корнями в учение софистов об условности и произвольности имён вещей, в представления стоиков об «означающем» (фонетическая сторона слова) и «означаемом» (смысловая сторона), в учение Гоббса об именах как метках вещей, произвольно выбранных для выражения определённой мысли, получает своё систематическое оформление в семиологии. У истоков семиологии и структурной лингвистики стоял женевский языковед Фердинанд де Соссюр (1857-1913 гг.), интерпретировавший знак как единство понятия и акустического образа. Согласно де Соссюру, языковой знак связывает не саму вещь и её имя, а понятие вещи и акустический образ. В духе стоиков женевский лингвист предложил назвать понятие вещи «означаемым», а его акустический образ – «означающим». Противоположная традиция – понимание языка как имени вещи, в котором выражается её истинная сущность, – берёт свои истоки в библейских мифологемах языка и сократовско-платоновских интуициях. Выразителем этой традиции в XX в. явились русская «философия имени» и немецкая герменевтическая философия языка, прежде всего, в лице М. Хайдеггера и Х. М. Гадамера.

Знаковая концепция языка: от структурализма к постмодернизму.

Структурализм Ф. де Соссюра.

Если в XX в. в Германии доминировали феноменология и герменевтика, в Англии и США – аналитическая философия, то во Франции – структурализм, постструктурализм и постмодернизм. Латинское слово «структура» переводится на русский язык как строение, порядок, упорядоченное расположение, относительно устойчивый способ организации системы, её внутренних отношений. Философское направление, в основе которого лежит идея структуры, называется структурализмом. Ф. де Соссюр рассматривал язык в качестве знаковой системы. Языковые знаки имеют смысл лишь во взаимоотношении друг с другом и, следовательно, в силу их отличий. Слово приобретает смысл в языке благодаря отличию от других слов. Между языковыми знаками и тем, что они обозначают, нет естественной, необходимой связи. Корову, домашнее животное русский называет коровой, а англичанин – cow. Выбор слов, звуков и букв условен и произволен. Это значит, что лингвисту нет необходимости интересоваться соотношением «обозначающее – обозначаемое», обозначающее никак не зависит от обозначаемого. Таким образом, лингвист должен интересоваться языком как таковым, рассмотренным в качестве знаковой (семиотической) системы в самом себе и для самого себя. Разумеется, в любом естественном языке существуют многочисленные закономерные связи, т.е. структуры. Именно они должны привлекать внимание в первую очередь.

Де Соссюр установил два основных принципа языка как знаковой системы: 1) произвольность знака, т.е. связи между означаемым и означающим. (Например, между понятием дерева и самим словом «дерево» как его акустическим образом не существует внутреннего отношения и сходства. Эта связь условна и произвольна); 2) линейный характер означающего (объёмность мира вещей скрадывается в плоской, одномерной линейности языковых знаков). Рассмотрение языка как знаковой системы определяет три уровня философских проблем языка: 1. отношение между знаками, обоснование критерия истинности знаковых систем. Это – проблема адекватного, оптимального языка науки, описывающего мир. Она носит преимущественно логико-математический характер. Попытка создания такого языка – философского синтаксиса или «грамматики» философии – предпринималась в XX в. Б. Расселом, Р. Карнапом и др.; 2. отношение между знаком и действительностью. Проблема значения знака – философская семантика. Логическое прояснение языка стало главной задачей аналитической философии; 3. отношение между знаком и интерпретатором (субъектом). Язык как инструмент воздействия на людей – философско-лингвистическая прагматика. Крупнейшими французскими структуралистами были К. Леви-Строс (изучил отношения родства в примитивных обществах) и Ж. Лакан (исследователь психически бессознательного). В 60-х гг. на смену структурализму пришёл поструктурализм.

Философия дискурсивных практик М. Фуко.

Мишель Фуко (1926-1984 гг.) внёс заметный вклад в разработку проблематики постсруктурализма своими исследованиями в области социального конструирования знания.

