Ние гражданскому закону — одно из требований естественного закона. 3 страница
Руссо подчеркивает, что предмет его исследования — политические законы,принципы политического права, вытекающие из общественного договора.
Законы характеризуются Руссо как необходимые условия гражданской ассоциации и общежития. Народ, творец законов, хотя "всегда хочет блага, но сам не всегда видит, в чем оно"5. Между тем создание системы законов — дело великое и трудное, требующее больших знаний и проницательности. "Частные лица, — пишет он, — видят благо, которое отвергают; народ хочет блага, но не ведает, в чем оно. Все в равной мере нуждаются в поводырях. Надо обязать первых согласовать свою волю с их разумом; надо научить второй знать то, чего он хочет. Тогда результатом просвещения народа явится союз разума и воли в Общественном организме; отсюда возникает точное взаимодействие частей и, в завершение всего, наибольшая сила целого. Вот что порождает нужду в Законодателе"6.
В данном контексте под "Законодателем"имеются в виду учредители государств, реформаторы в области политики и права. Сопоставляя великого правителя с великим законодателем, Руссо сравнивает второго с механиком — изобретателем машины и соз-
1 Там же. С. 183.
2 Там же. С. 183.
3 Там же. С. 190.
4 Там же. С. 190—191.
5 Там же. С. 178. е Там же. С. 178.
486 Раздел V. История философии права и современность
дателем образца, а первого — с рабочим, который лишь собирает и пускает в ход машину. "Тот, кто берет на себя смелость дать установления какому-либо народу, — поясняет Руссо задачи и роль великого законодателя, — должен чувствовать себя способным изменить, так сказать, человеческую природу, превратить каждого индивидума, который сам по себе есть некое замкнутое и изолированное целое, в часть более крупного целого, от которого этот инди-видум в известном смысле получает свою жизнь и свое бытие; переиначить организм человека, дабы его укрепить; должен поставить на место физического и самостоятельного существования, которое нам всем дано природой, существование частичное и моральное"1.
Деятельность такого необыкновенного законодателя просвещает народ и подготавливает необходимую почву для его собственного выступления в качестве законодателя. Ведь главное, по Руссо, не законы, а законодательная власть — "сердце Государства":"Не законами живо Государство, — пишет Руссо, — а законодательной властью. Закон, принятый вчера, не имеет обязательной силы сегодня; но молчание подразумевает молчаливое согласие, и считается, что суверен непрестанно подтверждает законы, если он их не отменяет, имея возможность это сделать. То, что суверен единожды провозгласил как свое желание, остается его желанием, если только он сам от него не отказывается"2.
Единственная сила суверена — законодательная власть — никому не передаваема и никем, кроме самого "народа в собраньи"3, не представляема: "Всякий закон, если народ не утвердил его непосредственно сам, недействителен; это вообще не закон"4.
Как только народ дает себе представителей, он более не свободен, его более нет. Но народ может быть представляем лишь в отношении "власти исполнительной, которая есть сила, приложенная к Закону"5. Отсюда, замечает Руссо, видно, что "законы существуют лишь у очень немногих народов"6.
Отмеченные противоречия и слабости в позиции Руссо не умаляют его выдающихся заслуг как большого новатора в области социальной, политической и правовой мысли. Его учение пронизано пафосом гуманизма, просветительства, защиты интересов народа, борьбы против произвола и неравенства. Своей оригинальной разработкой проблем общественного договора, народного суверенитета, общей воли, законодательства он существенно обогатил философские представления о праве и государстве и дал мощный толчок дальнейшим исследованиям в этой сфере.
1 Там же. С. 179.
2 Там же. С. 217.
3 Там же. С. 218.
4 Там же. С. 222.
5 Там же. s Там же.
Глава 3. Философия права Нового времени
Кант
Глубокая философская разработка проблем права, государства, закона (в контексте системно-философских учений о природе, обществе, государстве, праве, морали, религии, эстетике и т. д.) связана с творчеством представителей немецкой философии и прежде всего Канта (1724—1804) и Гегеля (1770—1831). Их диалектический подход (по сравнению с позицией предшественников, включая и материалистов XVIII в. с их недиалектическими, механистическими и метафизическими воззрениями) означал новый шаг вперед в познании всей социальной (в том числе и государственно-правовой) проблематики.
