Пико делла Мирандола между платонизмом, аристотелизмом, Каббалой и религией
2.4.1. Позиция Пико
Позиция Фичино, столь щедрая начинаниями, имеет соответствующие аналоги у Пико делла Мирандолы (1463—1494),и тем не менее, содержит еще более многочисленные различия и разногласия.
Самые яркие новшества, которые он внес по сравнению с Фичино, таковы, а) К магии и герметизму он присоединяет также "Каббалу", которая произвела чрезвычайный эффект, б) Он вознамерился привлечь к общей программе доктринального примирения также Аристотеля (которого изучил главным образом в Падуе), в) Кроме того, он чувствовал симптомы начинающегося упадка в направлении грамматологическом и в большой мере редуктивистском, проявившемся у некоторых гуманистов. Было необходимо защитить некоторые завоевания схоластики (знаменательной в этой связи оказывается его полемика с Гермолаем Варваром) ; г) Он принял живое участие в религиозной реформе, которая не ограничивалась теоретическими планами (и в этом отношении показательны его симпатии к Савонароле).
Мы остановимся на двух основных пунктах доктрины Пико делла Мирандолы.
2.4.2. Пико и Каббала
Как понимал Пико "Каббалу", как он считал возможным употребить ее в плане общей увязки религии с философией?
Каббала — мистическая доктрина. В еврейской теологии предназначена для обнаружения главным образом того, что сделано Богом евреев, чтобы лучше познать его и понять Библию. Каббала сочетает два аспекта: один теоретике-доктринальный (что, между прочим, способствует определенной "аллегорической" интерпретации Библии) и аспект практико-магический, разрабатываемый либо в форме аутогипноза, для реализации внутреннего созерцания, либо в форме очень близкой к магии, основанной на власти сакрального еврейского языка и на получаемом от ангелов голосе , а также на десяти именах власти и атрибутов Бога, так называемые "sefirof. Каббала имеет средневековое происхождение (обнаруживает сходство с писаниями герметиков, халдейских оракулов, орфиков), но основатели Каббалы возводят ее к самым древним еврейским традициям.
В этом случае, также имела место нашумевшая историческая ошибка, которая определила позицию Пико. Он считал, что Каббала действительно восходит к самой древней традиции, проще говоря — к Моисею, и передавалась она из поколения в поколение устно под видом эзотерических посвящений.
Но, поскольку, в общем, в Каббале есть немало привлекательных, хотя и спорных идей, мы считаем уместным привести здесь страницу из книги Yates ("Джордано Бруно и традиция герметиков"), в которой с образцовой ясностью и чрезвычайно эффектно исследуются (с использованием большей частью работы G. Scholem), общая теоретическая и практическая установки доктрины.
Каббала, которая разрабатывалась в Испании в течение средних веков, основывалась на учении о десяти sefirot и двадцати двух буквах еврейского алфавита. Доктрина sefirot изложена в книге творения. Sefirot есть "десять самых общих имен Бога, которые в комплексе дают Его единственное великое имя".
Это "имена творениям, данные миру Богом", и сотворенная вселенная. Это пространственная развертка живительных сил Бога. Творческий аспект sefirot включен в космологический контекст и действует как отношение между десятью сферами космоса, который составлен из сфер семи планет, сфер неподвижных звезд, и более высоких сфер,
помещенных выше. Характерно для каббализма то значение, которое приписывается ангелам или божественным духам, которые подобно медиумам, рассеяны по всей этой системе, расположены согласно иерархии, в рамках другой иерархии. Существуют дурные ангелы, или демоны в иерархии антагонистической благому. Теософская система основана на утонченной мистической интерпретации слов и букв еврейского текста, в особенности Книги Бытия.
"Еврейский алфавит для каббалиста содержит имя или имена Бога; он отражает духовную природу мира и креативного языка Бога. Творение, с точки зрения Бога, является выражением Его самого, сокровенного Бога. Ему присваивается имя, святое имя Бога, бесконечно творящего. Посредством созерцания букв еврейского алфавита и их комбинаций, из которых составлено имя Бога, в каббалистике познают Бога и его деяния, зашифрованные в его имени.
Две ветви испанского каббализма основываются, на том, что имена имеют характер взаимодополнительный и частично накладываются. • Одна имеет наименование "путь sefirot''; другая — "тропа имен". Знатоком "тропы имен", был Абрахам Абу-ль-Афия, испанский еврей XIII столетия, который выработал крайне сложную медитативную технику, основанную на системе ассоциации букв еврейского алфавита в бесконечных комбинациях и вариациях.
