Неврология и квантовая механика
Возможные возражения против теории детерминизма происходят из двух источников: неврологии и квантовой механики. Я рассмотрю их по очереди.
Хондрих утверждает, что "теория детерминизма, изложенная в этой книге и состоящая из трех указанных гипотез, получает очень сильную и очевидную поддержку, по крайней мере, со стороны обычной нейрологии" (Ibid., p. 304). Почему он считает вправе утверждать это? Фактически же он утверждает, что данные неврологии скорее подтверждают каждую из гипотез в отдельности. Например, вероятность первой гипотезы – гипотезы корреляции – возрастает благодаря подтверждению психоневральной близости открытиями, сделанными в области изучения "ощущения, восприятия, обучения, памяти, удовольствия и боли" (Ibid., p. 283). Вторую гипотезу в некоторой степени подтверждает отсутствие "инициирующего начала", или беспричинной причины, действий, ибо один из тезисов Хондриха состоит в том, что психоневральная пара, причинно обусловливающая действие, сама является следствием. Наконец, третья гипотеза совместима не только с наличием контроля за телесными движениями со стороны центральной нервной системы, но и с нашим донаучным понятием действия. Оправданна ли претензия Хондриха на то, что его теория подтверждается указанными эмпирическими данными, – отчасти зависит от того, способен ли он опровергнуть все возможные альтернативные онтологии сознания, также совместимые с этими эмпирическими данными. Достиг ли Хондрих успеха в этом – пусть решает читатель.
Квантовая теория представляет собой раздел физики, постулирующий существование "квантов" – излучений энергии дискретными пакетами. Развитие квантовой механики породило знаменитую проблему, состоящую в том, что, видимо, невозможно одновременно и точно определить импульс и координаты субатомных частиц. В той мере, в какой можно точно определить координаты кванта, он кажется похожим на частицу. В той мере, в какой можно точно определить импульс кванта, он кажется похожим на волну. Данная проблема известна как принцип неопределенности Гейзенберга, названный так в силу нашей неспособности одновременно знать точные значения обеих характеристик кванта. Зачастую полагают, будто квантовая механика служит доказательством индетерминизма, поскольку некоторые события, постулируемые в ее рамках, обладают непредсказуемыми свойствами. В детерминистской вселенной каждое событие, в принципе, предсказуемо – при наличии достаточного знания причин мы способны предсказывать их следствия. Квантовая теория даже дала повод для вывода, будто существуют беспричинные события.
Можно полагать, что квантовая теория представляет опасность для теории Хондриха в следующем плане: предположим, что квантовая теория действительно (хотя это спорно) предполагает индетерминизм во вселенной, т.е. непредсказуемость некоторых ее свойств. Предположим также, что она требует от нас постулирования беспричинных событий. Если можно утверждать подобное, то возникает сомнение относительно второго и третьего принципов Хондриха. Если имеются беспричинные события, то ментальное событие может быть причиной, но может не быть следствием. А это нарушает выдвигаемый Хондрихом принцип, что психоневральные пары в равной степени являются и причинами, и следствиями. Далее, некоторое ментальное событие могло бы быть беспричинной причиной действия, что нарушает третью гипотезу, которая предполагает, что имеются причины намерений, причинно обусловливающих действия. Квантовая механика могла бы предоставить концептуальные средства для индетерминистской теории сознания, как полагали, например, сэр Карл Поппер и Джон Экклз.
Ответ Хондриха отчасти состоит в том, что квантовая теория представляет скорее проблему, нежели подтверждение для индетерминистских теорий сознания. Предположим, что квантовая теория допускает беспричинные события. Если это верно, то имеют место случайные события. Но стороннику свободы (libertarian) ментального требуется нечто иное. Утверждение о том, что наши действия беспричинны, не является аргументом в пользу проявления в них свободной воли. В этом случае они были бы лишь произвольными явлениями, над которыми у нас нет никакого контроля. Скорее, замечает Хондрих, для правильной теории деятельности существенное значение имеет детерминизм, ибо быть агентом действия (agent) отчасти означает быть одной из причин своих собственных действий. "Случайные события, – заключает он, – не совместимы ни с детерминизмом, ни со свободой и ответственностью" (Ibid., p. 333). Вместе с тем у Хондриха есть и другие сомнения в том, дает ли вообще квантовая теория хорошее основание для индетерминизма.