Вопросы должного и правильного в человеческих отношениях и действиях привлекали пристальное внимание Канта и находились в центре его философского интереса. "Если существует наука, действительно нужная человеку, — писал он, — то это та, которой я учу, — а именно подобающим образом занять указанное человеку место в мире — и из которой можно научиться тому, каким надо быть, чтобы быть человеком"1.
По смыслу кантовского агностицизма (познаваемость лишь явлений и невозможность познания "вещи в себе", а также сущностей типа "свобода воли", "бессмертие души", "бытие бога" и т. д.), теоретический разумможет достоверно ответить лишь на вопрос: "что человек может знать?", но не на вопросы: "что человек должен делать?" и "на что человек может надеяться?" Эти два последних вопроса, недоступные собственно познанию (теоретическому разуму), оказываются у Канта проблемами практики, практического разума— сферой должного, где трансцендентальные идеи разума играют лишь регулятивную, а не собственно познавательную роль. Поэтому вся кантовская метафизика (учение о морали и праве)предстает как учение о социальных регуляторах, о должном и недолжном в социальных отношениях и вообще в человеческих действиях, как своеобразная соционормативистика.
Регулятивная значимость трансцендентальных идей проявляется в том, что они дают направление, ориентир и цель деятельности разума (и действиям человека как разумного существа): априорные максимы разумавыступают как законы и правила для практической сферы в виде долженствования, обозначая тем самым нормы морального и правового порядка.
Основной трансцендентальной идеей и первым постулатом кан-товской этики является свобода человека,его свободная воля, которая определяет смысл моральной независимости и автономии личности, ее способность и право самой устанавливать правила
1 Кант И. Соч. Т. 2. С. 206.
'ЧГ
Раздел V. История философии права и современность
Глава 3. Философия права Нового времени
должного и следовать им без внешнего принуждения и давления1. И в этом плане акцент Канта на свободной воле и моральной автономии личности отчетливо свидетельствует о его стремлении освободить этику от теологии и возвысить мораль над религией. Он подчеркивал, что "мораль отнюдь не нуждается в религии"2.
В качестве эмпирического существа человек (как часть природы, вообще мира явлений) и все его поведение, все его действия подчинены всеобщей каузальности и внешней необходимости, так что человек и его поступки в этой плоскости сущего, где вообще нет свободы, тоже несвободны. Поэтому эмпирические характеристики поведения человека как совокупность необходимых причинно-следственных связей (от генезиса до конечных результатов) можно не только выявить в ходе теоретического познания, но и, замечает Кант, даже заранее точно предсказать, как лунное или солнечное затмение.
Однако, поскольку человек не только эмпирическое явление (феномен), но и трансцендентальная сущность (ноумен),ему присуща свобода, и его поступок в данной плоскости является актом свободной воли, совершенно независимой от внешних (феноменальных) необходимостей, детерминаций и каузальностей. Следовательно, один и тот же поступок, рассмотренный, как говорит Кант, в различных отношениях (т. е. с позиций сущего или должного, эмпирического или трансцендентального), одновременно может быть охарактеризован в двух планах — как явление, подчиненное законам каузальности, и как акт свободной воли. Подход к человеку с позиций кантовской морали продиктован стремлением возвысить "человека над самим собой (как частью чувственно постигаемого мира)"3.
Свободная воля одновременно является и моральным законодателем (установителем) и добровольным исполнителем моральных правил (максим разума), причем Кант особо подчеркивает (как свое открытие в области морали), что в свободном моральном поступке личность подчинена "только своему собственному и тем не менее всеобщему законодательству"*.
Эта мысль отчетливо присутствует в категорическом императиве,гласящем: "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом"5.
1 См. подробнее: Философия Канта и современность / Под общей редакцией Т.И. Ойзермана. М., 1974. С. 112 и ел.
2 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 7.
3 Канте И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 413.
4 Там же. С. 274. Это совпадение на самом деле является следствием кантовской юридизации морали: принципом морали (для всех и каждого) у Канта оказывается (по смыслу его категорического императива) принцип права - принцип "всеобщего законодательства".
