Fortis est ut mors dilectio

Я сказал на латыни изречение, написанное в Песне песней; по-
немецки оно гласит: сильна, как смерть, любовь.

Это изречение как раз подходит для восхваления возлюбившей
Христа великой любовью св. Марии Магдалины, о которой столь-
ко писали св. евангелисты, что слава о ней распространилась по все-
му христианскому миру, и так далеко, как это редко бывает. И хотя
многие достоинства и добродетели ее заслуживают прославления,
но горячая и превеликая любовь ее ко Христу горела в ней с такой
неизреченной силой и так в ней действовала, что именно эту любовь
и действие ее по всей справедливости можно сравнить с непреклон-
ной смертью. Оттого и может быть сказано о ней: «Сильна, как
смерть, любовь».

Три вещи, которые производит в человеке смерть тела, соверша-
ет любовь в человеческом духе. Во-первых, смерть похищает и от-
нимает у человека все преходящие вещи, так что не может он уже,
как раньше, ни обладать, ни пользоваться ими. Во-вторых, нужно
ему проститься и со всеми духовными благами, радовавшими тело
и душу: с молитвой, созерцанием и добродетелью, со святым па-
ломничеством, словом, со всеми добрыми делами, которые дают
утешение, усладу и радость духовному человеку; ничего этого не

¹ Печатается по изданию: Экхарт М. Духовные проповеди и рассуждения.
М., 1912

может он больше совершать подобно тому, кто мертв на земле.
В-третьих, смерть лишает человека всякой награды и достоинства,
которые он мог бы еще заслужить. Ибо после смерти не может он
уже больше ни на волос двинуться в Царствие Божие: он остается
с тем, что уже приобрел здесь. Эти три вещи должны мы принять от
смерти, ибо она — расставание тела с душой. Но если любовь к Гос-
поду нашему «сильна, как смерть», она также убивает человека
в духовном смысле и по-своему разлучает душу с телом. Но проис-
ходит это тогда, когда человек всецело отказывается от себя, осво-
бождается от своего «я» и, таким образом, разлучается сам с собой.
Происходит же это силой безмерно высокой любви, которая умеет
убивать так любовно. Называют же ее недугом сладким и смертью
оживляющей. Ибо такое умирание есть излияние жизни вечной,
смерть телесной жизни, в которой человек всегда стремится жить
для собственного своего блага.

Но эта сладкая, отрадная смерть производит все это в человеке
лишь тогда, когда она настолько сильна, чтобы действительно
убить его, а не сделать его только хилым, как случается это со мно-
гими людьми, которые долго хиреют, прежде чем умереть. Другие
хиреют недолго. А еще другие умирают смертью скоропостижной.
Также бывает часто, что люди долго колеблются и рассуждают
прежде, нежели преодолеют себя настолько, чтобы для Бога всеце-
ло отказаться от себя. Ибо часто поступают они так, словно хотят
положить свою душу и умереть; но опять возвращаются к прежне-
му и жадно ищут еще хоть какой-либо малой для себя выгоды; так
что делают они это не исключительно ради Бога, а кое-что остав-
ляют и для себя. И до тех пор они все еще не мертвы по-настояще-
му, но, умирая, чахнут против воли своей, покуда, наконец, благо-
дать Божия, то есть любовь, не одолеет, и они не умрут вполне для
себялюбия. Ибо ничто не может умертвить себялюбия и корысти,
которые суть жизнь и природа человека, кроме любви сильной,
как смерть, иначе никак не могут быть умерщвлены эти свойства.
Поэтому и терпят такую муку те, что в аду. Ибо они алчут только
своего, алчут, как бы освободиться им от муки! И никогда им не
может быть дано это. Потому и умирают они вечною смертью, что
жажда своекорыстия не умерла в них и никогда умереть не может.
И ничто в мире не может им помочь, кроме одной любви, которой
они совсем не причастны.

Таким образом, любовь не только сильна, как телесная
смерть, — она гораздо сильнее адской смерти, которая не может по-
мочь осужденным, как та любовная смерть, что действительно уби-
вает жизнь желания и своекорыстия. И происходит это на трех сту-
пенях.

На первой эта смерть, то есть любовь, разлучает человека с пре-
ходящим, с друзьями, имуществом и почестями, и всеми творени-
ями, так что ничем он больше не владеет и не пользуется ради себя,

и уже предумышленно не двинет ни одним членом по собственной
воле и ради собственной пользы. Раз это достигнуто, душа тотчас
начинает искать благ духовных и обращается к ним, — к молитве,
благоговению, добродетели, восхищению, к Богу. О них научается
она радеть и ими научается наслаждаться с упоением, оно же выше
всех наслаждений, которыми утешалась она раньше. Ибо эти ду-
ховные блага, по самой природе своей, более свойственны ей, неже-
ли блага вещественные. И оттого, что Бог так создал душу, что она
не может быть без утешения, а от вещественных радостей она отка-
залась, чтобы обратиться к духовным, они дают ей такую отраду,
что гораздо труднее ей расстаться с ними, чем тогда, когда она рас-
ставалась с вещественными благами. Ибо тот, кто сам это испытал,
хорошо знает, что часто бывает гораздо легче отказаться от всего
мира, нежели от одного какого-нибудь утешения, одного задушев-
ного чувства, какое иногда дается в молитве или каком-либо духов-
ном подвиге.