Ясно, что Хондрих считает свою теорию детерминизма истинной. Он осознает, что предлагаемое им доказательство ее истинности еще не устраняет всех возможных сомнений, и готов признать, что любая научная теория, в принципе, открыта для пересмотра. Поэтому он говорит, что данная теория имеет "хорошее подтверждение" (Ibid., р. 374). Ее сила в том, что она предполагает теорию сознания, совместимую с современной наукой и получающую определенное подтверждение, а не опровержение со стороны неврологии.
ЖИЗНЕННЫЕ НАДЕЖДЫ
В третьей, заключительной, части "Теории детерминизма" Хондрих рассматривает вытекающие из его теории ответы на семь вопросов: одни из них имеют отношение к личности, другие – к морали, третьи – к политике. Вот они: (1) На что каждый из нас может реалистически надеяться в оставшейся жизни? (2) Как следует относиться к тем людям, которые делают нам добро или зло? (3) Возможно ли нам познать истину? (4) Должны ли мы признавать себя и других морально ответственными за свои действия? (5) В чем нравственное достоинство людей? (б) Следует ли конкретные действия оценивать как справедливые или несправедливые? (7) Какова должна быть политика? Все это сложные философские вопросы, и рассмотрение их могло бы, к сожалению, увести нас от темы данной книги. Однако мне следует отметить, что Хондрих различает два подхода к этим вопросам: один основывается на идее "инициирующего начала" (originator) – личности как беспричинной причины действий, а другой отвергает подобного зачинателя. Именно второй подход согласуется с его собственной теорией детерминизма. К примеру, что касается вопроса (7), то Хондрих считает, что политический консерватизм должен быть исключен, поскольку он предполагает "инициирующее начало" – индивидуальное я, которое причинно не обусловлено быть тем, кем оно является. Теория детерминизма не представляет угрозы для тех наших надежд в отношении будущего, которые стоит иметь. Мы можем иметь "жизненные надежды", даже будучи детерминированными, где "иметь жизненную надежду ...означает надеяться либо на то, что достигнешь определенной цели, либо на то, что осуществится определенное положение дел" (Ibid., p. 508). От идеи наказания как простого возмездия следует отказаться, ибо люди причинно обусловлены делать то, что они делают, и они отнюдь не действуют как беспричинные причины. Хондрих заканчивает свою книгу различением двух основополагающих жизненных позиций: безысходной и утверждающей. Он призывает утверждать жизнь.
Глава 5
ФУНКЦИОНАЛИЗМ
Функционализм – это теория, согласно которой находиться в ментальном состоянии значит находиться в функциональном состоянии. Функциональное состояние – это состояние, которое можно индивидуализировать или выделить благодаря его каузальным отношениям; поэтому ментальное состояние обусловливается конкретной разновидностью причины, скажем, сенсорными данными на входе (sensory input), и имеет конкретную разновидность следствия, скажем, некоторое поведение на выходе (behavioural output). Кроме того, ментальные состояния также каузально связаны друг с другом. Всю совокупность каузальных отношений, в которые вступает данное ментальное состояние, называют "каузальной ролью" этого состояния или иногда "функциональной ролью". Любой конкретный вид ментального состояния характеризуется конкретным видом функциональной роли. Быть в конкретном ментальном состоянии – именно конкретном – значит играть конкретную функциональную роль – именно эту функциональную роль. В определенном смысле функционализм представляет собой попытку обойти проблему сознания и тела. Он предоставляет философский каркас, в рамках которого можно разработать научную психологию без обращения к онтологии личности. Примечательно, однако, что многие функционалисты также являются и материалистами. Многие люди полагают, что если ответить на вопрос "Для чего нужно сознание?", то это будет ответом к на вопрос "Что такое сознание?", и вместе с тем они считают, что ментальные состояния – это физические состояния и что личность представляет собой лишь очень сложный физический объект. Поэтому прежде всего необходимо сказать несколько слов об отношении между функционализмом и материализмом.
