Ментальные и физические феномены

Первая попытка Брентано зафиксировать различие ментального и физического представляла собой отбор примеров ментальных и физических феноменов. Можно было бы подумать, что эта процедура не обоснована, ибо, разумеется, Брентано уже должен был владеть различением ментального и физического, чтобы решать, какие примеры принадлежат к какому классу. На самом деле данная процедура не столь необоснованна, как представляется. Брентано уже сделал допущение, что мы фиксируем различие еще на уровне здравого смысла, и потому можно считать, что он просто уточнил то различение, которым нам обладаем. В любом случае, все же имеется различие между, с одной стороны, обладанием способностью отличать А от В и, с другой стороны, способностью в явной форме устанавливать различие между А и В. Точка зрения Брентано заключается в том, что мы способны в целом отличать ментальные феномены от физических, но пока не способны четко сформулировать, в чем заключается это отличие.

Брентано снабжает нас следующими примерами ментальных феноменов: "слышание звука, созерцание цветного предмета, ощущение тепла или холода... мышление общего понятия" (Ук. изд., с. 24), и утверждает, что все "состояния воображения" суть ментальные явления (Ук. изд., с. 24). И в довершение всего:

Всякое суждение, всякое воспоминание, всякое ожидание, всякое умозаключение, всякое убеждение или мнение... – это психический феномен. И, с другой стороны, психическим феноменом является всякое движение души: радость, скорбь, страх, надежда, мужество, отчаяние, гнев, любовь, ненависть, вожделение, желание, намерение, удивление, восхищение, презрение и т.д. (Ук. изд., с. 24).

Этим примерам противопоставлены следующие физические феномены:

Цвет, фигура, ландшафт, которые я вижу, аккорд, который я слышу, тепло, холод, запах, которые я ощущаю, а также схожие образы, которые являются мне в фантазии (Ук. изд., с. 24).

Отметим, что выбор Брентано примеров, вероятно, больше всего соответствует его собственному сформировавшемуся представлению о различении ментального и физического, чем представлению здравого смысла. Например, не ясно, будут ли образы, появляющиеся в воображении, считаться физическими тем человеком, который философски не рефлектировал над этим (или даже теми, кто это делал). Также примечательно, что среди примеров физических явлений оказываются слышание звука, созерцание цветного предмета и т.д. Брентано считает так, поскольку проводит различие между разными видами феноменов, т.е. явлений, но ведь ясно, что сама демаркация ментального и физического уже, по существу, есть демаркация акта осознания и объекта, на который этот акт направлен. Сам акт осознания (awareness) представляет собой ментальный феномен, но содержание, или объект, данного акта является физическим. И именно потому, что этот критерий имплицитно работает уже в данном случае, образы нашего воображения классифицируются как физические.

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

Брентано осознает, что демонстрация примеров отнюдь не то же самое, что определение, и предпринимает попытку прояснить критерий различения ментального и физического, который предполагался его выбором примеров. Предложенным им критерий таков:

Под "психическими феноменами" мы имеем в виду представления, а также все те явления, для которых представление служит основанием (Ук. изд., с. 24).

И сейчас нам нужно уточнить, что Брентано имеет в виду под "представлением", поскольку в данном отрывке этот термин выступает в качестве критерия ментального. Далее читаем: "Примером психического феномена служит любое представление, возникшее через ощущение или фантазию" (Ук. изд., с. 24). Возможно, по крайней мере, два способа интерпретации этого утверждения. Брентано мог употреблять термины "идея" и "представление" как взаимозаменяемые, так что если нечто приобретается благодаря ощущению или воображению, то это может быть названо обоими именами: "идея" или "представление". Или, при другом прочтении, имеются два вида приобретения, возможные благодаря чувству и воображению: идеи и представления. Сам Брентано дает четкое объяснение своим намерениям: "Под представлением я понимаю здесь не то, что представляется, но акт представления" (Ук. изд., с. 24). Брентано проводит различие между ментальным актом и его содержанием. К примеру, если вы слышите звук, то должны при этом различать два компонента: сам звук и ваше слышание его. Звук представляет собой объект вашей осведомленности (awareness), но ваше слышание и есть ваша осведомленность о нем. Если вы видите цвет или форму, то цвет или форма являются объектом или содержанием вашей осведомленности, но это отнюдь не то же самое, что и ваше видение, которое есть осведомленность о цвете или форме. Брентано оставляет термин "представление" для обозначения осведомленности об объекте и исключает его употребление для объекта осведомленности. Объект осведомленности не то же самое, что осведомленность о нем, или, наоборот, представленные объекты не то же самое, что представления о них.