Но все это лишь начало по сравнению с тем, что следует даль-
ше и для чего любовь действует в человеке. Если любовь дейст-
вительно сильна, как смерть, то она и действует иначе: она застав-
ляет человека отказаться и расстаться также со всяким духовным
утешением и подобными благами, о коих уже сказано выше; что-
бы человек свободно и вольно согласился покинуть для Бога все,
что до сих пор радовало его душу, чтобы отказался он наслаж-
даться этим или желать этого.

Боже! Кто и не смог бы этого достичь, того принудила бы к то-
му любовь к Тебе: ведь откажется он от Тебя, Тебя ради, и отрешит-
ся от Тебя, ради Тебя. Какую же лучшую и более драгоценную
жертву, ради Него, могли бы принести Богу, как не Его Самого! Но
не дивно ли это, что Ему в дар приносишь Его же и платишь за Не-
го Им же Самим!

К сожалению, немного людей, согласных отказаться от прехо-
дящих вещественных благ, ибо, отказавшись, они все же часто
чувствуют влечение к вещам внешним. Но еще реже встречаются
люди, которые охотно оставляют духовные блага, в сравнении
с которыми все вещественные блага — ничто. Ибо Тобою обла-
дать, Господи (говорит один учитель) [бл. Августин], это — луч-
шее, что когда-либо мог даровать мир, что когда-либо дарует он,
от Сотворения и до Страшного суда!

Но как ни безмерно высока и редка такая отрешенность, есть
еще одна степень, поднимающая человека на более гордую высоту
совершенства в достижении его конечной цели. Это совершает лю-
бовь, которая сильна, как разбивающая наше сердце смерть! И это
бывает, когда человек отрекается и от вечной жизни, и от сокровищ
вечности — от всего, что он мог бы иметь от Бога и Его даров; так
что вечную жизнь для себя и ради себя он ясно и сознательно ни-
когда уже не принимает за цель и не радеет о ней; когда надежда на

вечную жизнь его больше не волнует и не радует, и не облегчает его
бремени. Лишь это — истинная степень подлинного и совершенно-
го отрешения. И только любовь дает нам такое отрешение, любовь,
которая сильна, как смерть: она убивает в человеке его самость
и разлучает душу с телом, так что душа, ради пользы своей, уже не
хочет иметь ничего общего с телом и ни с чем ему подобным. А по-
тому расстается она вообще с этим миром, и отходит туда, где ее ме-
сто по заслугам ее. А что же иное заслужила она, как не уйти в Те-
бя, о, Боже Предвечный, если ради этой смерти через любовь Ты
будешь ее жизнью.

Чтобы совершилось это с нами, в том да поможет нам Бог! Аминь.

МАРФА И МАРИЯ¹

Intravit lesus in quoddam castellum
(Лк. 10, 38-42)

Св. Лука говорит в своем Евангелии, что Господь наш Иисус
Христос пришел в одно селение. Там встретила Его жена по имени
Марфа; у нее была сестра, именем Мария; она сидела у ног нашего
Господа и внимала речам Его; а Марфа заботилась о большом уго-
щении и служила возлюбленному Христу.

Три вещи побудили Марию сидеть у ног Христа. Первая — та,
что благость Божия охватила ее душу. Вторая — невыразимое том-
ление: она томилась, не зная о чем, и хотела, не зная чего. Третья —
сладостное утешение и радость, которые черпала она из вечного
слова, истекающего из уст Христа.

И три вещи заставили Марфу хлопотать и служить возлюблен-
ному Христу. Первая — та, что она была старшей и по внутренней
своей сути привыкла справлять самое насущное, потому что она
полагала, что никто не справится с этим так хорошо, как она. Вто-
рая — мудрое понимание, что, следуя велениям любви, она наилуч-
шим образом устроит внешние дела. Третья — великое достоинст-
во дорогого гостя.