5 Там же. С. 260.
В другой своей формулировке этот категорический императив звучит следующим образом: "Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству"1'.
Применительно к праву кантовский категорический императив велит:"... Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом"2.
Имея в виду право, требуемое идеей разума,Кант определяет его так: "Право — это совокупность условий, при которых произвол одного (лица) совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы"3. Право, следовательно, подразумевает свободу индивидов (свободу их воли) и связанную с этой свободой возможность (и необходимость) произвола, столкновение и коллизию различных, произвольных действий и т. д.; право и есть общее для всех правило (совокупность правил) согласования произвольных, коллизионных действий свободных лиц. Смысл и назначение права в том, чтобы ввести свободу и произвол всех индивидов (как властвующих, так и подвластных) в разумные и общезначимые рамки. Право касается лишь действий и обозначает только внешние границы общедопустимого поведения, т. е., иначе говоря, выступает по существу в виде запретов, подразумевая дозволенность незапрещенного.
Такое правопонимание у Канта опирается на идею моральной автономии личности, ее абсолютной самоценности, ее способности самому дать себе закон, знать свой долг и осуществлять его4. Сама возможность свободы и общего для всех людей закона коренится, согласно Канту, в этой моральной автономии (т. е. самоценности, самозаконности и независимости) личности.
Принцип кантовского морального законапо сути дела является лишь модификацией принципа формально-правового равенства(с его всеобщностью, независимостью индивидов, свободой их воли и т. д.). Иначе говоря, кантовская концепция моральности права имеет правовой смысл и значима для философии права именно потому и постольку, поскольку сама эта моральность по сути своей юридична.
Именно поэтому, кстати, и нельзя согласиться с гегелевскими утверждениями, что в кантовском моральном учении о праве "практический разум полностью лишен материи законов и способен установить в качестве наивысшего закона только форму пригодности
1 Там же. С. 270.
2 Там же. Т. 4. Ч. 2. С. 140.
3 Там же. С. 139.
Под заметным влиянием этих идей И.Г. Фихте определял право как отношение между разумными, морально автономными и свободными индивидами. — Fichte J.G. Sдmtliche Werke. Berlin, 1845, В. 3. S. 557.
Раздел V. История философии права и современность
Глава 3. Философия права Нового времени
максимы произвола"1, и будто нет ничего, что с помощью кантов-ского категорического императива не могло бы быть представлено в виде морального закона.
В возражение Гегелю и в защиту Канта можно, напротив, сказать, что в кантовском практическом разуме как раз присутствует "материя", а именно — правовая "материя" (принцип правового равенства),адекватным выражением чего и является категорический императив. А без такой правовой "материи" и просто невозможно (фактически и логически) сформулировать кантовский категорический императив. Тем более невозможно во всеобщей форме такого (правового по своей "материи") категорического императива выразить антиправовой произвол.
Своим моральным учением о праве Кант морально (и философски) оправдывает и возвышает "материю" и принцип права, что и определяет его выдающийся вклад в философию права. Но достигается это у него ценой юридизации морали,принципом и категорическим императивом которой оказывается принцип права.
Регулятивная сила идеи разума в некотором отношении эквивалентна силе договора, поскольку, разделяя некоторую идею и действуя в направлении реализации ее требований, люди действуют собственно так же, как если бы они специально договорились о том же самом (в форме так называемого общественного договора). Существенная разница здесь, правда, в том, что веления идеи разума безусловны (отсюда и безусловный характер кантовского категорического императива), тогда как договор по своему существу, предмету, содержанию и т. д. условен (и, следовательно, условно обязателен), может быть изменен, расторгнут и т. д.
Трактовка общественного договорав духе регулятивной идеи разума раскрывается в кантовском учении в виде требования республики(т. е. того, что в дальнейшем стали называть правовым государством) с разделением властей.
Канту принадлежит большая заслуга в деле последовательного философского обоснования и развития либеральной теории правового государства.
Согласно Канту, "государство — это объединение множества людей, подчиненных правовым законам"2. Благо государства состоит в высшей степени согласованности государственного устройства с правовыми принципами.