Ясно, что представление есть акт сознания. Имеются разные виды представлений, например объект может быть представлен с помощью видения его, воображения его, мышления о нем, обоняния его и т.д. Каждое из них есть различный вид акта представления (Ук. изд., с. 24). Так что акты представления (представлений) суть ментальные явления, но Брентано говорит, что феномены, "основанные на" представлениях, также считаются ментальными" (Ук. изд., с. 24). Какой же смысл в данном случае он вкладывает в выражение "основанные на"? Ведь это, в конце концов, просто пространственная метафора.

Выражение "основанные на" может быть понято следующим образом. Некоторые феномены представлены, и их представление есть ментальный феномен. Некоторые же феномены непосредственно не представляются подобным образом, но, однако, они считаются ментальными, поскольку не имели бы места, если бы не имело места определенное представление. Иными словами, не только все представления суть ментальные феномены, но и другие ментальные феномены считаются таковыми, ибо они предполагают представления как необходимые условия своего собственного существования. Эта интерпретация согласуется с предоставленными Брентано примерами:

Ни о чем нельзя судить, нельзя также ничего пожелать, ни на что нельзя надеяться или чего-либо опасаться, если это "что" не представляется (Ук. изд., с. 24).

Итак, пока человеку не предъявят объект надежды или страха, он не может надеяться на него или же бояться его. Таким образом, надежда и страх считаются ментальными феноменами, поскольку они "основываются на" представлениях. Думаю, что этого положения предполагают придерживаться независимо от того факта, что конкретный страх или надежда могли бы считаться ментальными, поскольку они сами являются представлениями.

Именно по этой причине Брентано чувствует себя вправе заключить относительно ментальных феноменов, что "они либо являются представлениями, либо ... основаны на представлениях" (Ук. изд., с. 30). Одно заключительное прояснение понятия "представление" выглядит следующим образом: "То, как мы употребляем глагол "представлять", "быть представленным", означает то же самое, что и "являться" (Ук. изд., с. 35). Оно полностью согласуется с убеждением Брентано в том, что представление объекта следует отличать от самого объекта, но добавляет тот нюанс, что если объект представлен кому-либо, то он ему является. Следствием, по Брентано, оказывается то, что явление объекта не есть сам объект, даже несмотря на то, что сам объект действительно является. Его явление заключается в том, что он представлен.

Брентано выражает определенное удовлетворение использованием понятия представления для различения ментальных и физических феноменов. Относительно утверждения о том, что только ментальные феномены являются либо представлениями, либо основываются на представлениях, он говорит: "Данное определение охватывает все приведенные выше примеры психических феноменов и вообще все принадлежащие к этой сфере явления" (Ук. изд., с. 24). Несмотря на выраженное Брентано удовлетворение, данное им объяснение подвержено критике. Предположим, что мы принимаем наличие представлений в брентановском смысле. Предположим далее, что все его примеры ментальных явлений суть или представления, или основываются на представлениях. Тогда, пожалуй, могла бы сохраниться возможность того, что в некотором дофилософском смысле существуют ментальные феномены, не являющиеся представлениями и не основывающиеся на них. И в самом деле, спорно, что некоторые ментальные феномены представлены (даже несмотря на то, что Брентано старается доказать, что это не является тем, в чем заключается "быть представлением"). В данных им примерах представленные вещи прямо попадают в раздел физических, но ведь настроения, образы, эмоции, удовольствия и страдания и т.п. с точки зрения здравого смысла являются ментальными, тем не менее спорно, что они представлены и сами не являются представлениями в брентановском смысле. Если это верно, то окажется, что, хотя Брентано и сформулировал достаточное условие ментальности феномена, он все же не сформулировал необходимого условия. И все потому, что с большой долей вероятности можно утверждать, что имеются, по крайней мере, некоторые ментальные феномены, не соответствующие его требованиям. Потребовалась бы дальнейшая аргументация и прояснение выражения "основывается на" для того, чтобы показать, что образы, настроения и эмоции считаются ментальными, поскольку они основываются на представлениях. Брентано не смог исключить возможность существования физических феноменов, основанных на представлениях (в некотором смысле выражения "основанный на").