Учители говорят, что Бог готов поддержать всякого человека
в его духовных и телесных нуждах до самого предела его желаний.
То, что Бог насыщает нас духовно и то, что Он насыщает нас чувст-
венно, можно увидеть на примере возлюбленных друзей Божиих.
Насыщая наше чувственное естество, Бог дает нам утешение, ра-
дость и удовлетворение, но, чтобы не изнежиться, возлюбленные

© Прохорова И. М., перевод, примечания, 2001

¹ Перевод выполнен по изданию: Textbuch zur Mystik des deutschen Mitte-
lalters: Meister Eckhart, Johannes Tauler, Heinrich Seuse, ed. Josef Quint, Halle/Saale:
M. Niemeyer, 1952. Проповедь 86 в нумерации И. Квинта.

друзья Божий переводят все это в область внутренних чувств. Ду-
ховное же удовлетворение происходит в духе. Я говорю о духовном
удовлетворении, когда, испытывая блаженство, высочайшая вер-
шина души не опускается вниз, дабы не потонуть в наслаждении,
а располагается над нею в силе своей. Только тогда человек пребы-
вает в духовном благополучии, когда тварной любви или скорби не
удается склонить к себе высочайшую вершину души. Тварью же я
называю все, что ходит под Богом.

Тогда Марфа говорит: «Господи, скажи ей, чтобы помогла мне».
Марфа сказала это вовсе не от неприязни, скорее она сказала так
из благорасположения, коим побуждалась к сему. Следует счесть
это благорасположением или благожелательным упреком. Почему
же? Посмотрите! Марфа видела, что Мария наслаждается от всей
души. Марфа знала Марию лучше, нежели Мария Марфу, ибо
Марфа жила долго и праведно; ведь жизнь дарует самое благород-
ное знание. Жизнь лучше, нежели радость или свет знакомит со
всем, что можно повстречать под Богом, и даже в какой-то мере
знакомит полнее, чем свет вечности. Вечный свет дает познание се-
бя и Бога, но не дает познания себя без Бога. Когда видят только са-
мих себя, тогда лучше замечают, что подобно, а что неподобно.
Об этом свидетельствует святой Павел, а также языческие учители.
Св. Павел, видевший в своем экстазе Бога и себя самого духовно
в Боге, не мог с точностью разглядеть в себе никакой добродетели,
которая присутствовала бы зримым образом; и все оттого, что не
подкреплял ее делами. Языческие учители, упражняясь в доброде-
тели, достигали такой высокой степени познания, что всякую доб-
родетель познавали образней, нежели Павел и святые в своем наи-
высшем экстазе.

Так же было и с Марфой. Потому и словами своими: «Господи,
скажи, дабы она мне помогла» она как бы говорила: «Моей сест-
ре кажется, что она может все, что хочет, покуда сидит при Тебе,
утешаясь Тобою. Дай ей понять, так ли это, вели ей встать и уйти
от Тебя». Это шло от нежной любви, хоть и говорила она серди-
то. Мария пребывала в таком томлении, что не ведала, почему то-
милась, и желала, не ведая, чего желала. Есть у нас подозрение,
что милая Мария сидела подле Христа более по своей воле, неже-
ли ради духовной пользы. Потому Марфа и сказала: «Вели ей
встать!», ибо она опасалась, что та оцепенела в своем сладострас-
тии и не сдвинется с места. Тогда Христос ответил ей и сказал:
«Марфа, Марфа, ты заботишься и суетишься о многом, а одно
нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у
нее». Это слово Христос сказал Марфе, не порицая ее, напротив,
он ответил ей и дал утешение, что Мария станет такой, как того
желала Марфа.

Отчего же Христос так сказал и дважды назвал ее по имени?
Исидор говорит: нет сомнения, что Бог до того времени, когда стал

человеком, и после того времени никогда не называл по имени
тех, кто мог бы когда-либо погибнуть. Кого Он не называл по име-
ни, с теми было не все ладно. «Именованием» же, которое дает
Христос, я называю Его предвечное знание, непреложное извеч-
ное до сотворения всех тварей начертание в живой книге «Отец,
Сын и Дух Святой». Те, что там были названы, и то, что Христос
запечатлел в имени, облачив его в слово, — из тех людей ни еди-
ный не погиб. О том свидетельствует Моисей, к которому Бог сам
обратился: «Я знаю тебя по имени...» (Исх. 33, 12), и Нафанаил,
которому Христос сказал: «Я видел тебя, под смоковницею...»
(Ин. 1, 50). Смоковница означает Бога, в коем имя Нафанаила
было записано извечно. Стало быть, засвидетельствовано, что из
тех людей никто не погиб, и никогда не погибнет тот, кого воз-
любленный Христос назвал человеческими устами из превечного
Слова.

