Проблемы и понятия философской герменевтики.

ГЕРМЕНЕВТИКА

Гермене́втика (др.-греч. ἑρμηνευτική — «искусство толкования», от ἑρμηνεύω — «толкую», этимология которого неясна^[1]):

· искусство толкования, теория интерпретации и понимания текстов, в том числе, текстов классической древности^[2];

· направление в философии XX века, выросшее на основе теории интерпретации литературных текстов. С точки зрения герменевтики задача философии заключается в истолковании предельных значений культуры, поскольку реальность мы видим сквозь призму культуры, которая представляет собой совокупность основополагающих текстов.

Теоретик и (или) практик в области библейской (богословской), философской или филологической герменевтики называется гермене́втом.

Базовые понятия герменевтики

· Герменевтический круг

· Необходимость предпонимания

· Бесконечность интерпретации

· Интенциональность сознания

Герменевтика (гр. hermenentike — истолкование) — искусство толкования различных текстов, символов, смыслов социокультуры. Активно использовалась в теологии (истолкование учений, священных текстов, Библии), филологии как интерпретация художественных текстов древних авторов на современный живой язык. Философская проблематика герменевтики впервые стала разрабатываться Фридрихом Шлейермахером (1768-1834) — протестантским теологом и философом. В его трудах заметно влияние И.Канта и особенно Г.Фихте («Наукоучение»). Главную функцию герменевтики видел в выявлении способа выражения мысли, определяющего индивидуальность, своеобразие текста. Противопоставлял герменевтику диалектике и грамматике, которые, выявляя общее, не в состоянии уловить индивидуально-стилистической особенности произведения.

Вильгельм Дильтей (1833-1911) — представитель философии жизни, основатель понимающей психологии. Метод понимания, применяемый в исследовании истории, противопоставляет методу объяснения, который присущ наукам о природе. Если в основе объяснения лежит опыт, продуктивно-конструкторская деятельность рассудка, то понимание сходно с интуицией и характеризуется непосредственным постижением некоторой духовной целостности. Собственный мир понимается через самонаблюдение (интроспекцию), мир другого путем «сочувствования», «сопереживания». Герменевтика же выступает как метод понимания культуры.

Э. Гуссерль в основу понимания помещает «неосознанный фон интенциональных актов познания», «нетематический горизонт», который дает некоторое представление о предмете. «Горизонты» отдельных предметов сливаются в единый «жизненный мир», делающий возможным понимание одного другим. Отдельные культурные и исторические памятники имеют смысл только через соотнесенность с «жизненным миром».

М. Хайдеггер в качестве «жизненного мира» рассматривает языковую реальность. «Язык — дом бытия». Поэтому герменевтика не только искусство толкования текстов, но и «свершение бытия», которое наиболее полно проявляется в многозначном творчестве поэтов. Истолкование поэтического слова — главная цель и функция герменевтической философии.

Одним из выдающихся представителей герменевтики XX века по праву считается Ханс Георг Гадамер (1900). В своих теоретических концепциях он опирался на «понимающую психологию» В.Дильтея, теорию «жизненного мира» Э. Гуссерля, учение о языке М. Хайдеггера. Последнего признавал своим непосредственным учителем. Гадамер рассматривает герменевтику не только как метод понимания текстов, но как особую философию понимания. Ее предметом, наряду с историко-гуманитар-ными науками, является и вся совокупность знаний о мире и человеческом бытии. Поэтому понимание выступает как универсальный способ существования действующего человека, как его непосредственный (жизненные проявления, экзистенция), так и опосредствованный (история, культура) опыт. Таким образом, пониманию придается онтологическое значение.

Герменевтика как философское знание — это анализ самого процесса понимания движения к истине. Герменевтика — это не результат, а путь к знанию, сама практика получения истины.

Герменевтика признала единственно доступным и ценным мир человеческого общения. Мир культурных ценностей внутри него составляет язык, с помощью которого должны быть поняты и истолкованы все составляющие культуры.

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ.