ВНЕШНЕЕ ПРОСТРАНСТВО

До сих пор мы видели, что Брентано пытается демаркировать ментальное, приводя примеры ментального и физического, а также с помощью определения, в котором применяется понятие "представление". А сейчас нам следует обратиться к третьему методу фиксации различия ментального и физического, который Брентано отвергает. В прямом смысле это взгляд, согласно которому физические феномены являются пространственно-временными, а ментальные феномены – лишь временными. Брентано следующим образом формулирует данное различение:

Все физические феномены [говоря] обнаруживают протяженность и пространственную определенность: будь они явлениями зрения или какого-нибудь другого чувства или же образами фантазии, которая предоставляет нам подобные объекты. С психическими феноменами все обстоит прямо противоположным образом: мышление, воление и т.п. являются непротяженно и без расположения в пространстве (Ук. изд., с. 30).

Брентано приписывает этот взгляд Декарту (правильно), Спинозе (неправильно) и Канту (правильно). Достоинство подобного взгляда заключается в том, что он порождает простое различение: физические феномены суть "те феномены, которые являются протяженными и пространственными" (Ук. изд., с. 30), а ментальные феномены суть "те, что не обладают никакой протяженностью и пространственной определенностью" (Ук. изд., с. 30). Короче говоря, те и только те феномены являются физическими, которые в равной мере протяженны и пространственно локализованы, и те и только те феномены, которые темпоральны, являются ментальными.

Брентановская критика этой традиционной формулировки различия между ментальным и физическим оказывается обоюдоострой. Он стремится продемонстрировать, что некоторые ментальные события являются пространственно-временными и что, по крайней мере, возможно, что некоторые физические события не являются в буквальном смысле пространственными.

Эта, вероятно, неожиданная возможность объясняется следующим образом. В определенных идеалистических традициях пространственность физических феноменов рассматривается как психологическое достижение. Первичные данные, получаемые субъектом в результате сенсорного воздействия, т.е. звуковые явления, запахи, цвета и т.п., сами по себе не локализованы в пространстве, но пространственно организованы воспринимающим. "Существующие первоначально без пространственной определенности, они локализуются нами позднее" (Ук. изд., с. 31), – пишет Брентано. Чтобы понять правдоподобность этого, следует помнить, что Брентано по-прежнему говорит о физических феноменах (физических явлениях) для нас, а также принять, что, по крайней мере, возможно, что мир, каким мы его воспринимаем, отчасти ментально сконструирован.

Противоположная возможность, а именно что ментальные события могли бы быть пространственными, ближе здравому смыслу. Например, возможно чувствовать боль и удовольствие частями тела, так что чьи-либо боли и удовольствия пространственно будут локализоваться в тех частях тела, где они ощущаются нами. Допустимо и то, что мысли человека находятся там же, где и он, а эмоция находится в существе, которое ее переживает: "Мы помещаем, например, феномен ярости в разъяренного льва, а наши собственные мысли – в заполняемое нами пространство" (Ук. изд., с. 31). Но все же это не точное понятие физической локализации. Мы по-прежнему можем спросить, где именно во мне находятся мои мысли и эмоции. Однако, чтобы опровергнуть тезис о том, что все ментальные события исключительно темпоральны, Брентано достаточно того, что им может быть дана какая-то пространственная – пусть и неопределенная – локализация. Заметьте, Брентано не утверждает, что на этом основании оказываются истинными материализм или нейтральный монизм, хотя интересным следствием этих теорий является то, что ментальным событиям могут быть даны достаточно точные пространственные локализации. Ментальные события там, где находятся физические события, с которыми они тождественны.