Почему же Марфу Он дважды назвал по имени? Этим Он хотел
сказать, что всякое временное и вечное благо и все, чем могла бы об-
ладать тварь, дано Марфе в полной мере. Когда Он в первый раз
сказал «Марфа», Он свидетельствовал ее совершенство в мирских
делах. Когда в другой раз Он сказал «Марфа», то свидетельствовал,
что у нее нет недостатка ни в чем, что потребно для вечного блажен-
ства. Потому Он сказал: «Заботишься и суетишься о многом», а ду-
мал при этом: ты стоишь при вещах, но не вещи в тебе; у тех много
забот, кому трудно во всяком своем деле. Затруднений не знает тот,
кто все свои дела справляет по образу вечного света; и такие люди
стоят при вещах, а не в вещах. Они стоят к ним совсем близко и все
же обретают не меньше, чем если бы стояли там наверху, у границ
вечности. «Совсем близко», — сказал я, ибо все твари «посредству-
ют». Есть два вида «средств». Одно из них то, без которого нельзя
войти в Бога, — это мирское делание и совершение во времени,
и оно не умаляет вечного блаженства. Делание — когда внешне уп-
ражняются в делах добродетели; а совершение — когда с духовным
целомудрием упражняются внутренне. Второе же средство — отре-
шиться от первого. Поскольку мы для того помещены во время, что-
бы через мирское разумное совершение стать ближе и подобнее
Богу. Именно это подразумевал св. Павел говоря: «...поступайте ос-
торожно... дорожа временем, потому что дни лукавы» (Еф. 5,15-16).
Дорожить временем значит непрестанно с разумением восходит к
Богу , и не в разноликости образных представлений, а в разумной
правде жизни. «Потому что дни лукавы» означает, что день указы-
вает на ночь. Не было бы ночи, не было бы дня, и никто бы не гово-
рил о нем, поскольку все было бы единым светом; именно это под-
разумевал Павел, ибо светлая жизнь слишком мала, и в ней можно
увидеть и тьму, которая закрывает великий дух и затемняет вечное
блаженство. Это же разумел Христос, говоря: «...ходите, пока есть
свет» (Ин. 12,35), ибо кто творит в свете, тот восходит к Богу, сво-

бодный и чистый от всего, что посредствует: его свет есть его совер-
шение, а его совершение — его свет.

Так же было и с милой Марфой. Потому Он и сказал ей: «Еди-
но же есть на потребу», а не два. Я и ты, охваченные вечным светом,
суть единое, а двуединое есть пламенеющий дух, что находится над
всеми вещами и под Богом у края вечности. Дух этот есть двоица,
ибо не видит Бога без посредства. Его познание и Его бытие, или
Его познание и образ этого познания, никогда не станут у Него еди-
ны. Лишь тогда увидите Бога, когда увидите Его духовными очами,
свободными от всяких образов. Тогда единица станет двоицей, дво-
ица единицей; свет и дух, два станут едины, будучи охвачены веч-
ным светом.

Уразумейте, что значит край вечности. Душа имеет три пути
к Богу. Первый — многими совершениями, пламенной любовью
искать во всех тварях Бога. Об этом сказал царь Соломон: «Меж-
ду всеми ими я искала успокоения» (Иис. Сир. 24, 7).

Второй путь — путь без пути, свободный и все же связанный,
возвышения и вознесения над собой и всеми вещами без воли и без
образа, однако у него нет еще устоявшейся сущности. Это разумел
Христос в словах своих: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что
не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах»,
(Мф. 16,17). И св. Петр не созерцал Бога неприкровенным; он был
вознесен над всей тварной разумностью небесной силой Отца до
края вечности. Говорю вам: он был, не ведая того, взят с порывис-
той силой любовного объятия Небесным Отцом в устремленном
ввысь Духе, который вознесен над всем, что есть тварного, в силе
Отца Небесного. Там святой Петр внял голосу, нисшедшему на не-
го сладким звуком, однако же чистому от всякой плотской услады,
в нераздельной истине единства Бога и человека в лице Небесного
Отца Сына. Дерзну сказать: если бы св. Петр видел Бога без по-
средства в природе, как было с ним после и как было с Павлом, ког-
да был он вознесен на третье небо, ему бы речи высших ангелов по-
казались грубыми. И Петр начал произносить разные любовные
слова, в которых Иисус не нуждается, ибо Он, Тот, Кто безо всяко-
го посредства предстоит Богу в свободе истинного присутствия,
смотрит в самое сердце и недра духа. Об этом слова святого Павла:
«Знаю человека во Христе... что он был восхищен в рай и слышал
неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор.
12, 2-4). Это следует понимать так, что св. Петр стоял у края вечно-
сти, но еще не в единстве, созерцая Бога в своем бытии.

Третий путь, хоть и называется путь, на самом же деле есть
пребывание дома, что значит без посредства видеть Бога в своем
бытии. Наш возлюбленный Христос говорит: «Я есмь путь и ис-
тина и жизнь», единый Христос в едином лице, единый Христос в
Отце, единый в Духе, единый в трех: путь, истина и жизнь, единый
возлюбленный Христос, в Ком все три. Вне этого пути образуют

кольцо и посредствуют твари. На пути этом придешь к Богу, ведо-
мый светом Его слова и окруженный любовью Святого Духа и От-
ца и Сына: это превосходит все, что можно облечь в слова.