М. Шелер видел главную опасность своего времени в инфляции идеи человека и работал над проектом философской антропологии, которая опирается на "порядок сердца". Если и есть философская задача, решения которой наша эпоха требует как никогда срочно, так это задача философской антропологии" (Шелер М. Избранные произведения. М., 1994. С. 70).

Антропологический поворот философии имел важное значение для уяснения образа человека. В философских и научных теориях он определялся как часть природы, подобие бога, познающее существо, социально-политический, юридический субъект, нравственная личность, элемент экономической, национально-государственной структуры и т. д. Сущность человека философская антропология усматривала в его "неукорененности, незавершенности и недостаточности". Человек не имеет природных инстинктов и вынужден сам искать формы своего существования. Уникальность положения человека в космосе выражается в том, что он не имеет в нем заранее фиксированного места. Чтобы утвердить себя, он создает культуру. Рассматривая человека как культурное существо, ориентированное в своих действиях на высшие ценности, философская антропология прорывает узкий горизонт философии сознания. Человек - это не только познающее, но переживающее, не только разумное, но духовно-телесное существо. Важным значением антропологического поворота можно считать разрушение прежнего образа человека, который строился на путях поиска его "природы" или "идеи". Возникла задача его самоопределения, которое было бы свободно от редукции как к животному, так и божественному.

Однако устранение субстанциальных и атрибутивных, функциональных и структурных характеристик привело к неопределенности "человеческого". Оно стало постепенно претерпевать усиливающуюся инфляцию. Психология стала отказываться от изучения души, философия - от познающего субъекта, литературоведение - от автора. На передний план в XX в. выдвинулись Фрейд и Маркс, которые пытались развернуть философию от изучения духовно-смысловых феноменов к над- или подсознательным структурам. Эти идеи присутствуют во всех влиятельных философских течениях нашего времени. Может быть только философская герменевтика остается сегодня последним оплотом старой метафизики смысла. В остальном же господствует интерес к социальным, политическим, экономическим структурам или к телесным аффектам, желаниям и влечениям. Это вызвано осознанием того обстоятельства, что в современном обществе власть реализуется не столько в форме идеологии, манипулирующей сознанием, сколько в форме управления телесными практикой и желаниями.

ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ

Философская герменевтика имеет глубокие исторические корни. Ее название ассоциируется с греческой мифологией, где Гермес играл роль посредника между богами и людьми, а также с разного рода герменевтическими знаниями, ясновидением. Существуют давние связи герменевтики с логикой, риторикой, поэтикой; это оказалось определяющим для ее дальнейшего развития как науки об истолковании в эпоху Ренессанса и Реформации, когда остро возникла проблема перевода и понимания старого культурного наследия. В ходе конфронтации теологической, юридический и филологической герменевтики выявилась их зависимость от догматических предпосылок, а попытка освобождения привела к романтическому проекту Шлейермахера. Поворот от догматики к исторической герменевтике был осуществлен Дильтеем, который представлял историю как большую непонятную книгу, подлежащую расшифровке и истолкованию. Важным шагом вперед можно считать соединение герменевтики с психологией и феноменологией. Хотя сегодня "выживание" или "сочувствие" как условия понимания поступков живших в прошлом великих людей уже не считается необходимым для понимания, тем не менее связь герменевтических процедур с эмпатическим сопереживанием не вызывает сомнений.

Философская герменевтика является одним из влиятельных духовных течений современности. Огромную роль в ее становлении сыграла книга X. Г. Гадамера "Истина и метод". Герменевтика Гадамера представляла собой серьезную попытку преодоления философского кризиса эпохи. Сегодня герменевтика уже не вызывает прежнего энтузиазма и розовых надежд. Но это не должно быть причиной отказа от нее. Она сохраняется в составе философских методов и дисциплин в качестве локальной и региональной практики анализа истории. На это обстоятельство недавно вновь указал П. Рикер.