Реализация требований категорического императива в сфере государственности предстает у Канта как правовая организация государства с разделением властей(законодательной, исполнительной и судебной). По признаку наличия или отсутствия разделения
1 Гегель. Политические произведения. М., 1978. С. 208.
2 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 233. "Правовыми законами" Кант называет законы государства (в отличие, скажем, от моральных законов). Иначе говоря, это не правовой законв смысле развиваемого нами юридического правопонимания.
властей он различает и противопоставляет две формы правления: республику(кантовский эквивалент правового государства) и деспотию.
Характеризуя различные власти, Кант подчеркивал, что правосудие должно осуществляться избранным народом судом присяжных. Определяющее значение в его теории, исходившей из идеи народного суверенитета,придается разграничению законодательной и исполнительной властей. "Республиканизм, — писал он, — есть государственный принцип отделения исполнительной власти (правительства) от законодательной; деспотизм — принцип самовластного исполнения государственных законов, данных им самим; стало быть публичная воля выступает в качестве частной воли правителя"1. Применительно к законодателю Кант формулирует следующий ограничительный принцип его деятельности: то, чего народ не может решить относительно самого себя, того и законодатель не может решить относительно народа.
В своем учении о разделении властей Кант отвергает идею "равновесия" различных властей, отстаивает верховенство законодательной властикак выразительницы народной воли и подчеркивает ее приоритет по отношению к другим властям. Он выступает за четкое разграничение полномочий различных властей, против их смешения. В этой связи он подчеркивает, что управленческая деятельность и акты исполнительной власти не должны нарушать верховенства закона, а судебная власть должна осуществляться только судьями. Обосновываются независимость суда и необходимость введения выборного суда присяжных.
Различные власти, исходя из единой воли народа, должны, по концепции Канта, действовать согласованно и в общем направлении. "Воля законодателя, — пишет он, — безупречна, способность к исполнению у верховного правителя неодолима, а приговор верховного судьи неизменяем"2.
В целом республика (кантовская концепция правового государства) выступает в трактовке Канта не как эмпирическая реальность, а как та идеально-теоретическая конструкция (модель), которой следует руководствоваться как требованием разума и целью наших усилий в практической организации государственно-правовой жизни.
Таким образом, идеи республиканизма (в их принципиальном отличии от деспотизма) как идеи разума позволяют (в качестве критериев и ориентиров), с одной стороны, оценить наличное состояние дел, а с другой — содействовать (в силу регулятивных возможностей идеи) продвижению к искомому должному состоянию. Причем в принципе возможно лишь приближение (в истори-
1 Кант И. Соч. Т. 6. С. 269.
2 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 237.
Раздел V. История философии права и современность
ческом будущем) к этому состоянию, но никак не полное ее осуществление.
Проблема различения права и закона раскрывается (и подменяется) у Канта в контексте соотношения морали и права1.
Морально обоснованный закон у Канта — это разумное право, продиктованное трансцендентальной идеей. Речь здесь у Канта идет не о сущем, а о должном (республиканизме, о моральности закона), соответствующем идее разума и подлежащем практическому осуществлению (в ходе постепенного исторического прогресса на путях реформ, а не революций) гражданско-правового состояния.
Общность морали и права в их кантовской трактовке состоит В| том, что они оба представляют правила должного, продиктованные! идеей разума2. Специфика морали состоит, по Канту, в том, что она! (и ее правила) требует автономного установления и исполнения долга! ради самого долга — без всяких внешних расчетов, вмешательств,! наград и присуждений.
В зависимости от характера мотивов, определяющих отноше-| ние человека к требованиям морального закона, Кант различает! моральность и легальность, моральный и легальный поступки:в| первом случае деяние продиктовано чисто моральным мотивом совершается ради самого морального закона, во втором случае действие обусловлено иными (не моральными, возможно и аморальными) мотивами, но требования морального закона (т. е. законность,| легальность) не нарушаются. Лишь моральное деяние и являете* добрым,поскольку, замечает Кант, сообразность деяния с моральным законом может быть случайной и сомнительной, "так как безнравственное основание хотя и может вызвать порой сообразные законом поступки, но чаще будет приводить к поступкам, противным закону"3. Характерно в этом плане и положение Канта о том| что "не понятие доброго предмета определяет и делает возможны» моральный закон, а, наоборот, только моральный закон определяв и делает возможным понятие доброго"4.