Тут происходит чудо! Разве не чудо — стоять вне и внутри, ох-
ватывать и быть охваченным, созерцать и быть созерцаемым, со-
держать в себе и быть содержимым; это — совершенство, где Дух
пребывает в покое, соединенный с возлюбленной вечностью.

Вернемся к нашему рассуждению о том, как милая Марфа и с ней
все друзья Божий стоят при заботе, а не в заботе, и здесь мирское де-
лание так же благородно, как и любая служба Богу; ведь оно приво-
дит нас к Нему так же близко, как и то высшее , что может стать на-
шим уделом, исключая разве что лицезрение Бога в Его чистом
естестве. Потому Он говорит: «Ты заботишься и суетишься о мно-
гом» и этим подразумевает, что низшие чувства печалили и удруча-
ли ее, ибо она не была разнежена усладой духовной. Она была при
вещах, но не в вещах; она была вне вещей и они были вне ее.

Три вещи должно помнить в наших делах. Все надлежит де-
лать по порядку, честно и разумно. Порядком я называю то что
везде и всюду согласуется с последующим. Честным — то, вне че-
го во временном мире нет ничего лучше. Разумным же — когда
в благих делах ощутима живая истина в ее радостном присутст-
вии. Там, где есть три эти вещи, там они так же приближают к Бо-
гу и так же душеполезны, как все блаженства Марии Магдалины
в пустыне.

Христос говорит: «Заботишься о многом», не об одном. Это зна-
чит: если душа в чистоте и нераздельности безо всякого совершения
устремляется к краю вечности, то она заботится, если ей препятст-
вует какой-либо предмет, так что она не может с радостью пребы-
вать там, вверху. Человек бывает тогда опечален таким предметом
и погружается в свою печаль и пребывает в заботе. Но Марфа пре-
бывала в в совершенной, неколебимой добродетели и непомрачен-
ном уме, свободною от всех вещей. Поэтому она желала, чтобы и ее
сестра тоже пришла в такое же состояние, так как видела, что та
еще не была в своей сущности. То была прекрасная причина, по ко-
торой она желала, чтобы ее сестра пребывала во всем, что причаст-
но вечному блаженству. Поэтому Христос говорит: «Одно только
нужно». Что же? Это — одно, это — Бог. Это единое потребно всем
тварям; ибо если бы Бог взял все Свое Себе, то все твари стали бы
ничто. Взял бы Бог все Свое из души Христа, где ее Дух соединен
с вечным ликом, Христос стал бы обычной тварью. Потому нужно
только это одно. Марфа опасалась, что ее сестра пребывает в сладо-
стном чувстве и желала, чтобы та была такой же, как она сама. По-
этому Христос, говоря это, как бы добавлял: не тревожься, Марфа,
«Мария избрала благую часть, которая не отнимется у нее». Выс-
шее, что может стяжать тварь, станет ее уделом: она станет блажен-
ной, как и ты.

Послушайте же учение о добродетелях. Добродетельная жизнь
имеет три пункта, которые касаются воли. Первый из них — предать
волю Богу, ибо то, что надлежит совершить для грядущего познания,
отдавая или приемля, — неотвратимо. Есть три вида воли. Первая —
воля чувственная, вторая — честная, третья — вечная. Чувственная
воля жаждет поучения, желает слушать истинных учителей. Честная
воля — такая воля, с которой подходишь ко всем делам Иисуса Хри-
ста и святых, и это означает, что равно заботишься о слове, обычае
и совершениях своих, сообразуясь с наивысшим. Как только все это
будет исполнено, Бог влагает в недра души новое: вечную волю с за-
ветом любви, данным Святым Духом. Тогда душа говорит: «Господи,
подай мне от вечной воли Твоей». И если она исполнит все, о чем мы
до сих пор говорили, и исполненное будет угодно Богу, то Отец вло-
жит в эту душу Свое вечное Слово.

