Искендер направляется в индию

Дай с расплавленным золотом чащу, - оно

Красной серой становится. Мудро вино.

Дай мне снадобья, кравчий, чтоб медь моя стала

"Красным львом", - чтоб всезнаньем она заблистала.

* * *

Cкакуна погоняй, путь удобен степной.

Скоро сможешь покончить с дорогой земной.

Из краев, где твой дух мучит скорбь и досада,

Мчись к Эдему, спеши и домчишься до сада.

Как прельстился ты прахом под сменою лун?

Прах пожрал даже то, чем прельщался Карун.

Путь спасенья - смиренье. Так шествуй дорогой,

Словно солнце, единственной, верной и строгой.

Хоть и ждет на дороге сверканье ножей,

Возят вьюки купцы, не страшась грабежей.

Если нет на дороге лихого народа,

Значит, путь не приносит прямого дохода.

Там, где клады находят, веков испокон

Сторожит эти клады опасный дракон.

* * *

Тот, кто стройный рассказ вел по должному чину,

Так открыл нам ядро, взрезав дел сердцевину:

Царь из Балха ушел и пришел он в Газну,

И покинул он горького моря волну.

И вожди приходили к нему отовсюду,

И решил Повелитель: "Я в Индии буду!"

И промолвил он тем, кого чтил искони:

"Свет счастливой звезды мне лобзает ступни:

Весь Иран обратил я в румийцев угодья, -

В край индийский хочу повернуть я поводья.

Я к коварному Кейду направлю коня,

Чтоб коварного в нем не осталось огня.

Если выйдет навстречу ко мне он с поклоном, -

Буду щедрым, пленю его этим полоном;

Если ж в распрю меня он захочет вовлечь,

Что ж, тогда буду я, шея Кейда и меч.

Я его поверчу! Он, быть может, отважен,

По он будет сидеть там, где будет посажен!

Вновь направлюсь я вдаль, - свод небесный не хмур,

И копье мое встретит испуганный Фур;

Но, венец его взявши, я медлить не стану:

На неведомый край хана ханов нагряну.

И пойду на Тараз, и пойду я на Чач;

Я весь мир захвачу в быстрой смене удач!"

Принял каждый, мечтавший о дерзостном бое,

Это слово царя, как веленье любое.

В день, когда положение звезд предрекло,

Что удачи звезда засияет светло,

Искендер, чье чело небеса осветило,

Сел в седло. Из Газны поспешает светило, -

И уже дивной Индии взор его рад.

Вся дорога в придворных - сверкающий сад.

Все решал Миродержец и быстро и смело,

Так и с Кейдом хотел мигом кончить он дело, -

Над страной его бурный поднять ураган

И насытить поклажею свой караван.

Но, опомнившись, тотчас забыл он об этом, -

Остановлен он был многомудрых советом.

И гонца он к индийцу послал, чтоб гонец

Так промолвил, явившись в индийский дворец:

"Выходи, если ты приготовился к бою.

Я, как черная туча, стою пред тобою.

Если выйдешь ко мне, не оружьем стуча,

А моленья шепча, - не увидишь меча.

Ведь нарцисс поднялся бы, взросла б его сила.

Если б туча дождями его оросила,

Ведь оделась бы роза в убранство свое,

Если б жаркое солнце пригрело ее.

Если я рассержусь, - ужаснутся просторы,

Если вздрогну, - качнутся и долы и горы.

Над землею высоко я трон свой возвел,

Я не сплю. Опасайся. Я - зоркий орел.

Кто всклокочил бы волосы в ярости страстной,

Тот лишь на волос был бы от смерти ужасной.

Пусть края ваших гор - как печи под лучом,

Ваши горы своим одолею мечом!

Жду ли золота здесь, жду богатства иного ль?

Магрибинского золота видел я вдоволь!

Иль красавиц ищу, - их очей и речей?

Но ведь солнце Хорезма горит горячей!

Иль добыча каменьев царит в моей думе?

Самоцветы в избытке имеются в Руме.

Мой из Индии меч; ныне снедь мне нужна.

Съесть я ныне смогу боевого слона!

Не проешь своей подати, - вспомни-ка друга:

На румийце индийская блещет кольчуга.

Сбережешь свой венец, коль запомнишь слова.

Вышлешь дань - хорошо, нет - слетит голова!"

И у Кейда посланец, привычный к двуличью,

Сеть расставил свою пред внимательной дичью.

Он индийцу явил те слова из огня,

Что пылали ужаснее Судного дня.

И, узрев пред собой страшный день воскресенья,

Кейд решил: осторожность - дорога спасенья.

Все, что ныне сбылось - снилось Кейду во сне,

И не раз размышлял он о завтрашнем дне:

"Нет, с румийским царем спор напрасный не нужен:

Он всю землю прошел, с небесами он дружен.