Коль скоро Каббала является по существу доктриной мистической, то метод узнавания Бога обязательно связан с магической деятельностью, в которой можно упражняться либо мистически, либо изобретая иной собственный способ, представляющий вид аутогипноза для облегчения созерцания. G. Scholem полагает, что Абу Афия практиковал именно в этом направлении. Есть также форма оперативной магии, в которой используют свойства еврейского языка, или силу вызываемых ангелов, для того, чтобы осуществить магические операции (очевидно, что это говорится с позиции того, кто мистически верит в магию, как например, Пико делла Мирандола). В своих трудах кабалисты ввели имена ангелов, которых нет в Писании (где есть упоминание только Гавриила, Рафаила и Михаила), и которые наделены особыми функциями. Их имена имеют суффиксы — "эль" или "ях", свидетельствующие об их представительстве от имени Бога. За этими ангельскими именами, произнесенными или вырезанными на талисманах, признавалась большая сила. Значительная магическая власть присваивалась также аббревиатурам еврейских слов, полученным методом "notarikon", т.е. в транспозиции исоставлении анаграмм слов. Одним из самых усложненных методов, использованных в каббалистической практике, или каббалистической магии, был метод "gematria'', основанный на числовых значениях, определенных каждой букве еврейского алфавита, что порождало математическую систему крайней сложности. Благодаря ей, как только слова преобразовывались в числа, а числа в слова, можно было считывать совокупную организацию мира на основании слова-числа, или можно было подсчитать точное число небесных обитателей, восходящее к 301.655.172. Уравнение слова-числа во всех этих методах может вовсе не иметь магического характера, а быть просто мистическим, однако оно является важным аспектом каббалистической практики, благодаря связи с именами ангелов. Например, семьдесят два ангела, посредством которых можно достигнуть тех же sefirot, могут быть вызваны, если известны их имена и соответствующие им числа. Призывы должны всегда формулироваться на еврейском языке, но существуют также призывы безмолвные, которые выполняются, если просто расположить в определенном порядке слова, буквы, признаки или символы еврейского языка.
По этой причине Пико всецело посвятил себя изучению еврейского языка (помимо арабского и халдейского), потому что без непосредственного знакомства с еврейским нельзя по-настоящему заниматься Каббалой.
Только так в полном объеме могут быть поняты известные "900 тезисов, навеянных философией, каббалой и теологией", представленые Пико, в которых аристотелики и платоники, философия и религия, магия и Каббала должны были быть объединены. Некоторые из этих тезисов были признаны еретическими и осуждены. Серия гонений закончилась заключением в тюрьму в Савойе (он был впоследствии освобожден вмешательством Лоренцо Великолепного и прощен Александром VI в 1493 году). "Речь о достоинстве человека", которая была и остается одной из самых известных деклараций Гуманизма, могла бы быть предисловием к "Тезисам".
2.4.3. Пико и доктрина достоинства человека
Доктрина этого грандиозного "манифеста" представлена в форме мудрости, обретенной на Востоке, и, в частности, как поучения Асклепия, приписываемые (как уже было сказано) Гермесу Трисмегисту: "Великое чудо — человек". Вот недвусмысленные декларации Пико: "В арабских книгах я прочел, преподобные отцы, что Абдулла Сарацин, от которого потребовали, чтобы он указал на самое большое чудо мира, ответил, что нет ничего более изумительного, чем человек. Сходно звучит сказанное Гермесом: "Великое чудо, о Асклепий, человек".
Но почему человек являет собой большое чудо? Объяснение Пико (по справедливости ставшее очень известным) следующее. Все творения онтологически определены по сущности быть тем, что они есть, а не иным. Человек, напротив, единственный из творений, помещен на границе двух миров, свойства которого не предрешены, но заданы
таким образом, что он сам лепит свой образ согласно заранее выбранной форме. И, таким образом, человек может возвышаться посредством чистого разума и стать ангелом, и может подниматься еще выше. Величие человека будет, таким образом, заключаться в искусстве быть творцом самого себя, в самоконституировании.
Вот самая превосходная речь, которую Пико вложил в уста Бога. Это обращение к человеку, только что созданному, имело самый широкий отклик у современников: "Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определяешь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие божественные" (цит. по: История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли, т. 1, 1962, стр. 507—508).