Наши добрые люди скажут, что надо-де достичь совершенства,
чтобы никакое пристрастие не волновало нас и не трогали нас ни
радости, ни скорби. Это неправильно. Я же скажу, что не было ни
единого святого, которого бы ничто не волновало. Но скажу и об-
ратное: святому даровано уже и в этой жизни ничем не отвращаться
от Бога. Подумайте, ведь покуда слова побуждают нас к радостям
и скорбям, могут ли они быть несовершенны? Ведь это не так. Да-
же Христу не было свойственно такое, о чем свидетельствовал Он
говоря: «...душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26, 38). Слова эти
причиняли такую боль Христу, что, если бы на одну тварь легла
боль всех тварей, она не была бы так велика, как была боль Христа;
и это происходило из благородства Его естества и из святого едине-
ния в Нем естества божественного и человеческого. Поэтому скажу:
святых, коим бы страдание не причиняло боли, а радость не была бы
во благо, не было и быть не может. Случается порою — от любви,
милости и благодати Божией — что кто-нибудь, какой-нибудь ере-
тик и маловер говорит, что он, дескать, будучи осыпан милостью,
равно покоен и в радостях, и в скорбях. Но святой и тут не отвраща-
ется от Бога, и хоть и мучается сердце человека, пребывающего в не-
милости, воля же его все равно пребывает в Боге, говоря: «Господи,
я принадлежу Тебе и Ты мне». То, что входит в такого человека, не
нарушает вечного блаженства, поскольку не попадает в наивысшую
вершину Духа в той выси, где он един с благостной волей Христа.

Христос говорит: «Заботишься и суетишься о многом». Марфа
была столь сущностна, что ее совершение ей не мешало; делание и
совершение вели ее к высшему блаженству. Блаженство это не бы-
ло абсолютным: но благородная натура, и постоянное усердие, и преж-
де помянутая добродетель весьма ему споспешествуют. Мария бы-
ла прежде Марфой, пред тем, как стать Марией; ибо когда сидела
она у ног Господа, она не была Марией, она была ею по имени, но не
была ею по сущности, ибо она пребывала в сладостном чувстве и
наслаждении и была взята в учение и пока еще училась жить. Марфа

же пребывала в сущности, а потому сказала: «Господи, скажи ей,
чтобы она помогла мне», как бы желая сказать: «Господи, я бы очень
хотела, чтобы она не сидела сладости ради; мне бы хотелось, чтобы
она научилась жить и обрела жизнь по сущности. Вели ей помочь
мне, дабы она обрела совершенство». Она не звалась Мария, пока
сидела у ног Христа. Марией я называю вот что: изнуренную плоть,
послушную умудренной душе. Послушанием же я называю то, ког-
да воле довольно того, что повелевает целомудрие.

Наши добряки полагают, что могут достичь такого состояния,
когда присутствие чувственных вещей нисколько не затронет их
чувства. Но это не дается им. Чтобы раздражающий шум так же ра-
довал мой слух, как и сладостные звуки арфы, такого сподобиться
я не могу. Но в моей власти, чтобы воля, духовно слепленная в Бо-
ге, была свободна от всякого плотского прельщения, и если просве-
тит меня разум и велит воле отвратиться от этого, то воля ответит:
я сделаю это с охотой. Увидите, борение станет в радость; ведь то,
что человек стяжает с с великим усилием, то станет ему в радость
сердечную и принесет плоды.

Некоторые люди заходят так далеко, что хотят избавиться от де-
лания. Я скажу так: не бывать тому. После того часа, когда апосто-
лы стяжали Духа Святого, они начали свершать добрые дела. «Ма-
рия, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его», училась, ибо
она пошла в ученицы и училась жить. Но после того как она выучи-
лась и Христос вознесся на небеса и она приняла Святого Духа,
лишь тогда начала она служение, отправилась за море, проповедова-
ла и учила и стала служанкой и прачкой апостолов. Когда святые
становятся святыми, только тогда начинают они вершить добрые де-
ла, ибо тогда собирают они сокровища вечного блаженства. Что сде-
лано прежде того, ведет лишь к покаянию и отводит суд. Свидетель-
ство тому Христос: как только стал Бог человеком, а человек Богом,
так и начал Он творить для нашего блаженства — и так до самого
конца, покуда не принял смерть на Кресте. Не было члена на Его те-
ле, который не упражнялся бы в добродетели.

Дабы и нам следовать по пути истинной добродетели, да помо-
жет нам в этом Бог. Аминь.

ИЗРЕЧЕНИЯ МАСТЕРА ЭКХАРТА

1. Мастер Экхарт сказал: «Есть люди на земле, они рождают
Господа духовно, как родила Его телесно Мать Его». Его спроси-
ли: «Что это за люди?» Он сказал: «Это те, что свободны от вещей

Печатается по изданию: Экхарт М. Духовные проповеди и рассуждения.
М., 1912,

и созерцают образ правды, и пришли к тому в неведении; они на
земле, но обитель их на небе, и они погружены в покой. Они про-
ходят здесь, как маленькие дети».

2. Смерть, которой умирают в любви и в познании, благород-
нее и ценнее всех дел, что от начала и до сей поры в любви и же-
лании совершало святая христианская Церковь и совершать бу-
дет до конца мира. Все сии дела служат лишь этой смерти, ибо из
этой смерти рождается вечная жизнь.