Гадамер попытался вписать герменевтическую парадигму в общий процесс, который он охарактеризовал как волну технократической враждебности к истории. Действительно в 60-х годах произошло изменение стиля мышления, сопровождавшееся не только математизацией, но и новыми представлениями о предмете исследования. Гуманитарные науки уже не считались "науками о духе". Именно по отношению к ним можно было говорить о "смерти человека". "Психология без души", "антропология без человека", "эпистемология без познающего субъекта", "литературоведение без автора" - эти лозунги выражали общее недовольство традиционной гуманистикой, отсылающей к таинственным "природе" или "сущности" человека.

Гадамер проявил необычную для гуманитария настойчивость по пропаганде герменевтического движения. Ему удалось убедить в значимости герменевтического метода даже методологов естествознания. Но Гадамер претендовал на раскрытие таких предпосылок познания, которые уже не могут быть обоснованы методами самой науки. "Философская герменевтика, - писал Гадамер, - включает философское движение нашего столетия, преодолевшее одностороннюю ориентировку на факт науки, которая была само собой разумеющейся как для неокантианства, так и для позитивизма того времени. Однако герменевтика занимает соответствующее ей место и в теории науки, если она открывает внутри науки - с помощью герменевтической рефлексии - условия истины, которые не лежат в логике исследования, а предшествуют ей". (Гадамер X. Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. С. 616).

На чем же основываются подобные универсалистские притязания герменевтики и насколько они оправданы? Прежде всего, на том, что феномен понимания пронизывает все межчеловеческие отношения, включая историю, политику, обмен мыслями и переживаниями, нравственные поступки и эстетические вкусы. Герменевтика не сводится к методике или методологии потому, что отнюдь не абсолютизирует познавательные акты, а, напротив, указывает, что важнейшие предпосылки естественных и гуманитарных наук базируются на некоторых жизненных решениях и связаны с опытом переживания вины, ответственности, желания свободы и справедливости, чувствами веры и надежды. Ее главное значение в современной технической культуре состоит в том, что она указывает на значимость этого опыта, который остается необходимым несмотря на то, что все человеческие решения, как кажется, опираются на факты и доказательства, а не на душевные эмоции. Убеждения и верования, чувства и желания не могут быть доказаны, как не может быть доказано бытие Бога. Но это вовсе не означает, что все это является чем-то выдуманным, ненужным в эпоху технического расчета.

То, что Бог не существует в реальности, что чувства и вера человека во многом иллюзорны, и раньше не было большим секретом. Но почему о "смерти Бога" и о "смерти человека" заговорили в последнее столетие? Потому, что место божественного и человеческого заняли иные фигуры. И это произошло от того, что люди утратили способность мужественно отстаивать истину и поэтому она уже больше не делает их свободными. Герменевтика Гадамера реабилитирует опыт приобщения к истине и опыт нравственного свершения, которые в прошлом были едины. Речь идет, таким образом, не столько об активно-преобразующей, критико-рефлексивной позиции человека, сколько о восприятии прошлого, соучастии с миром и смирением перед бытием. Это только кажется, что экономический рост должен сопровождаться переоценкой ценностей. На самом деле существует историческая преемственность, и герменевтика отстаивает ценность предания, указывая на образцы жизни, которые имели место в прошлом как эталоны современности. Это не мы должны осуждать историю, а она должна служить мерилом оценки наших достижений.

Гадамер противопоставил научному опыту, целерациональной практике и техническому мышлению практические умения и навыки жизни, здравый смысл, язык, эстетический вкус, игру, сообразительность и образованность. По сути дела установка на планирование и расчет, оказавшаяся столь успешной в механике и экономике, стала считаться естественной и самодостаточной, свободной не только от разного рода суеверий и предрассудков, но и от ценностей. Гадамер, с одной стороны, стремился показать наивность и некритичность такой установки, скрывающей за фасадом объективности множество невыявленных предпосылок. С другой стороны, он выступил как знаток и хранитель старинных форм жизни и образования. "Рациональной теории решений", которая претендовала на абсолютную истинность, Гадамер противопоставил традицию практической философии, сохранявшуюся от Аристотеля до Канта. Он также указал на значимость хорошего вкуса и образования, на необходимость здравого смысла и нравственности как условий возможности любых человеческих решений.