Фуко настаивает на конкретно-историческом подходе к анализу совокупности высказываний, т.е. дискурсов. Философия изначально – это дискурсы. Дискурсы – это практики, далеко не всегда подчиняющиеся строгим правилам науки. Будучи вовлечёнными в дискурсивные практики, люди формируют свою волю к желанию, знанию, власти, эстетическим и моральным ценностям. Человек рождается в практике дискурса не автоматически, а в силу своей активности, переоценки правил и установлений. Наука, чувственность, мораль – всё это присутствует в практике дискурсов в форме некоторых принципов их связности, которые, раз возникнув, не остаются неизменными, а рассеиваются игрой случая. Всё философское скрыто в дискурсах, которые могут достигать стадии научности. Когда появляются жёсткие, мало изменяющиеся структуры, чаще всего они достойны рассеивания. Таков универсальный рецепт Фуко по борьбе с самыми различными формами тоталитаризма. По Фуко, каждый достоин жить за тем порогом моральности, который ему доступен. В европейской эпистемологии (теории познания) Фуко выделил три «эпистемы» (познавательных поля): Возрождение, классический рационализм, современность. Если для Возрождения язык выступает как вещь среди вещей, для классического рационализма (модернизма) – как средство выражения мысли, то в современной эпистеме язык – самостоятельная сила.

Деконструктивизм Ж. Дерриды.

Жак Деррида (р. 1930 г.) – яркий представитель постструктурализма и постмодернизма. Деррида – один из самых эксцентричных философов современности. Его творчество занимает видное место в новейшей французской философии. Философствование Дерриды обозначается термином деконструктивизм. Следует обратить внимание на многозначность термина «деконструкция». В нём присутствует и указание на определённые структуры, и желание к конструированию, но и к разрушению, деконструированию. Подобно многочисленным современным философам, Деррида полагает, что философствование осуществляется в языке, прежде всего, в текстах. Философствование означает освоение языка. Деррида ставит вопрос: «Что значит освоиться в языке?». Ответ: «Осуществить работу деконструирования». По логике далее следует вопрос: «Что такое деконструкция в более конкретном плане?». Ответ: «Нескончаемое замещение слов и предложений цепочкой заместителей». Это замещение (которому противопоказана какая-либо механистичность или однозначность) реализует нечто вроде формулы: «S есть P», «S не есть P», «S не есть P и не есть не P» и т.п. Например, наше внимание привлёк вопрос о природе любви. Дать однозначного определения любви невозможно. Любовь – это благосклонность, но и симпатия (но симпатия – это уже не просто благосклонность); любовь – это и нежность, и восхищение (но нежность не является восхищением, а восхищение не есть нежность). Наше представление о любви нарастает вместе с продолжением работы деконструирования. При этом всегда уместно творчество и всегда присутствует некоторая незавершённость, указывающая на тайну. Постоянно даёт о себе знать требование красоты. Переписывать предложения надо таким образом, чтобы последующее предложение было красивее предыдущего. Деррида отбросил всякую возможность установить для текста какой-либо единственный устойчивый смысл. Культура рассматривается им как совокупность текстов, берущих начало в ранее созданных текстах и генерирующих новые тексты. Культура является не чем иным, как системой текстов, которые имеют самодовлеющее значение, которые живут своей жизнью и выступают в качестве демиургов реальности. Более того, тексты приобретают самостоятельный смысл, отличный от того, который имел в виду автор. Но при этом и сам автор теряется где-то в прошлом. Таким образом, текст становится не только автономным, но и анонимным. Необходимо также отметить, что деконструкция как способ исследования текста связана с поиском одного текста внутри другого и встраивания одного текста в другой. При этом исследователю невозможно находиться вне текста.

Постмодернизм Ж. Лиотара.