3. Кто хочет стать тем, чем он должен быть, тот должен перестать
быть тем, что он есть. Когда Бог создал ангелов, они узрели сущест-
во Отца; это было первое дело их. И они узрели Сына, растущего из
сердца Отца точь-в-точь как растет зеленая ветка на дереве. Более
шести тысяч лет созерцают они это радостное зрелище, а как сие
происходит, о том знают они так же мало сегодня, как тогда, когда
были созданы впервые. И это оттого, что так велико то познание: чем
больше познаешь, тем меньше понимаешь.

4. Кто вожделеет высокого, тот высок. Кто вожделеет видеть
Бога, тот должен быть человеком высокого вожделения. Я гово-
рю, что Бог может все, лишь в этом не может Он отказать челове-
ку великого смирения и вожделения, и если человек не находит
Бога, ему недостает или смирения, или вожделения.

5. Кто делает доброе дело, но не делает его исключительно ради
Бога, а имеет при этом еще другие помыслы, кроме Бога, тот уни-
жает достоинство Бога. Ибо все добрые дела — Божьи дела. Когда
же человек в добром деле имеет в виду что-либо иное, кроме Бога,
то честь дела приписывает он иному и тем самым отымает у Бога
Его честь, и все такие дела неплодотворны и ненужны.

6. То, что зажигает сердце человека благоговением и скорее все-
го приводит его к Богу, — для человека самое лучшее во времени.
Но кто хочет стать сыном Отца, тот должен стать чужим всем лю-
дям и себе самому, и быть чистым внутри и иметь просветленную
душу. Человек, оставь самого себя и твори добро без усилия, и при-
ди к наилучшему; или сохрани себя самого, твори с усилием добро
и не приходи к наилучшему никогда.

7. Священное Писание всегда призывает человека к тому, чтобы
он освободился от самого себя. Поскольку ты свободен от себя, по-
стольку ты властен над собой, а поскольку ты властен над собой, по-
стольку ты принадлежишь себе, а поскольку ты принадлежишь се-
бе, постольку принадлежит тебе Бог и все, что Он когда-либо
создал. Поистине, говорю тебе: как Бог — Бог, а я — человек, если бы
ты был так же мало занят самим собой, как мало ты сейчас занят
верховным ангелом, то верховный ангел принадлежал бы тебе, как
ты сам — себе.

8. То, что Бог недвижим, делает все вещи бегущими. Есть не-
что до того резвое, что оно-то и делает все вещи бегущими, так что
они возвращаются туда, откуда изошли; и все же — в себе самом

оно неподвижно. И чем благороднее какая-нибудь вещь, тем быс-
трее она бежит.

9 . Что есть глагол Божий? Отец взирает на Себя Самого в про-
стом познании и взирает в простую ясность Своего существа; там
видит Он создание всех тварей. Там высказывает Он Себя Само-
го. Слово это ясно, вразумительно и это — Сын.

10. Я говорю: Христос — первый человек. Как так? Первое в мысли
есть последнее в деле. Как крыша — последняя при постройке дома.

11. Если какой-нибудь человек предпочитает одну вещь дру-
гой и если ему милее Бог в одном, чем в другом, то такой человек
груб и незрел, он еще ребенок. Лишь тот стал мужем, для которо-
го Бог равен во всех вещах. Благо тому человеку, для которого все
творения — скорбь и падение.

Его спросили еще: если кто-нибудь хочет забыть себя, должен
ли он заботиться о том, что естественно?

Он сказал: бремя Господне легко и иго Его сладко: Он не хочет
ничего, что не было бы добровольным; то, что тяжело первобытно-
му человеку, умудренному — сердечная радость. Только тому при-
надлежит Царствие Небесное, кто мертв до конца.

Благодать приходит лишь с Духом Святым. Благодать не есть
нечто застывшее, она — вечно становящееся. Истекает она только
из самого сердца Отца без всякого посредства. Благодать сверша-
ет преображение и возвращение в Бога. Она делает душу подобной
Богу. Бог, основа души, и Благодать — едины.

12. Один человек, умудренный в жизни, лучше ста книжных
мудрецов. А жить и читать в Боге — этого достичь никто не может.
Если бы я должен был найти умудренного в Писании, я искал бы
его в Париже и высоких школах высокого искусства. Но если бы
я захотел спросить его о совершенной жизни, то он не мог бы мне
ничего об этом сказать. Куда же мне идти? Только в чистую, сво-
бодную от всего природу; она могла бы сказать мне то, о чем я
с трепетом спросил бы ее. Люди, что ищете вы Живого среди мерт-
вых останков? Отчего не ищете вы живого спасения, которое мо-
жет дать вам вечную жизнь? Ибо мертвому нечего ни дать,
ни взять. И если бы ангел искал Бога в Боге, он не искал бы Его
в другом месте, а только в свободном, чистом, отрешенном от все-
го творения. Совершенство заключается в том, чтобы всякое бед-
ствие, нищету, страдание, злосчастие и позор, всей тяжестью сва-
лившиеся на тебя, переносить добровольно, радостно, свободно,
как желанное, сознательно и спокойно, и так оставаться до смер-
ти без всякого «почему».