Если возражения Брентано убедительны, то то, что некоторый феномен является физическим, не будет достаточным условием того, чтобы он был пространственно-временным, поскольку он мог бы быть ментальным. Не является необходимым условием для того, чтобы феномен был физическим, что он является пространственно-временным, поскольку он мог бы быть физическим, но, по сути, лишь темпоральным. Не является достаточным условием того, что феномен ментальный, чтобы он был только темпоральным, поскольку он мог бы оказаться физическим. И не является необходимым условием того, что некоторое событие ментально, чтобы оно было только темпоральным, поскольку оно могло бы быть пространственно-временным.

Брентано утверждает, что "протяженность демонстрируют и психические феномены" (Ук. изд., с. 32).³⁰ Если нечто протяженно, то оно обладает размером. Брентано привержен той точке зрения, что феномены, имеющие пространственно-временную локализацию, являются протяженными, а это вполне приемлемая точка зрения. Если нечто локализовано в, над или под чем-либо еще, то оно находится в некотором пространственном отношении к этой вещи, и трудно было бы увидеть, как это возможно, если бы оно само не занимало пространство. Если сказанное верно, то из этого следует, что нечто обладает размером или является протяженным, так как это и есть то (часть того), что подразумевается под "заниманием пространства". Можно было бы возразить, что из утверждения "X пространственно локализован" не следует утверждения "X обладает размером", поскольку абстрактный объект, например математическая точка в геометрии, может быть определен в пространстве, не занимая какого-либо пространства. Феномены типа боли, однако, представляются имеющими размер: боль, к примеру, может простираться вниз по чьей-нибудь ноге, хотя и есть некоторая странность во фразе "моя боль длиной тридцать сантиметров". Боль, вероятно, напоминает визуальное поле, будучи пространственно протяженной, но без четко определенных границ. В любом случае, для брентановской критики указанного различения достаточно, чтобы некоторые ментальные феномены были бы протяженными в определенном смысле, ибо частью данного различения является то, что ментальные феномены только темпоральны.

Брентано готов допустить, что могут существовать контраргументы к различным рассмотренным им возражениям, но, несмотря на это, он утверждает, что требуется новый способ фиксации различия ментального и физического. В конце концов, не достаточно же определения ментального как того, у чего отсутствует определенное свойство, а именно пространственность. Ведь это лишь негативное определение "ментального", т.е. указывающее нам на то, чем ментальное не является, а не на то, чем оно является. Необходимо позитивное определение, которое и скажет нам, что же такое ментальное.

Интересно, что сам Брентано на мгновение принимает возможность того, что ментальному нельзя дать четкого определения. Возможно, вообще нет такого набора свойств, которым бы обладали все ментальные феномены, и только они. Это одно из немногих мест, где Брентано, кажется, допускает, что не может быть четкого различения ментального и физического. Он, однако, быстро отказывается от этой мысли в пользу своей собственной теории ментального, к которой мы сейчас можем перейти.

ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ

Центральным понятием брентановской философии является интенциональность. "Интенциональность" – это специальный философский термин, который означает направленность на объект. Его не следует смешивать с обычным английским словом "намерение" (intention), и его лучше всего представить словами самого Брентано:

Всякий психический феномен характеризуется посредством того, что средневековые схоласты называли интенциональным (или же ментальным) внутренним существованием предмета и что мы, хотя и в несколько двусмысленных выражениях, назвали бы отношением к содержанию, направленностью на объект (под которым здесь не должна пониматься реальность) или имманентной предметностью (Ук. изд., с. 33).