После опубликования в 1979 г. книги Ж. Лиотара «Состояние постмодерна» (В России эта книга была издана в 1998 г.) этот мыслитель стал многими аналитиками характеризоваться как основатель постмодернизма. Лиотар считает, что во 2-ой пол. XX века в силу ряда причин, в первую очередь благодаря широкому распространению информационных технологий, возник новый тип культуры – постмодерн. Латинское слово «modo» переводится как «недавно». Таким образом, постмодерн – это то, что наступило вслед за недавним. Согласно Лиотару, для постмодерна характерно окончательное разрушение принципа универсального языка «никто не владеет целым». Изменился характер знания, старое знание, функционирующее в форме больших рассказов (толстых книг) и занятое по преимуществу проблемой истины, вызывает недоверие. Теперь ценность научной информации определяется по степени её операциональности, это означает, что на первый план вышли критерии эффективности и прибыльности. Лиотар выделил следующие доминанты философии постмодернизма: дисконсенсус (вместо консенсуса); дискретность (вместо непрерывности и прогресса); нестабильность (вместо стабильности); случайность (а не необходимость); игра (а не цель); анархия (вместо иерархии); рассеивание (вместо центрирования); неопределённость (вместо определённости); эстетика парадоксально-возвышенного (а не прекрасного); виртуальное (вместо устойчивого вещно-представимого); ирония по поводу утопий и признающихся устоявшимися ценностей. В качестве наиболее видных представителей постмодернизма сегодня можно назвать Ж. Бодрийара (р. 1929 г.), Ж. Делеза (р. 1926 г.), Ф. Гваттари (1930-1995 гг.), Р. Рорти (р. 1931 г.) и др. Всех их объединяет стиль мышления, в рамках которого: 1) отдаётся предпочтение не постоянству знания, его нестабильности; 2) ценятся не абстрактные, а конкретные результаты опыта; 3) утверждается, что действительность сама по себе, т.е. кантовская «вещь в себе», недоступна для нашего познания; 4) делается акцент не на абсолютности, а на относительности. Поэтому никто не может претендовать на окончательную истину, ибо всякое понимание является человеческим истолкованием, которое не бывает окончательным. Кроме того, на него оказывают существенное влияние такие факты, как социально-классовая, расовая, родовая или иная принадлежность индивида. Постмодернизм наших дней культивируется в основном в двух вариантах – умеренном и авангардистско-анархическом. В своём умеренном варианте постмодернизм является, пожалуй, вполне оправданной реакцией на реалии кон. XX в., на всемерное возрастание многообразия. Что касается авангардистско-анархического постмодернизма, то в нём преобладает эпатаж, отрицание всего и вся. Такая философия приветствуется немногими из числа профессиональных философов.

Между структурализмом, постструктурализмом и постмодернизмом существует вполне определённая преемственность. Структуралисты интересовались в первую очередь закономерностями естественных языков и аналогичных им образований. Мишель Фуко инициировал внимание к процессу возникновения дискурсивных (языковых) практик. Жак Деррида стремился выразить саму динамику создания новых дискурсов, которую он видел в деконструкции. Жан Лиотар эту динамику характеризовал как паралогику, ядром которой является не деконструкция Дерриды, а интуиция теории игр (в последнее время возникло много новых языковых игр – кибернетических, логических, математических) и теории катастроф. Многие неправомерно считают, что выдающиеся французские философы сводили философию исключительно к естественным языкам. Речь должна идти о другом: философствование осуществляется в языке. Язык – среда философии. Материальные вещи такой средой не являются. Знания о всех известных явлениях, событиях и предметах вырабатываются в языковой практике.

Философская концепция понимания языка как имени вещи.

Немецкая герменевтическая философия языка.

