Глава 8. Страдание и Сострадание 187

которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю». И тогда мы тоже испытываем глубокое нравственное страдание.

Таким образом, вопрос о причине страданий в самом общем виде связан с проблемой добра и зла. Вопрос же о смысле страданий связан с вопросом о смысле жизни, о том основном призвании, пред­назначении, «задании», ради которого живет человек (это предназна­чение может быть как подлинным, так и мнимым, иллюзорным): на­сколько человек следует смыслу своего жизненного пути или уклоняется от него. В связи с этим можно поставить и другой воп­рос: к чему приводит страдание, не приносит ли оно благих плодов, которые оправдывали бы его. Оказывается, с этой точки зрения, стра­дание может стать школой жизни.

Попробуйте проверить это утверждение на собственном жизненном опы­те. Во-первых, страдание, испытанное нами вслед за каким-либо нашим дурным поступком, учит нас правде и справедливости, подтверждая наличие нравственного закона в жизни. Например, я обидел человека, а вскоре и сам испытал горечь обиды от другого. И это страдание на­помнило мне о том, которое причинил я. Подобного рода страдания практически обращают нас к «золотому правилу» нравственности: не делать другому того, чего не желаешь себе. Во-вторых, страдание очи­щает душу. В Библии сказано: «Пострадают некоторые и из разумных для испытания их, очищения и для убеления...» Об этом говорил и Дристотель: «Ничему хорошему в жизни нельзя научиться иначе, чем через страдания». Наконец, великий писатель — исследователь страда­ния Ф. М. Достоевский всем своим творчеством утверждал, что потреб­ность человека в очищающей скорби так велика, что часто он сам ищет возмездия, наказания, страдания, лишь бы успокоить свою совесть. В-тре­тьих, страдание облагораживает человека, являясь для нас источником огромных нравственных ценностей: оно приводит нас к вере, любви, духовной силе. Страдание делает нас снисходительными к другому, вос­питывает чуткость к чужому горю, понимание человеческой души. Из страдания человек, как правило, выходит крепче, т.к. оно закаляет волю, развивает выдержку, настойчивость. В-четвертых, страдание не только делает нас лучше, но вырабатывает в нас способность делать лучше других, ибо оно дает не только силу, но и мудрость, способность воздей­ствовать на других. А «чтобы разбивать словом жесткую скалу челове­ческого сердца, нужно самому испытать, что значить иметь разбитое сердце. И ведь не то страшно, когда сердце разбивается, а — когда оно превращается в камень» (В. Марцинковский).

Рассмотренные нами возможности влияния страдания на нрав­ственный облик личности не проявляются автоматически, то есть стра­дания вовсе не обязательно «очищают», «облагораживают» и т.д. Они, эти возможности, могут быть не использованы или вовсе не вос­требованы человеком. Таким образом, смысл страдания в том, слу­жит ли оно смыслу бытия человека, самовыражению и самоутверж­дению личности. Если да, то человек способен даже благословлять страдания и сознательно искать их. Для него жизнь без страданий бессмысленна, а «страдание — святая благодать» (В. Жуковский), к которой следует стремиться, как считал, например, А.С. Пушкин: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Однако далеко не все люди так относятся к страданию. Многие бывают раздавлены им, и тогда оно вызывает у гшх страх и проклятия.

8.3. «Патософия» — мудрость о страдании

От чего зависит разная реакция на страдание? И в чем истинная «мудрость о страдании», которую можно назвать «патософией» (В. Марцинковский)? Она заключается не в одном лишь анализе страдания и умении объяснить его смысл и причины, но главное — в умении его побеждать, мудро овладевать им. Ив этом — одна из главных задач жизни, ибо принять жизнь — значит принять стра­дание, а уметь жить — значит уметь страдать, считают сторонники патософии.

Практически мы реагируем на страдание двояко: или мы бежим от него, или принимаем его. Реакция на страдание, модель нашего поведения зависит от нашего понимания страдания, нашего отно­шения к нему.

Если страдание воспринимается как неизбежность, связанная с несправедливостью и безысходностью, то естественное стремление человека — бегство от страдания. Причем формы этого бегства могут быть самые разные — от ухода в нирвану путем внутреннего самосовершенствования (как в буддизме) или искусственным, лож­ным путем забвения (через алкоголь, наркотики и т.н.) — до пре­кращения страдания путем прекращения самой жизни — через са­моубийство (суицид).

Отношение к самоубийству всегда было разным в различных культурах и

системах морали. Многие восточные религиозно-этические учения пред-

188________________ Раздел III. Высшие моральные ценности

писывали неизлечимо больным людям и старикам во избежание страданий уходить в горы или пустыню и там искать смерти. «Лучше достойная смерть, чем недостойная жизнь», — учили стоики. Христианская религия всегда резко отрицательно относилась к самоубийству — с одной стороны, как к попытке избежать уготованной Богом участи, с другой — как к утра­те веры во всемогущество и благую волю Бога. Самоубийство считалось грехом, а самоубийц даже не хоронили на кладбищах в освященной земле. Поэтому сегодня религия отрицательно относится и к эвтаназии — доб­ровольному уходу из жизни в случае неизлечимой болезни, сопровождаю­щейся мучительными страданиями, на облегчение которых нет надежды. Не только религиозный запрет должен останавливать страдающего человека на пути к самоубийству, но и соображения рационального ха­рактера, определяемые индивидуальным мировоззрением и системой ценностей. Эти соображения могут быть самыми разными: выход ли это, нет ли другого способа решения проблемы? Не малодушие, не сла­бость, не трусость ли выбор самоубийства? Наконец, мысли о других — ведь каждый из нас кому-то нужен, и наш уход будет еще большим страданием для другого.

Таким образом, вопрос «Имеет ли человек право не только на жизнь, но и на смерть?» остается дискуссионным. И вопрос этот встает обычно, когда жизнь полна страданий (физических или ду­ховных), а страдания эти воспринимаются как несправедливые, не­заслуженные, не имеющие смысла. Именно бессмысленность стра­даний, их несправедливость вызывает обычно отрицательную реакцию и «бегство» от них.

Другое дело, если человек относится к страданию как к заслу­женному, более того, имеющему смысл. В этом случае отношением к страданию становится его принятие, которое, впрочем, тоже может быть разным: можно тупо терпеть, стиснув зубы, а можно преодо­левать или даже преображать страдание.

Если страдание воспринимается как справедливое наказание за
грех или преступление, и человек согласен с этим, согласен «постра­
дать», то его реакция на страдание — смирение и покорность. Но
если он к тому же видит в страдании возможность искупления сво­
ей вины, то он может воспринимать его с готовностью, даже с об­
легчением. ,- . *

Именно так трактует проблему страдания Ф.М. Достоевский, именно об

этом — его роман «Преступление и наказание»: Раскольников не только