Этот отрывок нуждается в прояснении. Схоласты, или средневековые ученые, разработали католическую философию в пределах, по сути, аристотелевской системы мышления. Под "внутренним существованием" (inexistence) объекта Брентано имеет в виду то, что объект нашей мысли или восприятия может в действительности и не существовать независимо от них. Он не склоняется к тому мнению, что то, к чему относится наш опыт, существует независимо от самого опыта. Оно могло бы зависеть от акта осознания своего собственного существования. Под "имманентной предметностью" Брентано подразумевает существование в качестве объекта осознания (awareness). To, о чем существует чей-либо опыт, не тождественно с самим этим опытом, даже если бы оно и не могло существовать в отсутствие этого опыта. В целом учение о том, что все ментальные феномены (и только они) направлены на объект, есть учение об интенциональности. Интенциональность – это свойство или характеристика ментального быть "о чем-то". Например, бессмысленно говорить, что имеет место просто восприятие, а не восприятие того или иного (даже если данное восприятие иллюзии или галлюцинации). Также мало смысла в разговоре о том, что имеет место просто мышление, а не мышления о том или ином (даже если то, о чем мыслят, есть нечто воображаемое). Подобные ментальные феномены, как и все другие, являются интенциональными или же демонстрируют интенциональность. Объекты различных ментальных актов суть их содержание: то, что воспринимается, то, что желают и т.д.:

Любой психический феномен содержит в себе нечто в качестве объекта, хотя и не одинаковым образом. В представлении нечто представляется, в суждении нечто утверждается или отрицается, в любви любится, в ненависти ненавидится, в желании желается и т.д. (Ук. изд., с. 33).

Брентано чувствует, что наконец-то он нашел надежный критерий для проведения различия между ментальным и физическим:

Это интенциональное существование свойственно исключительно психическим феноменам. Никакой физический феномен не демонстрирует ничего подобного. Тем самым мы можем дать дефиницию психическим феноменам, сказав, что это такие феномены, которые интенционально содержат в себе какой-либо предмет (Ук. изд., с. 34).

Если это верно, то Брентано, в конце концов, нашел позитивное определение "ментального". Он сказал, чем же является на самом деле ментальное.

Существует два очевидных способа критики данного определения, и Брентано знает о них. Во-первых, можно было бы утверждать, что существуют не интенциональные ментальные феномены, и, во-вторых, можно было бы утверждать, что существуют нементальные феномены, являющиеся, тем не менее, интенциональными. Например, может оказаться, что существуют интенциональные физические феномены. Нам предстоит проанализировать каждое утверждение в отдельности.

Некоторые современники Брентано выдвигали следующее возражение: хотя и приемлемо, что мысли и желания обладают интенциональными объектами, переживания вроде удовольствия и страдания таковыми не обладают. Вы можете переживать удовольствие и страдание, и это все, что касается вашего состояния. Ваше страдание не направлено на объект, подобно восприятию. Чтобы сделать понятным это возражение, мы должны провести ясное различие, которое Брентано принимает. Это различие между объектами ментального состояния и причиной ментального состояния. К примеру, причиной чьей-либо депрессии могло бы быть некоторое состояние мозга, но объектом депрессии могла бы быть необходимость выполнить определенные задачи. В этом случае ясно, что то, к чему относится чья-либо депрессия, не есть состояние чьего-либо мозга, даже если оно является причиной депрессии, так что причины и интенциональный объект могут различаться. Поэтому когда возражают, говоря, что феномены удовольствия не являются интенциональными, то этим отнюдь не утверждают, что у них нет причин.