Функционализм и материализм – это не одна и та же теория. Функционализм представляет собой теорию, согласно которой ментальное состояние есть, в сущности, следствие некоторых перцептивных данных на входе и причина некоторого поведения на выходе. Ментальные состояния, кроме того, выступают причинами и следствиями друг друга. Материализм же представляют собой теорию, согласно которой каждое ментальное состояние тождественно некоторому физическому состоянию, скажем, состоянию мозга или всей центральной нервной системы. Ясно, что функционалисту может показаться привлекательной материалистическая трактовка личности, поскольку состояния мозга, видимо, хорошие кандидаты на роль следствий сенсорных входных данных и причин поведенческих выходных данных. Ясно, к тому же, что состояния мозга находятся в каузальных отношениях друг к другу. Важно отметить, однако, что функционализм per se18 логически не влечет за собой материализм. Из того факта, что существуют ментальные состояния, выполняющие каузальную роль определенного рода, логически не следует, что эти ментальные состояния суть физические состояния. То, что они являются физическими состояниями, например состояниями мозга есть научная гипотеза, а не необходимое следствие функционализма.
Функционализм действительно влечет за собой материализм, если добавить всего лишь одну посылку, а именно что все причины и следствия суть физические причины и следствия. Стало быть, если в каузальные отношения могут вступать только физические сущности – физические состояния, события, объекты и т.д., – то в случае истинности функционализма истинен и материализм. Следствием функционализма является утверждение, что каждое ментальное состояние есть одновременно и причина, и следствие. Новая посылка гласит, что только физические состояния могут быть причинами, или следствиями, или тем и другим. На этом основании можно заключить, что если функционализм истинен, то каждое ментальное состояние есть физическое состояние, а это и есть материалистическая точка зрения.
Посылка о том, что причина и следствие могут быть только чем-то физическим, нуждается в обосновании, но здесь можно привести два соображения в ее пользу. Мы уже видели в главе, посвященной дуализму, что существует метафизическая проблема: как качественно разные субстанции могут каузально взаимодействовать? Если ментальные причины и следствия суть физические причины и следствия, тогда данная проблема не встает. Вместе с тем нефизическая причина, имеющая физическое следствие, или нефизическое следствие физической причины не могли бы быть включены в известную нам систему научных законов. Подобные отношения находились бы в вопиющем противоречии с любым естественнонаучным взглядом на вселенную. Они были бы "чем-то новым под солнцем". И несмотря на это, я не вижу ни одного убедительного и решающего аргумента в пользу тезиса о том, что каузальные отношения имеют место только между физическими сущностями.
Поэтому функционалисты делятся на материалистов и тех, кто не чувствует себя приверженцем какой-либо определенной онтологии сознания. Все функционалисты придерживаются той точки зрения, что конкретный вид ментального состояния может быть реализован множеством различных способов. Например, с позиции функционализма ощущать боль (being in pain) – значит находиться в некотором функциональном состоянии. Ощущать боль – значит находиться в состоянии, которое возникает как следствие входных данных и служит причиной поведенческой реакции на боль. Подобное объяснение истинно для любых существ, способных ощущать боль: людей, кошек, собак, марсиан. Однако то, как реализуется это состояние, может существенно различаться в зависимости от строения этих существ. Боль может быть реализована путем возбуждения С-волокон в центральной нервной системе человека, но способ их стимуляции у собак может быть физиологически иным. Возможно, у марсиан нет С-волокон или даже нет центральной нервной системы. Ментальное состояние одного типа может иметь разные способы реализации, и, в принципе, реализация не обязательно должна быть физической. Представим, что вы и я, в сущности, души или сознания. В этом случае состояние боли могло бы быть реализовано как внутреннее духовное или ментальное событие при условии, что оно возникало как следствие доступных определению перцептивных данных на входе и было причиной определенного поведения на выходе, а также находилось в необходимых каузальных отношениях с остальными нашими ментальными состояниями. Это как раз и есть то, что я имел в виду, когда говорил, что функционализм в некотором смысле обходит проблему сознания и тела. Быть в ментальном состоянии – значит быть в функциональном состоянии. Из чего логически следует, что существо любого вида, способное находиться в этом функциональном состоянии, способно находиться и в соответствующем ментальном состоянии. И не так важно, из чего сделано это существо, при условии что в нем может быть реализовано данное состояние.
Если тезис о физическом характере всех причин и следствий ложен, то функционализм логически совместим со всеми описанными в этой книге теориями сознания, за исключением логического бихевиоризма. Функционализм вполне совместим с дуализмом сознания и тела, идеализмом, нейтральным монизмом и феноменологией. (Обратите внимание на то, что все ментальные состояния могли бы быть физическими состояниями, даже если не все причины и следствия носят физический характер, поэтому функционализм совместим все же с материалистической трактовкой личности, даже если материалистическая посылка относительно причин и следствий ложна.)