Гадамер исходит из определения герменевтики как искусства взаимопонимания между людьми, общественными группами, партиями и регионами, включающего отношения настоящего и прошлого, учитывающего своеобразие типов рациональности в различных культурах.

Процесс понимания является прежде всего и исключительно событием языка и протекает в форме разговора, диалога людей. Разговор это не просто множество монологов, среди которых побеждает наиболее яркий и убедительный. Не сводится он к простому пониманию мысли другого. В разговоре возникает некое общее поле, выражающее суть дела. (см.: Гадамер X. Г. Язык и понимание. Актуальность прекрасного. М.. 1991. С. 48).

Понимание герменевтики как жизненно-практического участия в истории Гадамер воспринял от Хайдеггера. Оно осуществлялось, в частности, на основе истолкования разговора как опыта. Опыт дает нечто такое, что нельзя получить теоретически. Поэтому, стремясь теоретизировать опыт, наука искажает его. Это обстоятельство отмечалось и в методологии науки, которая пыталась раскрыть роль практических навыков и личностного знания и умения. Действительно, распад традиционных форм жизни привел к тому, что дома, в семье дети уже не получают практических умений и всему должны быть научены в школе. Постановка же такого рода образования предполагает реконструкцию сложного строения неявного знания, и в этом значительную помощь может оказать герменевтика. Опыт, который пытается ввести герменевтика, это не только навыки владения предметами и употребления инструментов. Опыт, это прежде всего собственный опыт, т. е. нечто такое, благодаря чему изменяется не только предмет, но и сам осваивающий его человек. Опыт становления человека означает встречу с чужим, которое должно быть признано самостоятельным и не отчуждаемым. В этой встрече осуществляется опыт самосознания как ограничения. Но он же означает и открытость: признание границ связано с возможностью встречи и переговоров. Высший тип герменевтического опыта характеризуется открытостью "Я" по отношению к "Ты", т. е. готовностью услышать другого. Так в разговор пластично вводится нравственное признание, и понимание оказывается формой не только познавательного, но и этического действия.

Кроме верности преданию и нравственного признания понимание характеризуется онтологической открытостью. Вопрошание и диалог ведутся с целью приобщения к сути дела. Их фундаментальное значение раскрывается в том, что в ходе разговора возникает общее проблемное поле, универсальный горизонт понимания или сам логос, который не принадлежит никому.

Чем гарантирована вера Гадамера, что единство говорящих и слушающих субъектов достигается приобщением к сути дела, а не насильственным путем? Ситуация расценивалась неоднозначно. Ссылка на убеждения и верования, складывающиеся в ходе исторического бытия людей, считается некритическим оправданием застарелых норм и обычаев. В частности, критические рационалисты считали, что такие убеждения должны быть подвергнуты анализу и оценке со стороны научной общественности. Они полагали, что политические, экономические и прочие решения должны приниматься с учетом технических возможностей. Однако их суждения были не свободны от возражений: предпосылками "рациональных решений" оказываются интересы принимающих их людей. "Скепсис по отношению к нереальной переоценке разума по сравнению с эмоциональными мотивами человеческой души", который высказал Гадамер (там же. С. 632), сегодня кажется вполне оправданным. Конечно в позиции Гадамера скрывалась некоторая противоречивость. Указывая на наивный объективизм естественно-научной установки, он раскрыл целую систему предпосылок, складывающихся на почве исторического опыта и не контролируемых научными методами и критериями, тем самым, претендуя на рефлексивность и критический анализ в большей мере, чем аналитическая философия. Однако раскрытый им жизненный мир и действующие в нем традиции были объявлены некими естественно-историческими образованиями, сложившимися в ходе выживания людей и поэтому не подлежащими рациональной критике.

Таким образом, можно сделать вывод, что проблема соотношения традиции и новации остается одной из важнейших в наше время. Очевидно, что механизм инновации не устанавливается герменевтикой, ибо это общественное и прежде всего экономическое дело не может быть отдано на откуп философии.