Ответ Брентано на это возражение сводится к тому, что больше переживаний являются интенциональными, чем мы были бы готовы признать: "Некоторые чувства, несомненно, относятся к предметам" (Ук. изд., с. 34). Он имеет в виду случаи, когда мы довольны X, сожалеем относительно Y, печалимся о Z. Как он говорит, "и язык сам указывает на это посредством выражений, которыми он пользуется" (Ук. изд., с. 34). Тем не менее ему приходится признать, что определенные феномены, например настроения, не представляются в прямом смысле интенциональными. Представьте, что вы находитесь в состоянии депрессии или веселитесь и нет ничего конкретного, в отношении чего вы находились бы в депрессии или веселились (хотя, несомненно, существовала бы причина вашего состояния). Решение Брентано этой проблемы заключается в том, чтобы сказать, что подобные ментальные феномены в некотором смысле указывают на самих себя. Феномен сам по себе является собственным интенциональным объектом. Подобное решение представляется мне достаточно изобретательным и, возможно, ложным. Например, если вы находитесь в состоянии депрессии, вы отнюдь не испытываете депрессию от того, что находитесь в состоянии депрессии. Если вы чувствуете радость, ваша радость не направлена на саму себя. Она не рассматривает себя как свой интенциональный объект. Брентано, однако же, удовлетворен своим ответом и говорит:

Итак, мы с полным правом можем рассматривать интенциональное существование объекта как общее свойство всех психических феноменов – как свойство, отличающее этот класс явлений от класса явлений физических (Ук. изд., с. 35).

Могут ли существовать физические феномены, демонстрирующие интенциональность? Думаю, могут. В прямом смысле многие физические события направлены на объект. Человек стреляет из винтовки по мишени, наносит удар по подвесной груше, указывает на дерево. Также и многие биологические механизмы являются, функциональными в смысле "целенаправленности": растение наклоняется к тропинке, чтобы быть на свету. Направленность на объект существенно важна для описанных мной физических событий. Если это верно, то "направленность на объект" не является неким уникальным свойством ментальных феноменов. Я полагаю, что "внутреннее существование объекта" не является исключительной чертой ментального: механический робот будет продолжать делать движения руками, приспособленные для складывания объектов, когда больше уже не будет самих объектов для складывания. Если ментальное и физическое должны отличаться по принципу "все или ничего", как того желал бы Брентано, то необходимы дополнительные характеристики ментального.

Брентано продолжает обсуждение отличия ментального от физического и за пределами своего собственного решения. Он обсуждает еще три явно соперничающие с его точки зрения: точку зрения, что только ментальные феномены могут восприниматься внутренним сознанием; точку зрения, что наше знание о собственных ментальных состояниях особенно достоверно и непогрешимо, и точку зрения, что только ментальное в некотором смысле сугубо индивидуально (private). Излагая свою собственную теорию интенциональности, он принимает первую точку зрения, полностью отвергает вторую и с некоторыми оговорками принимает третью.

ВНУТРЕННЕЕ СОЗНАНИЕ

Критерий "внутреннего сознания" формулируется Брентано следующим образом:

Вот еще одна характерная черта, общая для всех психических феноменов: они воспринимаются исключительно во внутреннем сознании, в то время как физические феномены даны лишь во внешнем восприятии (Ук. изд., с. 35).

Подобная демаркация делает различие ментального и физического зависимым от различия внутреннего и внешнего, которое нельзя считать полностью ясным. Оно приблизительно соответствует различию между деятельностью пяти чувств и деятельностью интроспекции, а также различию между опытом, не являющимся чувственным, и тем, который таковым является. Существует проблема относительно формирования различия "внутреннее-внешнее" без обращения к понятиям ментального и физического самим по себе. Например, нельзя будет сказать, что физические объекты являются объектами внешнего восприятия, а ментальные объекты являются объектами внутреннего восприятия, если мы собираемся использовать это различение для определения "ментального" и "физического". Тем не менее философы формулировали различие внутреннего и внешнего без обращения к "ментальному" и "физическому". Например, Кант полагал, что "внутреннее чувство" относится только ко времени, а "внешнее чувство" является пространственно-временным. Брентано и сам говорит, что "кому-то, возможно, покажется, что таким определением сказано немного" (Ук. изд., с. 35), вероятно, потому, что дистинкция "внутреннее-внешнее" неясна.