Функционализм оказывается логически несовместимым с логическим бихевиоризмом по той причине, что, как мы видели в главе 2, согласно логическому бихевиоризму, быть в некотором ментальном состоянии – значит быть в некотором поведенческом состоянии. Обладание сознанием означает либо определенное поведение, либо склонность к определенному поведению. А это совершенно несовместимо с функционализмом. Функционалисты определяют ментальное не как поведение, но как причину поведения. С логической точки зрения, если А есть причина В, а В – следствие А, то А и В не тождественны. Только различные сущности могут находиться в каузальных отношениях.
Функционализм формировался как теория сознания двумя, в известной степени, независимыми путями. Как мы видели в главе 4, среди причин создания теории тождества сознания и мозга было желание преодолеть один из недостатков логического бихевиоризма. Сторонники этой теории полагали, что логико-бихевиористский анализ, вероятно, можно провести лишь в отношении одного важного подкласса ментальных состояний – диспозиционных состояний, т.е. убеждений, намерений, мотивов и желаний. Однако им не казалась интуитивно правдоподобной та точка зрения, что и случающиеся время от времени ментальные состояния носят лишь поведенческий характер. Мысли и эмоции, к примеру, трактовались ими не как поведенческие состояния, но как состояния мозга. Так, в частности, один из теоретиков тождества сознания и мозга, австралийский философ Дэвид Армстронг, убедительно доказывал, что сознание является не поведением, а внутренней причиной поведения (внутренней физической причиной поведения). Армстронг, безусловно, материалист, но в своей важной статье 1970 г. "Природа сознания" ("The Nature of Mind") он выдвигает доводы в пользу функционалистского материализма. Он соглашается с бихевиористами в том, что понятие сознания логически связано с понятием поведения, правда, связано не отношением тождества. Сознание он определяет как то, что вызывает поведение. В статье Армстронга формулируются главные положения функционализма: индивидуализация ментальных состояний по их каузальным отношениям и отождествление их с функциональными состояниями.
Другим направлением в новейшей интеллектуальной истории, приведшим к функционализму, были исследования по искусственному интеллекту. В частности, английский математик и теоретик вычислительных систем Алан Тьюринг опубликовал в философском журнале "Майнд" ("Mind") в 1950 г. оказавшую огромное влияние статью "Вычислительные машины и интеллект" ("Computing Machinery and Intelligence"). В этой статье Тьюринг стремится обосновать логическую возможность машинного интеллекта, и отчасти его стратегия обоснования связана с изобретением теста, который впоследствии стал известен как "тест Тьюринга".
Этот тест предоставляет критерий, позволяющий решить, обладают ли компьютеры интеллектом. Суть его состоит в следующем. Сначала в одну комнату помещаются мужчина и женщина, которые должны отвечать на вопросы, задаваемые им человеком, находящимся в отдельной комнате. Ответы передаются в печатном виде или посылаются с помощью телепринтера тому, кто задает вопросы, и он должен по каждому ответу определить, кто ответил на вопрос – мужчина или женщина. Затем женщину сменяет компьютер. В этом случае спрашивающий должен по каждому ответу установить, кто ответил на вопрос – мужчина или компьютер. И по тому, насколько чаще ему удастся выносить правильные решения в случае компьютера, нежели в случае женщины, нам следует судить об интеллекте компьютера.
Итак, каковы бы ни были достоинства или недостатки теста Тьюринга как критерия искусственного интеллекта, его связь с функционализмом состоит в следующем. Состояния компьютера, выполняющего некоторую программу, определяются по отношениям между входными данными и между выходными данными и по их отношениям друг к другу. Программное (software) описание операций компьютера является функционалистским описанием, ибо сводится к следующему: если получены такие-то входные данные, то возникает такое-то состояние, или если машина находится в одном состоянии, но входные данные не поступают, то она переходит в новое состояние, и т.д. Важно, что таким образом можно функционально описать систему, не принимая никаких онтологических обязательств относительно того, как реализуется выполнение подобной программы. Программные описания являются функционалистскими описаниями, и это служит вторым важным импульсом для разработки функционализма как теории осознания.
Далее я рассмотрю деятельность двух философов, каждый из которых пришел к функционализму своим путем. Это современные североамериканские философы Хилари Патнэм и Дэвид Льюис.
ПАТНЭМ