Немецкая герменевтическая философия языка представлена, прежде всего, воззрениями М. Хайдеггера и Х. Г. Гадамера. Герменевтика (от греч. hermeneutikos – истолковывающий) – искусство перевода, объяснения (Гермес в греческой мифологии был посредником между богами и людьми). Герменевтика являлась особым методом классической науки о языке, позволяющим осмысленно толковать памятники литературы. Философская концепция понимания языка как имени вещи уходит корнями в сократовско-платоновские интуиции и в библейские мифологемы языка. Язык есть всё то, что говорит нам о бытие. Язык – это не само сущее, не сама вещь. Это – образ, символ вещи: имя или знак вещи. Вопрос: «Является ли язык именем или знаком вещи?» впервые со всей отчётливостью поставил Платон в своём диалоге «Кратил». В этом диалоге обсуждаются две противоположные концепции языка. Согласно одной из них, представленной Гермогеном, учеником софиста Протагора, человеческий язык – продукт договорённости между людьми. Он условен и зависит от произвола людей, от обычая, закона. Вторую точку зрения в диалоге представляет Кратил, ученик Гераклита, который говорил о Логосе как языке самого бытия. Согласно этой концепции, человеческий язык выражает природу вещей. Он является именем вещи, т.е. соответствует её сущности. Задачу разрешения этой антиномии языка взял на себя Сократ. На первый взгляд, кажется, что язык действительно условен и произволен: ведь существует множество названий одной и той же вещи, в каждом языке своё. Причём само название вещи не имеет ничего общего с её природой. Действительно, что общего, сходного между телом человека и его названием, выраженным в русском языке четырьмя буквенными знаками – «т», «е», «л», «о». Однако правильность имени вовсе не означает некоего внешнего сходства между словами (его написанием и звучанием) и вещью. Звукоподражание или фигуроподражание есть самая примитивная ступень языка – уровень элементарных междометий. Соответствие между словом и вещью не такое, как, например, в музыке по отношению к слышимому голосу или в живописи по отношению к цвету и краскам. Имя вещи есть подражание самой сущности вещи. В этой связи Сократ привёл пример с «телом». Весьма распространено представление, что тело, подобно могильной плите, скрывает погребённую под ней в этой жизни душу. Тело, по-гречески – soma; могильная плита – sema. Но «сема» в греческом языке ещё и «знак». Все эти вещи: тело, могильная плита, знак – не случайно имеют похожие имена, один корень. Они связаны некой единой сущностной связью, имеют общую природу. Тело – гробница души, а также знак души, ибо с помощью тела душа обозначает то, что ей нужно выразить. Вполне резонно возникает вопрос: «Почему данное сходство отсутствует между теми же словами русского и других языков?». Это связано с забвением первозданных имён вещей, данных неким мастером или законодателем именования, знавшим истинную сущность вещей. Но даже если исходить из того, что язык – это имя вещи, выражение его истинной сущности, а не просто некое условное обозначение, то всё равно, согласно Платону, человеческий язык способен передать только отдельную грань идеи (сущности). Для Платона, слово несовершенно, поскольку в нём присутствует звуковая или письменная материя. В этом смысле слово-имя и слово-знак равно не идеальны, хотя с помощью имени мы подступаем ближе к познанию сущности – идеи вещи. Идеал, по мнению Платона, – это девятая ступень эволюции языка – непосредственное созерцание сущности вещей, единение с миром через прямое растворение сознания в бытии, минуя промежуточные ступени образного, символического или понятийного. Антиномия языка, установленная Платоном, нашла отзвуки и в средневековой философии.

Активное обсуждение в средневековой философии такой общей, предельно широкой категории, как бытие Бога, вывело философов, в конце концов, и на ещё одну актуальную тему – проблему общего и отдельного. Философы давно заметили, что человек воспринимает своими органами чувств – зрением, осязанием и др. только единичные вещи (конкретное яблоко, но не фрукты вообще; конкретный огурец, но не овощи в целом). Тем не менее, в нашей повседневной речи и мышлении большую роль играют общие понятия, т.е. универсалии, такие, например, как человек вообще, товары, деньги, животные, фрукты, овощи. Что же представляют собой общие понятия? Это только бессодержательные и потому бесполезные для познания слова, термины или же им соответствует нечто реально существующее в природе и обществе? В ходе обсуждения смысла и значения понятий общего и единичного, или спора об универсалиях, сформировались два основных течения в средневековой философии, известные под названиями реализм и номинализм.

Номиналисты, развивая идеи Платона, считали, что истинны и значимы только конкретные понятия, отражающие отдельные, единичные вещи. Всеобщие понятия или универсалии, по их мнению, не имеют вне мышления никакого действительного прообраза и поэтому представляют собой только формы мысли, языковые обозначения внешнего подобия вещей, их имена (лат. nomina). Для номинализма универсалии являются простыми словами, именами, служащие лишь знаками вещей и их свойств и вне мышления ничего, никакой объективной действительности не выражающие. В средневековой философии впервые идеи номинализма изложил французский философ Иоганн Росцелин (1050-1123 гг.), но наиболее глубокое обоснование идей номинализма было дано английским философом, монахом-франкисканцем Уильямом Оккамом (ок. 1285-1349 гг.), который за своё совершенное владение искусством спора получил прозвище «непобедимый доктор». Развитая им критика схоластического реализма получила название «бритвы Оккама», или «принципа бережливости», выраженного в словах: «Сущности не должны быть умножаемы сверх необходимости», или «Бесполезно делать посредством многого то, что может быть сделано посредством меньшего». Смысл их в том, что из всех возможных объяснений понятия, явления, события наиболее вероятно самое простое.