Таким образом, в то время как животные не могут быть ничем иным, кроме как животными, ангелы — ангелами, в человеке есть семя любой жизни. В зависимости от этих семян, которые будут прорастать, человек станет либо растением, либо мыслящим животным, либо ангелом; и, если он не будет доволен всем этим, то в своих глубинах он явит тогда " единственный дух, сотворенный по образу и подобию Божьему, тот, что был помещен выше всех вещей, и остающийся выше всех вещей".
И вот последняя страница, на которой представление о "хамелеоновой" природе человека снова подкреплено словами Пифагора (из доктрины метемпсихоза) также, как и Библией и восточной мудростью, и изложено все это остроумно и изысканно (тот же Помпонацци, как далее увидим, вдохновится ею): "И как не удивляться нашему хамелеонству! Или вернее — чему удивляться более? И справедливо говорил афинянин Асклепий, что за изменчивость облика и непостоянство характера он сам был символически изображен в мистериях как Протей. Отсюда и известные метаморфозы евреев и пифагорейцев. Ведь в еврейской теологии то святого Эноха тайно превращают в божественного ангела, то других превращают в иные божества. Пифагорейцы нечестивых людей превращают в животных, а если верить Эмпедрклу, то и в растения. Выражая эту мысль, Магомет часто повторял: "Тот, кто отступит от божественного закона, станет животным и вполне заслуженно". И действительно, не кора составляет существо растения, но неразумная и ничего не чувствующая природа, не кожа есть сущность упряжной лошади, но тупая и чувственная душа, не кругообразное вещество составляет суть неба, а правильный разум; и ангела создает не отделение его от тела, но духовный разум. Если ты увидишь кого-нибудь, ползущего по земле на животе, то ты видишь не человека, а кустарник, и если увидишь подобно Калипсо кого-либо, ослепленного пустыми миражами фантазии, охваченного соблазнами раба чувств, то это ты видишь не человека, а животное. И если ты увидишь философа, все распознающего правильным разумом, то уважай его, ибо небесное он существо, не земное. Это — самое возвышенное божество, облаченное в человеческую плоть. И кто не будет восхищаться человеком, который в священных еврейских и христианских писаниях справедливо называется именем то всякой плоти, то всякого творения, так как сам формирует и превращает себя в любую плоть и приобретает свойства любого создания! Поэтому перс Эвант, излагая философию халдеев, пишет, что у человека нет собственного природного образа, но есть много чужих внешних обликов. Отсюда и выражение у халдеев: человек — животное многообразной и изменчивой природы. " (цит. по: История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли, т. 1, 1962, стр. 508—509).
Вышеприведенный знаменитый фрагмент Пико нужно понимать именно в контексте магической герметики и каббалистики. И только эта точка зрения выявляет специфику и своеобразие гуманизма эпохи Возрождения и отличие его от гуманизма средневекового и последующих его форм.
Франческо Патрици
Франческо Патрици жил в XVI столетии (1529—1597), но придерживался той же линии, что Фичино и Пико, т.е. парадигмы герметического мышления, которое уже было проиллюстрировано. Он основательно изучал "Corpus Hermeticum", как и "Халдейские оракулы". Его самой значительной теоретической работой является "Новая универсальная философия".
Патрици был убежден вслед за Гермесом Трисмегистом (которого он считает не только современником Моисея, но даже несколько старше (paulo senior)), что без философии нельзя быть религиозным по большому счету. Но дерзость Аристотеля, отрицавшего всеведение и всемогущество Бога, нанесла тяжелейший ущерб философии. Поэтому было необходимо противопоставить аристотелевской философии платоновскую (Платона, Плотина, Прокла и Отцов церкви), но особенно философию герметикой (для него трактат Гермеса значил гораздо больше, чем все книги Аристотеля).
Патрици дошел до того, что даже призывал папу ввести преподавание "Corpus Hermeticum", что было, с его точки зрения, делом огромной важности, и предположительно могло привести к возвращению в католическую веру немецких протестантов. Патрици рекомендовал Понтификату ввести герметизм в программу обучения иезуитов. В общем, Патрици считал "Corpus Hermeticum" наилучшим инструментом на службе реставрации католицизма.
Ясно, что инквизиция осудила как неортодоксальные некоторые из идей Патрици. Попытка навязать Гермеса Трисмегиста официальной церкви провалилась. Все же справедливо замечание Yates o том, что дела Патрици свидетельствуют о "беспорядке в мышлении к концу XVI столетия, и о том, насколько было трудно даже для такого крупного платоника-католика как Патрици, оставаться в пределах собственно теологии". (Yates)