Все, что связано с моральным деянием и его последствиями, это право моральной личности, сфера его независимости от всех всего, область его свободы и ответственности только перед сам»
1 Философское учение о праве Кантотносит к сфере моральной философии (так, oij говорит о морали в смысле "учения о праве").В отличие от этого "юрист, если < в то же время (в моральном отношении) не философ", расценивается им лишь законовед, стоящий "рядом с властью", обязанности которого сведены к тому, бы "применять существующие законы, а не исследовать, нуждаются ли они сами i улучшении". - Кант И. К вечному миру // Трактаты о вечном мире. М., 1963 С. 173, 191.
2 Эту проблематику Э.Ю. Соловьевраскрывает как "взаимодополнительность мо рали и права". — Соловьев Э.Ю. Кант: взаимодополнительность морали и права. ** 1992.
3 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 224.
4 Там же. С. 387.
Глава 3. Философия права Нового времени
собой за свой выбор (есть, правда, еще и грядущее божественное воздаяние бессмертной душе по справедливости за земные дела). Признание такого автономного статуса морали и морального деяния, моральной свободы, независимости и автономии человека является, согласно Канту, принципом и предпосылкой, необходимым условием возможности и существенным составным моментом права.
Правовые нормы ориентированы на регуляцию внешних коллизионных ситуаций (столкновение произволов разных действующих лиц) и разрешение этих коллизий с позиций всеобщего закона свободы, т. е. с учетом также соблюдения принципа моральной автономии.
Для гарантирования велений трансцендентального разума (свободы личности, ее моральной автономии, принципа добровольного самопринуждения в сфере морали, правовой формы регуляции и разрешения конфликтов и коллизий) необходима принудительная власть,которая тоже является идеей разума, категорическим императивом. "Карающий закон, — подчеркивает Кант, — есть категорический императив... Ведь, если исчезнет справедливость, жизнь людей на земле уже не будет иметь никакой ценности"1.
Кант развивает представления так называемой абсолютной теории наказания.Уголовное наказание — это справедливая кара за преступление, причинение государством определенного страдания преступнику за содеянное им зло. Наказание — это требование категорического императива, не нуждающееся в дополнительных утилитарных соображениях: преступник "должен быть признан подлежащим наказанию до того, как возникает мысль о том, что из этого наказания можно извлечь пользу для него самого или для его сограждан"2.
Кант отстаивает идею равенства между преступлением и наказанием. Убийство должно караться смертной казнью(исключение делается Кантом лишь для двух случаев — убийства матерью новорожденного внебрачного ребенка и убийства на дуэли). Даже в ситуации роспуска гражданского общества справедливость категорически требует смертной казни последнего убийцы — прямо по его излюбленному афоризму: "Fiat iustitia, pereat mundus" ("пусть свершится справедливость, если даже погибнет мир")3.
Но нельзя согласитьсяс доводами Канта в пользу допустимости смертной казни также и за иные(например, государственные) преступления.
Такое допущение явно нарушает принцип права,который требует равенства между преступлением как нарушением права и наказанием как восстановлением нарушенного права. Этот прин-
1 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 256.
2 Там же.
3 Кант И. Соч. Т. 6. С. 299—300.
••Шт
Раздел V. История философии права и современность
Глава 3. Философия права Нового времени
цип в грубой форме представлен уже в древнем правиле талиона:"око — за око, зуб — за зуб, жизнь — за жизнь". Тонким и точным символическим изображением правового равенства и выражаемой им справедливости стал образ Весов Правосудия— средства равного воздаяния за содеянное.
Цивилизация лишь видоизменила и смягчила грубые формы выражения талиона как принципа равного воздаяния, но сам этот принцип присущ любому праву. И с точки зрения гуманизации наказанияречь должна идти о поисках более точных и возможно мягких форм выражения этого эквивалента —в соответствии с исторически достигнутым реальным уровнем развития общества и его правовой культуры, характером нравов и общественного сознания, состоянием и динамикой преступности и т. д.