13. Бог — нигде. Самым малым Его полно все творение. Самая
сущность Его — нигде.

14. Если бы Бог не был во всех вещах, природа не действовала
бы и не вожделела бы ни в какой вещи. Ибо любо тебе это или нет,
желаешь ли ты это знать или нет, природа в своем сокровеннейшем

ищет и мыслит Бога. Никогда человек не жаждал бы пития, если
бы в этом питии не было бы чего-нибудь от Бога. Природа не пред-
полагала бы ни питья, ни еды, ни отдыха, ни удобства и ничего ино-
го, если бы не было в этом Бога. И она все больше спешит и стре-
мится найти в этом Бога.

15. Когда душа приходит в безымянную обитель, там отдыхает
она, где все вещи — Бог в Боге, там покоится она. Обитель души, ко-
торая есть Бог — безымянна. Я говорю, что Бог неизречен. Одному
из древнейших учителей, нашедшему истину задолго до рождения
Бога, до того как стала христианская вера такой, какова она теперь, —
казалось, что все, что бы он ни сказал о вещах, будет заключать в се-
бе нечто чуждое и ложное, поэтому он хотел молчать. Он не хотел го-
ворить: дай мне хлеба или дай мне пить. Потому не хотел он гово-
рить о вещах, что не мог говорить о них в той чистоте, в которой они
впервые возникли из первопричины. Оттого предпочитал он мол-
чать и выражал просьбу знаками пальцев. И если он не мог говорить
о вещах, то нам подобает хранить полное молчание о Том, Кто пер-
вопричина всех вещей. Мы говорим Бог — Дух. Но это не так: если
бы Бог был Духом, Он был бы изречен. Св. Григорий говорит: «В сущ-
ности мы не можем говорить о Боге. То, что мы говорим о Нем, мы
должны лепетать».

16. Один великий проповедник рассказал в высоком собрании
следующую историю: был однажды человек (о нем можно про-
честь в писаниях святых), целых восемь лет просивший у Бога по-
слать ему человека, который мог бы указать ему путь к правде. Од-
нажды, когда его охватило особенно сильное желание найти
такого человека, был ему голос от Бога, который сказал: «Ступай
к церкви, там найдешь человека, который укажет тебе путь к прав-
де». И он пошел; и увидал бедного человека с ногами израненны-
ми и покрытыми грязью, вся одежда его не стоила трех грошей. Он
поклонился ему и сказал: «Да пошлет тебе Бог доброе утро», а тот
возразил: «У меня никогда не было худого утра!» Он сказал: «Да
пошлет тебе Бог счастья! Почему ты так отвечаешь мне?» Тот воз-
разил: «Никогда не было у меня несчастья». И опять он сказал:
«Ради блаженства твоего, скажи, почему ты мне так отвечаешь?»
Тот возразил: «Я никогда не был неблаженным». Тогда он сказал:
«Да пошлет тебе Бог спасенье! Разъясни мне свои слова, потому
что я не могу их понять». Тот молвил: «Хорошо. Ты мне сказал:
Да пошлет мне Бог доброе утро, а я возразил: у меня никогда не
было плохого утра. Случится мне голодать, я хвалю Бога; терплю
ли скорбь или позор, я хвалю Бога, и потому у меня никогда не бы-
ло плохого утра. Когда ты сказал: да пошлет мне Бог счастья, я
возразил, что у меня никогда не было несчастья. Ибо, что бы ни
послал и ни назначил мне Бог, будь то радость или страданье, кис-
лое или сладкое, я все принимал от Бога как наилучшее — поэто-
му никогда не было у меня несчастья. Ты сказал: «Ради блаженства

моего», тогда я заметил: я никогда не был неблаженным, потому
что всецело отдал свою волю воле Божьей. Чего хочет Бог, того хо-
чу и я, потому никогда я не был неблаженным, ибо только и хотел
одного — Божьей воли». — «Ну, милый человек, а если б Бог захо-
тел бросить тебя в ад, что бы тогда сказал?» Тот отвечал: «Меня!
бросить в ад? Посмотрел бы я, как бы Он это сделал! Но, даже
и тогда, даже если б Он и бросил меня в ад, у меня нашлись бы две
руки, которыми я бы ухватился за Него. Одна, это — истинное
смирение, и им я обвился бы вокруг Него; моя другая рука — лю-
бовь, и ею я обхватил бы Его». Потом он сказал еще: «Я хочу луч-
ше быть в аду с Богом, чем в Царствии Небесном без Него».