СПЕЦИАЛЬНОЕ ФИЛОСОФСКОЕ ЗНАНИЕ В ГЕРМЕНЕВТИКЕ

Компьютерная эра требует не только более строгого анализа элементов, форм мысли и языка (чем в наибольшей мере занимались неопозитивисты), но и таких целостных его образований, как тексты, документы и т. д. Предвосхищением объективной потребности практики и культуры, что не раз было в истории человеческой цивилизации, в XX веке стала философия - в данном случае такие ее направления, как структурализм или герменевтика. Например, современная герменевтика, опираясь на классические герменевтические традиции, поставила и стала анализировать вопрос, казалось бы частный, но очень важный для современной научно-технической практики: что значит "понимание" текстов? А структуралист К. Леви-Строс (род. в 1908) продвинул вперед формализацию и математизацию лингвистики, уже хорошо подготовленную работами других лингвистов и философов XX века, много сделал для применения теоретико-информационных подходов к языку, к стихосложению. А это, в свою очередь, способствовало возникновению современных "думающих" машин, которые немыслимы без приемов структурирования (то есть разделения на взаимосвязанные элементы, составляющие единые структуры) языковых высказываний, текстов. Не случайно же структуралистскими разработками, моделями интересовались и интересуются кибернетики, математики, современные программисты. Немалое значение структурализм имеет и для искусства. Надо отметить, что формирование структурализма протекало почти одновременно с формированием кибернетики: идеи, что называется, носились в воздухе.

Необходимо иметь в виду, что выделение специальных приемов структурирования (структурализм) и понимания, истолкования (герменевтика) текстов было только одной из тенденций в развитии данных направлений. В целом же создатели структурализма и современной герменевтики глубоко разрабатывали и разрабатывают целые области социальной философии. Так, К. Леви-Строс - один из ведущих этнографов, антропологов XX века - применил к изучению "примитивных обществ", их документов приемы структурного анализа форм бытия, общения, культуры. Г. Г. Гадамер (род. в 1900) - основатель современной герменевтики - много сделал для исследования античной философии и культуры, немецкой классической мысли, использовав это для создания теории понимания (она включает такие, например, важные вопросы, как роль традиций в человеческом понимании и взаимопонимании). П. Рикер (род. в 1913), продолжив разработку герменевтики, анализирует язык в широком контексте социальной жизни и культуры, применяет герменевтику для исследования литературы.

Поэтому специальное философское знание, воплощенное в логико-лингвистических разработках, моделях неопозитивистов, структуралистов, герменевтиков, в самой эволюции анализируемых направлений было тесно связано с более общими философскими рассуждениями и претензиями.

Тут, правда, есть немалые различия между неопозитивизмом, с одной стороны, и структурализмом, герменевтикой, с другой.

Культуролог, этнограф, социальный антрополог К. Леви-Строс с гордостью говорил о возрастании роли гуманитарных наук, наук об обществе. Он полагал, что XXI век будет веком гуманитарных наук. Герменевтика - это тоже по преимуществу "гуманитарная" философия. И потому в этих направлениях переход от специального знания к общефилософским позициям более органичен - он связан с традиционным для философии интересом к истории, культуре, человеку. Претензии же неопозитивистов поначалу были связаны с универсальным "сциентизмом", с ориентированием философии преимущественно на естественнонаучные, математические, формально-логические модели. И это на первое время заслонило и для самих неопозитивистов, и для их критиков тот факт, что неопозитивизм - благодаря анализу форм мысли и языка - во многом стоял и на гуманитарной почве. Удачи на пути обновления гуманитарного знания (создание специальных приемов логико-лингвистического философского анализа) были переплетены с серьезными ошибками. Ограниченности концепций неопозитивистов более всего сказывались там, где от специальных разработок они переходили к более общим философским проблемам. Суть дела состояла в том, что специальное философское знание, особые методы и приемы работы были абсолютизированы, выданы за главные и чуть ли не единственные образцы философствования. Но тем самым новые области знания, в том числе быстро растущего гуманитарного знания XX века, получали более "близкое" им философское обоснование.