Как ом Дария.сверг! С той поры что свершил!

Он в Хабеше, в краю Бухары что свершил!"

Кейд не счел рассудительным быть непокорным,

Не к покою идти, а к бореньям упорным.

Понял он, что велик этот пламенный лев

И что надо смирить его царственный гнев.

И раскрыл он уста, и вознес восхваленья,

И сказал, что исполнит он все повеленья:

"Если в мире царю быть мудрейшим дано, -

Значит, миром правленье ему суждено.

Пусть луна ему служит подножьем престола,

Но да сходит он к жителям скорбного дола!

В моем сердце живет к шахиншаху любовь, -

Что ж грозит он войной, что же хмурит он бровь?

Если хочет, - сокровищ отдам половину,

Если хочет, - венец с головы своей скину.

Если жизни моей он желает, - свое

Вырву сердце, окончу свое бытие.

И венец, и престол, и казну, не жалея,

Я отдам, если вышлет ко мне казначея.

Не царя он увидит во мне, не врага.

Искендер - господин, я - покорный слуга.

Если хочет он власти, - я буду безволен,

И рабом своим будет Великий доволен.

Если ж Властный не так благосклонен к рабу

И желает напрасно идти на борьбу,

Я укроюсь и распрю с Великим отрину,

Но под ноги слона своей жизни не кину,

И пускай на мой край он войною встает,

Все же крови моей государь не прольет.

Если даст мне приют, - протрубят мне не трубы ль

Славных дней? С ним останусь. Ведь это не убыль.

Если с войском нагрянет, то я ведь не хром,

Скрыться можно: немало пристанищ кругом.

Если ж царь на меня снисходительным взором

Поглядит и скрепит наш союз договором,

И не будет ущерба владеньям моим;

И от всякой напасти я буду храним,-

Дам царю я четыре подарка. На свете

Ничего нет ценней, - вот даяния эти:

Лишь с луною сравнимая дочь моя... Нет!

Не с луною, а с солнцем! Велик ее свет;

Дивный кубок из яхонта: кубок вздымая,

Пьешь и пьешь из него, - все ж он полон до края!

Прозорливый мудрец - все раскрыто пред ним.

Он таимое видит мышленьем своим;

Старый врач, изучивший недугов явленья

И несущий стенающим день исцеленья.

Если б царь был дарами доволен вполне,

То отраду большую доставил бы мне".

Согласился гонец: "Если эти четыре

Дивных дара, прекраснее многого в мире,

Ты направишь царю, - будешь взыскан судьбой:

Всей земли повелитель сроднится с тобой;

Он поставит тебя в череде именитых,

И не быть твоим просьбам среди позабытых".

Выбрал Кейд из премудрых придворных своих

Одного, кто для дел многотрудных таких

Был пригоден. Его к шахиншаха порогу

Он отправил с гонцом Искендера. В дорогу

Дал указ он посланцу, в указе смешав

Нужный жир и обильную сладость приправ.

Возвратился посол к Искендеру, и рядом

С ним был важный индиец, сверкающий взглядом.

И они, бросив седла, спеша ко двору,

Засияли, как розы в садах поутру.

И увидел индиец из древнего рода,

Что шатер этот выше шатра небосвода,

И поклоном подмел перед троном он прах

И промолвил царю о великих дарах.

Все слова, что посланцу положены чином

Вознести, коль он послан своим господином,

Он вознес и подробно сказал обо всем,

Что готовилось в дар его зорким царем.

Запылал Искендер. Медлить не было духа.

Глаз возжаждал того, что услышало ухо.

Нетерпеньем зажегся он с этой поры,

Торопился принять он все эти дары;

Обласкал он посланца под царственным кровом

И посулом щедрот и приветливым словом.

К Кейду послан с другими был сам Булинас,

И был вскрыт Искендером сокровищ запас.

И письмо, что всю Индию делало воском

И румийским индийцем, сверкавшее лоском

Разукрашенных строк, было послано льву

От Стрелка, что напряг своих слов тетиву.

В нем являло уловки умелое слово,

Что все души прельщать было вечно готово.

В нем немало звучало ответных похвал

За хвалы, что Великому Кейд воздавал.

И писец сумрак мускуса слил с камфарою,

И с охранною грамотой ранней порою

Булинас и другие познанья сыны

Путь свой начали к шаху индийской страны.

Ожидая, что встретит готовых к обману,

Прибыл румский мыслитель к индийскому стану.

Но узрел он, что, благом приветным дыша,

Не коварна - прозрачна индийца душа.

И склонился мудрец и коснулся он праха:

Кейд был в царском венце, в ярком поясе шаха.

Дал он Кейду письмо, дав лобзанье письму,

Также ключ от сокровищ вручил он ему.

Был прочитан весь лист неробевшим дебиром,

И как будто бы небо качнулось над миром.