Совершенно иную позицию в споре об универсалиях занимали философы-реалисты. В отличие от номиналистов, они считали наиболее значимыми не индивидуальные, а общие понятия, обозначающие род, класс, вид, к которым относились те или иные отдельные предметы, а также понятия сущности. Свойства общего в наиболее полном виде обнаруживаются во всеобщем, выражающем сущность множества предметов и явлений. Примерами таких всеобщих понятий могут служить: бытие, время, движение, и главное понятие теологии – Бог. Реалисты – Иоанн Скот Эриугена (ок. 810- ок. 877) и главным образом Фома Аквинский (1225/26-1274 гг.), основываясь на положениях Аристотеля о том, что общее существует в неразрывной связи с единичным, являясь его формой, сформулировали концепцию о трёх видах существования универсалий. Универсалии существуют трояким образом: «до вещей» в божественном разуме, «в самих вещах» как их сущности, или форма, «после вещей», т.е. в человеческом разуме как результат абстракции, обобщения.

Уже в средние века использовали экзегезу – толкование религиозных текстов и герменевтику – анализ любых текстов. Средневековые мыслители считали, что все тайны бытия содержатся в священных текстах, особенно в сюжетах и повествованиях Библии. Текст, слово становятся главными объектами герменевтики, которая включала в себя четыре стадии: этимологический анализ прослеживает происхождение слов, их первичное значение, генезис и современный смысл; семантический анализ направлен на выяснение морального смысла слов, текстов, сюжетов: концептуальный анализ претендует на выяснение хода мыслей автора; спекулятивный анализ предусматривает системотворческую деятельность.

Теперь обратимся к библейским мифологемам языка.

· Мифологема «предвечности, изначальности, бытийности» слова.

В Евангелии от Иоанна сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Всё через Него начало быть». Слово – изначально. Оно предшествует сущему, бытию. Слово тождественно Единому («Слово было Бог»), но оно есть и первое различение Единого («Слово было у Бога»), т.е. Слово есть начало сущего, многого, начало различения духовного и материального. Отсюда вытекает необходимость воплощения Слова. Слово выступает здесь безотносительно к субъекту как носителю языка. Оно бытийствует само по себе. В индийской религиозно-философской традиции эта изначальная бытийность Слова выражена в священном слоге ОМ, лежащем в основании всего сущего. ОМ – это слог-семя, зародыш бытия. Творение, развитие мира есть вибрация священного слога Ом. Его произнесение ведёт к единению человека с космосом.

· Мифологема «именования» вещей. Слово – начало творения. Это значит, что вещи наделяются бытием, становятся сущими через слово-имя. Бог творит мир, именуя его: «И сказал Бог: да будет свет и тьма. И стал свет… И назвал Бог свет днём, а тьму ночью». Имена, которыми награждает вещи сам человек, – лишь отдалённый отзвук их первозданной сущности.

· Мифологема «единства» человеческого праязыка.

Единство языка, мышления и бытия должно найти отражение в едином общечеловеческом языке. Если язык укоренён в самом бытие, если язык, по словам В. Гумбольдта, – это деятельность, энергия духа, то не может быть двух или множества языков, говорящих о едином бытии. «На всей земле был один язык и одно наречие», – сказано в Книге Бытия. «Вавилонское смешение языков», осуществлённое Богом в наказание за дерзость человеческих замыслов, означает забвение человеком своего места и предназначения в мире. «Смешение языков» – это символ заблудших душ. Тождество языка, мышления и бытия можно выразить также через идею эволюции языка. Язык в своём развитии преодолевает десять ступеней: 1) абстрактное, потенциальное тождество языка, мышления и бытия; 2) язык как начало творения, различения Единого (священный слог Ом: «в начале было Слово»); 3) именование вещей. «Язык сущности». Язык как первозданное имя вещи; 4) единый человеческий праязык; 5) «вавилонское смешение языков», начало множества человеческих языков и наречий; 6) забвение имени вещи, превращение имени вещи в знак; 7) создание человеком искусственных языков (логических, математических). Появление семиологии – учения о языке как знаковой системе. Данная ступень выражает современное состояние языка. Это низшая ступень в эволюции языка, с которой начинается его восхождение к первозданному языку-сущности; 8) забвение не только имени, но и знака вещи, превращение языка в самостоятельную сущность, полностью оторванную от бытия вещей. Сегодняшним прообразом такого состояния языка можно считать искусство авангарда, постмодернизма, разрушающее условную знаковую связь между языком и миром вещей; 9) исчезновение человеческого языка, постижение мира без помощи языка, через непосредственное узрение сущности вещей. Возвращение к «языку сущности», лишённому звуковой плоти; 10) конкретное тождество языка, мышления и бытия: «В конце будет Слово…»