Брентано пытается максимально прояснить это определение с целью его дальнейшего использования. И он делает следующий шаг в этом направлении, утверждая, что "психические феномены – это те феномены, по отношению к которым только и возможно говорить о восприятии в собственном смысле" (Ук. изд., с. 36). Он не находит аргументов для этого заключения, но все же на один из них можно было бы намекнуть. Внутренний опыт является разновидностью внешнего опыта, поэтому не существует никакого внешнего опыта без посредничества внутреннего опыта. Это означает, что нет объекта внешнего опыта, который не становится понятным в терминах нашего собственного ментального состояния. Не совсем ясно, присоединяется ли в явной форме Брентано к подобному тезису, но одно подобное утверждение функционирует в качестве скрытой посылки в его утверждении, что любой объект восприятия является, строго говоря, ментальным. Возможно, Брентано делает слишком сильное утверждение. Точка зрения, что не только наши ментальные состояния, но все воспринимаемые явления, в действительности, ментальны, вероятно, весьма напоминает точку зрения Рассела о том, что не только наши ментальные состояния являются состояниями нашего мозга, но и то, что мы воспринимаем, является, строго говоря, частью нашего мозга.

Брентано делает и еще одно заявление. Он говорит, что ментальные феномены и "только они – феномены, которым наряду с интенциональным присуще также и действительное существование" (Ук. изд., с. 36). Напомним, что если нечто обладает интенциональным существованием, то вполне возможно, что оно не существует независимо от ментального состояния; оно является не ментальным состоянием, а объектом ментального состояния. Следовательно Брентано в данном случае говорит, что ментальные феномены и в самом деле существуют, но мы не можем заключить, что физические феномены обладают чем-либо большим, чем интенциональным или зависимым от сознания существованием. Как это все понимать? Думаю, этому учению можно придать смысл и даже сделать его приемлемым, если провести различие между, с одной стороны, бытием или существованием и, с другой стороны, воспринимаемостью в качестве обладающего бытием или существованием. Если нечто существует, то оно существует tout court,³¹ но если нечто воспринимается как существующее, то оно может существовать, а может и не существовать тогда, когда не воспринимается. Согласно Брентано, быть воспринятым в качестве обладающего бытием есть вторичное или производное состояние, а само бытие – первичное и непроизводное состояние. И это потому, что, вероятно, независимые от сознания объекты – парадигматически физические объекты – являются, строго говоря, только воспринимаемыми в качестве обладающих бытием и, таким образом, для того, чтобы существовать, зависят, насколько нам известно, от ментальных феноменов, например от восприятий.

Подобное учение похоже на идеализм. Читателю можно было бы напомнить об имматериализме Беркли, рассмотренном в главе 2. Тем не менее Брентано не является идеалистом. Есть еще одно крайне важное отличие его философии сознания от философии Беркли. Беркли полагал несомненно ложным утверждение, что различные объекты существуют невоспринимаемыми. Брентано, наоборот, полагает, что это вполне возможно. Он стремится оставить место для логической возможности того, что объекты восприятия – вещи, которые мы воспринимаем, – существуют невоспринимаемыми. Этого, согласно Брентано, мы не можем знать или окончательно доказать, но мы также не можем исключить этого. Он предлагает нам пример с цветом:

Цвет нам является, лишь когда мы его представляем" (Ук. изд., с. 37), но "все же отсюда никак нельзя заключить, что цвет не может существовать, не будучи представленным (Ук. изд., с. 37).

Брентано очень осторожен, когда отводит физическому только интенциональное существование. Как мы увидим, он предвосхищает важную тенденцию гуссерлевской феноменологии, когда отказывается догматически отводить физическому независимое от восприятия существование, также догматически не отрицая его:

Мы не слишком далеко уйдем от истины, если вообще откажем физическим феноменам в каком-либо ином, кроме интенционального, существовании (Ук. изд., с. 38).

Брентано имеет в виду "отрицание в целях своей теории", а не абсолютное. Его взгляд можно считать осторожным утверждением, что физические объекты обладают, по крайней мере, интенциональным существованием.