Что касается смертной казни,то ясно, что она юридически эквивалентна только одному преступлению — умышленному убий^ ству. Убийство — абсолютное преступление, поскольку оно уничтожает абсолютную и высшую ценность — человеческую жизнь. И жизнь как уникальная ценность не имеет другой равноценной замены: одной жизни по принципу формального равенства эквивалента лишь другая жизнь.
Когда же смертной казнью наказываются другие преступления,не сопровождаемые умышленным убийством1, мы имеем дело не просто с суровостью или жестокостью наказания, а с его явной неправомерностью, противоправностью.
По своей правовой сути смертная казнь за умышленное убийство— это выражение и подтверждение силы права и правового принципа равноценной ответственности в том крайнем случаепротивоправных действий, когда нарушается исходный и главный запрет права — запрет убивать.Наличие такого необходимого и справедливого соответствия между высшей санкцией и основным запретом права имеет фундаментальное значениедля всей системы правовых запретов и соответствующих санкций. Отсюда ясно, что отмена смертной казни за умышленное убийство — это не простая замена одной санкции другой, а отказ от принципа права и равноценной правовой ответственности в самом важном и напряженном пункте правовой регуляции вообще.Но если можно отказаться от принципа правового равенства в этом ключевом пункте, то почему же его надо соблюдать в остальных случаях?
У сторонников полной отмены смертной казни на эти и другие сходные вопросы нет убедительных ответов, согласующихся с требованиями и логикой права.Так, ихссылка на абсолютную ценность человеческой жизни сама по себе правильна, но это по своей сути довод не против, а за смертную казнь, правда, только в каче-
1 Имеется в виду т.н. "квалифицированное убийство", т.е. убийство с отягчающими обстоятельствами.
стве наказания за умышленное убийство, поскольку абсолютно ценна и жизнь жертвы.
Правовая природа смертной казни как наказания за умышленное тяжкое убийство и вовсе упускается из виду в тех случаях, когда со ссылкой на естественное право каждого на жизнь вообще отрицают право общества на установление смертной казни против убийц.Подобные ссылки здесь ничего не меняют: каждый (в том числе и жертва, а не только убийца) имеет по естественному праву право только на свою, а не на чужую жизнь.Кроме того, естественное право, как всякое право и право вообще, необходимо предполагает принцип равного воздаяния за равное.С этих естественноправовых позиций, кстати говоря, ясно, что смертная казнь за убийство — это не произвольная выдумка общества и государства, а необходимое, справедливое и равноценное наказание за преступление против основного естественного права другого человека. Так что общество и государство, по логике естественного права, имеют право на установление в законе смертной казни за умышленное убийство, поскольку такой закон соответствует требованию права и представляет собой как раз официальное признание и защиту естественного права каждого на жизнь.
В разгоревшихся у нас в последние годы острых дискуссиях по этой проблеме противники смертной казни приводят и такой аргумент, как отказ от нее во многих развитых в правовом отношении западных странах.При этом забывают, что мы и они, помимо всех иных существенных различий, находимся на весьма разных ступенях правового развития.Там отказ от смертной казни стал возможен на их собственной базе, в русле веками устоявшегося господства права, правового государства, принципа формального правового равенства, стойкого юридического мировоззрения, правовой культуры и т. д. Такой отказ от смертной казни — это уступка твердого и уверенного в себе правопорядка в пользу более мягких общественных нравовбез сколько-нибудь серьезной опасности поставить под сомнение принцип и требования права. Мы же пока делаем первые шаги по преодолению тоталитарной системы и ее антиправовых установлений (в том числе и в области уголовного наказания и смертной казни), лишь начинаем движение к праву и правовой государственности, только еще робко заговорили о доброте, милосердии и укрощении жесткости. Надо сперва добиться утверждения самого принципа правового равенства и элементарного правопорядкав нашей жизни, включая и сферу уголовного права и процесса. Нам предстоит еще долгий путь к утверждению принципа правового равенства, от которого наши сторонники полной отмены смертной казни уже заранее готовы отказаться в ключевом вопросе права, уповая на окольный путь к добру и на "прыжок" в гуманизм.